Страница 36 из 65
— Погоди! — сказала она. — Я выжму здоровую сумму из Нельса Аккермана! А потом, когда мы сорвем куш, мы удерём и будем обеспечены на всю жизнь. Наберись терпения и не приставай ко мне с любовью, — у меня голова слишком набита всякими планами, и я не могу думать ни о чем другом.
Итак, они расстались, и Питер отправился в «Дом американца» повидать Мак-Гивни.
— Держись крепко! Выпутывайся! — наставляла его Нелл. Но это было не так-то легко, потому что Мак-Гивни начал прощупывать Питера со всех сторон, так и лез ему в душу, стараясь выведать, что там у него произошло с Нельсом Аккерманом. Боже мой! До чего назойливы эти господа, когда речь идет о наживе! Питер твердил своё: он-де вёл честную игру и выложил Нельсу Ак-керману чистую правду, то же самое, что говорил Гаффи и Мак-Гивни. Он сказал, что полиция на высоте и бюро Гаффи всё время преследует красных по пятам.
— А зачем ты ему понадобился? — спросил человек с крысиным лицом.
— Он только хотел убедиться, что ему известно всё самое важное, — отвечал Питер. — Он взял с меня слово, что я буду сообщать ему всё, что мне удастся разузнать об их заговоре против него. Ну, конечно, я обещал, что мы будем обо всем его извещать.
— Ты ещё будешь с ним встречаться? — спросил Мак-Гивни.
— Он ничего об этом не говорил,
— Он взял твой адрес?
— Нет. Я думаю, если я ему понадоблюсь, он опять вызовет меня через вас.
— Хорошо, — сказал Мак-Гивни. — А он дал тебе денег?
— Да; — отвечал Питер, — он дал мне двести долларов и сказал, что не пожалеет денег на это дело. Поэтому надо уж нам для него постараться. Он говорит, что не хочет быть убитым. Он повторил это чуть не десять раз. Кажется, он больше всего говорил именно об этом. Он совсем больной и прямо сходит с ума от страха.
Кончилось тем, что Мак-Гивни расчувствовался и даже поблагодарил Питера за его преданность. Затем стал давать ему новые инструкции.
Красные подняли ужасающий шум. Адвокату Эндрюсу удалось добиться официального пропуска в тюрьму и повидаться с арестованными, и, конечно, они все как один заявили, что заговор был подстроен. Теперь красные решили разослать воззвание к своим единомышленникам по всей стране, рассчитывая добиться гласности и собрать средства на борьбу с «провокацией». Красные держали всё это в строгой тайне, и Мак-Гивни хотел разузнать, откуда они достают деньги. Ему нужно раздобыть экземпляр воззвания, которое они сейчас печатают, и узнать, куда и когда именно будет оно разослано. Гаффи уже предупредил руководителей почтового ведомства, и они обещали конфисковать воззвания и уничтожить их потихоньку от красных.
Питер потирал руки от удовольствия. Вот это настоящее дело! Это значит взяться за этих преступников, как он давно предлагал! Человек с крысиным лицом отвечал, что это ещё пустяки по сравнению с тем, что они намерены предпринять через несколько дней. Пусть Питер делает своё дело, и вскоре он увидит! Теперь, когда публика, под впечатлением заговора бомбистов, как раз пришло время действовать.
§ 55
Питер поехал на трамвае, к Мариам Янкович и по дороге прочел вечерний выпуск «Таймса». В этой газете велась явная травля красных, сомнений быть не могло! Как и предвидела Нелл, приверженцы порядка так и вцепились в книжку Мак-Кормика о саботаже и перепечатывали из нее целые главы, причём самые крамольные фразы были набраны крупным шрифтом, а кое-что помещено в рамке и разбросано там и сям по странице так, чтобы сразу бросалось в глаза. Там же было и фото, изображавшее Мак-Кормика в тюрьме; он не брился уже несколько дней и, вероятно, не слишком-то был доволен, что его снимают, во всяком случае вид у него был такой свирепый, что он мог бы устрашить даже отъявленных скептиков; Питер лишний раз убедился, что он был прав, считая Мака самым опасным из красных.
Газета печатала бесконечные столбцы материалов по этому делу, искусно связывая его с другими террористическими актами и убийствами, имевшими место в истории Соединенных Штатов, а также с заговорами немецких шпионов и бомбистов. По словам газеты, существовала организация убийц, раскинувшая сети по всей стране; эта организация на деньги, полученные от немцев, издавала сотни газет, которые читались миллионами людей. В напечатанной жирным шрифтом передовице было обращение к гражданам, их призывали встать на защиту республики и раз навсегда положить конец красной опасности. Читая всю эту галиматью, Питер, как всякий благонамеренный американец, верил каждому слову газеты и кипел негодованием против красных.
Он не застал дома Мариам Янкович. Мать её была крайне взволнована, так как Мариам стало известно, что полиция подвергает заключенных допросу «с пристрастием», и она помчалась в бюро Совета народов, чтобы созвать собрание радикалов и принять срочные меры.
Питер также поспешил в это бюро и увидел там человек двадцать пять красных и пацифистов; все они были в чрезвычайном волнении. Мариам шагала взад и вперед по комнате, судорожно сжимая руки, и глаза у неё были красные. Тут Питер вспомнил свои давнишние подозрения, что Мак и Мариам любят друг друга. Он принялся её расспрашивать. Оказывается, Мака бросили в «яму», а дровосека Гендерсона положили в больницу после перенесённых им пыток.
Молодая еврейка пустилась в подробности, и Питер невольно содрогнулся: слишком свежо было воспоминание о допросе «с пристрастием». Он и не думал скрывать эту дрожь, но принялся расхаживать взад и вперёд по комнате, подобно Мариам, и рассказывать, каково ему было, когда у него выкручивали кисть руки и отгибали назад пальцы, и как сыро и ужасно в «яме». Таким образом он довёл их чуть не до истерики в надежде, что они решатся на открытое выступление, как этого хотелось бы Мак-Гивни. Почему бы в самом деле не взять приступом тюрьму и не освободить заключенных?
Маленькая Ада Рут заявила, что это вздор, а лучше всего им взять знамена и дефилировать перед зданием тюрьмы, выражая свой протест против пыток, каким подвергали людей, вина которых даже не доказана! Конечно, полиция нападет на них, а толпа, быть может, раздавит или растерзает их на клочки, но должны же они что-то предпринять.
Дональд Гордон возразил, что это лишит их возможности в дальнейшем вести агитацию. Но им надо попытаться организовать забастовку рабочих. Надо разослать телеграммы во все радикальные газеты, собрать деньги и не далее как через три дня созвать массовый митинг. Необходимо также обратиться ко всем рабочим союзам и выяснить, нельзя ли подготовить почву для всеобщей забастовки.
Питер, несколько разочарованный, направился к Мак-Гивни и донёс ему, что было принято довольно-таки умеренное решение. Но сыщик заявил, что всё в порядке и у него есть для красных замечательный сюрприз. Тут он рассказал Питеру потрясающую новость. Питер уже читал в газетах про германских шпионов, но не слишком-то принимал всерьёз эти истории; ведь война бушевала где-то очень далеко, и Питер никогда не видел этого германского золота, о котором так шумели в газетах; к тому же все эти красные были бедняками и каждый из них урезывал себя во всём, отдавая часть своего скудного заработка на брошюры и воззвания, на почтовые издержки и в фонд защиты — на все расходы, каких требовала организация активной пропаганды. И вдруг Мак-Гивни заявляет, что в Американском городе находится настоящий, неоспоримый агент кайзера! Власти уже раскинули свои сети, и Мак-Гивни домогается того, чтобы этот субъект перед своим арестом, пожертвовал известную сумму на радикальное движение.
Питер без всяких объяснений понял, насколько это важно. Если властям удастся доказать, что агитация в защиту Мак-Кормика и остальных заключенных финансируется германцами, то публика готова будет оправдать любые меры, какие предпримут, чтобы покончить с красными. Не знает ли Питер какого-нибудь социалиста-немца, которого можно было бы уговорить завязать сношения с агентом кайзера и принять от него деньги на организацию всеобщей забастовки в Американском городе? Целый ряд крупных промышленных предприятий в этом городе перешли на производство военного снаряжения, и неприятелю несомненно на руку стачки и волнения среди рабочих. Агенты Гаффи уже давно добивались, чтобы немцы что-нибудь пожертвовали в фонд защиты Губера, но тут подвёртывался другой, прямо-таки замечательный случай.