Коготь химеры

XXI

веков не вписывалось в мифологические сюжеты доисторической эры. Трехглавый пес Цербер не сторожил владения, не струилась медленно вечная река Лета, не дежурил круглосуточно на ее берегах лодочник Харон. Зато убегала дальше, в извечный мрак, узкая одноколейка, стыла, ржавея, на рельсах электродрезина да тускло мерцала на стене «Мадонна» — классическая аномалия подземного царства. Традиционные цвета раннего Средневековья — серый, черный, красный — неустанно вырисовывали на стене шедевры мирового искусства. Рембрандт, Да Винчи, Рафаэль, Микеланджело… Картинка менялась каждые пять минут. Абсолютная точность, чистота линий и цветов. К «Мадонне» нельзя было приближаться ближе чем на метр. Иначе из аномалии вырывался сноп света, мгновенно разбивал тело эстетствующего зеваки на корпускулы и за долю секунды всасывал корпускулы в бетон стены. Док аккуратно обошел аномалию по наибольшему доступному радиусу, с опаской приблизился к дрезине. Реликтовые аккумуляторы в деревянном корпусе, насквозь проржавевший электродвигатель, сморщенная, потрескавшаяся кнопка «пуск». Но Док твердо знал: вдави он эту кнопку — и двигатель загудит в рабочем режиме, дрезина повезет седока в самое пекло. «Нет. Пойдем пешком». — Химера, как всегда, абсолютно беззвучно вынырнула откуда-то из черного зева бокового ответвления главного тоннеля и стала рядом. — Как скажешь. Неожиданно, однако предсказуемо под потолком тоннеля зажглась цепочка тусклых желтых огней, и, ориентируясь на эту путеводную нить Ариадны, Док смело, но неторопливо зашагал в неведомое будущее. А метрах в пятидесяти по курсу его уже поджидал ощерившийся крысиный волк просто-таки невероятных размеров. Док даже замешкался с автоматной очередью, с изумлением изучая этого воистину властелина подземного царства. Но крыса, разглядев за спиной сталкера химеру, хрипло пискнула и резво юркнула в какую-то нору. — Здесь, в подземельях, все подчиняются приказам контролеров, — пояснила химера. — Кроме крыс. Однако крысы панически боятся меня. — Потому что ты — кошка, — в свою очередь пояснил Док. — Я — Чудо. Теперь я пойду впереди. — Без проблем. Путь оказался не столь уж длинный. Метров через пятьсот из-за поворота появилась черная, горбатая и уродливая тень бюрера. Док даже не повел в ее сторону стволом автомата — уже привык, что все решает и делает химера. Бюрер хрипло каркнул что-то на своем вороньем языке и призывно махнул корявой лапкой, приглашая следовать за ним — в черный лаз бокового ответвления тоннеля. Чудо тотчас туда нырнула, а за ней безропотно шагнул сталкер. Еще метров сто — и они очутились в грандиозном зале с высокими полукруглыми сводами. Черт его знает, что здесь было до чернобыльского взрыва. Больше всего это походило на московскую станцию метро. Такие же масштабы и архитектурные излишества. Только теперь здесь обосновалась целая колония бюреров. Да что там колония — город, столица зонального бюрерства! Они, бюреры, копошились на каждом пятачке пространства. Всех возрастов и всех степеней уродства. И не будь на Доке защитного шлема со сверхнадежными японскими очистными фильтрами, он бы неминуемо и быстро задохнулся в этом неописуемом смраде. Их проводник быстро юркнул в сторону и растворился в копошащейся массе себе подобных. «Иди сюда», — явственно прозвучал в голове знакомый призыв хозяина-контролера. Куда «сюда», контролер не уточнил, но Док и так уже знал. А потому уверенно двинулся в указанном направлении, нисколько не колеблясь, перешагивая по дороге через тела спящих бюреров. В противоположном конце зала, на крохотной, но чистой от бюреров и их отбросов площадке, его поджидал контролер. Только в этот раз он предстал без своей свиты. — Привет, приятель, — буркнул Док. — Привет, но я не тот… хм… твой приятель. Я — другой. — Какая, к хрену, разница? Контролеры действительно походили друг на друга как две капли воды. — Неверно, разница есть. Просто ты ее не заметишь. Садись, отдыхай. Док с удовольствием сбросил тяжелый рюкзак и уселся прямо на холодный бетонный пол. Кресла ему не предложили. Из полумрака на четвереньках выполз крохотный бюреренок. Странно, но у этого уродца были неестественно громадные человеческие глаза изумрудного цвета. Бюреренок жалобно пискнул и уставился на рюкзак Дока голодным взглядом. Тот подтянул рюкзак поближе к себе, потом подумал, вздохнул и достал банку тушенки. Катнул ее по полу к малолетнему мутанту. Бюреренок жадно, мертвой хваткой вцепился в нее шестипалыми лапками, мяукнул и мгновенно ретировался в свой вонючий полумрак. — Но на всех у меня не хватит. — Док развел руками. — Больше и не надо, — тотчас высверлился ответ контролера в его мозгу. — А ты настоящий человек. Готов поделиться с ребенком последним. — Стараюсь, — буркнул Док. — Но и застрелил бы его, если бы он подал малейший намек на агрессию. — Наверное… Док вытащил из кармана сигареты. — Давай ближе к делу. — Хорошо. Контролер медленно повернулся и достал из черной ниши в стене плоский квадратный предмет. Док вгляделся — и ахнул! Ноутбук! Навороченный, последнего поколения компьютерный шедевр — Док такой видел один раз. Контролер откинул панель монитора, быстро, неестественно быстро пробежал пальцами по клавишам. В отличие от бюреров у него было всего три пальца, но управлялся он с завидной ловкостью. Затем он развернул монитор ноутбука к Доку. — Смотри. Абсолютно полная и достоверная схема помещений и ходов подземелья, которые контролирует «Монолит». Здесь, — контролер ткнул средним пальцем, вернее, трехсантиметровым ногтем среднего пальца, в схему, — периферийный блокпост. На посту — шесть бойцов. Твоя задача — нейтрализовать их. Здесь — главный командный пункт. Там двенадцать бойцов. Задача… хм… Чуда — нейтрализовать их. Все строго согласовано по секундам. А вот тут, прямо под реактором, на глубине трех километров под землей, — помещение, в котором артефакт. Ваша конечная цель. — Почти ясно. — Док, явно озадаченный, почесал затылок. — Почти… Так… ряд вопросов по делу. Док взял паузу, очень долгую паузу, чтобы внимательно изучить схему. Пару раз вздохнул озабоченно, поднял взгляд и уставился в оловянные глаза контролера. — Как я понимаю, проникнуть на главный командный пункт «Монолита» можно только через три ответвления, преодолев, соответственно, по блокпосту на каждом направлении. — Да. — Почему выбран именно этот путь? Что это за боковые ходы? — Теперь он ткнул в монитор указательным пальцем. — И почему они заканчиваются жирной красной чертой? — О существовании тайных боковых ходов «Монолит» не знает. Никто не знает, кроме… нас. Путь задан именно потому, что один из тайных ходов выходит прямо на блокпост. Ты пройдешь именно по нему. Жирная красная черта означает, что выход замурован. Замурован и замаскирован. Повторяю: бойцы «Монолита» понятия не имеют, что за стеной, рядом с блокпостом, находится секретный тоннель. Ты взорвешь со своей стороны кладку в стене и вломишься на пост. Далее — дело техники, твоей техники. У тебя будет три-четыре минуты. Минутой раньше химера проникнет на главный командный пункт. — Почему она? — Попасть туда можно только через систему вентиляционных труб. А проползти по ним человеку вряд ли удастся. Да и… двенадцать бойцов тебе не по зубам. — Понятно. Дальше? — Действовать нужно четко и согласованно. Между блокпостом и командным пунктом трехсотметровый тоннель. Со стороны поста — бронированная заслонка толщиной в два метра, со стороны командного пункта — такая же. Связь двусторонняя. Сигнал тревоги с одной из сторон — и обе заслонки задвигаются, блокируют проход. Поверь мне, преодолеть их невозможно. Потребуется как минимум месяц кропотливой взрывной работы. И на трехсотметровом отрезке между постами под ногами три слоя мин, которые активируются по сигналу тревоги, а также два автономных крупнокалиберных пулемета на входе в командный пункт, тоже начинающие работать по сигналу. Если кто-то из вас… хм… облажается… пиши пропало. Так что… сигнал тревоги не должен прозвучать! — Понял. — Док закурил внеочередную сигарету. — А вот этот ход, сразу за командным пунктом? — О! Именно через него вы и доберетесь до конечного пункта назначения и до артефакта. Замаскированную кладку в стене найдет и укажет Чудо, поскольку человеку это не под силу. И учти, на тебе будет защитный артефакт от «выжигателя мозгов» и, соответственно, от любого пси-воздействия. Так что общаться со своей химерой будешь только знаками. Все ясно? — Так точно. Контролер захлопнул панель ноутбука. — Схема тебе больше не нужна, я уже вложил ее тебе в голову. — Да знаю, знаю я, — шумно вздохнул Док. — Эх, мне бы поспать. — Да спи сколько угодно, на здоровье. Док подложил под голову верный рюкзак, умостился, с наслаждением вытянул натруженные ноги, блаженно прикрыл глаза и мгновенно погрузился в младенческий сон без сновидений. ГЛАВА 8 Американская машинка сработала аккуратно — в результате взрыва четко направленного действия пробило достаточную дыру. Но громыхнуло изрядно, так что стены дрогнули. Док сквозь дым и пыль сразу ввалился на монолитовский блокпост. Контролер, как всегда, не соврал: на посту дежурили шесть бойцов. Один, придавленный рухнувшей стеной, мертвый или контуженный, валялся прямо под проломом. Еще двоих ударной волной разметало в стороны. Бедняги подавали признаки жизни, но угрозы не представляли. А вот трое уцелевших — их спасла от ударной волны массивная бетонная перегородка, — хотя еще не оправились от потрясения, выглядели вполне боеспособными. И все трое в шлемах. Разумеется, в шлемах. Бывалые сталкеры полагали, причем не без оснований, что монолитовцы никогда не снимают свои защитные котелки. Даже когда спят. А жрут и пьют через поднятое забрало. Но автоматов у этих в руках не было — не успели похватать их из пирамиды. Док мгновенно оценил ситуацию и ринулся в рукопашную. Мудрствовать не приходилось. Ударная техника бессильна — ни кулаком, ни ребром ладони, ни ногой бронированного витязя не прошибешь. Вакидзаси тоже, увы, бесполезен. Оставалось старое доброе японское ко-рю. Эта школа джиу-джитсу как раз и создавалась для драки с закованным в латы воином-самураем. Фирменная «фишка» дзю-дзюцу, соль и рис древнейшей борьбы! На его стороне — умение. На стороне противника — численное превосходство. Первого Док завалил излюбленным приемом — разворот боком, широкий шаг вперед, фиксация левой ступни противника своей ступней к полу, мощный толчок плечом в грудь. «Монолитовец» опрокинулся на спину и заорал. Некоторые сталкеры утверждали, что «монолитовцы» не чувствуют боли. Накачаются, мол, всякой гадостью под завязку, и все им по фигу. Оттого и жрут раз в неделю. Этот, судя по всему, чувствовал. Да и как не чувствовать, когда ступня вывернута, связки вдрызг, суставная сумка вдребезги. На всю жизнь глубокий инвалид-хромоножка. А боль жуткая, почти запредельная. Первый — не боец. Второго — тот налетел слева — Док отбросил при помощи мая гири кекоми, таранящего прямого удара ногой в живот. Противник отлетел метров на пять назад. Третий махнул правой по-дилетантски — широко, размашисто, мощно, но неуклюже. Док легко нырнул под руку, вышел за спину, спереди и сзади обхватил шлем и коротким резким движением свернул «монолитовцу» шею. Классика — доли секунды. «Элегантно работаю», — отметил про себя Док. Второй между тем встал в стойку и потянул из чехла на поясе нож, настолько кривой, что лезвие его представляло круг. Сталкеры опять-таки утверждали, что ножи эти «монолитовцы» куют из особого, только им известного сплава, и такой клинок в состоянии прорезать и бронежилет, и защитную пластину шлема, прикрывающую горло. «Вот с тобой, голуба, я покувыркаюсь в партере, — со злорадным боевым задором решил Док. — Умирать будешь долго и мучительно». Дальше пошла классика госинрю. Принцип четвертый — провокация на атаку. Док выпрямился и показал противнику гордо вздернутый средний палец. Тот быком ринулся вперед. Принцип третий — контратака в конце движения противника. Док отклонился корпусом назад и позволил круглому клинку пройтись в сантиметре от шейной пластины. И когда «монолитовец» раскрылся в своей неудачной попытке взрезать противнику горло, Док совместил третий принцип с первым — провел простую завершающую атаку. Тани о тоси — элементарная боковая подсечка с одновременным падением единоборцев. Только Док падал так, чтобы очутиться под противником, «подстелился» под него. Затем — «мертвый» захват сзади за шею и медленное удушение с одновременным растяжением шейных позвонков. «Монолитовец» вначале барахтался, пытался ткнуть ножом за спину, но лезвие только царапало пуленепробиваемое полимерное стекло забрала. Затем затих и начал умирать — медленно и мучительно, как и пообещал Док. На все про все минута, не больше — строго по намеченному графику. Док эффектным прыжком вскочил на ноги, выдохнул резко: «Ц…». В дзю-дзюцу это натужное «ц…» — и способ восстановить дыхание, и победный крик. Затем чисто по-киношному дернул шеей, разминая позвонки, глянул на монитор ПДА. В запасе еще десять секунд. Если через десять секунд заслонка отсека не опустится — хорошо. Значит, химера сделала свое дело, и дальше по плану. Если же заслонка опустится — назад, в неизвестность. — Давай, Чудо! Давай! — крикнул в глубину тоннеля Док. Заслонка не опустилась. Док напоследок оглядел ее и даже потрогал рукой. Да, несокрушимая и непреодолимая преграда. Слоеный пирог. Полметра брони, полметра полимерного бетона, сантиметров тридцать титанового сплава, сантиметров тридцать хренотени неясного предназначения и снова полметра брони. Суммарно в толщину два метра. — Вперед! — скомандовал себе Док и ринулся в трехсотметровый тоннель, ярко освещенный лампами дневного света. Под ногами — густая россыпь мин. Мины в три слоя с дистанционным управлением. Легкое нажатие кнопки на командном пункте — и верхний слой сработал. Тоннель «стерилен». Мины — новейшей украинской технологии. Украинская «тройчатка»: световая вспышка, затем — град сталинитовых шестигранных осколков, и на закуску — выплеск напалма SM — супер-М. Одна капля такого напалма насквозь прожигает пластины бронежилета (кислотное начало). На входе в командный пункт — еще одна заслонка, тоже поднятая. Перед ней — два автономных крупнокалиберных пулемета. Они угрожающе наставили на Дока черные зрачки стволов, но сразу безвольно опустили свои короткие тупые рыла. Командный пункт «Монолита» вряд ли можно было сравнить даже с разделочным цехом мясобойни. Док всякое повидал в своей жизни, да и профессию имел соответствующую, но даже его передернуло от накатившего отвращения. Гирлянды человеческих кишок, разбросанные по всей комнате, развороченные черепные коробки с вывалившимися мозгами, оторванные ноги и руки, кровь. Кровь везде — на стенах, на потолке, на столе, на пульте управления. Химера сидела в углу и умывалась — сначала вылизывала шершавым языком правую лапу, а затем тщательно елозила ею по морде. Кошка — она и есть кошка. — Чистюля гребаная, аккуратнее нельзя было? — не сдержавшись, упрекнул ее сталкер. — Да пошел ты… — огрызнулась в ответ химера. — Как получилось. — Ого! Ты уже освоила ненормативную лексику! — Что такое лексика? — Словарный запас. Хватит чиститься, нам пора. — Теперь можно не торопиться. Прежде всего активируй артефакт. Док даже ахнул испуганно. Точно, он ведь совсем забыл о «выжигателе мозгов». А такая забывчивость в Зоне непростительна и карается жестоко. Торопливо сдернув с плеч рюкзак, он достал контейнер с «куриным богом». Голубоватый сияющий камешек выплыл из контейнера и завис в воздухе. Док снял перчатку с правой руки и медленно протянул руку вперед. «Куриный бог» поколебался немного и доверчиво лег в раскрытую ладонь. Док ощутил только легкое покалывание в кончиках пальцев. Он расстегнул комбинезон и бережно уложил артефакт в нагрудный карман, поближе к сердцу. В тот же миг он почувствовал, что телепатический контакт с химерой потерян. Теперь они могли общаться только жестами. Все шло так, как предупреждал контролер. В полной пси-тишине, но вполне согласованно они двинулись в зев тоннеля. Химера, как всегда, шла впереди, сталкер — за ней. Метров через триста Чудо остановилась и тронула лапой стену. «Понял», — кивнул Док, но сколько ни всматривался в шероховатую поверхность бетонной стены, никаких следов бокового хода не заметил. Неудивительно, что не знали о нем и «монолитовцы». Неизвестный строитель постарался на славу и уничтожил малейшие следы бывшего ответвления. Приходилось полагаться только на чутье химеры и знание контролера. Док достал еще одну мину направленного действия с дистанционным управлением. Приладил ее к стене, отошел шагов на тридцать назад: взрыв хоть и направленный, но береженого Бог бережет! Втиснул кнопку на пульте — грохнуло изрядно и дыру пробило достаточную. Судя по всему, некогда это был технический тоннель. Две толстенные трубы на дне и с десяток кабелей вдоль стен уходили вглубь хода и терялись в темноте. Странно, но нигде и намека на тлен, плесень или ржавчину. Аккуратно покрашенные голубой краской трубы выглядели так, словно только вчера были сданы в эксплуатацию. А воздух чист, сух и свеж. Это Док ощутил даже через фильтр шлема. И, похоже, в тоннеле не было аномалий. Но это не факт — абсолютных фактов в Зоне вообще не бывает. А еще, и это без сомнений, освещения здесь строители не предусмотрели, поэтому Доку пришлось включить фонарь на шлеме и под стволом автомата. Тоннель уходил вниз под уклон. Уклон небольшой, градусов пятнадцать, но километра через два пути Док уже испытывал все прелести нелегкого шахтерского труда. Вернее, запредельные человеческие ощущения двухкилометровой толщины массы земли, что сверху давит и на подсознание, и на тело. И опять-таки поразился тому, что воздух в шахте оставался свежим и легким. Словно неведомые компрессоры неустанно и исправно закачивали в лабиринт тонны воздушной смеси, так необходимой для жизнеобеспечения земной человеческой жизни. Еще километр пути Док ориентировался, определяя расстояние по ощущениям и опыту. ПДА давно уже не подавал признаков активной жизни — отмерял только время да отсутствие аномалий на пути. Этот параметр, главный в Зоне, Дока не интересовал, поскольку впереди шла химера по кличке Чудо. Она-то и загородила наконец Доку дорогу, уставившись ему в лицо желтыми глазищами. «Понял, понял», — кивнул в ответ сталкер и повел фонарями. Впереди идеально ровной, зеркально-черной поверхностью расстилалось подземное озеро. Переход от суши в воду был практически незаметен, даже трубы по-прежнему тянулись вдаль, но кабеля обрывались и круто сворачивали вправо. Контролер предвидел и знал все. Искусственное подземное озеро находилось прямо под реактором ЧАЭС. В него-то реактор и должен был рухнуть в случае аварии. Должен был, но не рухнул. Что-то не учли при проектировке, что-то не сработало, где-то перекосило — и результат налицо. Док решил передохнуть. Сбросил снаряжение, присел на трубу, достал сигареты, задумчиво повертел в руках зажигалку. Гремучего газа по всем признакам в искусственной шахте быть не должно, но кто его знает? Сталкер пытливо заглянул в глаза химеры — она точно знала и, черт ее подери, понимающе ухмыльнулась: «Можно». Док с неспешным удовольствием докурил сигарету до самого фильтра и полез в рюкзак за надувной лодкой. Лодка из легкой синтетической ткани, баллончик со сжатым воздухом к ней и складное пластиковое весло занимали в рюкзаке совсем немного места. Вот только химера в лодку не помещалась, а ее плавучесть еще оставалась для Дока загадкой. Загадка решилась просто: едва Док надул лодку и умостился в ней, как химера плюхнулась в воду, фыркнула и не оглядываясь поплыла вперед, указывая дорогу. Сталкер зафиксировал ее голову лучом нашлемного фонаря и энергично заработал веслом, стараясь не отставать от подвижного буйка-указателя. Плыли недолго — метров пятьсот по прямой. Обошлось без приключений — похоже, никакая чернобыльская живность в подземном искусственном озере не водилась и водных аномалий не наблюдалось. Впрочем, Док никогда не слышал о водных аномалиях. Наверное, они и не существовали. Почему? Может, потому что вода — это источник жизни, материнское лоно для всего живого. И материнское лоно не терпит чужеродного, неестественного присутствия. Кто его знает? Господь Бог? Сталкеры не знали. Водная гладь перешла в земную твердь совершенно незаметно. Просто Док ощутил легкий толчок, и его утлое полимерное суденышко стало на прикол. В Зоне не мешкают — Док мгновенно десантировался, описал лучом подствольного фонаря широкую дугу. Ничего угрожающего. Химера уже маячила впереди путеводной звездой в виде широкого костистого зада. Путь закончился стеной. А со стены радугой красок, сиянием неземной красоты лучезарно и нежно скалилась рафаэлева «Мадонна с младенцем». Одна из самых страшных и необъяснимых аномалий Зоны. Воистину инфернальное порождение. Док уже встречал одну такую на входе в подземелье. А еще подлинник он видел в Эрмитаже. Только там «Мадонна» была миниатюрой на шкатулке. А здесь — большая, почти во всю стену. Он инстинктивно отшатнулся, попытался стереть рукавом пот со лба. Рукав наткнулся только на пуленепробиваемый пластик шлема. «Мадонна» улыбнулась на прощание и мгновенно трансформировалась в «Голубятника» Перова. Воистину бездонное и воистину голубое небо… Потом прокатился Босх — Док не знал, как называется эта картина. С птицеклювыми крысами, крысоголовыми птицами, голыми задницами и прочей мурой. «Девочка с персиками»… Док лет десять не пробовал персика. Бац! «Черный квадрат» Малевича! Вот здесь, в подземелье Зоны, он действительно выглядел черным. Беспредельно черным! И снова «Мадонна». Только в этот раз да Винчи. То ли автопортрет, то ли черт знает что с ее загадочной улыбкой. Через какое-то время Док обратил внимание, что Чудо весьма активно жестикулирует. С минуту он недоуменно изучал это лапоблудие, пока наконец не понял, что химера просит его дезактивировать «куриного бога». Что ж, проводников нужно слушаться и повиноваться им беспрекословно — это еще один из законов Зоны. Сталкер расстегнул комбез, бережно достал из нагрудного кармана синий камушек, переложил его в контейнер для артефактов. После этого — мгновенный пси-контакт. — Привет, Док. — Привет, Чудо. — Ты должен пройти прямо через картину. За ней — проход в комнату, где хранится нужный тебе артефакт. — Ни фига себе! — простонал Док. — Пройти через аномалию? Чтобы мгновенно превратиться в эфемерную субстанцию, распыленную в безграничных просторах космоса? Сволочь, зараза, стерва, подонок, тварь, дерьмо… Он, оно или она улыбалось во всю ширь своей зубастой пасти. — Это не аномалия. Это по-вашему, по-человечески… вот — ОБЕРЕГ! Сам понимаешь, ни один сталкер к такому оберегу на х… не сунется. Док только покачал головой в ответ. Впрочем, если химера говорит, что «Мадонна» — оберег, значит, так и есть. На то оно и Чудо. — Главное условие — пройти через картину… голым. Совершенно голым! Так что скидывай одежку. Все, вместе с трусами, которые ты, кстати, месяц не стирал. А это… негигиенично. — Извини, памперсами не запасался, — огрызнулся Док. — А стирать трусы в твоей берлоге негде. Процедура все же унизительная. В любом отношении. Современный человек, «гомо сапиенс», далек от природы. Привык он прикрывать телеса тряпками. И без них чувствует себя незащищенным. Да и температура воздуха в подземелье близка к нулевой. Холодно, попросту говоря. И все же Док покорно снял шлем, вылез из комбеза, скинул все исподнее и стыдливо, чисто по-мужски прикрыл достоинство обеими руками. — Вперед, — беспристрастно скомандовала химера. — А мне туда нельзя. Я буду сторожить здесь. Док зажмурился и решительно шагнул прямо в «Мадонну», ощутив при этом только легкое покалывание в мышцах. Еще несколько шагов — и он расплющил веки. Фантастика! Воистину фантастика! Откуда, как, почему? Стены — соль, кварц или горный хрусталь? Матовая чистота, вся в крохотных, ритмично мерцающих зеленых, красных, синих искорках. И свет, свет, излучаемый стенами, потолком. Все здесь искрило и сияло неземным волшебным светом, мягким и ровным. А бодрящий воздух идеально чист и свеж. Глоток такого воздуха — и ты сам готов воспарить к небесам. Даже через километровую толщу земли. Что касается артефактов, то все четыре свободно парили в воздухе прямо посередине чудесной комнаты. Изумрудная призма, черная эбонитовая палочка, восьмиугольная золотая звезда и багровая пирамида. Не зная почему, на каком шестом чувстве, на каком дыхании, но Док сразу определился: «философский камень» Зоны — золотая звезда. То, что ему нужно. То, зачем он сюда пришел. То, благодаря чему он… Он! Попытается изменить Мир. Хоть чуточку изменить в лучшую сторону. Сталкер протянул руки к звезде, и звезда послушно легла в его раскрытые ладони. ГЛАВА 9 Он появился из темной боковой галереи, когда они были почти на выходе из подземелья. Без шлема, без оружия в руках. Спокойный и уверенный, ростом под два метра. Док видел всяких бойцов. Худых и жилистых, маленьких и юрких, толстых и тяжелых. Подобного — не видел. Накачан сверх меры, но такие мышцы не годятся для демонстрации на подиуме. Не подчеркнутые анаболиками и постоянным тренажем, извращенные до безобразия округлости и выпуклости, а бугристая упругость самца гориллы в каждой мышце. Тяжелая, широкая и одновременно длинная кость. Страшная животная сила даже в легком движении — в повороте головы, в изгибе кисти, в шаге. Рыжий, абсолютно рыжий. Лицо, густо усыпанное веснушками и… по-детски чистое и доверчивое. Химера тотчас скользнула вперед, закрыла Дока телом. Странно, почему она не почуяла опасность? И откуда взялся этот странный незнакомец? — Что, Док, будем драться как мужики или натравишь на меня свою… кошку? Против нее у меня, конечно, шансов нет. Но я слышал, что ты лучший боец в Зоне и мужик настоящий. В ответ Док молча положил на землю автомат, сбросил рюкзак и снял шлем. Глянул на Чудо — химера покорно попятилась назад, освобождая место для драки. Что драка будет насмерть, Док не сомневался, как не сомневался в том, что более грозного противника на своем пути еще не встречал. «Только бы не сорваться до багровой пелены берсерка перед глазами, — успокоил себя Док. — Только полная концентрация. Иначе… этого в борьбе не уработаешь. Любая подсечка, зацеп наткнутся на железо мышц и несокрушимую стойку. Бросок через бедро или через плечо? Ой, не смешите. Лоу-кик? Ой, не смешите. С таким же успехом можно лупить в бетонную стену. Попробовать достать коленный сустав? Хрен тебе — этот не пропустит! А если пройдет бросок, что я — Я!!! — сделаю с ним в партере? Ничего не пройдет! Он не отдаст ни руки, ни ноги, ни шеи. Не отдаст просто потому, что одним движением предплечья легко поднимет меня вверх, а движением ноги отбросит метров на пять. Поломать и удушить в „черепахе“? Ха! У меня, у меня!!! У меня впервые в жизни нет ни малейших шансов в партере. Уф… Спасибо тебе, сен-сей Сиротин! Только теперь я, кажется, начинаю понимать, что такое уракен и сете. И… и постараюсь понять, что такое пять принципов дзю-дзюцу. А главный принцип — вывести противника из состояния душевного равновесия, спровоцировать на атаку. Вывести из состояния равновесия… Ага, легко сказать… Попробуй вывести этого шимпанзе из равновесия при отсутствии, судя по всему, нервной системы… Ну, спасай, спасай, кэп Сирота! Истинно, Царствие тебе Небесное». Тогда в Чечне они шли в обычный рейд. Задание — ликвидация. Цель — полевой командир. Предварительная разведка — в полном объеме. Бойцы с заданием РО (разведывательная операция) отработали отменно. Отслежено все: база, маршруты движения боевиков, пути отхода группы, возможные места дислокации и оптимальные секторы обстрела для снайпера. Группа типа «Альфа-1» шла в сокращенном составе, взрывника не взяли. Основной снайпер, запасной, два боевика-функционера, связник-компьютерщик, проводник-штурман, командир группы. Док шел как боевик и, конечно, как врач. Хотя вакансия врача в подобных рейдах не предусмотрена. Десантировались с «вертушки» в пятидесяти километрах от базы противника. Классика жанра. Ближе транспортный вертолет подойти не может. Наблюдательных пунктов по ближнему периметру достаточное количество, и засветка транспортно-боевой вертушки типа МИ-171Ш противником трактуется однозначно — РДО (разведывательно-диверсионная операция) спецназа. В обратку — повышенная боевая готовность. И хрен ты к ним подойдешь. Да и вертушку могут завалить. Потому как школа одна и та же, да и учителя одни и те же… И воевали совсем недавно плечо к плечу в Афгане. Как там у Пушкина: «Враги!.. Давно ли друг от друга нас жажда крови отвела…» Эх, эта гребаная мужская жажда крови… А пехота-матушка, она царица и полей, и лесов, и гор. А морская пехота — еще и морей. И пятьдесят километров по любой местности для матерого профи спецназа ГРУ — дистанция плевая. Хоть днем, хоть ночью. В расчетную точку вышли аккуратно и строго по графику, перед самым рассветом. А рассвет в горах… Рассвет в горах нужно видеть. Хотя бы раз в жизни. Описать его словами невозможно. Получится нелепо… Серега, основной снайпер, залег в камнях. Трое бойцов прикрывали его по периметру. Двое — запасного Димку. Тот обосновался в леске. У Сереги «винт» допотопный, дедовский, если не прадедовский. Трехлинейка Мосина-Нагана образца 1891 г. Правда, ручной работы, сделанная по индивидуальному заказу в 1941 г. Оптика — более позднего производства, но тоже дедовская. Серега спал с этой винтовкой в обнимку, как с любимой девушкой. И с расстояния в полтора километра валил любую цель — статичную или динамичную — фирменным щелчком в правый глаз, висок или затылок. А глушитель никогда не использовал. Ведь хлесткое, сухое, но звонкое «Я!» его «винта» — победный крик снайпера. Его законное право, которое признавали все. Аул проснулся как полагается — к утреннему намазу. Эти намазы — самое уязвимое место всех мусульман. Время, посвященное общению с Аллахом, для мусульманина свято. И в это время он беззащитен, как младенец, и просчитан до секунды. Намаз полевой командир творил в доме — в специальной комнате для молений. Затем выходил на крыльцо дома, где его приветствовали все домашние. Там же, на крыльце, он принимал доклады боевиков. Затем завтракал во дворе, под сенью громадного платана, который на Кавказе именуется чинарой. После завтрака, если не предстояло никаких дел по его черному ремеслу, праздно валялся на тахте. Все время что-то жрал, курил кальян — одним словом, бездельничал. Снять его можно было и на крыльце, и под чинарой во время еды, и позже. Но операция была расписана посекундно. Промедление грозило срывом и большими неприятностями. Население аула разбредалось по окрестностям по своим нуждам. Кто собирал хворост, кто набирал воду из горной речушки. Детишки мотались по всем направлениям. Это еще полбеды. А вот сторожевые дозоры, которые регулярно патрулировали местность, несли реальную опасность. Боевики в дозорах опытные, глазастые. К тому же местные жители. Замечали и сломанную ветку, и примятую травинку. Война научила всех и всему. Тем более что в тот период российский спецназ набрался опыта, умения, заметно активизировался и представлял серьезную угрозу для бандформирований, дислоцировавшихся в местных поселениях. И теперь здесь, в глухих горных районах, боевики уже не чувствовали себя, как раньше, — в полной безопасности. И безнаказанность свою здесь уже не ощущали. Командир вышел на крыльцо после намаза, строго в расчетное время. Серега не стал долго париться. Его винт издал победное «Я!» — и затылочная кость чеченского ваххабита вместе с кровавой мозговой кашей влетела в стену двухэтажной сакли. «Уходим», — раздалась в наушниках короткая команда Сиротина, и группа слаженно и отработанно начала отход. Сначала собрались возле большого валуна в леске, а от него — бегом, цепью. Десятикилометровый бросок по пересеченной горной местности. — Стоп, привал пять минут, — наконец приказал Сиротин и первым плюхнулся на травку. Отдышавшись малость, сказал: — Так, бойцы, сейчас мы отклоняемся от намеченного маршрута и лезем во-он на ту горушку, резво лезем. Объясняю зачем. Противник уже просчитал наш путь отхода. Потому одна их группа висит у нас на хвосте, а другая… Другая, используя подручный транспорт, наверняка обходной дорогой двигается нам наперерез. Он достал из-за голенища карту местности, «пятиверстку», развернул на колене и ткнул пальцем в точку на карте. — Вот здесь нас должна подобрать «вертушка», а здесь, — он чиркнул по карте ногтем большого пальца, — они нас будут ждать, и мы никак не минуем и не обойдем это место. Зато с той горушки мы можем свалиться с тыла прямо им на голову. Заодно и собьем задних со следа. Высотка лесистая, и наш подъем они видеть не будут. Вопросы есть? — Есть, товарищ капитан, — по-школярски поднял руку прапорщик Омельчук, самый опытный в группе боец и закадычный дружок Сиротина. — Давай, прапор. — Мы ведь не знаем сил и средств противника, предположительно сосредоточенных в указанной вами точке. А шо, Ваня, как они подогнали туда роту? Всех не перемочим, Ваня. А нас завалят запросто, хоть и свалимся им с тылу на голову. — Узко мыслишь, Сашко. У них на базе какие транспортные средства? — Ну… по данным разведки, два шестьдесят шестых «газона», еще раздолбанный грузовик «рено», два джипа «Нива» и открытый пятьдесят шестой «газон». Ну… еще там легковушки местных. — Правильно, Сашко. Так скажи теперь, ты ж не раз по той дороге топал, пройдет там шестьдесят шестой «газон» или «рено»? Прапорщик задумчиво поскреб бритый затылок и перешел почему-то на родной хохляцкий язык: — Ни, нэ пройдэ. — А «Нива» и пятьдесят шестой пройдет? — Пройдут. — Вот и посчитай, сколько в них влезет человек? Омельчук высчитал, загибая по-детски пальцы. — Чоловик дванадцять, можэ, чотырнадцять улизуть. — Вот, правильно. И нечто мы их не уработаем? — Уработаем легко. И двадцать уработаем. — А потому — бегом марш у гору. Вот тогда Док понял, почему Омельчук, хоть и самый опытный, но прапорщик и не командир группы. А Сиротин — капитан и командир. Подъем на высоту не требовал альпинистской сноровки и снаряжения, но представлял нелегкую задачу. Не для слабаков подобные физические упражнения. Густо поросшая низкорослым лесом гора с крутым южным склоном, по которому группа совершала восхождение, представляла идеальный тренажер для придурков, избравших своей профессией воинское ремесло. «Умный в гору не пойдет, не пойдет, не пойдет…» — сердито бормотал себе под нос Док, а сам упрямо пер по крутому склону. Спотыкался о выпершие из-под рыжей земли корни, цеплялся за чахлые кусты руками, мысленно крыл всех и себя матом, но лез. Спуск, кстати, тоже отнюдь не развлекательное мероприятие и не увеселительная прогулка. Но как прав оказался капитан Сиротин! Может, потому что отвечал не только за свою, но и за чужие жизни. Оно ведь только кажется, что своей жизнью распорядиться тяжело, а чужой легко и просто. Смотря по тому, как кто устроен. Сиротин был устроен правильно, как, наверное, и должен быть устроен настоящий мужик. Перед боем они сделали еще один короткий привал. Отдышались, проверили и привели в готовность оружие. А потом дружно свалились противнику прямо на голову. Чеченцы, четырнадцать боевиков, как правильно просчитал прапор Омельчук, заняли грамотную позицию — за густой россыпью валунов, между которыми извивалась крохотная речушка. Параллельно изгибам речушки тянулась узенькая тропинка — единственный проход в распадке между двумя крутыми горами. Все дело заняло минуту, не более. Они рассыпались цепью, залегли, разобрали противников. На каждого по два. Расстояние — двести метров. Убийственное расстояние. А с высоты боевики смотрелись как на ладони. Серега своих снял, даже не прикладываясь к оптике. «По стволу» снял, куражась. Запасной снайпер, Витек-куку — его винтовка при выстреле издавала специфический звук, похожий на крик кукушки, — целился тщательно, пялясь в оптический прицел, но тоже управился в секунду. Док прибрал своих двумя короткими очередями. Капитан Сиротин куражился по-своему — стрелял не из автомата, а из пистолета. Из «стечкина» особого образца, изготовленного специально для подразделений спецназа, да еще с глушителем. Но… два выстрела — два трупа! Короче, каждый выделывался на свой манер. И то — избиение младенцев. Противник не успел произвести в ответ ни единого выстрела. Но казус все же случился. Едва управились, как на горизонте, метров за пятьсот, показалась целая орава ваххабитов. Тех, что вели погоню. — Господа мушкетеры, быстро рвем когти! — рявкнул в микрофон Сиротин. Они резво и дружно скатились со склона на тропинку и «рванули когти» изо всех оставшихся сил. Док только и видел, как впереди мелькают лопатки на грандиозной по своей мощи спине Омельчука. Их «Ми-171Ш» уже барражировал в небе. Оттуда, с высоты птичьего полета, оперативная обстановка просматривалась куда лучше. Потому вертолет вначале пронесся высоко над ними и дал по преследователям убийственный залп из всех стволов, добавив к пулям и снарядам пару ракет. Лишь потом он вернулся и мягко сел едва ли не на голову Сиротина. Позже, уже на базе, когда по неизменной укоренившейся традиции они приняли с десяток рюмашек на грудь, Док пристал к Сиротину: — Ты вот скажи мне откровенно, Ваня, ну как у тебя все так замечательно получается? Ну откуда ты знаешь, что затевают эти суки? Как ты… не… не понимаю… объясни толково. Ну, Ва-ань. — Понимаешь, Док, — Сиротин устало зевнул, — есть истины, понятные только воину от Бога. Воину от Марса, Ареса, Одина… Кто там еще? Истина первая: землю, на которой воюешь, нужно любить! Любить искренне. Твоя она или чужая. Если ты ее полюбишь, то будешь свято почитать обычаи и законы народов, которые на этой земле живут испокон веков. Да! Если покопаешься в истории, то поймешь, что все истинно великие полководцы — Македонский, Ганнибал, Марк Аврелий, Цезарь, Чингисхан, Наполеон — любили земли, которые завоевали. И… ха!.. своих сподвижников женили на бабах оккупированных территорий. Капитан еще раз глубоко и протяжно зевнул перед изречением очередной сентенции. — Истина вторая: драку, сиречь войну, тоже нужно любить искренне, всей душой любить, иначе в Валгаллу не попадешь. Вон китайцы, к примеру, войну не любят. Весь их махач с Шаолинем, Брюсом Ли, Джеки Чаном — дешевые понты. Им нравится спортивная гимнастика под названием «у-шу». Владение телом, под яки-кияки единение с природой и прочая херня. Не то чтобы они трусили, нет, просто не любят воевать. А японцы, те, наоборот, любят. У них любовь к драке в крови, с младенчества. Потому мочили и мочат всех в азиатском регионе. Только раньше физически, а сейчас интеллектуально. И это факт. И, поверь, если дело дойдет до очередной мировой драки, — а ведь дойдет, — они себя покажут. Еще как покажут! Или норманны… как их там еще… викинги, варяги. Почти всю Европу завоевали. Только германцы устояли. Но заметь: лишь англосаксы, нынешние британцы, сделали правильные выводы и взяли от норманнов все, что нужно для войны. Потому Британия — владычица морей, и никогда, со времен норманнов, на ее землю не ступала нога вражеского солдата. И вот какая мировая четверка народов-воинов вырисовывается. Японцы, немцы, англичане и… Не, скандинавы отпадают — захирели. Значит, остается тройка. — Ну а мы-то, мы, славяне, кап? — вдруг взвился Серега-снайпер. — Мы? — Сиротин удивленно вздернул бровь. — Мы любим водку жрать и на печи валяться. И если бы ты, пацан, учил в школе историю, то знал бы, что династия наших князей и царей идет от норманнов-варягов Рюриковичей. А мы, славяне, были их рабами. А потом трахали нас все, кому не лень. От татар до сраных полячишек, французиков и чеченов, кстати, тоже. Не-ет, если нам на яйца конкретно наступить, тогда мы, конечно, герои — шапками закидаем. А так… не-а. Ну, не любим мы воевать. Не любим-с! — А ты, Ваня, — вкрадчиво произнес Док, — ты же русский, а воевать умеешь и любишь. — А хрен его знает, кто я — русский или не русский, — отмахнулся Сиротин. — Я детдомовский, подкидыш без роду-племени. Может, я норманн или немец какой… А еще запомните все! Как ты не воюй и какой ты не умелец, а конец у всех вояк один. Если вовремя не свалишь, найдет тебя твоя пуля. Война — не компьютерная игра, и трех жизней на ней, на войне, не бывает. Наливай! Прав, как всегда, оказался капитан Сиротин. Не свалил вовремя, да и не собирался сваливать — потому-то и воин от Бога. В последнем рейде — последнем и для него, и для Дока — нашла Сиротина его, предназначенная только ему, единственная в своей убийственной неповторимости пуля. Вошла сзади, под левую лопатку, прямо в сердце. Вошла, когда капитан последним, как положено настоящему капитану, залезал в «вертушку». Док принял тело, уже бездыханное, отяжелевшее, на руки; втащил Сиротина в вертолет, склонился над учителем. И в этот момент принял другую пулю. Пулю-дуру, которая, к счастью, не была его единственной и неповторимой. Прошла навылет через верхушку правого легкого. Ничего — спасли в гарнизонном госпитале. Потом комиссовали. В тот момент думал, что «свалил». Но нет, если бы свалил, то не стоял бы теперь в чернобыльском тоннеле перед жутким громилой, исполненным по отношению к Доку самыми грязными, убийственными намерениями. Док сделал три шага вперед, прищурился. — Колись, рыжик, сколько тебе заплатили за убийство сталкера? — Нисколько, я сам вызвался. Он не врал, и Док в этом не сомневался. Но предложение, выходит, было — эдакий клич замочить сталкера-отморозка. — Значит, для тебя убийство человека — спорт. Хорошая жизненная позиция. И Господа Бога ты, как я понимаю, на х… послал. Рыжий пожал плечами и презрительно выдавил сквозь зубы: — Много говоришь. Хотя… меня предупредили, что ты любишь поговорить. — Да, а тебя не предупредили, что говорю я всегда по делу и дело умею делать? — Так делай. Да, с душевным равновесием у парня все было в полном порядке. Такую психику не прошибешь ни душевным разговором, ни брутальным оскорблением. Оставалось чистое искусство — искусство боя. Боя на ограниченном стенами тоннеля пространстве. Драки насмерть, очень далекой от киношных образцов Голливуда и Гонконга. Дуэли, где судьба поединка решается при первом же контакте. Где, как и в фехтовании, атака в три темпа[7] — вершина мастерства, в четыре — фантастика. Где все решается в половину, в четверть темпа. Где одно касание — или фатальная рана, или смерть. Док расслабленно скрестил руки на груди, принял излюбленную стойку и, упруго покачавшись, выставил вперед левую ногу. Обе ноги и опорные, и толчковые одновременно. Ноги в этом поединке будут решать все — не атакой и ударом, а защитой. Реакция, блок, движения корпуса, головы, рук — все архиважно. Но только ноги могут вынести тело хозяина из-под рокового удара, и в поединке, где партер исключен, боец остается бойцом, пока ноги держат. Волк жив, пока ноги носят… Сотвори бой! И бой начался. Пока его творил рыжий — ленивыми, грациозными, но мощными лоу-киками. Док отмахивался так же лениво и грациозно — вращательными движениями в колене. Смысл — сбить калечащую прямоту удара ноги противника легким отводящим боковым касанием колена. Разведка легким боем, но рыжему она надоела нескоро. Руки пока в ход не пускали. Док не подпускал рыжего на дистанцию удара рукой, а тот не особо стремился на эту дистанцию выйти. Но бесконечно так не могло продолжаться. — Может, подеремся? — предложил Док и подарил рыжему ослепительную улыбку во все свои двадцать семь оставшихся во рту зубов. — Подеремся, — хмыкнул рыжий и на последнем слоге «-ся» сделал классический подход-прыжок в стиле Майка Тайсона. Сотые доли секунды — и мгновенный боковой с правой. Док перестал бы уважать себя и своего сен-сея Сиротина, если бы не был готов к подобному. Но в те же сотые секунды он подсознательно, чисто автоматически удивился чересчур широкому размаху руки противника. Тело Дока жило сейчас своей жизнью. Управляла им не кора головного мозга, а мозжечок — образование, доставшееся человеку в наследство от динозавров. То образование, из которого исходят инстинкты, интуиция, «шестое чувство». Док успел нырнуть под размах руки и выйти за спину противника. Это в рукопашной схватке победа. Победа!!! Все остальное Док творил уже не «на автомате», а совершенно осознанно, с почти садистским удовольствием. Короткий, жестко акцентированный тычок подошвой берцев в коленный сгиб правой ноги рыжего — и рыжий на коленях. Затем основанием открытой левой ладони толчок в затылок, в первый шейный позвонок, с приданием нужного направления. Нужное направление — стена тоннеля. И рыжий влепился высоким лбом в стену, секунд на пять потеряв ориентацию и ощущение реальной жизни. Док спокойно отошел назад на несколько шагов. «Укус кобры» — так подобный удар именовался в «кэмпо» — самой древней науке китайских единоборств. Может, потому «кэмпо» и стал основой ударной техники дзю-дзюцу. Древняя и надежная. А как все четко и образно — «Укус кобры!» Док глянул на химеру. Та серой глыбой стояла позади и беспристрастно пялила свои желтые глазищи. Рыжий с трудом поднялся на ноги. Невидящим бессмысленным взглядом уставился в пространство. Сознание возвращалось к нему медленно, очень медленно. «Укус кобры» смертелен. Но, на свое счастье, он этого не понимал. Док дождался, пока в глазах противника появились проблески мысли и осознания действительности. Действительности, увы, трагичной для рыжего. Не удержавшись от прощального и чисто киношного «Сеенара!», Док нанес последний удар. Он почти никогда не прибегал к этому удару — слишком тот рискован. В быстротечной и жесткой схватке он просто не проходит. Мало того, малейший огрех в выполнении грозит неотвратимым наказанием. Йоко-гири. Классический йоко-гири в голову. Ценность такой классики только в одном — после подобного попадания поединок заканчивается. Но теперь Док на выдохе со своим коронным «ц…» ударил ногой в нос рыжего. Смерть мгновенная. Носовые кости крушат череп, вколачиваясь прямо в мозг. Док устало опустил руки и сокрушенно покачал головой. Сколько раз ему приходилось убивать, сколько раз… Но осознание того, что совершил смертный грех, приходит только позже, гораздо позже, иногда даже через десятки лет. Позже… Единственное оправдание — ему пришлось защищать свою собственную, единственную и неповторимую жизнь. Но то — слабое оправдание. ГЛАВА 10 Первыми рвать периметр пошли зомби. Стадо зомби в четыреста-пятьсот голов — усиленный батальон военного времени. Управляемые волей контролеров, они шли грамотно, растянувшись медленной цепью по фронту в триста метров. На участке, где, по данным разведки Зоны, концентрация заградительных сооружений и огневых средств была минимальной. Лениво постреливая куда попало, зомби тем не менее уверенно продвигались вперед. Они почти добрались до первой линии обороны, когда противник, подтянув ближайшие резервы, усилил огонь. Танки еще не подошли, и артиллерия не подтянулась. Но автоматно-пулеметный огонь стал интенсивным, и этого вполне хватило бы, чтобы расстрелять цепь. Хватило бы… Однако армейские подразделения имели дело с необычным противником. За спинами зомби, в темноте, не просвеченной редкими на этом участке прожекторами, затаился целый сонм бюреров. Потому в обратку защитники периметра получили настоящий смерч. Смерч из камней, сучков, комков земли. Все, что попадало под руку бюрерам, вернее, под их телекинетический разум, летело в сторону окопов и двух бетонных дотов. Вести прицельную стрельбу в подобных условиях невозможно, поэтому первая линия обороны была прорвана на удивление легко и без особых потерь. Колючие заграждения зомби преодолевали, как и полагается мертвецам, — просто перелезали, оставляя на ржавых шипах ошметки своего гнилого мяса. А бюреры легко просачивались между рядами колючей проволоки. Первая линия обороны — просто цепь наблюдательных блокпостов. За ней — вторая линия. Перед второй линией, на протяжении полукилометра, минные заграждения. Затем связка укрепленных дотов с определенными пристрелянными секторами обстрела. Орудийные батареи в капонирах. Сплошной ряд прожекторов. Все готово к активной обороне. И «вертушки» на подходе. Полкилометра земли, которая в мгновение ока станет выжженной. Док пока наблюдал войну в бинокль. Из бетонированного окопа на высотке, которая некогда была центром обороны второй линии. Была. Теперь здесь после очередного расширения Зоны мертвое нейтральное пространство. Химера обосновалась рядом — наблюдала, комментировала. Ему, Чуду, и бинокль, и прибор ночного видения без надобности. Армия Зоны изменила тактику. Док предполагал, что по минам двинутся зомби, телами своими прокладывая проходы. Ничего подобного — по минным полям резво поскакали группы снорков. За ними, только более широкими прыжками, почти паря над землей, ринулись кровососы. Следом за кровососами черными тенями крались бюреры. Как исчадия Зоны определяют тротил в земле, Док не знал. Но ни один снорк, кровосос или бюрер не подорвался на мине. Между тем на оборонительном рубеже происходило нечто странное. Вместо того чтобы обрушить на противника лавину огня всеми средствами, защитники явно сдавали и слабели. Замолчали пулеметы, перестали молотить орудия. Один за другим вдруг погасли прожектора. Осветительные ракеты больше не взвивались в ночное небо. — Интересно, что там происходит? — буркнул Док под нос. — А там работают мои подружки… или друзья, — охотно пояснила химера. — В смысле? — В смысле химеры. Нас, химер, там сейчас целых три. Док только покачал головой. Он вполне мог представить, какая бойня идет на втором рубеже обороны, но даже не хотел об этом думать. В небе повисли два звена «вертушек». Их прожекторы выхватили из темноты лишь голое, изрытое воронками пространство. Целей они не высветили. «Вертушки» отвалили назад и начали барражировать над позициями. — Будем выдвигаться? — спросил Док. — Нет. Сейчас вся огневая мощь с третьей линии будет перенесена на свои же сооружения второй линии. Как это у вас, у людей: «Вызываю огонь на себя». Если там есть, кому вызвать… Нам, поверь, лучше переждать здесь. Конечно же, химера, как всегда, была права. Знала, зараза, все наперед знала. На то и Чудо. И полюбоваться было на что. Подобного фейерверка Док ни разу в жизни не видел. Над головой невидимыми призраками просвистели «сушки» — и началось. Земля вздыбилась цунами. Бетонные обломки дотов, окопов, бревна, человеческие ошметки взметнулись на гребень этой страшной волны. Еще два звена «акул» присоединились к первым звеньям и начали методично и жестоко обрабатывать каждый квадратный метр поверхности. Три залпа «Града-4». Не менее тридцати гаубиц молотили по одному и тому же месту. Земля, разорванная, щедро политая металлом, полыхала адским пламенем, стонала, содрогалась в бессильной своей ненависти. «Сушки» повторили заход. Напоследок вертолеты обработали из подкрыльевых пилонов участок напалмом-М — и огневая потеха закончилась. Всего-то пятнадцать минут работы, и в результате — выжженная, мертвая земля. На ней еще много лет не будет ничего живого. Ни растеньица, ни червя, ни суслика в норушке. Ничего. А Зона… Зона отвоевала у человека еще кус пространства. — И как там теперь твои подружки или друзья? — не без злорадства поинтересовался Док. — Не знаю… Наверное, погибли. Это не важно. Сейчас подойдут свежие силы. Напалм прогорит — и мы двинемся вслед за ними. И точно — вскоре из темноты стали выдвигаться новые полчища зомби, бюреров, снорков, кровососов. Даже несколько псевдогигантов двигались нестройными, разрозненными колоннами адского воинства Зоны. Да, контролеры могли наладить процесс и руководили им четко, жестко и со знанием дела. Главное, их сила возрастала с каждым выбросом. Если еще несколько лет назад каждый контролер мог управляться только на своей, весьма ограниченной сотней квадратных метров территории, то теперь они, соединив усилия, владели почти всей Зоной. И вот Зона шла в атаку на третью, последнюю линию обороны. Да, война стала совсем иной. Док уже ощутил это на собственной шкуре. Пока в Зоне воевал международный контингент НАТО, все было по-другому. Немножко воевали, немножко интриговали, много зарабатывали. Но когда Зона всерьез показала зубы и границы ее начали стремительно расширяться, американцы, англичане, немцы и прочий второстепенный поддерживающий контингент исчез. Украинцы остались один на один с проблемой. Поначалу и они, в силу своего менталитета, с чисто хохляцкой непосредственностью, легкомысленностью и ленцой относились к проблеме, но когда инфернальные порождения Зоны стали жрать детей и ровнять с землей хаты, ситуация изменилась кардинально. Мужчины взялись за оружие и дрались насмерть, вцепившись в родную землю зубами. Когда же к ним, по той же нужде, присоединились белорусы и россияне, война повелась по-взрослому — без пощады и без компромиссов. Воевали не пацаны-«срочники» и не зажравшиеся наемники, а рукастые, головастые матерые мужики. Мужики, которым не нужен ежедневный душ, навороченный сортир, бордель со шлюхами и вкусная высококалорийная жратва. Было бы водки в достатке, а все остальное можно пережить. Заводы, конечно, не работали в ритме Второй мировой, но каждый танк, орудие, автомат, вертолет «для Зоны» собирался любовно, почти вручную, как «феррари» или «мазератти». И за рычагами и штурвалами совершенной военной техники сидели зрелые и злые славянские профи. Сейчас мужики «закрывали прорыв», а потому дрались особенно жестко и самоотверженно. «Вертушки» висели над головой и работали с филигранной точностью. Орудия и минометы без устали лупили по каждому квадратному метру. И пошли наконец танки, сосредоточенные на третьей, последней линии. А за ними густой цепью повалила пехота — хмельная, лютая и страшная в экстазе своей боевой ненависти. До бетонированного окопа Док добежать не успел — слишком плотным был пулеметный огонь. Залег в крохотной воронке от минометной мины. Рядом еле втиснулось серое марево химеры. А танки уже шли в традиционном шахматном порядке. Рев моторов нарастал. Док осторожно высунул голову — «Оплот-3» всего метров за триста по курсу. Идет медленно, тщательно утюжа каждый окопчик и каждую ямку. «Оплот-3» — реально серьезный танк, впрочем, других здесь и не было. Приземистый, плоский, подвижный. Трехслойная броня, пушка 123 мм, два спаренных крупнокалиберных пулемета, ракетный комплекс на башне — универсальный, хоть «земля-земля», хоть «земля-воздух». Все виды активной и пассивной защиты. А еще экранирование от пси-воздействия. Никакой контролер или химера экран не пробьют. Отнюдь не конец — за спиной Дока болтался «Шмель-4», тоже реально серьезный гранатомет. Лазерное наведение, компьютерная корректировка в любой плоскости — попадание стопроцентное. Граната по желанию стрелка — осколочная, бронебойно-куммулятивная. Но даже она лобовую броню «Оплота-3» не прошибет. Два варианта, и первый — выцелить гусеницу. Но! Спереди она почти полностью закрыта бронированным листом с лепестковым амортизатором. Граната, конечно, пробьет и прожжет лист, но до гусеницы может не добраться. Вариант второй, более надежный — прямое попадание в лобовую броню, в точку, за которой находится механик-водитель. Останется жив, но контузия, а значит, хоть и временная, но полная потеря боеспособности. Док медленно снял гранатомет. Танк не торопился, ну… и ему торопиться некуда. Граната в стволе противотанковая. Противопехотная не нужна — достаточно химеры. «Ладно. Танк я завалю, — мыслил Док спокойно и прагматично, как всегда в бою, — но все равно дела хреновые. Хреновые дальше некуда! За танком идет пехота, и по вспышке выстрела меня сразу вычислят и прихлопнут, хоть из того же „Шмеля“. Сколько раз за последний месяц мне приходилось прощаться со своей никчемной и никому не нужной жизнью?» Ложь, все бред и ложь! Лики любимых женщин, детей, прожитая жизнь, сжатая в рекламный ролик, свет в конце тоннеля — все ложь!!! В такой момент, предсмертный миг, существует лишь черная дыра ствола. Ствола, что уставился тебе прямо в лоб. Пуля хороша, если пущена с дальнего расстояния. Ее не видно и не слышно — она умница, если влетела прямо в голову или в сердце. И дура, если угодила в живот или в грудь. Сейчас для Дока существовал только черный зрачок танкового ствола. Пяти стволов — одного пушечного и четырех пулеметных. Танкисту легче — он не видел гранатометной трубы, что высунулась из минной воронки. Он не заглядывал в глаза смерти, но сталкер сейчас вел со смертью прямой визуальный диалог. И вдруг — обжигающе ясно: «Дурак… дурак… ведь на шее у тебя болтается „звезда“. „Звезда!“ Значит, пуля, осколок, снаряд, нож, штык — любой металл не доберется до твоей шкуры. Абсолютная защита. Вот свойство человеческой психологии: знаешь, но забываешь. А еще… до конца не веришь, потому и забываешь, особенно если привык полагаться только на свою башку, свои руки. Свое умение и… везение». «А вот подружке моей или… другу, Чуду, похоже, кранты — на нем „звезды“ нет. Она, химера, тварь, хоть и инфернальная, но живая, из крови и плоти. Знаю, оперировал лично. Оно, конечно, побарахтается и жизнь свою чернобыльскую дешево не отдаст. А все же жизнь ее сейчас в моих руках. И подеремся, еще как подеремся со „звездой“ на шее! А забить меня можно только черенками от лопаты или „дзе“![8] Ха-ха-ха!» Нет, с такими защитой и прикрытием он мог сотворить бой, причем достойный бой! Но смысл!.. Главная проблема состояла в том, чтобы прорваться за кордон незамеченным. Призраком, невидимкой! Чтобы ни одна собака не догадалась, кто и зачем прорвался в человеческий Мир. Для осуществления этой цели уже положены сотни жизней. Человеческих жизней — тех славянских солдат, что насмерть стояли на кордоне. И… тех чернобыльских тварей — снорков, кровососов, бюреров, псевдогигантов, зомби, что шли на прорыв. А по сути, каждый защищал свой клочок земли и право на свою, только ему понятную и близкую, жизнь. Док щелчком большого пальца откинул экран прицела, втиснул кнопку активации, навел красную точку лазера на цель, зафиксировал мишень. Побежали по экрану привычные надписи информации: «До цели двести тридцать метров. Скорость движения цели — пятнадцать км в час. Плоскость — фронтальная. Заряд — бронебойно-куммулятивный. Система готова к уничтожению цели. Уничтожить цель?» Пуск! Сильный удар в кисть руки, короткий толчок в плечо, ослепительная вспышка за спиной — ракета с характерным визгом ушла. Доля секунды — и лобовая броня танка озарилась ярким оранжевым фейерверком. Танк замешкался на мгновение и стал юзом сползать в сторону. Все правильно рассчитал Док. Управление «Оплотом-3», как в современном джипе: автоматическая коробка передач, педаль газа, педаль тормоза, штурвал. Ничего больше. Просто, элегантно и удобно. Оглушенный водила выпустил из рук штурвал или крутанул в сторону, навалился в беспамятстве ногой на газ — и танк начал выписывать по полю фигуры, круша и давя все, что попадалось под гусеницы. Чужих, своих — всех подряд. Пехота густо шла за танком и, как писали в мемуарах о войне ветераны, «обрушила на вспышку шквал огня из всех видов оружия». Странное было ощущение. Док не торопился прятаться в свою воронку, он видел густую сеть трассеров, что устремились со всех сторон ему в грудь, в голову, в живот. Видел — ужасался, удивлялся и смеялся одновременно. Линии трассеров в метре от его тела обрывались, а затем начинали вычерчивать в темноте замысловатые пируэты и пассажи. Зрелище совершенно фантастическое. Феерия огня, цвета и красок. Наверняка никто из смертных ничего подобного не видел. — И что будем делать? — Док повернул к химере голову. — Ложись на дно воронки. Это был приказ, и Док его выполнил, как положено исполнительному рядовому. Вжался в землю, ощущая даже через фильтры шлема ее терпкий горьковатый аромат. Аромат тротила, железа, сожженной травы, человеческого пота и крови. Химера накрыла его своим телом, больно вдавив в грунт всей полуторатонной тяжестью. И… и слилась с землей. Цепь медленно приближалась, методично обрабатывая пространство перед собой короткими автоматными очередями. Иногда шарахали из подствольных гранатометов. Шлемы военных этой конструкции обеспечивали двустороннюю радиосвязь с бойцами отделения, командиром взвода и ротным. Но и каждое произнесенное вслух слово доносилось сквозь шлем, усиливаясь крохотным мегафоном. Правда, его можно было отключить, и тогда бойцы шли «молча». Их переговоры мог зафиксировать только пеленгатор, настроенный на определенную волну. Отделение, которое выходило сейчас на укрытие Дока, мегафоны не отключило, а потому он прекрасно слышал абсолютно все. «Куда подевалась эта падла? Вон из той воронки, кажись, шмальнул, сука… Щас… я туда эргедешку… Ложись!» Док чувствовал, как содрогнулось тело химеры, принявшее на себя весь заряд гранаты. — Очень больно, Чудо? — Очень. — Но жива? — Жива… лежи, не дергайся. — Не переживай, потом заштопаю. — Что значит «заштопаю»? — Подлечу, значит. Хорошо еще, что осколки отскочили от «куриного бога» и химере досталась только ударная волна. Но и она весьма неприятна — Док уже ощущал это однажды на собственной шкуре. Цепь придвинулась к воронке вплотную. «Да куда же он дернул? Я ведь видел, отсюда шмаляли… Вот гад, отскочил… А когда? Ну его на х… Пошли дальше…» И они согласно двинулись за танками, просекая поле трассерами. «Четко работают, — отметил Док, — матерые, сволочи. Имея такую армию, можно воевать с любым противником. Нам бы такую в Чечне и Афгане…» Они выждали еще полчаса, пока звук боя и танковых моторов не отдалился, пока свет прожекторов не устремился вдаль. Туда, где танки и пехота добивали остатки вражеского войска. — Пора. — Химера наконец освободила Дока от своих жарких и тяжелых объятий, встряхнулась. Сейчас на позициях оставались только прожектористы. Все остальные — повара, писари, штабисты, связисты, каптеры — пошли в атаку. Так было принято испокон веков. Но чтобы выйти на границу Зоны, им еще нужно преодолеть дистанцию в два километра. Быстро и незаметно. Док уже приготовился к интенсивному марш-броску с полной выкладкой, но Чудо неожиданно улеглась и пригласила: — Садись… хм… верхом. Держись за уши. Только крепко держись. — Химера выдвинула большие треугольные локаторы и, как только Док пристроился на ее холке, перешла в свое невидимое состояние. Вот это была скачка! Вот это скакун! Иванушка на своем сером волке мог только позавидовать. А как это выглядело со стороны! Эпизод из старого фильма «Чернокнижник». Колдун в полной темноте со скоростью ветра бесшумно несется над землей! Если же кому-то посчастливилось быть свидетелем инфернального явления, то он, несомненно, до конца дней своих остался либо заикой, либо неистово верующим. Химера двигалась громадными пятнадцатиметровыми прыжками, загребая ритмично, словно опытный пловец. Расстояние они покрыли за минуту, не более, и притормозили перед последним забором из колючей проволоки под напряжением. За забором начинался человеческий Мир с его законами, обычаями и понятиями. Чудо замешкалась на мгновение, а затем легко и непринужденно перенесла Дока на ту сторону. Смех, да и только: по ту сторону границы на полосатом столбе красовалась табличка с надписью: «Вход на территорию Зоны строго воспрещен!» — Осталось только добавить: «Штраф — триста рублей», — хмыкнул Док. Он сбросил рюкзак с амуницией, покопался в нем и выудил узелок с цивильной одеждой. Выбор был небогат. Тельняшка, заношенный серый пиджачок, потертые джинсы, разбитые кроссовки, кепочка. Типичный сельский люмпен. Другого прикида на складах зонального воинства не нашлось. Зато документы ему выправили знатные — паспорт гражданина Украины, удостоверение участника боевых действий, пенсионное удостоверение. Где его новые партнеры по Зоне раздобыли документы, одному дьяволу известно, вернее, одному контролеру. Но Док еще со времен своего чеченского вояжа неплохо разбирался в канцелярщине подобного рода. Все чин по чину, ни один мент не придерется. Не новые, изрядно потертые, но подлинные. И теперь он — товарищ, тьфу ты, господин Крыленко Сергей Александрович, 1975 года рождения. Украинец, холост. Место прописки — город Мелитополь Запорожской области. Артефакт «золотая звезда» надежно спрятан в подошве кроссовок. Еще один артефакт — крохотный, мутный зеленоватый камешек неопределенной формы — в подкладке пиджака. Доллары, скрученные в толстую трубочку, в кармашке, который Док собственноручно пришил к просторным «семейным» трусам. Еще бы велосипед для полного антуража и удобства передвижения… А все остальное — оружие, амуницию — химера унесет обратно в Зону. Чтобы ни один патруль, наткнувшись случайно на сталкерскую экипировку, не догадался о «прорыве». Жалко было отдавать «куриного бога». Но он незаменим в бою, а в мирной жизни совершенно неприемлем. Вдруг кто-то с металлической пряжкой на ремне, зажигалкой или любым другим металлическим предметом сунется к тебе ближе чем на два метра? В небольшой заплечной котомке только ПДА, две банки консервов с саморазогревом да двухлитровая пластиковая бутылка с водой — все, что он взял с собой из прежней сталкерской жизни. — Ну что, будем прощаться? — Сталкер поправил кепку на голове, одернул пиджачок. — А как? — Химера недоуменно уставилась на него желтыми глазами… Преданными желтыми глазами… Так, во всяком случае, показалось Доку. Наверное, только показалось. — Ну… как люди прощаются? — Док озадаченно почесал затылок. — Обнимемся, что ли? Нет… Не подходит. Поцелуемся? Тоже не катит, и из пасти у тебя жутко смердит. Зубы нужно чистить. Как-как. — Он недовольно шмыгнул носом. — Давай лапу, только когти не выпускай. Док протянул навстречу Чуду раскрытую ладонь. И химера положила на нее свою тяжелую лапу. — Вот так. — Док похлопал сверху по ней второй рукой. — Все, я пошел. Он развернулся и, не оглядываясь, быстро зашагал по узкой тропинке. И вслед ему неожиданно раздалось: «Я буду ждать тебя, Док!» ГЛАВА 11 Док шел по тропинке неспешным, но широким шагом, испытывая совершенно новые, непривычные ощущения. Без оружия, даже перочинного ножа в кармане нет. А он так привык к тяжести автомата на плече, к прохладной ласке клинка вакидзаси за голенищем, к округлости гранат в подсумке на ремне. ПДА на кисти левой руки он никогда не чувствовал — просто слился с этим микрокомпьютером, без которого в Зоне не ступишь ни шагу. А сейчас… Сейчас ему так не хватало легкого давления ремешка ПДА на запястье. Ей богу, словно кастрировали. Правда, его голые руки — тоже смертельное оружие, но… Странно, даже боязно как-то… С другой стороны, чувство необузданной, какой-то дикой свободы. Нереальное, несовместимое, пока несовместимое с окружающим Миром. Вот понимаешь, умом понимаешь: из кустов не вывалит кабан, слепая собака или псевдоплоть. Не наткнешься на полянке на группу отмороженных зомби, не скакнет на тебя голодный кровосос или снорк. Еще более непривычно то, что с ветвей деревьев не свисают «рыжие волосы», не блестят на тропинке лужицы «студня», не вертит желтые листья смерч «карусели». Не искрится крохотными синими молниями «электра». Не пощелкивает невидимыми челюстями «капкан». Не выстреливает навстречу свои смертоносные иглы «одуванчик». Не перемалывает монотонно грунт «мясорубка». И гаек в кармане нет. И некуда и незачем их бросать. Идешь себе по тропинке, насвистывая… А сердце бьется учащенно, рука при каждом шорохе хватается за несуществующую рукоять оружия, взгляд тревожно шарит по сторонам. Весь на взводе, весь «всегда готов». Нет, умом этого не понять, телом не перестроиться, но на душе легко. Легко и… немножко грустно. Док вышел наконец на опушку леса. Отсюда небольшое сельцо под названием «Веселое» просматривалось как на ладони. Десятка три домиков, выкрашенных под стать названию села веселенькой голубой краской. Аккуратные украинские хатки-мазанки. Кирпичных домиков всего три. Наверняка сельсовет, почта с продмагом (сейчас их высокопарно именовали мини-маркетами) и дом сельского головы. Дорога, одна-единственная убитая грунтовка, входила в село с северной стороны, справа, параллельно движению Дока, вела четко вдоль села — на этом участке ее уже заасфальтировали — и вливалась за селом в узкое шоссе. Там, на месте слияния, торчала бетонная коробка автобусной остановки. Некогда веселенькая, вся в цветной мозаике, изображающей идиллические картинки колхозной жизни, сейчас она серела облупленными стенами. Покосившаяся и неухоженная, пыльная и неуютная. Символ старой жизни. Главная деталь — на входе в село грунтовку заграждал блокпост. Стандартный военный блокпост. По обеим сторонам — невысокое заграждение из бетонных блоков. Между блоками — полосатая металлическая труба шлагбаума. За плитами — два строительных вагончика для гарнизона, выкрашенных защитной зеленой краской. Двое снулых постовых обосновались на деревянной лавочке позади шлагбаума, греясь в скудных лучах осеннего солнца. «Вот как это назвать? — то ли удивился, то ли умилился Док. — Идиотизм? Чисто военный идиотизм? На хрен им в этом месте блокпост со шлагбаумом? Что, мои партнеры из Зоны гоняют туда-сюда на джипах и грузовиках? Ха… представляю себе контролера или бюрера за рулем. Идиотизм!» Впрочем, блокпост мог свидетельствовать об очень важном, жизненно важном для Дока факте. А именно: здесь, в селе Веселое, припограничная зона со всеми вытекающими последствиями. Значит, каждый посторонний в этих местах под подозрением и для входа в зону нужен специальный пропуск, которого у Дока не имелось. Получается, ему нужно обойти село с блокпостом и автобусную остановку десятой дорогой. И не дай Господь наткнуться где-то на патруль. Заметут «до выяснения», а сколько времени займет это «выяснение»? Вот и возникла проблема, а Док над ней едва успел задуматься. Обойти-то он обойдет. При его навыках и нынешней физической форме дело плевое. Но что дальше? Ведь он совершенно утратил связь с внешним, ставшим ему чужим, человеческим Миром. Задача вроде бы предельно простая: добраться до ближайшей железнодорожной станции, сесть в электричку и ехать себе до… Оттуда — на Киев или Харьков. Там, в большом городе, он легко затеряется и начнет дело, ради которого Зона и выбросила его сюда. Но! К примеру, ему нужно сесть в электричку. Для этого необходимо купить билет. Билеты, как известно, продаются в кассе на вокзале. За деньги. Только у него ни копейки украинских денег. Он даже понятия не имел, как сейчас выглядят украинские деньги. Доллары, допустим, у него есть, причем в достаточном количестве, но как и где их обменять? С какими сложностями в этом деле он может столкнуться? Вспомнился почему-то анекдот, имевший хождение в Зоне. «Новый русский, богатый мужик, пожелал, чтобы его заморозили на тридцать лет. Исполнено. Через тридцать лет мужик просыпается и сразу звонит в свой банк. „Сколько у меня там за тридцать лет накапало процентов и сколько у меня всего на счету?“ — „У вас, — отвечает клерк, — сейчас на счету тридцать миллионов долларов и на пятнадцать миллионов акций“. — „Класс! — Мужик потирает руки. — Я богат!“ Тут звонок с телефонного коммутатора отеля, где он поселился: „Сэр, за минуту разговора с банком с вас двадцать миллионов долларов.“» Пусть ситуация не выглядела столь драматичной, как в анекдоте, и доллар во Внешнем Мире все еще имел вес, и тяжелый вес, — это Док точно знал, — но чисто технические вопросы имели важное значение. «Пожалуй, следует перекусить, перекурить, поспать, обдумать дальнейшие шаги и только потом действовать. В конце концов, надо мной не капает. А вечерком, в сумерках, дерну в обход». Решение правильное, тем более что и есть, и курить, и особенно спать ему хотелось неимоверно. Решено — сделано. Док вернулся в лес, сошел с тропинки в сторону и метров через сто облюбовал чудесное местечко для отдыха. Банка консервов, запитая свежей минеральной водой, крепкая сигарета, спокойный сон — что еще нужно сталкеру, пусть уже и бывшему, для полноценного отдыха? Проснулся он в сумерках, ровно в девятнадцать ноль-ноль — сработал внутренний биологический будильник. Сладко потянулся, так что все косточки захрустели и… И испуганно дернулся вправо, туда, где под рукой во время сна всегда лежал верный АКМС. Выдохнул облегченно, вспомнив, где и зачем находится. Легкий ужин: последняя банка консервов, сигарета… Еще Док достал из трусов двести баксов и переложил их в нагрудный карман. А теперь — в путь. До районного центра, где была железнодорожная станция, Док добрался к раннему утру. Городок стандартный, как все провинциальные райцентры. «Такие города хорошо брать на рассвете», — вспомнилась почему-то нетленка Остапа Бендера. Док брать город не собирался. Он просто неторопливо вышагивал по центральной улице, с неприкрытым интересом вертя головой по сторонам. Да, внешний облик даже таких городишек изменился до неузнаваемости. Во-первых, поражало обилие рекламных щитов. Маленьких, средних, просто громадных. Вертящихся, ярких, играющих всеми цветами радуги. И чего только не рекламировали! Док, если честно, и не слышал о подобных товарах. Какие-то памперсы, тампаксы, прокладки, бленд-а-меты; повсюду смазливые женские и мужские физиономии. Больше всего пивной рекламы. Док понятия не имел, что отечественная пивная индустрия выпускает столько сортов. «И на фиг оно нужно? — недоуменно вопросил себя Док. — Население только спивается». Во-вторых, изумляло количество банковских офисов в домах по обе стороны улицы. Куда ни глянь, везде банки. Их было больше, чем магазинов. Радовало, что в каждом банке обменный пункт, только начинали работать они с десяти часов. «Чем не Швейцария, — продолжал размышлять Док. — Мы, оказывается, процветающая страна». Магазинов тоже хватало — вещевых, продовольственных, мини- и супермаркетов. А в центре города, прямо напротив здания районной администрации, высилось громадное строение с вывеской «Амстор». «Что еще за херня? — Док в недоумении почесал затылок, замерев на мгновение перед грандиозным шедевром современной архитектуры. — Раньше только обкомы партии так строили. Ладно, потом разберемся, что за „Амстор“ такой». Ну а в-третьих, совершенно шокировало изобилие игровых заведений. На каждом шагу, на каждом углу — или казино, или игровой автомат в открытом летнем кафе. Таких летних кафе в городе тоже хватало с излишком. Поразительно, но и в этот ранний утренний час почти за каждым автоматом сидел абориген и азартно стучал пальцами по клавишам. — Лас-Вегас, мать твою!.. — процедил сквозь зубы пораженный увиденным Док. Наконец добрался он и до вокзала. Ничего вокзальчик, аккуратненький. И тоже со всех сторон обставленный рекламными щитами, киосками, торгующими всякой всячиной. В основном пивом, сигаретами, жвачками и презервативами. Именно на вокзале Док почувствовал себя стопроцентным гражданином. Потому как внешним видом своим он не выделялся из толпы. Попадались тут интеллигентные чистюли в модных отутюженных нарядах. Редко, но попадались. Док смотрел на них во все глаза — запоминал стиль одежды. А больше всего на вокзале терлось народу, похожего на него, опального сталкера. В таких же мятых пиджачках и рубахах, в линялых штанах и растоптанных сандалетах и кроссовках. С трехдневной щетиной. Сирых и нищих. Замордованных судьбой и вечными мытарствами. И женщины этим мужикам под стать. Такие же дерганые, нервные, несчастные. Попадались, и нередко, типажи совершенно конченые. Вроде зомби. Вонючие и грязные. С бессмысленным, каким-то отрешенным, потухшим взором. С вялыми, безвольными и нечеткими движениями. Док постоянно ловил себя на мысли, что невольно сравнивает людей с обитателями Зоны. «Вот этот, жирный и тупой, типичный псевдогигант. Ха, а вот и кровосос с красной рожей и вислыми, словно щупальца, усами. А у этого шнобель, словно труба противогаза у снорка. Опа! Вот и „Монолит“ пожаловал». Док проводил взглядом двух дюжих сержантов линейной милиции в черных формах, закрытых шлемах, с дубинками за поясом. «А на хрен им шлемы? — мысленно вопросил Док. — Или все здесь так плохо? И вообще, на фига я сюда пожаловал? Мне что, в Зоне не хватало подобных уродов? Тоже мне, спаситель Мира». Спаситель, не спаситель, а для начала следовало слить баксы. Народ ждал утреннюю электричку на Киев. Следующая уходила только в полдень. Ура! Обменный пункт на вокзале, конечно, был, причем не один, а целых три. И работали все круглосуточно. Док, не без душевного трепета, сунул в узкое окошечко хрусткую новенькую сотку от Крысятника. А вдруг фальшивая? Или документы затребуют. С документами, положим, у него все в порядке, но черт его знает, какие у них тут сейчас порядки и обычаи. Все же главное, чтобы Крысятник не кинул его с долларами. Прошло, прокатило, удалось… Кассир повертел сотку в руках, глянул ее на свет и сунул в какой-то аппарат. Потом молча отсчитал Доку десяток купюр. Каждая достоинством в сто гривен. Док сграбастал их со вздохом облегчения и быстро отвалил от обменного пункта. Теперь в кассу — за билетом. — А денег мельче у вас нет? — сердито буркнул кассир-билетер. — Нет, извините. — Док виновато пожал плечами. — Только такие… Кассир еще что-то прошипел себе под нос, но все-таки выдал Доку билет и отслюнявил сдачу мелкими купюрами. Что ни говори, а пока Док чувствовал себя не в своей тарелке. Далеко не в своей. «Тут бы ПДА подключить, может, Юрась что и присоветовал бы», — с сожалением отметил он и поплелся на перрон. «Стоп! — Док тормознул перед газетным киоском. — Не мешало бы просветиться». — А какие у вас есть центральные газеты? — Та уси, а яку вам потрибно? — Та уси и потрибни, — моментально перешел языковой барьер Док, изумившись в очередной раз провинциальному сервису. — Так шо давать? — Я ж сказав, уси и давать. Он сгреб с прилавка солидную пачку газет, скрутил их в толстую трубку и сунул в рюкзачок за спиной. — Ще е журнал «Светская жизнь» про… эти… тусовки. Тики вин дорогый. — Давайте и журнал про светские тусовки. Вагон электрички ничем особо новым Дока не поразил. Разве что деревянные скамьи заменили на пластиковые. Мягче от этого они не стали. Он занял место у окна, огляделся. Казалось, что народ с вокзала набьется в электричку под завязку. Но так только казалось. Люди рассосались по всему поезду, и вагон заполнился только наполовину. Места рядом с ним и напротив были не заняты. «Вот и отлично, — обрадовался Док, — поеду в гордом одиночестве». И только он успокоился, как напротив у окна присела… присела она. Док скользнул по незнакомке опытным взглядом бретера и обмер. Идеал, его идеал! Среднего роста, плотненькая, упитанная. Что называется, крепко сбитая. Но толстушкой не назовешь — язык не повернется. Миловидное круглое лицо с аккуратным носиком. А на голове настоящая корона из золотистых волос, собранная заколкой в большой пышный узел. Маленькие розовые ушки. Глаза — громадные, голубые, чуть навыкате. Губы — по-детски пухлые, немного, совсем немного, капризные. Открытые, чистые плечи. А грудь… Боже, какая грудь! Пышная, высокая, полуобнаженная. И это при тонкой талии, но широких бедрах. Просто Индия какая-то. Икры массивные, но ахиллово сухожилие выражено четко, натянуто струной — значит, женщине никогда не грозит полнота. Стройность икр подчеркивал высокий каблук. Богиня! Не из здешней провинциальной жизни. А возраст — лет двадцать девять, тридцать. Это Док определил по едва заметным морщинкам возле глаз и… по выражению этих чудных глаз. Он смущенно прокашлялся и торопливо уткнулся в газету. Чувствовал себя дефективным. Стыдно и за внешний вид, и за вонючие кроссовки, и за щетину на щеках. Хотелось завязать знакомство, хотелось начать разговор, найти тему. Но как? И какую тему? Рассказать, что ли, как сутки просидел в дерьме, спасаясь от стаи слепых собак? Или как жрал тухлое мясо псевдоплоти? Блевал, но жрал — очень жить хотелось. Может, похвастаться загубленными человеческими жизнями? Он даже со счета сбился — столько их загубил. О чем вообще ему говорить с этой женщиной Внешнего Мира? Женщины в Зоне были. Проститутки. На базах как «черных», так и «белых» торговцев. Только Док ими всегда брезговал. Еще женщины-сталкеры. Аж целых четыре. Две из них даже пытались окрутить его. Вот только Доку они не нравились — мужиковатые, неуклюжие в женской своей ипостаси. А он ведь когда-то был женат, и жену его, статную брюнетку, без преувеличений можно было назвать красавицей. Но и стерва попалась еще та… Однако же кто-то на небе к нему благоволил. Еще как благоволил! Это Док понял, когда на скамью рядом с его идеалом грубо завалилась пара забулдыг. Густопсовый запах, смешанный с ядреным водочным перегаром, тотчас вытеснил из пространства весь кислород. И быки здоровущие. Тут можно выпендриться, как говаривал капитан Сиротин, «на полное е…ло». Док буквально ожил. И никто за газеткой не заметил, как расплылось в счастливой улыбке его лицо. А улыбался он в последнее время очень редко. — М-мадам, а можно с тобой познакомиться? — пробормотал тот, что сидел ближе к идеалу, грубо притискивая женщину плечом к стене вагона. — Зачем? Отодвиньтесь, пожалуйста, и… и не трогайте меня. Я… я позову милицию. — Зови… гы… гы… Где ж тут та милиция? Док стер с лица лучезарную улыбку, опустил газету, аккуратно сложил ее и уставился в белесые от алкоголя глаза вагонного громилы. — Шо уставился, дед? — с вызовом выдохнул водочные пары бык. — Вали отсюда, пока рога не поотшибали. «Ну… за деда ты мне ответишь особо», — решил про себя Док, но промолчал. Впрочем, он не сделал ни единого движения. Просто сидел спокойно и наблюдал. Хулиган между тем снова повернулся к своей прекрасной соседке: — Да чего ты кочевряжишься? Давай завалим прямо с электрички ко мне. Ну… хата свободна, водяры — хоть залейся. Посидим, чисто конкретно посидим. Он, сиськи у тебя какие! Скажи, Петруха? — Гы… гы… — наконец подал хриплый голос второй. — Точно, Колян, сиськи конкретные. Лицо незнакомки сплошь покрылось густым румянцем. А в глазах стыл страх, смертельный страх. — Я… я… уберите руки! — Две слезинки быстро скатились по розовым от стыда и бессилия щекам и повисли на подбородке с ямочкой. — Счас уберу. — Первый протянул грязную веснушчатую лапу к груди идеала. Лапнуть не успел — Док своей левой элегантно перехватил мерзкую лапу, переплел свои тонкие, но цепкие и длинные пальцы с толстыми сосисками подонка и мягким движением вывернул кисть. Мерзавец взвизгнул от мгновенной пронзительной боли. Док, не отпуская кисть, потянул противника на себя. Тот с воплем рухнул с лавки на колени. — Ты шо, сука! — взвился второй. Док лениво лягнул его в пах — и к визгу Коляна добавился хриплый вой Петрухи, который тоже упал на колени. Док, больше, конечно, для острастки, добавил обоим сете по затылку. Так, легонькое сете.[9] Чтобы мозги встряхнулись и понимание пришло. Странно, но остальные пассажиры вагона наблюдали сцену совершенно беспристрастно и спокойно. «Узнаю тебя, страна, — машинально отметил Док. — Все так же хулиганят в электричках, и все так же — всем по фигу». — Значит, так, орлы, — внушительно начал он, — у вас есть два варианта на выбор. Вариант первый — вы валите отсюда подальше. Чтобы я вас ни в электричке, ни на перроне больше не видел. Вариант второй — на ближайшей станции вас выносят из вагона на носилках. Какой вариант выбираете? Конечно, они выбрали первый. Скуля и матерясь, заковыляли в тамбур. Док еще наподдал Коляну хорошего пинка в зад, прокомментировав: «Это тебе за деда!», отчего тот значительно ускорился и вылетел в тамбур пулей. Док даже не стал вытирать трудовой пот со лба — там ни росинки не выступило, только брезгливо вытер руки о штанины и уселся на место, мучительно размышляя при этом: «И что теперь делать? Снова уткнуться в газету? Или… или попытаться завести разговор?» Идеал сам разрешил проблему: — Спасибо, спасибо вам огромное. Знаете, я так испугалась… Я… я никогда не попадала в подобные ситуации. — А, пустяки, — отмахнулся Док. — И как вас занесло в эту… электричку? Он хотел к слову «электричка» добавить эпитет «сраная», но вовремя придержал язык. — Я, знаете ли, к тетке ездила, а машина поломалась, — затараторила незнакомка. — Тетка приболела, а я, видите ли, врач. — Вы врач? — безмерно удивился Док, хотя по зрелому размышлению ничего удивительного в этом не было. — И какой же вы врач? Ну, в смысле специализации. — Психиатр. — Ого. Выходит, мы коллеги. Вот тут изумилась она, искренне и неприкрыто. Да и было чему изумляться. — Понимаете, у меня домик под… крохотный, — не сморгнув глазом, соврал Док. — А машина тоже поломалась. Вот и пришлось электричкой. — А вы какой врач? — Военный хирург. Все же она ему не поверила. Док читал это в ее глазах. — Вижу, вы мне не верите. Хорошо… Как же вам доказать? А вот как! На лямина криброза поселился кристо гале. Впереди — форамен цекум. Сзади — ось сфеноидале. Она звонко рассмеялась, слезы уже просохли, и испуг из глаз выветрился. — Этот стишок вы могли слышать от какого-нибудь медика и запомнить. — Теперь я не сомневаюсь, что вы психиатр, — рассмеялся в ответ Док. Не мог не рассмеяться. — Ладно, попробуем по-другому. Задавайте мне вопросы на медицинскую тему. Только ближе к хирургии, а то общую патологию я уже изрядно подзабыл. — Хорошо… Так… Что такое лапаротомия? — Чревосечение. — Перитонит? — Воспаление брюшины. — Симптом Щеткина-Блюмберга? — Как раз основной симптом перитонита. — Халязион? — По-простому, ячмень на веке, который лечат дулей. Она снова залилась смехом. — Все, верю, верю! — Слава Аллаху, а то зарядили, как Станиславский: «Не верю, не верю…» Ну, чего вы хотели? Чтобы я на дачу ездил в костюме-тройке и лакированных штиблетах? — «Тройки» давно уже не носят, не модно. И лакированные штиблеты тоже. — Да? А я и не знал, — совершенно искренне ляпнул Док и испугался. — Значит, вы со своей хирургией совершенно отстали от жизни. А давайте-ка знакомиться. — Она протянула ему узкую ладошку с тоненькими пальчиками. — Меня зовут Ирина. А вас? Док замешкался, вспоминая, как его теперь зовут. Вспомнил наконец: — Сергей… хм… Анатольевич. Можно просто Сергей. А то тут некоторые обозвали меня дедом. Надеюсь, вы, Ирина, так не считаете? Вообще-то, она, похоже, была редкой хохотушкой и болтушкой. Снова зашлась смешком. Но Доку эти ее легкомысленные качества почему-то нравились. — Нет, я не считаю. Какой же вы дед? Вон как отделали богатырей. Кстати, а где вы научились так драться? В армии?.. — Ага. Мой учитель, капитан Сиротин, каждый день бил меня толстым дрючком по голове. Вот и научил. Система гладиаторов — так это называется. — Нет, вы просто невыносимый шутник. «Это я-то шутник? — изумился про себя Док. — Знала бы ты, девочка, какие шутки я откалывал еще двое суток назад. Впрочем, и это странно, я шпарю легко и свободно, словно заправский светский денди. Куда подевался мой сталкерский сленг? Или это девочка на меня так действует?» — А знаете, в вас есть нечто такое… загадочное. «Ага, и именно это привлекает женщин. Только загадочность мою можно определить как „синдром Зоны“. Конченая и пожизненная патология». Вслух он, конечно, этого не произнес. Только пожал плечами. — Может, потому что мне пришлось немного повоевать в Чечне и меня там малость контузило? А все контуженые, знаете ли, странные и загадочные. Это я вам как военный хирург говорю. — Нет, не то… Эта загадочность другого рода. Я ведь психиатр и, поверьте, неплохой психиатр. «Умница моя. Сам вижу, что неплохой…» — У вас, Сергей, в душе какая-то тайна. Страшная тайна. Вот вы шутите, а глаза у вас больные. Док по-шутовски выкатил их и с деланным испугом жарко зашептал: — Да, это именно я зарезал в Угличе царевича Дмитрия. Нет, положительно, она привыкла смеяться с интервалом в десять секунд. То есть шесть раз в минуту. Вот и сейчас опять. Боже, как нравился Доку ее звонкий смех! Он буквально таял. — Вот вы опять шутите, а я серьезно. Но… — Она посмотрела в окно и огорченно надула пухлые губки. — Мы, кажется, уже подъезжаем. Док тоже глянул в окно. «Ну откуда мне знать, подъезжаем мы или не подъезжаем…» Тем не менее ляпнул наобум: — Да, через десять минут будем на месте. — А давайте обменяемся номерами мобильников. Вы, Сергей, такой интересный собеседник, что я готова еще с вами поболтать. Не знаю, правда, как к этому отнесется ваша жена. «Ура! Вот и видно, девочка моя, что ты незамужняя. И отсутствие обручального кольца на пальце вовсе не случайно. Но что такое „мобильник“? Черт… мобильный телефон. У нас, в Зоне, эта хренотень не работает». — Моя жена не будет против… в силу отсутствия оной жены. Причем полного отсутствия. Радостная искорка полыхнула в ее глазах и тотчас погасла. Но Док всегда улавливал тончайшие нюансы в глазах… в глазах противника. Иначе и не был бы непревзойденным в Зоне бойцом-рукопашником. — Так вы холостяк? — Именно так, но некий семейный опыт за плечами имеется. — А я тоже разведенка. «Уф, кто ж это тебя развел? — чуть не вырвалось у Дока, но он вовремя сообразил, что разведенка — это разведенная с мужем женщина, бывшая жена». — Тем более у нас есть повод и для встречи, и для разговора, — улыбнулся Док. — Что касается мобильника, то я, когда еду на дачу, оставляю его дома. Чтобы никто не дергал по пустякам. Говорите свой номер — я запомню. «Господи, и до чего я складно вру!» — А вы, Сергей, точно запомните? Он у меня сложный. — Точно запомню. Я всегда запоминаю жизненно важные вещи. — А мой номер для вас жизненно важен? — Возможно. — Ох, какой же вы загадочный. Что ж, запоминайте: 050 347 655 3. Запомнили? — Да, запомнил. — Док без запинки повторил номер, но про себя удивился безмерно: «Десятизначный номер — вот это да!» — Что ж, звоните, пожалуйста. Буду рада. Да, а где вы в Киеве живете? «Ни хрена себе, вот так влетел, — похолодел Док. — И где же я в Киеве живу? Стоп! Как там назывался новый микрорайон? Уф, насилу вспомнил!» — На Оболони. — Далековато, а я в центре, на Подоле. — Круто. Знаете, Ирочка, я бы с удовольствием проводил вас домой, но, сами понимаете, в таком виде… Да и козлом от меня разит за версту. Но я позвоню, обязательно позвоню. «Как только куплю этот гребаный мобильник», — про себя добавил Док. Они расстались на вокзале. На прощание идеал махнул ему ручкой и растворился в густой толпе. ГЛАВА 12 Док выпал из нирваны, огляделся — и обомлел. Круговорот лиц, наречий, вавилонское столпотворение, вселенский хаос… Он чувствовал себя не то что белой вороной — белым гиппопотамом. Отвык, совершенно отвык за пятнадцать-то лет в Зоне. Куда бежать? За что хвататься? Самое любопытное, что в медицинский он поступал, чтобы не загребли, как тогда говорили, в армию. И поступил, и закончил. Да не какой-нибудь, а московский — Первый медицинский. Специализация — хирургия. Другой специализации Док не представлял. Потом интернатура в Пензе и там же два года работы ординатором больницы «скорой помощи». Руку набил основательно. Триста операций в год, всяких и разных, — не шутка. Сутками не вылезал из клиники. А потом вдруг надоело. Надоело до смертной тоски. Вторая чеченская война была тогда в самом разгаре. Что его туда потянуло? Но потянуло, властно и непреодолимо. Все, казалось бы, было у мужика: престижная работа, перспектива, выдающиеся, без преувеличения, достижения в спорте. Жена — красавица. Ан нет… Романтики, что ли, захотелось? Док и сейчас не мог вразумительно ответить на этот вопрос. Но влекло, влекло — в Валгаллу. Повоевал от души. После ранения комиссовали. Вернулся на родную Украину. Еще два года работы ординатором-хирургом в Кировограде. И все пошло наперекосяк. Детей нет — семья распалась. Работа опротивела до тошноты. Большой спорт остался в далеком прошлом. Да и какое там дзюдо после боевой школы капитана Сиротина? Пресса в Украине того времени была уже «свободная». Относительно свободная. Во всяком случае, писали обо всем, кто во что горазд, нисколько не стесняясь в выражениях. А вот о Чернобыле почему-то писать перестали. И не потому, что тема стала «закрытой». Просто информация просачивалась скудная. Потом замелькали слова «аномалия», «артефакт», «мутанты», «сталкеры», пошли короткие сводки военных о «локальных» действиях. А кто с кем воевал — из кратких газетных публикаций не разобрал бы сам черт. Док три раза дотошно перечитал «Сталкера» Стругацких. Ни хрена не понял, но в один прекрасный день написал заявление «по-собственному», собрал скудные походные манатки и рванул на Зону. Позвала, значит, Валгалла. Властно позвала. Сообщение между Зоной и Внешним Миром тогда еще существовало. Не столь открытое и простое, но существовало. Потому Док с его опытом спецназа пошел правильным путем. А именно прошелся по припограничным «гэндэлыкам» — так на Украине называли низкопробные, дешевые кабаки. И уже в третьем по счету надыбал нужных ему людей. Три крепких парня сидели за отдельным столиком в углу, жрали водку в неимоверных количествах и молчали. Док их вычислил даже не потому, что одеты они были в изрядно поношенную, видавшую виды камуфлу без знаков различия. И не потому, что пили молча, словно и поговорить не о чем. А просто потому, что на запястьях у всех троих матово поблескивали большие странные приборы. «ПДА — непременный и наиглавнейший предмет сталкерской экипировки», — это Док прочитал в какой-то газетенке. Вот и пригодилось. Не мудрствуя лукаво, он купил в баре бутылку водки, подошел к троице сталкеров, выставил бутылку на столик. — Можно присесть, мужики? Только теперь понял, почему они пили молча. Этим не нужно было обмениваться словами и фразами. Сталкеры понимали друг друга с полувзгляда. Молчаливый обмен информацией между ними длился долго — не менее минуты. Вначале все трое оглядели Дока с головы до ног, взвесили и оценили. Главное, кажется, поняли. Затем они обменялись друг с другом взглядами. Наконец один из них — долговязый, нескладный, рябой, с несуразно выдвинутыми вперед зубами — прошепелявил с заметным дефектом речи даже в коротком слове: «Садись». Док придвинул стул, уселся на краешек и поставил на стол еще и свой стакан. Долговязый сграбастал бутылку, свернул крышку одним движением и точно разлил ее по посудинам — каждому ровно по сто двадцать пять граммов. Выпили молча — Док быстро воспринял привычки троицы. Закуска перед сталкерами красовалась более чем скромная — мелко нарезанный соленый огурец да три ломтя хлеба. Каждый из них отщипнул от своего ломтя крохотный кусочек, подцепил кружочек огурца, медленно отправил в рот. Док закусывать не стал — не понта ради, просто, по армейским понятиям, не заслужил еще закуску. — Я — Хомяк. — Долговязый ткнул себя в грудь корявым пальцем. — Он — Крокодайл. — Тычок в сторону квадратного детины с мясистым красным носом. — А он — Витек. — Это прозвучало в адрес угрюмого, атлетически сложенного молодца с уродливым багровым шрамом через все лицо. «Как нашего запасного снайпера», — машинально отметил Док. Впрочем, все трое были угрюмыми. — А ты кто? — В Чечне, в спецназе, меня называли Док. — Почему? — Я врач-хирург. Сталкеры снова обменялись многозначительными взглядами, но теперь в их взглядах, как показалось Доку, мелькнуло нечто похожее на уважение. — А что еще умеешь? — подал голос Крокодайл. — Ну… драться умею, стреляю неплохо. Непонятно почему, но все трое коротко хохотнули, а в глазах Хомяка зажегся огонек. — Драться, говоришь, умеешь? Тогда пошли, покажешь, как умеешь. Долговязый, не дожидаясь согласия на дуэль со стороны Дока, медленно поднял свое нескладное тело и направился к выходу. Док в предвкушении знатной забавы неторопливо зашагал вслед за ним. Сзади, тоже в предвкушении, пристроились Крокодайл и Витек. Они облюбовали полянку прямо за хатой, в которой местный бизнесмен сельского масштаба основал «гэндэлык». Раздеваться не стали — Хомяк только снял с запястья прибор и передал его Крокодайлу. Стали друг напротив друга. — Ну что, понеслась? — предложил Док. — Угу, — согласился Хомяк. Дрался он отменно. И его без преувеличения можно было назвать выдающимся бойцом. Вот только техники немного не хватало, непревзойденной «сиротинской» техники. Начал Хомяк первым — с великолепного прямого правой в челюсть. Док не стал блокировать удар, да и, пожалуй, не успел бы. Зато успел отклониться корпусом назад, и кулак Хомяка не долетел до челюсти ровно на сантиметр. Док схватил противника за рукав, завалился на спину, мощно дернув Хомяка на себя. Такого поворота событий тот явно не ожидал и упал прямо в железные объятия уготовленной для него «черепахи». Док сплел ноги на пояснице сталкера, руки — на шее, сжал коленями грудную клетку и стал распрямлять намертво скрещенные в ступнях ноги, одновременно вытягивая голову противника. До сих пор из «черепахи» Дока никто не вывернулся. Хомяк вывернулся, хотя и терпел неимоверную боль. Своими длинными руками упершись в землю по обе стороны тела Дока, он отжался, потащил за собой накрепко приклеенного Дока, а потом мощным рывком завалился на бок и сразу на спину. Док теперь оказался сверху, и «черепаха» потеряла смысл. Ногами под телом соперника вытяжение никак не сделаешь. Следовало разрывать «партер», не более. Хомяк тем временем принялся молотить Дока кулаками по пояснице. Должного размаха в его ударах не было, а все равно чувствительно. Док одну за другой высвободил ноги из-под спины сталкера, затем разжал объятия и быстро откатился в сторону. Мгновенно вскочил эффектным прыжком на обе ноги. Хомяк вскочил тем же манером. И они снова замерли в стойке друг напротив друга. «Хорошо, — решил Док. — Давай немного потанцуем». Он легко и непринужденно закружился вокруг сталкера приставным боковым шагом. Тот стоял на месте, только разворачиваясь в сторону противника. Экивоки Дока пока мало впечатляли его. Не впечатляли до того момента, пока Док на мгновенном подскоке не пробил мощный лоу-кик в левое бедро. Вот тогда понял чертяка: еще один такой удар в то же бедро — и левая нога его в лучшем случае занемеет, а в худшем вовсе перестанет двигаться. Сам наконец задвигался, уходя с предполагаемой линии атаки. «Ну давай, давай…» — Согласно четвертому принципу госинрю Док поманил его пальцем, провоцируя на атаку. Хомяк купился — попер в лобовую. Скорее всего, в прошлом он был боксером. Классным боксером. Док это уже определил по технике и стойке сталкера. Он удачно блокировал несколько ударов, но дальше махаться не следовало — можно пропустить хороший стусан и проиграть. С боксером следует бороться. Док отошел назад и, когда противник сделал шаг вперед, мгновенно «прошел» в ноги. Захват, рывок — Хомяк рухнул спиной на землю. «А теперь получай по полной, — злорадно оскалился Док. — Из аси ваки кюсе вряд ли вывернешься». Он крепко захватил стопу Хомяка под мышку, сжав ее между плечом и грудной клеткой, сам завалился на спину «валетом», своими ногами прижал тело противника к земле и начал выворачивать голеностопный сустав. Если бы Док захотел, то уже сразу, одним движением разорвал связки сустава, суставную сумку и… И Хомяк остался бы инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Док этого не хотел, а потому давил медленно и аккуратно. Секунды через три сталкер громко застонал и энергично захлопал ладонью по земле — жест, понятный любому ценителю единоборств: «сдаюсь». Док отпустил ногу, бодро вскочил, снова стал в стойку. — М-да, — огорошенно констатировал Крокодайл. — Хома! А сдается мне, ты уже не чемпион Зоны по кулачкам. — Точно, — подтвердил Витек, — уработали чемпиона. Хомяк медленно поднялся, отряхнул колени и протянул Доку мозолистую лапу. — Драться умеешь. Док с искренним чувством тиснул ее своими цепкими длинными пальцами. — Ты тоже умеешь. — Пошли, я проставляюсь. Они вернулись в «гэндэлык». Хозяин, низкорослый, но крепко сбитый мужик с прокуренными до желтизны фельдфебельскими усами, встретил их понимающим взглядом. Привык, видать, к подобным мужским разборкам. Заняли свои места за столом. Хомяк взял сразу две бутылки водки, чтобы лишний раз, значит, не бегать. — Мужики, а шо с закуской так скудно, может, возьму что посолиднее? — Не понимаешь, — снисходительно пояснил Крокодайл. — Пока не понимаешь. Закуска скромная, чтобы водяра быстрее вставила. — Ага, — подтвердил Витек. — А как вставит, нажремся от пуза и сразу спать. — И едим мы раз в сутки, — добавил Хомяк. — Привычка. Ладно, человече, говори, зачем пожаловал? — Хочу туда. — Док качнул головой в неопределенном направлении. Они поняли. — А зачем? Впрочем, извини, вопрос некорректный. «Ни фига себе, — отметил Док. — Хомяк может изъясняться на грамотном литературном языке». Это потом, гораздо позже он узнал, что Юрий Николаевич Очеретько, он же Хомяк, — кандидат технических наук, десять лет долбивший гранит науки в НИИ. На «оборонку» работал. Пока не надоело. Но тогда, в гэндэлыке, биографии не обсуждались. — Ну… если сильно хочешь, то возьмем. Возьмем? В этот раз молчаливый обмен мнениями длился дольше минуты. Док в который раз подивился их телепатическим способностям. Особенно когда Хомяк вдруг резко отрицательно мотнул головой и добавил вслух: — Нет, Витек, ты же знаешь, я «отмычками» не пользуюсь. «Что еще за „отмычка“? — ужаснулся Док. — Взломщики сейфов, что ли?» — Ну вот что… Док. — Хомяк решительно стукнул ладонью по столешнице. — Теперь и для нас ты… Док. И мы возьмем тебя с собой, если уж ты так решил для себя. Ряд условий. — Да, да. — С поспешной радостью закивал Док. — Не суетись. — Хомяк досадливо скривился. Он неторопливо разлил по стаканам остатки водки — титровал четко, до грамма. Молча, не чокаясь, выпили, закусили крошкой хлеба. Хомяк утер губы рукавом. — Так вот, первое условие. Любой мой приказ. Любой! Каким бы нелепым и глупым он ни казался, выполняется мгновенно и беспрекословно. Беспрекословно и мгновенно! Док на секунду задумался: «С одной стороны, Хомяк мне не командир и присягу на верность ему я не принимал. С другой, если он ставит такое условие, то наверняка имеет для этого основание. Если я откажусь, в Зону они меня не возьмут». — Согласен, — сухо отчеканил Док. — Это хорошо, что ты подумал. — Хомяк удовлетворенно кивнул. — Скоропалительные решения опасны. Условие второе… И тут сталкер тоже задумался, а потом неожиданно хрипло рассмеялся. — А больше никаких условий не будет! Только слушай и запоминай. Учись. Там, в Зоне, все по-другому. Скоро сам поймешь. А сейчас план такой. Проставляешься. Одной бутылки хватит. Под нее берешь хорошую закусь. Потом спим шесть часов и… И ночью двигаем туда, — он вздохнул, — откуда уже нет возврата. И это ты тоже запомни. — Хорошо. А что такое «отмычка»? Сталкеры переглянулись, потом дружно рассмеялись. — «Отмычка», братан, это пушечное мясо Зоны. Ну… долбон, которого опытные сталкеры посылают впереди себя и который таскает за ними снаряжение. Понял? Хомяк глянул на свой ПДА, и сталкеры словно по команде достали из нагрудных карманов сигареты. «Цирк, — не переставал удивляться Док. — Все-то у них строго по графику и не сговариваясь. А я-то думал, что они некурящие». — Так вот, — продолжил Хомяк, аппетитно и глубоко затянувшись. — Лично я никогда «отмычками» не пользуюсь. Такой у меня принцип. А хожу в паре с партнером. Вон с ним, с Крокодайлом. Витек к нам сейчас случайно затесался. Он-то пользуется «отмычками». Но это его право. Запомни: в Зоне никто никого ни за что не попрекает, если сталкер свято придерживается Закона — Закона Зоны. Ты его скоро изучишь. А за нарушение Закона наказание одно… — Смерть? — осведомился Док. Хомяк отрицательно покачал головой. — Хуже, брат, гораздо хуже. Опала, Док. Полная опала и забвение. С философской точки зрения, конечно, та же смерть, но только медленная и мучительная. Очень медленная и мучительная, если, разумеется, опальный сталкер не пустит себе пулю в висок. — Хорошо, это я усвоил. Только не понял, в качестве кого ты берешь меня в Зону? Если не в качестве «отмычки», то в каком? В качестве партнера? Снова дружный и громкий смех всей троицы. У Хомяка даже слезы на глазах выступили. — Ну, насмешил. Проси что хочешь. — Он утерся рукавом, еще раз хмыкнул. — Нет, брат, какой из тебя — пока, надеюсь, — партнер? Беру я тебя в качестве… подмастерья. Так скажем. Почему? Понравилось мне, во-первых, как ты дерешься. Меня ведь до сих пор на Зоне никто не мог уработать в рукопашке. Так, мужики? Крокодайл и Витек важно закивали в знак согласия. — Но не это главное, — продолжал Хомяк. — Есть в тебе некий стержень. Я еще не понял, какой, но есть. И если будешь учиться, учиться и учиться, как говорил пролетарский вождь, выйдет из тебя толковый сталкер. — А такая штука у меня будет? — Док протянул руку и осторожно прикоснулся к прибору на запястье Хомяка. — ПДА? Будет, конечно, только он очень дорого стоит. — Сколько? — прищурился Док. Деньжата у него были. Немного, правда, но за такую штуку он был готов выложить все. — Нисколько. — Хомяк улыбнулся, показав свои резцы. — В Зоне нет денег. Там своя шкала ценностей и способы расчета. В основном это бартер. Нет, условные денежные единицы существуют — юани. Но они действительно чисто условны. Только для удобства оценки. — Тогда… как же? — А вот так. Чтобы получить ПДА, а он будет только твоим, персональным и уникальным, нужно взамен добыть артефакт. И не какой-нибудь простенький, из тех, что валяются под ногами, а редкий. Вроде «конденсатора», «земляного ореха», «гриба», «пупсика», «пирамиды», ну и тому подобного… Только найти и взять такой артефакт трудно, очень трудно. Но если нашел, сумел взять и донести до базы, то проходишь… как бы обряд инициации и посвящения в сталкеры. И получаешь ПДА. — У кого получаешь? — У торговца, который имеет на то право и у которого заключен контракт с Юриком, вернее, с Юрием Михайловичем. — Кто такой Юрий Михайлович? — О! Он мозг Зоны, компьютерный мозг. Царь и бог Зоны! — Уф, как у вас все сложно, — выдохнул Док. — Ничего, у нас и учатся очень быстро. Так, однако мы заболтались. Обед и сон. Ровно в двадцать три ноль-ноль выходим. Где воевал? — В Чечне, в особой разведывательно-диверсионной группе спецназа ГРУ. — О! Это хорошо. Значит, опыт есть. Первое и главное условие помнишь? — Да. — Тогда дуй за бутылкой и закуской. Только не жлобись, деньги тебе не скоро понадобятся. Возьми по кило шашлыка на каждого — шашлык здесь хороший, из свежатины. Огурцов, помидоров свежих. Редиски обязательно. Хлеба черного две буханки. Что не съедим — с собой возьмем. Вышли ровно в двадцать три ноль ноль. Шли след в след. Впереди — Хомяк. Крокодайл — замыкающий. Тогда в Зону еще можно было войти и выйти через «коридоры», известные только сталкерам. Пограничники на эти хождения в то время закрывали глаза — сталкеры платили натурой: артефактами, как самыми дешевыми, так и расхожими. Но истинную цену артефактов знали только сами сталкеры. А для погранцов они составляли настоящий источник наживы. Вот так и устроен человек — тащит в свой Мир что ни попадя. Абсолютно не задумываясь, какой бедой это грозит человечеству. Коридор коридором, но как Хомяку удавалось уверенно и безошибочно двигаться в кромешной тьме без прибора ночного видения, Док мог только догадываться и изумляться. Через несколько лет он и сам так научился, но тогда шел слепым котенком, ориентируясь только на черное пятно спины Витька, шагавшего перед ним. Они прошли километра два — Док определил это чисто по ощущениям: опыт все же имел немалый. Наконец Хомяк остановился, и Док едва не налетел сзади на Витька. Где-то далеко позади в небо взвилась осветительная ракета. При ее свете Хомяк быстро огляделся, дал отмашку рукой направо и тотчас двинулся в указанном направлении. Метров через двести он точно вывел группу на крохотное кирпичное строение непонятно какого предназначения. Домишко с покосившейся шиферной крышей грустно пялил пустые глазницы выбитых окон и тихонько поскрипывал сорванной с одной петли дверью. Перед домом ржавели остовы двух бензоколонок. «Ясно, — догадался Док (нетрудно было догадаться), — заправочная станция». Хомяк ничтоже сумняшеся дернул дверь и шагнул в дом. За ним прошел Витек, Док и, последним, Крокодайл. Все трое зажгли фонари. У Дока фонаря не было. Внутри заправки царила все та же мерзость запустения и разрухи. Прогнившие доски на полу, сплошь облупившаяся штукатурка, грязные разводы и трещины по всему потолку. И на всем — на подоконнике, на столике в углу, на опрокинутом табурете — толстенный слой бурой пыли. Странно, но на полу пыль отсутствовала, словно его подмели. Как потом оказалось, так оно и было: Хомяк с Крокодайлом подмели, чтобы следов не оставлять, потому что под настилом они оборудовали тайник, где прятали при выходе из Зоны сталкерские пожитки и оружие. Хомяк легко поднял две доски, и под ними открылась глубокая ниша. — Запомни, Док, это называется «схрон». Этот схрон — временный и ненадежный. Но каждый сталкер должен иметь в Зоне капитальный схрон. А лучше — два. В них он может переждать выброс и припасти что-нибудь на черный день. У нас с Крокодайлом в Зоне три капитальных схрона. Потом покажу. — А мы уже в Зоне? — с замиранием сердца спросил Док. — Почти. Хотя, скорее, это — предзонье. Тут еще нет аномалий, и всякие твари из Зоны сюда редко заходят. Настоящая Зона начинается через три километра. Так… Он начал извлекать из ниши всякую всячину. Три больших рюкзака, под завязку набитые сталкерским скарбом. Еще какие-то котомки, подсумки. — Док, а ты какое оружие предпочитаешь? — АКМС под 5,45. — Хорошая машинка. Ну… такой у меня нет, а вот АК-47 найдется. Потому как запасливый хохол — он и в Африке хохол. Записываю на твой счет двести юаней. За автомат и два рожка. Привыкай пока жить в долг. Он достал из схрона автомат и протянул Доку. — А у тебя вообще какое-нибудь оружие имеется? — осведомился Крокодайл. Док торопливо снял с плеч свой рюкзак, развязал тесемки и не без чувства гордости достал свой вакидзаси. Обнажил клинок и коротким точным махом перерубил пополам толстый, правда трухлявый, подоконник. — Ого! Знатная штука, — восхищенно поцокал языком Витек. — Только держи ее теперь под рукой все время. Лучше всего — за голенищем берцев. Вот так. — Он сунул себе за голенище большой армейский нож, который достал из схрона Хомяк. Хомяк между тем извлек последний предмет — свой автомат… «узи». — Ни фига себе, — удивился Док. — А сколько в Зоне стоит такая машинка? — Четыреста юаней. Только патроны к ней дорогущие. Но ничего, оно того стоит. Скорострельность оружия в Зоне иногда спасает жизнь. — Ну что, будем выдвигаться? В ответ — лишь короткий смешок всей сталкерской троицы. Док в который раз не понял, чем он так насмешил братию. — Люди ночью по Зоне не ходят, салага, — снисходительно пояснил Крокодайл. — Ночью люди в Зоне спят. И снова как по команде сталкеры одновременно тиснули красную кнопку на своих ПДА. Экраны тотчас засветились ровным голубым сиянием. Хомяк еще, словно пианист, дробно застучал по крохотным черным кнопочкам, маркированным белыми буковками. — Что он делает? — почему-то шепотом поинтересовался Док у Крокодайла. — Подтверждает Юрику активацию ПДА и наш заход в Зону. — А если, допустим, кто-то украдет ПДА Хомяка или, еще хуже, снимет с мертвого и будет «косить» под него? ПДА ж в Зоне, как я понял, большая ценность? — Правильный вопрос, хорошо мыслишь, — одобрил Хомяк, не отвлекаясь, однако, от экрана. — Только прежде чем Юрик возьмет меня под крылышко, я должен со своего ПДА набрать пин-код. А кроме меня его знает только Крокодайл. Вон Витек не знает. И я его код не знаю. Так-то. Нас приняли. А теперь — легкий ужин и на боковую. Тронулись в путь, как только рассвело. Шли тем же порядком. Впереди — Хомяк, за ним — Витек и Док. Замыкал вереницу Крокодайл. Километра через два пути по унылой местности, поросшей жухлой травой, остановились перед крохотной рощицей, расцвеченной всеми красками осени. Сталкеры (Док уже привык к их согласованному однообразию) одновременно отщелкнули рожки автоматов, оглядели их, снова вставили, передернули затворы автоматов и сняли их с предохранителя. То же самое, обезьяной повторяя их действия, сделал и Док. Сталкеры расстегнули подсумки с запасными обоймами. У Дока пока не было подсумка, но и он на всякий случай проверил, не застегнут ли клапан кармана, в который он сунул снаряженные рожки, на пуговицу. Хомяк взмахнул рукой, и группа двинулась вперед по тропинке, уходящей в рощу. Что и как это было, Док теперь помнил смутно. Легкий шорох в кустах, короткая автоматная очередь позади. Он едва успел отскочить, как в ноги ему уткнулась мертвая чернобыльская тварь. Буро-коричневая, вся в уродливых наростах, похожая на свинью, но очень отдаленно похожая. С короткими лапами разной длины, которые заканчивались двумя острыми отростками вроде раздвоенных копыт. — Что… кто это? — только и выдавил из себя Док, с изумлением изучая тушу странного чудовищного творения Зоны, валявшегося у него под ногами. — Псевдоплоть, — пояснил Крокодайл. — Не самая крутая тварь, но тоже не подарок. Ты того… шагай вперед, не задерживай движение. Док заторопился вслед за Витьком и Хомяком, которые даже не оглянулись. Они вышли из рощицы и взобрались на крутой пригорок. Вид отсюда открывался чудный. Далеко-далеко впереди, с левой стороны, высился грандиозный короб саркофага. За ним, еще дальше, — трубы атомной электростанции. Справа — однообразные многоэтажки Припяти. А между приметными строениями — сплошная зеленая зона с редкими проплешинами. Кое-где в проплешинах проглядывали покосившиеся крыши хат, еще каких-то строений, остовы машин, тракторов, бульдозеров, танков и бронетранспортеров. Кое-где зелень леса бороздили глубокие овраги. Мертвенно-матово поблескивала извилистая лента реки. — Ну вот мы и в Зоне, — вздохнул Хомяк. — Здравствуй, родимая. И Док, стоя тогда на холме, чувствовал себя так, как будто находился в начале долгого пути. То же самое было и сейчас, на Киевском вокзале. Странно, непривычно, неуютно. Словно выдернули тебя из горячей воды да с ходу сунули в ледяную. Эдакая контрастная купель. Да делать нечего. Он зачем-то одернул свой кургузый пиджачок и придержал рукой симпатичного аккуратного старичка, проходившего мимо. Тот испуганно отшатнулся, недоуменно уставился на Дока близорукими старческими глазами. — Извините, пожалуйста, — виновато улыбнулся Док. — Не подскажете, где здесь стоянка такси? Дедок облегченно, как показалось Доку, выдохнул и махнул рукой в сторону. — Вон там, сразу за углом. — Спасибо, еще раз извините. Не соврал дед, да и с чего ему было врать. Сразу за углом в длинную вереницу выстроились машины разных марок, но все с одинаковыми желтыми фонарями на крыше. Док сунулся было в первую попавшуюся, но водитель сердито буркнул: — Не, братан, хочешь ехать — садись в переднюю машину. Я из-за тебя очередь нарушать не буду. «Вот это да! — восхитился Док. — Раньше люди в очереди на такси стояли. А теперь, значит, такси за людьми в очереди стоят». Он, уже уверенно, распахнул дверь первой в веренице машины и плюхнулся на сиденье. Таксист неодобрительно покосился на Дока, вернее, на его изысканно-провинциальный наряд, но осведомился вежливо: — Куда едем? — Вези меня, браток, в какую-нибудь гостиницу. Не особо дорогую, но и не самую дешевую. И желательно поближе к центру. — В центре, браток, таких… отелей нет, — хмыкнул водила. — Там только дорогие. — Хорошо. А на Оболони есть такие… хм… отели? — На Оболони есть. Ты скажи лучше, на какую сумму в сутки рассчитываешь? Док пожал плечами. — Не знаю… — Ну, ты даешь! Ты что, с Луны свалился или с Марса? — Почти, — грустно признался Док. — А сколько, к примеру, стоит отдельный номер в гостинице средней руки? Если в долларах? — Ого! У тебя доллары есть — значит, не с Марса, — уже с некоторой долей уважения констатировал таксист. — Отдельный номер в гостинице средней, как ты говоришь, руки обойдется тебе долларов тридцать в сутки. Только баксы на ресепшине уже давно не принимают. Только гривны. — А что такое «ресепшн»? Водитель грустно покачал головой. — Не, точно с Марса… Ресепшн, брат, — это администрация отеля. «Не, ну точно, как при первом заходе в Зону, — не менее грустно отметил Док. — Всему приходится учиться заново. Хорошо, что хоть знаю, как и где доллары разменять». — Ладно, поехали уже. Колесили они долго, очень долго, но Док совсем не утомился. С широко раскрытым ртом он жадно впитывал новые впечатления. Поражало все: обилие автомобилей, всяких и разных. Они сплошь забивали даже широкие проспекты, двигаясь монотонно и медленно. То и дело поток замирал на светофоре в тягостном ожидании зеленого света. Иногда по крайней левой полосе с воем и карканьем проносились навороченные громадные джипы или длинные лимузины с мигалкой на крыше. Поражало количество пешеходов на тротуарах. Все хорошо одетые — по меркам Дока. И все куда-то мчались, вертелись в карусели толпы, озабоченные и хмурые, ни улыбки на лице, ни привета. Но сколько красивых женщин! Боже, сколько красивых! Однако больше всего поражала вычурность строений. Поражала и огорчала одновременно. Док последний раз был в Киеве лет тридцать назад. Тогда это был истинно древний русский мегаполис. Эпоха пролеткульта, конечно, наложила свой отпечаток на архитектуру, но не портила город. Старинный Подол органично вливался в советский Крещатик. Девятнадцатый век достойно соперничал с двадцатым. Фантазия творцов в причудливости форм и смелости решений создала чудный архитектурный ансамбль. А теперь… «Пусть, к примеру, вон тот небоскреб и хорош, — печально подмечал Док. — Я такие только в американском кино и видел, но какой придурок втиснул его между двумя домами постройки явно позапрошлого века? И какими домами, красотищи-то какой! Там бы скверик разбить с фонтанчиком. А вон еще… Ну конечно, банк! Блестит, словно елочная игрушка, и… Господи, какой урод! Главное, рядом с древней церковью. Вот какой идиот до такого додумался? Да… И какого черта я сюда приперся? Мне что, в Зоне приключений не хватало?» В таких глубоко философских размышлениях Док провел остаток дороги в гостиницу. Вернее, в отель. Русского понятия «гостиница» в этом Мире уже не существовало. — Сколько с меня, шеф? — Шеф… — усмехнулся таксист, которому давно перевалило за сорок. — Так ко мне давно никто не обращался. Если ты не с Марса, то уж точно из тайги вчера вышел. — Это, брат, ближе к истине, — подтвердил Док. — Так сколько? — Двести. — Двести чего, гривен или долларов? — Да гривен. Говорю же тебе, баксами уже давно никто и нигде не рассчитывается. Док отстегнул из тощей пачки две сотенные, подумал и добавил еще двадцатку. — Спасибо. — И тебе спасибо, браток. Удачи. Ты это, — уже в спину Дока выкрикнул таксист, — если деньги есть, то приоденься получше! У нас тут не тайга. «Это я и без тебя понял, — пробормотал под нос Док. — Знал бы ты, из каких дебрей я вышел. У вас небось таких таежников и не видали». — И еще, постой. — Таксист высунул в окошко руку с визитной карточкой. — Вот, возьми, если понадоблюсь — звони, приеду. Понравился ты мне, таежник. «Ни фига себе… — Док взял карточку, ошарашенно потер затылок. — Что ж это за Мир такой, в котором простые таксеры раздают кому ни попадя визитные карточки?» На «ресепшине» его, конечно, встретили отнюдь не с распростертыми объятиями. Но и не отвергли с порога. Это внушало оптимизм. — Мне бы отдельный номер. Желательно с телефоном, — робко объяснил свое жалкое присутствие Док миловидной, ослепительно рыжеволосой и зеленоглазой девушке за длинной стойкой. — У нас все номера давно телефонизированы. — Она гордо сверкнула глазами. «Ну вот, сейчас спросит, из какой тайги я свалился или с какого Марса вышел», — огорчился Док. Видимо, огорчение явственно нарисовалось на его небритой физиономии, и девушка смилостивилась. — Вам какой, обычный или люкс? — А сколько стоит люкс? — Триста гривен в сутки. — Тогда, пожалуй, люкс. «И чего я комплексую? Что они здесь, таких не видывали? Вон, в электричке с какой девушкой познакомился. И ничего, прокатил внешний вид. Даже телефонами обменялись. Так что вперед, не боись». — На сколько суток? — Для начала — на десять, а там видно будет. Он еще в такси просчитал, что по здешним расценкам десяти тысяч долларов ему хватит надолго. При его-то скромных потребностях. Хватит и одежонкой приличной разжиться, и этим… мобильником. Потому свежел и наглел прямо на глазах. — Да. А приличная парикмахерская у вас в отеле имеется? — Конечно. — И ресторан? — Разумеется. — И обед в номер можно заказать? Девушка тоже менялась прямо на глазах. Вернее, менялось выражение ее лица. Из настороженно-неприветливого оно плавно переходило в доброжелательно-угодливое. «А деньги, как я погляжу, точнее их наличие, тут решают все. Это не наши условные юани, отсутствие которых на Зоне ровно ничего не значит». — И вот еще: где у вас обменный пункт? Мне нужно доллары поменять. Лицо девушки расплылось в приветливой улыбке. — Обменный пункт вон там, за газетным киоском. А вы, наверное, американский шпион? «Вот, уже и до легкого флирта дело дошло. А я боялся, — радостно встрепенулся Док. — А впрочем, мужик-то я видный. Не заморыш какой. Ну, небрит. Ну, прикид неважнецкий. Но это все легко исправить». — Хуже, — усмехнулся он в ответ. — Я — инопланетянин. С Марса. Положим, тут он не сильно погрешил против истины. — А что, на Марсе тоже пользуются долларами? — Еще как пользуются! Они же, доллары, зеленые, а всем известно, что на Марсе живут зеленые человечки. — Почему вы не зеленый? Шутливый диалог развивался просто стремительно, и Док сам себе удивлялся. — Я перекрасился под землянина. Только, к сожалению, побриться не успел. — Он потер небритую щеку. — А в тарелке парикмахерской нет. — В какой тарелке? — В летающей. Девушка открыто и звонко расхохоталась. — Ну а почему вам костюм на Марсе приличный не выдали? — все еще посмеиваясь, осведомилась она. — Я нестандартных размеров. И на меня налезли только тельник, этот вот спинджачок со штанишками, да эти… как это по-вашему, по-земному… А! Вспомнил — галоши. Но, заметьте, на мне даже нет носков — не нашлось подходящих. Снова взрыв смеха. — Ой, заполняйте уже бланк, — выдавила она, смахнув выступившие на глазах слезы. — Потом коридорный отведет вас в номер. Документы у марсианина, надеюсь, имеются? Кажется, девушка была не прочь еще поболтать, но положение обязывало, и к тому же из конторки позади стойки на нее сердито поглядывал смазливый прилизанный тип в белоснежной рубахе и при галстуке. — Конечно, но сами понимаете — липовые. Он достал из кармана паспорт, удостоверение участника боевых действий и пенсионное. — Вот, какие именно нужны? — Нет, вы правда или шпион, или марсианин, или… или неисправимый шутник. Паспорт, конечно. — Пожалуйста. Теперь серьезно. Я действительно давно не был в цивилизованном обществе. Вот только приехал с Дальнего Востока, где работал золотоискателем. Много лет работал. Это — правда, — сказал Док и подумал: «Во заливаю!» — Вы не обижайтесь на вопрос… Я привык решать все как-то… по-людски. В каком размере принято сейчас давать чаевые в ресторане и обслуживающему персоналу? — Ну… — Девушка слегка покраснела и быстро оглянулась. — Вообще-то, у нас не принято, но для вас, марсианин… В ресторане — десять процентов от стоимости заказа. Персоналу — от двадцати до пятидесяти гривен. — Спасибо. — Док быстро выудил из кармана сотку, сунул ее в паспорт, протянул девушке и шепнул: — Сдачи не нужно. И вот еще что: где поблизости приличный магазин мужской одежды? — Да прямо напротив нашего отеля. Очень приличный. — Там и исподнее есть? — Абсолютно все есть. Были бы деньги. — Тогда я сразу туда: экипировка для золотоискателя, знаете ли, важнее всего. А потом уже можно и в номера. Спасибо вам, Света. — Имя он прочитал на пластиковой карточке, приколотой к белой блузке девушки. — И вам большое спасибо. Уже через три часа Док, коротко постриженный, до синевы выбритый, посвежевший после солевой ванны с шампунями, благоухающий, в одних трусах валялся на прохладной нежной простыне и блаженно щурился на белый свет. И не мог он пока, по первым впечатлениям, определить, насколько отстал от жизни. Вот, к примеру, номер, в который его поселили. В свое время Док потерся по разным заведениям подобного типа. Те ни в какое сравнение с нынешними не шли. Нынешние — просто фантасмагория какая-то. Рельефный, ступенчатый потолок с овалами, углами, прочими финтифлюшками. Что за материал? То ли ткань, то ли пластик. Как крепится и к чему? Люстр нет — вмонтированные светильники. Ромбовидные — горят ярко. Круглые — излучают мягкий интимный свет. Стены — тоже не поймешь: обои — не обои, шпалеры — не шпалеры, дерево — не дерево. Хренотень какая-то. Док даже провел ладонью по стене: идеально гладкая прохладная поверхность. Колупнул пальцем золотистый выпуклый узор — ободрать его, похоже, можно только напильником. А сбить — только зубилом. А как красиво и органично! Такой же узор повторяет формы светильников на потолке. Скромно, эстетично и, как говаривал его преподаватель музыки в училище, «вкусно». Пол вроде паркетный, но не паркетный, точно. Тоже какой-то современный материал. Док и его попробовал на прочность. Не царапается, зараза. А мебель-то какая! Кресла-ракушки, в которых утопаешь по самые уши. Такой же диван-ракушка, пуфы… Журнальный столик — овальной формы, стеклянный, прозрачный. Вместо ножек — деревянная подставка. Статуя в виде обнаженной нимфы, держащей на руках столешницу. А дерево-то резное, хотя Док не сомневался: раз столик стандартный, значит, нимфу из дерева вырезает запрограммированная машинка. А кровать в спальной комнате! В его молодые годы подобную называли «сексодромом». Только матрацев таких на «сексодромах» тогда еще не придумали. Цельный квадрат, мягкий и упругий одновременно. И подушки, похоже, из того же материала, что и матрац. Еще шкаф, громадный, но компактный, с раздвижными дверями. Тумбочки странной формы — полный модерн. А ковров, стандартных символов роскоши и достатка советской эпохи, нет. Ни одного ковра в номере! Зато есть бар-холодильник с полным набором напитков. Три отделения. Верхнее — стоечка с коньяком и винами десяти сортов. Сухое, полусладкое, крепленое, десертное. Три сорта вина были Доку знакомы — крымская Массандра. Остальные видел впервые. Среднее отделение — холодильник. В нем водка, сок, минеральная вода, две бутылки шампанского — брют и полусладкое. Обрадовала марка «Советское шампанское». Словно старого знакомого встретил. Нижнее отделение — морозилка. В ней только кубики льда в специальном контейнере. Но больше всего Док намаялся с техникой. Телевизор… телевизор на базах в Зоне был. Но такого он там не видел. Плоский, громадный — и никаких, понимаешь ли, кнопочек и ручек. У Бармена на базе стоял настоящий монстр — толстенный, грандиозный «панасоник». Хозяин включал его самолично, манипулируя пультом, словно волшебной палочкой. Ладно, с пультом Док разобрался. Но когда запустил трансляцию, совершенно обалдел. Триста каналов! Триста! На любой вкус и цвет! У Бармена крутились только три канала — современные боевики, старое советское кино и порно. Обычно он начинал телесеанс словами: «Ну, господа сталкеры, что сегодня будем смотреть?» Странно, но господа сталкеры чаще всего выбирали старое советское кино. Реже — современные боевики. И совсем редко — порно. Бог с ним, с телевизором. А вот с аппаратами, что стояли под экраном телевизора, Док, что называется, запарился. Нет, он понимал, что это видеоплеер, аудиопроигрыватель и тюнер-усилитель. Не совсем же лох и не настолько отстал от жизни. Колонки, вон, усилительные с обеих сторон. Целых три. Две высокие, узкие, словно столбики. Одна массивная, квадратная — низкочастотная. Еще две небольшие на стене по обе стороны дивана. «Да что за хрень, — возмутился Док. — Ладно, я пойму — звуковой квадроэффект, но квинтэффект… Нет, не пойму». В конце концов с предназначением аппаратуры он худо-бедно разобрался. И с пестрым цветистым рядом компакт-дисков на специальной стойке тоже разобрался. Эти диски — видео. А эти — аудио. Вот только куда и как их всовывать, так и не понял. Как и не понял, как включить и заставить работать всю эту гребаную технику. Бесполезно провозившись минут пятнадцать, Док занял позицию в кровати и констатировал: «Не так уж тут, во Внешнем Мире, хреново. Скорее — кайфово». Он лениво достал с тумбочки трубку радиотелефона. Милый, уже знакомый голос: — Администрация, вас слушают. — Светочка, а соблаговолите приказать мне обед в номер. — Для вас, Сергей Николаевич, любой каприз. — Так-таки и любой? Светочка, имейте в виду, хоть я и закоренелый таежный волк, но шлюх в номер заказывать не буду. Вот с вами сочту за честь поужинать — если, конечно, не откажете. А сейчас, Светочка… Жрать хочу смертельно!!! Уже знакомый смех в трубке, ласковое, даже с легким придыханием, интимное: — Сергей Николаевич, соединяю с рестораном. Док даже обалдел от старорежимного: «Кухня, что изволите-с?..» Он прокашлялся и начал солидно, но с изрядной долей иронии: — Изволю я обед в 231 номер. — К вашим услугам, что будете заказывать? — Хм… а ты кто? — Я — старший менеджер ресторана, Сикорский Яков Яковлевич. Док не в первый раз за сегодняшний день поймал себя на странной, но приятной мысли, что прекрасно вписывается в образ нувориша. А потому, согласно своей роли, он добавил в голос низких обертонов, еще солидности, самоуверенности и наглости. — Так вот, Яша, я человек простой. А потому, во-первых, большое-пребольшое блюдо жареной картошки. — Фри? — Нет, Яшенька, именно жареной, и на свежем, хорошем масле. Во-вторых, агромадный, хорошо прожаренный кусок свинины. — Отбивную? — Я же сказал, хорошо прожаренный кусок свинины. А что это будет — на усмотрение повара. Затем… непременно селедочку с лучком. Салат из свежих огурцов и помидоров под сметаной. Салат из свежей капусты. И… редиска есть? — Конечно. — Значит, непременно редиску. Резать не нужно. Так… дальше, бутылку водки. — Какой? — Хорошей, Яша, хорошей водки. Бутылку минеральной воды. — Какой изволите? — Боржоми в стеклянной таре. И… Хотелось понтонуться и заказать устрицы. Док их ни разу в жизни не пробовал. Сделал паузу, задумавшись: «Хрен его знает, сколько стоит порция устриц в этом храме кулинарного искусства и есть ли они вообще в меню? Обойдемся пока без „фрутте дель маре“.[10] Черт… откуда оно всплывает в памяти? Просто денди какой-то». — И на десерт чашку кофе. — Какой кофе? — Хороший, Яша, хороший кофе. Да! Сигарилы «Капитан Блэк» есть? — Конечно, Сергей Николаевич. «Опа! Таксер говорил — отель средней руки. А уже и имя-отчество в кабаке знают. Света подсуетилась. А какой же сервис в заведениях высшего класса? Да… изменился Внешний Мир, еще как изменился». — Значит, пачку сигарил. Что еще? Да, лично Свете на ресепшн бутылку шампанского и коробку конфет. — Ну… извините, Сергей Николаевич… У нас в отеле так не принято… — А у нас, на золотых приисках, принято, — добавил в голос жестких ноток Док. — Еще раз извините. Какое шампанское? — Хорошее, Яша, хорошее. И конфеты хорошие — большую коробку. — Будет сделано. — Работай, Яша, работай — не обижу. — Заказ будет доставлен через сорок минут. Сделаем все по высшему разряду — только свежатина. — В заискивающем голосе менеджера явственно прозвучали уважительные и уже как бы родственные нотки. — Отлично, я жду. «Ну, загулял золотопромышленник, — хмыкнул Док. — А впрочем, кто воевал — имеет право. И чем я не золотопромышленник?» Наелся, что называется, «от пуза». «На чай» отстегнул кухарям аж пятьдесят долларов. Это значительно превышало предел, подсказанный прелестной администраторшей Светой. Однако положение золотопромышленника обязывало, и к тому же обед обошелся ему в сумму, меньшую расчетной. Можно было и устрицы заказать. «В следующий раз непременно закажу, надо же попробовать», — решил Док и перевернулся на бок. Он тщетно пытался заснуть. Как ни устал, как ни наелся, как ни хотел заставить себя отключиться хотя бы на пару часов — не получалось. Проклятые биоритмы, что наработались за пятнадцать лет, не давали покоя. Не привык он спать в это время суток. И хоть тресни, ворочался, ворочался на ласковых прохладных простынях, но так и не уснул. Наконец вскочил с привычной порывистостью, промурлыкал под нос: — «И вечный бой, покой нам только снится…» Хм… «Не скифы мы и не азиаты…» Мы — уроды из Зоны. Что ж, пообщаемся с родимыми. Не скажу, чтобы соскучился, но как-то тянет. Он вывесил с наружной стороны на дверь табличку «Не беспокоить», натянул махровый халат — для представительства, ибо в Зоне подобного наряда сроду никто не видывал. Пакет со старыми пожитками Док спрятал в шкафу. Сейчас он вытянул пакет, достал пиджак и кроссовки. «Черт! А ни ножа, ни лезвия у меня нет, — мелькнуло у него в голове. — Подкладку, положим, отдеру, а „звезду“ из штиблета без ножа никак не достанешь. А впрочем…» Он сжал кроссовок обеими руками, затем вцепился в подошву крепкими еще зубами, зарычал, потешаясь, и рванул что есть силы. Получилось: нижняя толстая часть подошвы, приклеенная к верхней тонкой части супер-клеем, оторвалась. Вот она — «золотая звезда»! «Философский камень», недостижимая вековая мечта человечества и… И величайшая мистификация, которая никогда не станет реальностью. «Нет, мошенничеством я займусь позже, — решил Док. — Сейчас — сеанс спиритизма и хиромантии». Он разодрал подкладку пиджака и двумя пальцами подцепил крохотный мутно-желтый камешек неопределенной формы. Аккуратно положил его на прозрачную, гладкую поверхность стеклянной столешницы. Посидел минуту — готовился, собирался с мыслями. Затем снова взял камешек, сжал между ладонями и энергично потер. Кожей ощутил, как артефакт разбухает, наливается невиданной силой. Вот формы его начали меняться, и вскоре он стал абсолютно круглым. Вот он размером уже с теннисный мячик. Желтый, плотный и горячий теннисный мячик. Шар все раздвигал и раздвигал ладони Дока, увеличиваясь, теперь уже на глазах, в размерах. Наконец он разжал руки, и шар повис над столом. Теперь он и размером, и видом своим походил на воздушный шарик. Обычный воздушный шарик, заполненный гелием. Если бы кто-нибудь сейчас осмелился и зашел в номер, то наверняка подумал бы: тешится дядька, шариками играется. Между тем артефакт продолжал трансформацию. Он еще немного увеличился, а затем начал менять цвет. Желтая краска словно испарилась с его поверхности, и шар засветился ровным матовым сиянием. Потом по поверхности пробежала легкая рябь и… И Док увидел Зону! Это напоминало компьютерную игру «бродилка». У любого уважающего себя барыги вроде Бармена или Крысятника на базе имелась компьютерная игротека. И некоторые сталкеры «на отдыхе» из нее не вылезали. За час игры торговцы брали дорого — двадцать юаней. Но фанатов хватало. Некоторые даже просаживали в игротеках все заработанное и влезали в долги. Игры делились на две категории: «бродилки» и «стрелялки». Старые сталкеры предпочитали «бродилки». Молодые — «стрелялки». Психология понятна: ветераны настрелялись и нахлебались досыта, им бы сокровища найти да не угодить в ловушку. Молодежь еще жаждала крови, ибо не навоевалась вдоволь. Но всех тешило и влекло количество отпущенных компьютерных жизней, а еще больше — возможность начать свою виртуальную жизнь заново, чего в реальном мире Зоны никогда не случалось. Док тоже немного баловался и, конечно же, предпочитал «бродилки». И сейчас Док будто бы играл в «бродилку». В шаре, словно с высоты птичьего полета, отразилась вся Зона. Вот — крохотный городок Припять, вот — игрушечный саркофаг, тоненькие ниточки дорог, голубая извилистая ленточка реки, зеленые пятна лесов. Док положил указательный палец на городок и чуть нажал — изображение стало увеличиваться, словно он опускался с небес ближе к земле. Обращаться с артефактом его научил контролер в Зоне. А назывался артефакт «Зеркало Мира». Такое название придумал для него сам Док, поскольку ни один сталкер не только в глаза не видел, но и не догадывался о существовании этого потрясающего по своим возможностям артефакта. Еще легкое нажатие пальца — и Док уже низко парил над самым городом. Он, не отрывая пальца от гладкой поверхности «Зеркала Мира», повел вправо, вверх, еще вправо. Это напоминало манипуляцию на сенсорном мониторе ноутбука. А ноутбук Док уже видел: один — у Крысятника (тот полгода назад хвастался перед сталкерами необычным, наиновейшим чудом компьютерной техники); второй — у контролера. Работать с «Зеркалом Мира» было еще проще. Артефакт словно угадывал его желания и послушно вел к цели. Вот Док завис прямо над входом в подземный тоннель. Нажатие пальца — и он быстро спустился прямо по шахте лифта вниз. Двинулся по галерее. Нет, неправильно, он не двинулся, а помчался, стремительно помчался, безошибочно лавируя в хитросплетениях подземного лабиринта. Вот знакомый грот с бюрерами, а вот и он, контролер. Док оторвал палец-курсор, наклонился к шару и вперился в оловянные глаза истинного хозяина Зоны. Будто легкий ветерок приласкал волосы, и он сразу явственно услышал: — Здравствуй, Док. — Привет, приятель. — Как дела? — Пока неплохо. Я во Внешнем Мире, уже обустроился. — Вижу. Только не пользуйся часто… как ты его называешь?.. «Зеркалом Мира». Это грозит расстройством психики. — Знаю. — У тебя все? Док замялся на мгновение, словно разговаривал с обычным земным человеком, а не с исчадием Зоны. Конечно же, контролер прочитал его мысль. — Ты хочешь поговорить с химерой? — Да, я хочу пообщаться с Чудом. — Странное желание… Но если хочешь, то пожалуйста. Поверхность шара померкла, затем по ней снова прокатилась легкая рябь, и Док ясно увидел перед собой морду химеры. Она таращила на него свои желтые глазищи. И, дьявол его забери, Чудо довольно лыбилась. — Ну что, уродище, как поживаешь? — мысленно спросил Док. — Сам уродище, — тотчас вернула химера. — А поживаю хорошо. — Сколько моих бывших друзей еще сожрала? — Пока ни одного. Но если будешь оскорблять, непременно сожру. — Слушай, а твой интеллект развивается прямо на глазах. То была истинная правда, которая не переставала безмерно удивлять Дока. — Это от общения с тобой. Просто я учусь, читая твои мысли. — Наверное, я не лучший учитель. — Зато я хорошая ученица. Они оба помолчали. — Что ж, рад был с тобой пообщаться. — Я тоже. Только не пользуйся часто артефактом. — Да, контролер предупредил. — Тогда удачи тебе, Док. — И тебе, Чудо. Док вздохнул и оторвался от экрана. «Вот как это назвать? Привязался, что ли, к этой заразе, убившей и сожравшей Хомяка? И почему так тянет в эту проклятую Зону? Что я там забыл, что оставил? Впрочем, и забыл, и оставил целых пятнадцать лет жизни». Он сильно и грубо ткнул в «Зеркало Мира» пальцем — и шар начал обратную трансформацию. Матовое сияние погасло, последняя волна ряби пробежала по поверхности, и шар немного сдулся — как и положено настоящему воздушному шарику. Вот он уменьшился до размеров теннисного мяча, затем плавно и медленно опустился на столешницу. Опустился, окончательно утратил форму и снова превратился в крохотный желтый и мутный кристалл неопределенной формы. Док бережно взял его двумя пальцами, подумал немного, встал, открыл шкаф. Не удержался — полюбовался немного развешанной на плечиках новой экипировкой. Стильный темно-серый костюм в полосочку. «Двойка» — брюки и пиджак. Конечно же, прелестница Света была права: «тройка», то есть комплект из жилетки, брюк и пиджака, давно вышла из моды. В продажу «тройки» давно не поступали. Еще легкий спортивный костюм — фирменный, «Пума». Джинсовый костюм — штаны и рубашка. Кожаная куртка с кучей карманов, застежек и металлических лейбов. Пара строгих рубах — белая и черная. Два галстука, таких же строгих и стильных, как и рубахи. Внизу, на полке, кроссовки «Пума» — под стать спортивному костюму. Туфли. Одна пара легкомысленная, но с претензией на оригинальность — из змеиной кожи. Бедный питон смотрелся в новой своей ипостаси весьма претенциозно. Вторая пара — «классик»: черная кожа, острый носок, небольшой каблук. Полный джентльменский набор. Процесс шопинга занял не больше часа. До тошноты услужливый парень, похоже, нетрадиционной ориентации, подобрал ему все нужное мгновенно и, как теперь понимал Док, безошибочно. Вкус у паренька был, и дело свое он знал хорошо. Вот только, подсчитав расходы, Док с сожалением констатировал, что «полинял» на целых пять тысяч долларов. Ничего, шмотки действительно того стоили. Он еще минутку постоял возле своего гардероба и наконец сунул артефакт в нагрудный карман пиджака. Там ему ничто не угрожало. Да и кто разглядит и заподозрит в крохотном кусочке канифоли подлинный шедевр зонального искусства? «Все. На сегодня сеанс спиритизма, оккультизма и хиромантии закончен, — решил Док и широко зевнул. — Золотым промыслом займемся завтра». Биоритмы Зоны брали свое, и там, в Зоне, порядочному и уважающему себя сталкеру полагалось спать. Док с размаху завалился на кровать, блаженно потянулся и мгновенно уснул безмятежным сном младенца. Безмятежным, может быть, впервые за пятнадцать лет. ГЛАВА 13 Покупка мобильного телефона вылилась в целый процесс. Док и представления не имел, что все так сложно и запутанно. Думал: зайду в магазин, заплачу деньги, куплю аппарат — и готово, звони на здоровье. Ан нет, все оказалось гораздо сложнее. Какие-то карточки, контракты, чипы, бонусы, акции… Разные операторы — МТС, «Киевстар», «Лайф». У Дока башка опухла, пока менеджер в магазине втирал ему все премудрости мобильной связи. При этом он так смотрел на Дока, словно тот был умственно неполноценным. Док его, конечно, понимал. Да и что мог подумать о нем бойкий разбитной паренек? Перед ним — прилично одетый дядька, при деньгах, явно не дебил, но дремучий невежда, которому невозможно что-то втолковать. Все это Док читал в его хитрых и пронзительных глазках. Он слушал и слушал, чувствуя, как у него начинает нарастать раздражение, и в конце концов прибегнул к уже проверенной и отработанной методике. — Слушай, дружище, как тебя зовут? — спросил он у паренька. — Александр. — Так вот, Саша, сделай так, чтобы с телефона можно было звонить. Меня не волнует, как ты это сделаешь. Но я хочу через полчаса выйти из вашего магазина, достать из кармана этот хренов мобильник и позвонить куда нужно. Задача реальная? — Конечно, — хмыкнул менеджер. — Так делай, Саша, делай — не обижу. — Модель телефона выбирайте. — Уф… — Док вытер пот усталости со лба. — Давай так. Модель выбираешь сам, самую надежную, но не самую дорогую. Особых наворотов мне не нужно. Главное, чтобы работал четко и бесперебойно. Понял? — Понял. С сенсорным экраном или с клавиатурой? — С клавиатурой. — Уже делается. Метод и теперь себя оправдал. Ровно через полчаса он вышел из маркета со снаряженным и готовым к употреблению телефоном. А с самим аппаратом разобрался, к собственному удивлению, быстро. С одной стороны — обычный телефон. Набирай номер да звони. С другой стороны, что касается возможности общаться SMS-ками, тот же тебе ПДА. Странно, но, видимо, у истоков чудо-прибора стоял один конструктор-изобретатель. Даже кнопочки на телефоне располагались в том же порядке, что и на ПДА. Док для пробы набрал первый пришедший в голову текст: «Пишите письма на деревню дедушке». И в голову ему не могло прийти, что сторонний наблюдатель, найдись такой, удивился бы донельзя виртуозной технике исполнения. А Док ведь осваивал свой персональный ПДА по принципу: «Жить захочешь — быстро научишься». И там, в Зоне, жизнь действительно подчас зависела напрямую от скорости передвижения пальцев по клавиатуре ПДА. «ПДА… мой ПДА». — Док отложил телефон, развалился в кресле и мечтательно зажмурился. Он до мельчайших подробностей помнил тот день, когда получил из рук Хомяка свой первый и неповторимый ПДА. В обмен на свой первый и тоже неповторимый артефакт. Выброс накануне того памятного дня случился необычайно мощный. О его мощности сталкеры опять-таки судили по сообщениям на ПДА. Юрик распихал по поверхности своего подземного бункера кучу всяких датчиков — сейсмических, радиологических, акустических, радиолокационных, ультразвуковых. Да каких только датчиков он не установил! Вся информация стекалась к нему в Центр. И по показаниям датчиков он судил о силе выброса. Даже шкалу разработал десятибалльную. Естественно, резюме по выбросу сразу сбрасывалось на ПДА зональной братии. И едва выброс заканчивался, братва спешила на промысел. В тот день сталкеры торопились как никогда. Чем мощнее выброс, тем больше после него артефактов. Аномалий, правда, тоже больше, но это дело привычное, житейское, можно сказать. Вылетали из гнездышка, оборудованного Барменом, быстрокрылыми птицами и устремлялись во все стороны. Потому как у каждого — свое заветное местечко, своя тайная полянка, овражек, ложбинка. Пастбище, короче говоря. Места промыслов не делили. Если пути, не приведи Господи, пересекались или заветное место совпадало, то, как говорится, «кто первый поспел — тот и преуспел». Раньше, в стародавние времена Зоны, дело зачастую доходило до кровавых схваток. Сейчас такие братоубийственные столкновения происходили исключительно редко. Закон, неписаный сталкерский Закон, карал сурово. Была и еще одна причина: когда Док выходил во Внешний Мир, сталкерской братии в Зоне значительно поубавилось. Очень значительно. Главная причина — почти полная блокада. Приток молодых, необстрелянных кадров практически прекратился. И только торговцы — и «белые», и «черные» — знали пути, вернее, уже узкие лазейки, через которые просачивались товары. Но люди через эти лазейки проникнуть не могли. Первым поспевал тот, кто ловчее мог «ходить» по Зоне. У Хомяка и Крокодайла имелось свое «поле чудес». Всего-то в трех километрах от базы Бармена, в спальном микрорайоне Припяти. Если двигаться по прямой, то весь путь можно было пройти за двадцать минут. Только по прямой в Зоне не ходили. А добывать сокровища-артефакты в районе города отваживались лишь самые отчаянные и опытные сталкеры. Бывшие городские кварталы просто-таки кишели всякой чернобыльской нечистью и аномалиями. Потому путь Хомяка к своему заветному местечку каждый раз после очередного выброса занимал от десяти до двенадцати часов. Связка сталкеров, Хомяк и Крокодайл, сами, на основе опыта и интуиции, этот стандарт для себя выработали. Если не вкладывались в десять-двенадцать часов, разворачивались и шли обратно не солоно хлебавши. За это время сталкер среднего уровня успевал отойти от города на расстояние тридцать-сорок километров. Вот только и перебивались те сталкеры артефактами среднего уровня и средней цены, а то и расходной дешевкой. Хомяк с Крокодайлом всегда приносили товар высшего качества. Исключительно редкие и дорогие артефакты. Дешевкой брезговали. И то были их сталкерский понт и кураж. Док уже третий раз шел в связке — в качестве ученика. И каждый раз Хомяк избирал новый путь подхода к цели. И на этом пути напоминал не безобидного грызуна, а старую охотничью собаку. Каждый шаг, каждое движение были рассчитаны наперед. Ничего лишнего, все предельно рационально и осторожно. Все пять органов чувств включены на полную: осязание, обоняние, слух, зрение, даже вкус. Гайки, обернутые в белую тряпочку, летели на каждом шагу во все стороны. Итак, десять шагов вперед — гайка. Три шага вправо — гайка. Пять шагов назад — еще гайка. Иногда ускорялись. Преодолевали за один рывок метров сто. И снова: десять шагов — гайка. Крокодайл работал в качестве диспетчера-штурмана. Он не отрывался от ПДА и каждые десять секунд выдавал вслух информацию с датчиков персонального микрокомпьютера. При этом умудрялся отслеживать любое подозрительное движение в радиусе тридцати метров. Что там говорить, то была высококлассная работа двух высококлассных сталкеров-ветеранов. Доку, который шел посередине, задача была поставлена донельзя простая: мочить по команде Хомяка или Крокодайла все, что представляет угрозу, даже чисто гипотетическую. Он уже настропалился немного, а потому походя завалил трех слепых собак, двух зомби и даже снорка. Псевдоплоти, кабаны и прочая лесная живность в городских кварталах не водились. «И как только он выбирает дорогу? — не переставал тогда удивляться Док. — Вот почему пошли туда, а не сюда? Интуиция, опыт? И то, и другое?» Хомяк остановился, поднял руку, потом взмахнул, показывая вправо. Они влезли в окно полуразрушенной пятиэтажки на первом этаже, пропетляли комнатами и коридорами, выбрались со стороны фасада. «Ну почему через окно? Войти через подъезд нельзя было?» — анализировал Док. У Хомяка имелись свои соображения. Он остановился в центре бывшей детской площадки, где обреченно ржавели останки качелей, лесенок и горок. Снова жест рукой: «Стоп!» Док вгляделся: впереди, по ходу движения, в воздухе завис едва заметный серый круг. Метров двадцати в диаметре, он медленно, едва заметно вращался. — «Чертово колесо», — вполголоса произнес Хомяк. — Редкая аномалия. Давно не видел такую. — А чем она опасна? — тоже вполголоса поинтересовался Док. Интерес его был отнюдь не праздным. А потому Хомяк пояснил терпеливо: — Вот, смотри. Он достал из кармана очередную гайку, швырнул ее в центр круга. Гайка из центра тотчас переместилась на периферию, прямо на серый обод колеса, и начала медленно вращаться. Но вращение ее постепенно ускорялось. Вот гайка уже стала незаметной, круг из серого превратился в белый. В воздухе нарастал гул, словно пропеллер где запустили. Гул усиливался и перешел в рев. — Ложись! — скомандовал Хомяк. Они дружно плюхнулись на землю. Через пару секунд из круга со свистом пули вылетел сплющенный кусочек металла, обернутый белой тряпицей, и влепился в стену дома, выдолбив в бетонной панели изрядную щербину. — Понял теперь? — назидательно произнес Хомяк. — Центробежная сила — страшная сила. Он отряхнул колени (потом эту привычку перенял и Док) и указал рукой направо: «Обходим». Обошли и забрались в очередную пятиэтажку через разбитую витрину продуктового магазина. Прогнившие насквозь, покосившиеся прилавки у стен. Старых времен стойка с древними механическими весами. На весах, стрелки которых прочно застыли на отметке «сто граммов», лежала дохлая усохшая крыса. Пол был сплошь усеян кусками штукатурки и битым стеклом. А в дальнем углу шебаршил крысиный волк — терзал тухлые останки полностью разложившегося зомби. Завидев сталкеров, он прервал свое гнусное занятие и уставился на непрошеных гостей злыми красными глазками. — Хороший экземпляр, — хмыкнул Хомяк. — Кило на десять потянет. Вали его, Док. Док без малейшего промедления — привык уже: только по команде и мгновенно — дал короткую очередь, и серые ошметки вперемешку с кровавыми клочьями звучно шмякнулись в облезлую стену. — Двигаемся, орлы, двигаемся, — заторопил Хомяк. Они в быстром темпе беспрепятственно преодолели короткий коридор, что вел в подсобку продмага, и через черный ход выбрались во двор. Прошли через крохотный палисадник, за которым когда-то жильцы дома заботливо ухаживали и какие только цветы там не выращивали: бархатцы, пионы, астры, хризантемы, петушки, розы. А еще — кусты смородины и крыжовника. Да, чего только не было в палисаднике, любовно ухоженном руками людей. Теперь же здесь безраздельно властвовала сирень — чернобыльская сирень. Она цвела круглый год, отравляя воздух удушливым специфическим дурманом эфирных масел. — Бегом, не то отрубимся. — Хомяк рванул вперед, перепрыгивая через черные осклизлые люки хозяйских погребков. Метров через пятьдесят они уперлись в железную ограду детского сада. Вернее, в то, что осталось от ограды. Большинство секций давно повалились, и они без затруднений проникли на территорию. Хомяк сделал предвиденную остановку. Метнул несколько гаек в разные стороны и решительно двинулся к двухэтажному стандартному зданию детского сада. — Хома, стой! — тормознул его Крокодайл. — Странный сигнал. Что-то живое внутри здания, а что за хрен — не разберу. Хомяк заглянул в свой ПДА, озадаченно почесал затылок. — Да… действительно, какая-то хренотень. Что это может быть? — На всякий случай он передернул затвор своего «узи» и распорядился: — Я подойду поближе, а вы стойте здесь, страхуйте. Хомяк осторожным, крадущимся шагом кошки двинулся к зданию, почти вплотную подошел к стене с темными проемами окон, повел носом и стал медленно пятиться, на ходу стягивая с плеча реактивный ракетомет «шмель», «шайтан-трубу», как его окрестили в Афгане моджахеды. Вообще-то, за спиной у него болтался еще и противопехотный «кастет», но то, что Хомяк выбрал именно «шмель», говорило о многом — Крокодайлу говорило. Тот быстро сорвал с плеча свой многозарядный гранатомет «бульдог», привел его в боевую готовность. Док пока что ничего не понимал. Хомяк отошел на исходную, оглянулся и приложил указательный палец левой руки к губам. Указательный палец правой он не отнимал от спуска ракетомета. — Что там? — шепотом осведомился Крокодайл. — А ты понюхай, — еле слышно шевельнул губами Хомяк. Док тоже принюхался. Даже недалекий дурманящий аромат чернобыльской сирени сейчас не перебивал мерзкого смрада, доносившегося из выбитых окон детского сада. Мускус, тухлятина, дерьмо, аммиак, еще что-то странное — все смешалось в одну неповторимую тошнотворную гамму запахов. — Молох, — тихо ахнул Крокодайл. — Он, — подтвердил Хомяк, — уходим аккуратно и тихо. — Молох — это страшная тварь? — выдохнул Док. — Тс… страшнее только химера, — прошелестел Крокодайл, уже пятясь, как и Хомяк. — Только химера — умная. А этот совершенно безбашенный. Сейчас спит… не дай бог разбудить. Они почти вышли из опасной зоны, но тут дьявол вынес из-за угла здания одинокого зомби в полуистлевшей форме международного контингента. Зомби вперился в сталкеров своими безумными оловяшками, а потом двинулся прямо на них, пытаясь достать американскую винтовку М-16, висевшую у него за спиной. — Все, — обреченно и уже в полный голос констатировал Хомяк. — Вали его, Док. Сам он присел на одно колено, положил трубу ракетомета на плечо, приготовился к стрельбе. Док одной очередью разнес башку зомби, и тотчас, буквально через мгновение, из окна на втором этаже темной глыбой вывалило нечто. Ночной кошмар шизофреника, исчадие ада, демон во плоти — ну как еще можно было назвать то инфернальное существо? Хотя, честно говоря, подходило любое из определений. Размером с носорога — и как только пролезло в узкий проем окна? — оно полностью было покрыто косматой, свалявшейся пятнистой шерстью с частыми проплешинами. Передние лапы, мощные, длинные, прогнутые, как у кузнечика, назад, усажены серповидными когтями. Задние лапы — короткие, массивные, словно столбы, без единого сустава. Но главное — пасть! Словно ковш экскаватора. Тираннозавр позавидует. С несоразмерно громадных желтых клыков, загнутых в разные стороны, на землю стекала зловонная зеленоватая слюна. Крохотные красные глазки горели неукротимым свирепым огнем. Низкий покатый лоб был усеян уродливыми наростами. Хвостом-метлой тварь яростно хлестала себя по бокам. Все же в исчадии угадывалось некоторое сходство с земным существом, гиеной — владычицей африканских саванн. Тогда Док еще мало задумывался над генетическими парадоксами Зоны. А когда позже поразмыслил, то не сумел найти объяснения странной мутации. Если с псевдогигантом, псевдоплотью, слепой собакой, кабаном, бюрером и прочей нечистью все было более-менее ясно, то с молохом он не разобрался. Откуда на Украине, в средней полосе, появилась гиена-мутант? Откуда взялся исходный материал для мутации? Между тем молох утробно зарычал — от его низкого рыка волосы на голове Дока встали дыбом — и присел, готовясь к прыжку. Но прыгнуть не успел. «Шмель» в руках Хомяка сердито кашлянул, и огненная ракета нашла цель. То была опасная затея, смертельно опасная. Кумулятивная граната накрывала площадь в пятьдесят квадратных метров. Плюс объем в восемьдесят кубов. Да ударная волна с зоной вакуума. Док плохо разбирался в технических терминах и характеристиках, ибо по натуре своей всегда относился к гуманитариям. Но прекрасно понимал: если огненный смерч докатится и накроет их, то… все. «Полные кранты» — так говорил Крокодайл. А «полные кранты», в интерпретации Крокодайла, — не простые «кранты». Хомяк рассчитал все правильно, с филигранной точностью. Душная жаркая волна не докатилась до них каких-нибудь метра два. А зрелище получилось просто потрясающее, но еще более потрясла живучесть молоха. Тварь, мгновенно превратившаяся в громадный пылающий шар, с ревом и визгом покатилась прямо на них. К счастью, у нее не хватило сил на прыжок. Глухо затявкал «бульдог» Крокодайла. Три гранаты остановили стремительный рывок огненного шара. Брызнули во все стороны ослепительно яркие оранжевые ошметки шерсти и плоти. Тварь завалилась на бок, дернулась и затихла, превратившись в высокий рыжий костер. Отвратительный смрад горелого мяса забил все остальные запахи. Хомяк отбросил в сторону бесполезный уже однозарядный гранатомет, поднялся с колена, выругался: — Гребаный молох! Четыреста юаней коту под хвост! Так, идем в обход. Полчаса задержки… можем не уложиться. У Дока, если откровенно, руки ходили ходуном, тело била противная мелкая дрожь, спина покрылась холодным липким потом. А Хомяку с Крокодайлом, казалось, все нипочем. Двинулись как ни в чем не бывало в обход. Хомяк то и дело разбрасывал свои гайки, Крокодайл снова уткнулся в ПДА. Док покорно занял место посередине, хотя стрелок из него сейчас был неважнецкий. Они обогнули здание детского сада и по длинной асфальтированной дорожке двинулись прямо к четырехэтажному зданию школы. «Асфальтированной», пожалуй, сильно сказано. Такой дорожка была лет тридцать назад. Куски покрытия, конечно, сохранились кое-где, но в целом пешеходная дорожка превратилась в разбитую, ухабистую грунтовку. Метров через пятьдесят Хомяк остановился и ткнул пальцем в бугор прямо посередине дорожки. Док вгляделся внимательно и удивленно вздернул брови. Ничего подобного никогда не видел. Земля вместе с кусками асфальта словно кипела, вздувалась и пучилась крупными пузырями. При этом ни малейшего шума, клокотания, бульканья и других звуков. — «Мясорубка», — лаконично пояснил Хомяк и дал рукой отмашку вправо, прямо в куст орешника, предварительно бросив туда очередную гайку. Они продрались прямо сквозь густую поросль и выбрались на большую поляну. Судя по всему, здесь раньше находился Парк культуры и отдыха. Странное, уродливое сооружение в центре поляны некогда было фонтаном. Ибо прямо посреди круглой бетонной чаши высилось нечто, очень отдаленно напоминающее статую. У гипсового инвалида не было ни головы, ни рук, только накачанные ноги, облупленный мощный торс да спортивные трусы в обтяжку, прикрывающие мужские достоинства безымянного атлета. Кто он был — дискобол, гребец, футболист или какой другой представитель уважаемых спортивных профессий, — одному творцу известно. Метрах в двадцати, справа по ходу от разрушенного фонтана, среди высокой, давно не кошеной травы, красовалась громадная, абсолютно голая проплешина. Над ней густым дымным столбом вилась мошкара. — О! — обрадовался Хомяк, — «комариная плешь!» Тоже давно не видел. Редкая аномалия. — А чем она страшна? — уточнил дотошный Док, жадно впитывающий каждое новое впечатление и каждую крупинку информации. На то и ученик сталкера. — А хрен его знает, — пожал плечами Хомяк, — в нее никто не попадал. Больно она приметная. И гайки в нее бросай, не бросай — ни толку, ни какого-либо эффекта. Хочешь — влезь. Будешь первым придурком-первопроходцем. Что с тобой станется? Не знаю. Но прославишься на всю Зону. У Дока не было не малейшего желания испытывать технические характеристики аномалии, тем более что чуть левее «комариной плеши» он заметил странный предмет нежно-розового цвета. Предмет этот имел эллипсовидную форму и парил в полутора метрах от земли. Он слегка покачивался и светился ровным сиянием. — Хома, смотри, что это там? — Док ткнул в странный предмет пальцем. Хомяк вздохнул сокрушенно, но снизошел — на то и учитель, — чтобы ответить: — Это, брат, артефакт. Называется «лампочка». — Так… будем брать? — Не будем, — отрезал Хомяк. — Это дешевка. Для сопливых пацанов. Настоящие сталкеры на это фуфло не ведутся. — А что она умеет, эта «лампочка»? — Да просто светится в темноте и висит там, где ее подвесили. Говорят, что богатые дяди из Внешнего Мира просто тащатся — за электричество, понимаешь, платить не нужно, а интим ночью полный. Хочешь — возьми, для «лампочки» контейнер не нужен. Просто снимай и клади в карман. Только ПДА в обмен на эту дешевку не заработаешь. — Не… на фиг она мне, если такая дешевка? — Тогда пошли — выбиваемся из графика. Они обогнули поляну по периметру и снова углубились в заросли. Орешник — полбеды. Через него можно пробраться без особых затруднений. Но когда уперлись в живую изгородь из густой поросли шиповника, Хомяк разразился целой тирадой чисто сталкерских ругательств: — Член слепой собаки мне в задницу! «Рыжие волосы» и «студень» в глотку! «Электра» в печенку и «мясорубкой» по яйцам. Чтоб я жил, как сраный бюрер. Крок! А, Крок?! Что ж это творится в Зоне? Крокодайл сурово стиснул зубы. — Не знаю, Хома, не знаю. Месяц назад тут никакого шиповника и в помине не было. А вон как вымахал! Опять придется делать крюк и обходить. Той же дорогой они вернулись назад и снова вышли на поляну. Хомяк теперь бурчал под нос не переставая. Док никогда не ожидал от учителя такой разговорчивости. «Все… Пора на пенсию… На пенсию! Никаких условий для нормальной работы… Что я, мало юаней на старость заработал? Жить можно спокойно и припеваючи… На хрен мне эти приключения на свою дряхлую ж…? И откуда в городе взялся гребаный молох? И этот шиповник? Ага, ищи дурака… там колючки, может, ядовитые. Черт, а куда подевалась долбаная дорожка? Песочком ее, понимаешь ли, посыпали. Нет бы заложить бетонными плитами, чтоб людям ходить было удобно. Ух… здорово, приятель!» Хомяк в сердцах полоснул из своего «узи» по высунувшемуся из кустов уродливому рылу кабана. Потом быстро снял с пояса гранату, зубами выдрал кольцо и зашвырнул ее далеко в заросли. — Нате, свиньи, жрите! Еще минус двести юаней! Граната рванула гулко, весело и… И шальной осколок шлепнулся сверху прямо на старую, советского образца каску Хомяка. Он ошалело помотал головой и простонал: — Да что ж это творится, а, Крок? Крок только пожал могучими плечами. — Сдается мне, Хома, нужно возвращаться. — Согласен, уходим. Сказать-то легко, а вот сделать, как оказалось, очень трудно. В последующие полтора часа и Хомяк, и Крокодайл в буквальном смысле запарились. Меньше всех парился Док — он попросту еще не понимал, что происходит. Это сейчас, с высоты прожитых в Зоне лет и сталкерского опыта, он мог оценить ситуацию. А тогда не понял… Происходило же вот что: Хомяк с Крокодайлом просто не могли найти безопасный выход из бывшего Парка культуры. Аномалии кишели буквально на каждом шагу. Всего за какой-нибудь час Док познакомился почти со всеми разновидностями этих мутаций природы. Искрили синими искрами «электры», вертели вихри «карусели», медленно вращались едва приметные среди деревьев «чертовы колеса», кипели «мясорубки», клубился столбами «синий туман». Блестящие лужи «студня», «рыжие волосы», «одуванчики», «мешалки»… Чего только не повстречалось им на тернистом сталкерском пути! Гайки, щедро сеянные Хомяком во все стороны, то зависали в воздухе, то исчезали бесследно в неведомом пространстве. Одна гайка вернулась обратно с пропорциональной силой — Хомяк едва успел увернуться. ПДА Крокодайла, казалось, раскалился и покраснел от напряжения. Но окончательно Хомяк потух, когда очередная гайка шлепнулась рядом с округлым серо-бурым холмиком. Он замер, затем почти на глазах осунулся, обмяк, поник и скукожился. Медленно повернув голову к Крокодайлу, заикаясь, прошептал: — К-к-крок. Ка-ак ты думаешь, ОН — вздрюченный? Крокодайл, не менее огорошенный и обалдевший, выдавил сквозь спазм в горле: — Похоже, не-ет. Хомяк вскоре малость оклемался, развернулся, приложил палец к губам, затем показал Доку увесистый кулак и на цыпочках стал отходить назад. Точно так же, на цыпочках, начал ретироваться и Крокодайл. Док, конечно, последовал их примеру. Лишь отойдя метров на пятьдесят, строго следуя обратной дорогой, Хомяк расслабился и обессиленно плюхнулся поджарым задом прямо на траву, затем откинулся на спину. Выдохнул облегченно: — Пронесло. Не… нужно перекурить. Он потянул из нагрудного кармана пачку «Примы», выщелкнул сигарету — внеплановую, — подкурил, затянулся жадно и нервно, пустил в небо густую струйку дыма. — Хома, а что это было? — Док недоуменно потеребил его за плечо. — Крок, объясни пацану, — устало произнес сталкер. Крокодайл смахнул рукавом со лба росинки пота, затем достал из кармана штанов носовой платок далеко не первой свежести, смачно высморкался, спрятал платок, прищурился. — Что это было? А был это «морской еж» — аномалия такая. И наше счастье, что он не вздрюченный. А был бы вздрюченный, мы бы с тобой уже не разговаривали. Вот так. Понятно? — Нет. Что значит «вздрюченный»? — Ну, как тебе объяснить? — Крок пожал плечами. — Вздрюченный — значит вздрюченный. И все. — Ладно, поясняю, — снизошел Хомяк. — Эта аномалия существует в двух состояниях — активном и пассивном. Если в пассивном, то «морского ежа» смело можно взять в руки и делать с ним что хочешь. А вот если «морской еж» находится в активном состоянии, тогда от малейшего звука, колебания или другого раздражающего фактора он заводится и… и начинает прыгать на высоту до сорока метров. А теперь представь, что на голову тебе с этой высоты свалится пудовая гиря. Да не один раз. И пока эта гиря не спрессует тебя в лепешку, не успокоится. И не убежишь от нее, и не спрячешься. Вот так. Теперь понял? — Теперь понял. — Док озадаченно почесал затылок. — А как же ты его не заметил? — Да так и не заметил, — взъярился Хомяк. — Я что тебе, семи пядей во лбу? Все мы, сталкеры, под Богом ходим. Ладно. Нужно выбираться из этого чертова парка. — Он решительно отбросил недокуренную сигарету и вскочил. — Пошли. Они еще с полчаса петляли по проклятой Зоной территории, но все же выбрались, вышли в город. Тут количество аномалий по неизвестной причине значительно поубавилось, двигаться стало легче. Хомяк уже не дергался и вел группу с прежней уверенностью и куражом. Кураж кончился, когда в узком проходе между двумя трехэтажными домами он неожиданно уткнулся в ажурный забор. Откуда здесь взялся забор, да еще столь странный на вид? Матово-серый, будто только что окрашенный свежей «серебрянкой», он слегка поблескивал в неярких лучах осеннего солнца. Ячеистый, только ячейки — прямоугольные и разной величины. Ближе к центру — мелкие, а на периферии — крупные. Материал, из которого был сделан забор, совершенно непонятный. Похож на металл, но точно не металл. Скорее всего, забор был сплетен из очень толстых нитей, поскольку слегка колыхался под порывами легкого ветерка. Хомяк отодвинулся от забора. Один из принципов выживания в Зоне гласил: «Держись подальше от всего странного и необъяснимого. Не суй свой нос туда, где его могут оторвать, отстрелить или откусить». Повернулся к Крокодайлу: — Крок, ты когда-нибудь видел нечто подобное? — Нет, Хома, не видел, но слышал. Помнишь Лешего? — Помню, конечно. — Он как-то в баре, правда очень давно, рассказывал по пьяной лавочке. Только и Леший тоже своими глазами не видел — ему самому кто-то рассказывал. Называется это «зловещая паутина». Хомяк поднял ладонь. — Стоп, стоп, стоп. С этого места подробнее. Если паутина, то неподалеку должен быть паук. — Нет никакого паука. Это аномалия, и она сама — и паутина, и паук одновременно. Леший рассказывал, что если кто ее случайно заденет, то она мгновенно опутывает его так, что никак не отцепишься, окутывает со всех сторон, а потом высасывает. От человека остается только сухой стручок. — Ясно. Что ж, опять нужно идти в обход, тут мы никак не прорвемся. Они вернулись к выходу из парка и круто забрали влево, огибая здание. Обогнули — та же печальная картина маслом: широкий тротуар сплошь перегорожен забором «зловещей паутины». — Пойдем через здание, — решил Хомяк. Окна первого этажа находились на приличной высоте. Сначала сталкерам пришлось подсадить Хомяка, потом Док подсадил Крокодайла, а уж затем они втянули Дока за руки наверх. Доку всегда было печально, когда он попадал в покинутые, поспешно брошенные жилища. Словно витал в них невидимый дух хозяев, и дух этот настраивал на грустный лад. Вот и тогда… Детская кроватка в углу, истлевшие скомканные простынки в ней. Телевизор в другом углу, покрытый толстенным слоем пыли и штукатурки, обвалившейся с потолка. Док не сразу понял, что перед ним телевизор. Стол посередине, застланный скатеркой. Теперь бы никто не смог определить, как та скатерка выглядела при жизни. Широкий разложенный диван в третьем углу. Ножки дивана прогнили и обломились, потому матрац с торчавшими из него ржавыми пружинами лежал на полу. Настенный ковер давно оторвался и валялся под стеной грязной тряпкой. Хозяева, судя по всему, были отнюдь не зажиточные. Скорее всего, молодая рабочая семья. «Где-то вы теперь, люди? — печально вздохнул Док. — Живы ли, здоровы? Вряд ли… Где-то я слышал статистику… Большинство жителей Припяти умерли в течение первого после катастрофы года. Остальные — в следующие два года. А вот выжил ли вообще кто-нибудь? Никому неизвестно! Странно, однако такой статистики нет. А может, и есть, просто я о ней не знаю». — Эй, Док! Ты что, заснул? — Крокодайл подтолкнул его в спину. — Давай, пошевеливайся. Они миновали крохотную квадратную прихожую, где на полу валялся детский велосипед, и, пройдя через настежь распахнутую дверь, оказались в широком коридоре. Судя по всему, здание было общежитием-«малосемейкой». С общей кухней и общим туалетом. Таких много понастроили в Припяти для молодых семей. Вообще-то, в советские времена Припять считалась образцово-показательным городом высокой культуры. В ней было аж два больших стадиона, громадный Дом культуры, два кинотеатра, несколько школ, три ПТУ, техникум. Даже речной и железнодорожный вокзалы. Образцовый город жил насыщенной культурной жизнью, которая так трагически оборвалась. Как у человека, на чью голову свалился кирпич. Прямо напротив двери, из которой они вышли, была другая дверь, только запертая. Хомяк несильно пнул ее подошвой берца, и дверь буквально рассыпалась. Они проследовали через прихожую в комнату соседей. Эта квартира была практически копией первой. Тот же телевизор в углу, диван, стол посередине со скатеркой. Даже детская кроватка. Хомяк вскочил на подоконник, вернее, на основание оконного проема. (На подоконник в полуразрушенных домах Припяти уже не вскочишь — не выдержит, обломится). Выглянул во двор. Двор густо порос кустарником и могучими деревьями-великанами. Клены, дубы, орехи, вязы, липы. Кроны их сплелись высоко-высоко, так что двор постоянно находился в плотной тени. Возраст деревьев, конечно, не исчислялся веками. Их своими заботливыми руками посадили жильцы всего лет двадцать назад. Но после катастрофы деревья росли необычайно быстро. Один год — за пять. Да и все в Зоне росло и развивалось такими же темпами. Деревья во дворе были густо увешаны «рыжими волосами». Опытные сталкеры четко разделяли их на «рыжие» и «ржавые». Происхождение одинаковое, только суть разная. «Ржавые волосы» — те же «рыжие», но активированные. «Рыжие» безобидны: их ожог подобен ожогу обычной крапивы — зудит, печет, колется, однако здоровью не вредит. А вот «ржавые» — иное дело. Их укус смертельно опасен. Кожа вначале покрывается крупными волдырями, а затем слезает и отпадает большими клочьями. Образовавшиеся обширные раны обильно кровоточат и не закрываются. Затем нагнаиваются и… В результате — заражение крови, сепсис, а затем — медленная, мучительная смерть. Док спас несколько обреченных страдальцев — сделал им пересадку кожи, когда рана кровоточила, но еще не нагноилась. Кожу для пересадки брал с ягодиц пострадавшего сталкера. Работа тонкая, но не столь уж сложная. Сложность состояла только в том, чтобы по возможности срезать более тонкий участок кожи. В хирургических ожоговых отделениях для такой манипуляции существует специальный инструмент — дерматом. Понятно, что дерматома у Дока в наличии не имелось, но ничего, справлялся — рука у него твердая и уверенная. С деревьев во дворе «малосемейки» свисали «рыжие волосы». Потому Хомяк смело спрыгнул вниз и сразу начал протаптывать тропинку в густой поросли. Док, выдерживая положенный строй и режим движения, десантировался вслед за ним, а Крокодайл замкнул крохотную колонну. Они продвинулись вперед метров на тридцать, строго, след в след идя за Хомяком, когда Док заметил справа, метрах в двух, лежащий прямо на ветвях лещины странный предмет. Он был почти закрыт листвой, но, тем не менее, привлек внимание Дока. — Хома, постой! — крикнул Док в спину основного. — Посмотри, что это такое? Хомяк притормозил, послушно вернулся назад — еще одно правило Зоны гласило: «Если партнер, даже „отмычка“, заметил нечто странное, разберись по полной схеме». — Где? — Вон там. — Док ткнул пальцем в куст. Хомяк вгляделся внимательно и ахнул: — Ни х… себе! Потом задумчиво почесал затылок, отчего каска съехала ему на лоб, и хмыкнул: — Ну конечно, ты же, Док, врач — вот тебе и чисто лечебный артефакт. А интересно, как же я так лоханулся и прошел мимо? — Хома, объясни толком, что это такое? — А это, Док, скажем так, приличия ради… «бычий фаллос», редкий и очень дорогой артефакт. Вот его ты и обменяешь на ПДА, а сверху еще и навар жирный полагается, тысяч на сто юаней. — Правда? — обрадованно оскалился Док. — Точно, — подтвердил Крокодайл. — А что он умеет делать, этот «бычий х…», скажем так, приличия ради? — А он, Док, лечит женское бесплодие. Стоит фаллос на мгновение ввести во влагалище бесплодной бабы, и после этой врачебной манипуляции она беременеет от первого же мужика. Даже если и он бесплоден или импотент. — Как? Этого не может быть! — От изумления Док выкатил глаза. Хомяк усмехнулся и уверенно кивнул. — Может. Я, правда, не владею исчерпывающей информацией. Оно мне и на фиг не нужно, я ведь не врач. Но точно знаю: самые элитные клиники во Внешнем Мире выкатывают за «бычий фаллос» бешеные деньги. Речь идет о миллионах долларов. — А если у женщины нет маточных труб? А если… — запричитал Док. — Слушай, — скривился Хомяк, — не грузи. Забирай артефакт — он твой, и для него не нужен контейнер. Просто снимай с куста и клади в карман. А теперь валим, поскорее валим отсюда. Ходка себя оправдала, благодаря твоей… хм… наблюдательности. Молодец, добрый сталкер из тебя получится! Польщенный похвалой Док скоренько метнулся в кусты и аккуратно, бережно, с придыханием снял с ветвей куста свою первую драгоценную находку. Первый подарок Зоны. Легкий, почти невесомый артефакт своими размерами и формой действительно напоминал член. Только не бычий, а человеческий. Чуть изогнутый, бугристый цилиндр, длиной сантиметров в двадцать, утолщался с одной стороны и сужался с другой. Вот только цвет — густо-бурый — никак не соответствовал стандартам. Док трепетно засунул артефакт в нагрудный карман камуфлы и застегнул застежку-молнию. — Уходим, уходим, — торопил Хомяк. Они выстроились привычным порядком и двинулись в свой, такой близкий и такой трудный, путь. Добрались благополучно и быстро — привалил наконец-то сталкерский фарт. Потом, уже на базе Бармена, Хомяк с Крокодайлом устроили для него настоящий праздник. Обряд посвящения согласно сталкерским законам и обычаям. Каноны соблюдались строго. Вначале с Дока сняли штаны, потом прогнули его «раком» и нещадно отхлестали по голому заду пучком «рыжих волос». Процедура унизительная, но глубоко символичная. Не задавайся и не заносись, мол, сталкер, потому как Зона, если не угодишь ей чем, моментально прогнет тебя «раком» и отхлещет раз, но навсегда. После этого Доку не отрываясь пришлось выпить из горла чекушку водки. Затем наконец Хомяк торжественно вручил ему ПДА и произнес трогательный спич. Захмелевший Док чуть не прослезился, потому как по словам Хомяка выходило, что он «надежный товарищ, проверенный боец, талантливый ученик, который наверняка превзойдет своего учителя. И вообще, он, Док, — такой супер-пупер, что только держись. Да, молод, но это скорее достоинство, чем недостаток. Да, неопытен, но это дело наживное. А в целом — редкий молодец». Обряд посвящения закончился грандиозной попойкой. Попойка закончилась не менее грандиозной, но полюбовной дракой. Драка закончилась обрядом примирения и братания. А потом Дока в бессознательном состоянии вынесли из бара и любовно уложили на койку в комнатушке, которую Бармен высокопарно именовал «номер люкс». Утром Док очнулся совершенно разбитым и немощным, но счастливым. Да, пусть язык прилип к верхнему небу, пусть в голове гудит набатный колокол, а перед глазами мелькают серые мушки, зато на левом запястье у него ПДА. Его персональный ПДА! И оператор в Центре уже знает — появился в Зоне новый сталкер по кличке Док. Он встряхнулся, помотал головой — кажется, так глубоко погрузился в воспоминания, что даже задремал в кресле. «Теряю форму, попробовал бы я вот так отключиться в Зоне посреди рабочего дня, — отчитал себя Док. — Немедленно чашка крепкого кофе — и на „золотой промысел.“» Сказано — сделано. Короткий звонок на ресепшн — и через пять минут чашка кофе дымилась на столе. Док сделал глоток, затем вывесил снаружи на двери табличку «Не беспокоить», заперся и принялся за работу. Все необходимое — несколько серебряных перстней, цепочку, пластмассовую ванночку — он приобрел накануне утром. Бижутерию выбирал в дешевых ювелирных магазинах. Качество работы не интересовало: главное — чтобы кольца и цепочка были как можно массивнее, тяжелее. Купеческий, так сказать, стандарт. В ванночку он набрал обыкновенной воды из-под крана, поставил ее на стол, прямо перед собой, выложил перстни, цепочку. Затем опустил в воду «золотую звезду». Вода помутнела немного, а потом прямо на глазах начала приобретать золотистый оттенок. Док сделал минутную паузу, задержал дыхание, как перед прыжком в воду, и аккуратно опустил в ванночку бижутерию. Бывалые сталкеры в Зоне болтали разное. Никто не сомневался в существовании философского камня и в существовании «исполнителя желаний». Вот только никто никогда не видел их в глаза и все оканчивалось досужими домыслами на уровне сталкерских баек. Болтали, что для того, чтобы металл превратился в золото, необходимо металлическую вещь поместить вместе с артефактом в мочу — неважно какую, человека или животного, — и прокипятить в течение десяти минут. Хорошо, прокипятить в моче — так прокипятить. Но как выглядит артефакт под названием «философский камень» и где, в каких местах его искать, никто не знал. Варианты предполагались разные — ключ, камень, жидкость, гель, порошок, ограненный алмаз… Где искать? Прямо под реактором, в земле, в первый час после выброса в тоннеле «Черного Сталкера», в схроне Болотного Доктора… Да что только ни говорили сталкеры по пьянке, когда фантазия играет и хочется чего-нибудь эдакого, экзотического! А ведь если призадуматься хорошенько, жили они, сталкеры, в нереальном, фантастическом мире, который разум обычного человека ни объять, ни объяснить не в силах. Выше все это человеческого понимания. А они жили и свыклись. И хотя чудеса случались там каждый божий день, сталкеры воспринимали их как должное, как привычный кусочек обыденной жизни. Теперь же Док реально столкнулся с понятием, которое для сталкерской братии в Зоне являло настоящее чудо. А потому и воспринимал его как чудо. Вот бижутерия пожелтела слегка, а потом приобрела интенсивно оранжевый цвет. Всего-то пять минут дела. Док пальцами достал перстни, цепочку, встряхнул, подул зачем-то, хотел еще поплевать, как рыбак на червяка — для удачи, но сдержался. Док уверенно прошел по лабиринту, встретился с беспристрастными и холодными глазами контролера. — Все идет по плану. Я уже вышел на самых влиятельных людей в Украине. — Хорошо. — Но мне нужны деньги. Срочно, и не менее ста тысяч долларов. Судя по реакции контролера, ему тоже не чужды были человеческие эмоции. Вот сейчас он замешкался, и Доку даже показалось, что в глазах хозяина Зоны мелькнуло нечто похожее на напряженное раздумье. Наверное, только показалось… Замешкался контролер всего на мгновение, ибо тут же последовал ответ: — Хорошо. У тебя будут деньги и банковский счет. — Отлично. У меня все. — Сегодня ты не хочешь увидеть Чудо? Док поначалу подумал: «Да ну ее в задницу, зачем Хомяка сожрала?», — но вовремя сдержал мысль. Странно, но, общаясь с телепатами Зоны, он научился сдерживать не только слова, но и мысли. — Нет, сегодня не хочу. — Тогда до свидания. — Взаимно. Док «выключил» артефакт и откинулся в кресле. «Вот кого я хочу видеть сегодня вечером, так это прекрасную Ирину из электрички. Пора напомнить о себе. Театр, ресторан, а дальше… Дальше, как получится». Удивительно, но до сих пор он никак не мог отважиться на звонок. Положа руку на сердце — робел. Непонятно почему, но робел. «Может, это любовь? — сурово вопросил себя Док. Ответа не нашел. — А… звоню. Не все же вершить судьбы человечества, нужно и свою собственную обустраивать!» ГЛАВА 14 Контролер шел к воротам крепости Крысятника, прикрываясь телом химеры. Только так он мог подобраться незамеченным, а подобраться следовало, причем как можно ближе. Толстенные подвальные стены бункера торговца надежно экранировали пси-сигнал, а контролер намеревался просканировать мозг Крысятника. Для начала следовало выманить барыгу из своего убежища, заставить его хотя бы на мгновение высунуть нос из-за бетонного забора. План был разработан до мельчайших деталей и рассчитан посекундно. Теперь предстояло его осуществить. Каждое существо Зоны наделено своими неповторимыми способностями, но при этом у каждого имеется и свое уязвимое место. Контролер, к примеру, истинный хозяин Зоны. Разумное мыслящее существо. И как мыслящее! Дано ему подчинять слабый человеческий разум, управлять им, вертеть, как захочется. Навеять иллюзию, вселить ужас, просто приказать — все в силах контролера. Но только на определенном расстоянии. И пси-волна должна беспрепятственно катиться до мозга. Пусть извилистым путем, по лабиринту подземелья, но беспрепятственно. А если на пути стена толщиной в полкирпича — все, контролер бессилен. К тому же он уязвим телесно, как и человек. Одна пуля в лоб — и контролер мертв. Другое дело, что поднять руку на хозяина Зоны очень тяжело, практически невозможно, потому что даже самый крутой и навороченный сталкерский шлем пси-волну почему-то не блокирует. И невидимым контролер не мог стать. Да много чего не мог. Химера — тоже разумное и мыслящее существо. Второе по значимости в Зоне после контролера. Может читать мысли, но управлять разумом не способна. И сама мыслит просто и примитивно. Сложные экивоки человеческого интеллекта ей неведомы. Зато навеять смертельный, леденящий душу ужас может. Может становиться невидимой. Идеальное тело хищника. Убить трудно — но реально. Бюрер — примитив. Слаб и разумом, и телом. Но силой телекинеза может метнуть пудовый камень на сто метров. Снорк — еще примитивнее бюрера. Однако в прыжке легко покрывает те же сто метров и умеет секунд на десять становиться невидимым, как и химера. А еще живучести потрясающей — принимает на грудь десяток разрывных пуль и после этого еще умудряется уползти в сторону и выжить — если не добьют контрольным в голову. Что бы там ни было в Зоне и кто бы какими способностями ни обладал, но контролер и химера в паре представляли собой страшную, непреодолимую силу. Часовой за спаренным крупнокалиберным пулеметом на вышке удивленно дернулся, насторожился и тревожно вперился в темноту, непроглядную без света прожекторов. Пси-волна, посланная контролером, беспрепятственно докатилась до его головы — часовой послушно потянул из подсумка коротковолновую рацию: — Гриша, тут какая-то х…я за периметром творится. Выйди, посмотри… Через минуту на вышку взобрался встревоженный начальник охраны — Гриша. Он, словно сказочный Илья Муромец, приложил ладонь ко лбу и пристально вгляделся вдаль. Придурок! Ну что он мог разглядеть там, в темноте, за гранью света? Пси-волна шибанула по его бритой башке. Гриша прищурился встревоженно и закивал: — Т-точно. Х-х…я какая-то. Н-нужно позвать х-хозяина. Степень его заикания всегда напрямую зависела от степени возбужденности. Сейчас Гриша заметно волновался, вернее, ему казалось, что он взволнован. Так захотел контролер. Крысятник ждать себя не заставил. Один из немногочисленных, но непреложных законов Зоны гласил: «Если партнер, даже „отмычка“, заметил нечто странное, разберись по полной программе». А Гриша — далеко не «отмычка». Бывший сталкер с десятилетним стажем, поднявшийся до уровня начальника охраны одного из самых крутых «черных» торговцев Зоны. — Ну, что там у вас? — Сам п-посмотри, во-он там. — Гриша ткнул пальцем вперед. Крысятник уставился во мглу, затем пошатнулся, едва не упал, выпрямился, удивленно мотнул головой. Словно на секунду-другую потерял сознание, но мгновенно очнулся. Так оно на самом деле и было. И за эту секунду контролер успел вытянуть из мозга торговца всю нужную информацию. — Открой калитку, — хрипло распорядился Крысятник. — Нужно выйти, посмотреть. Зомбированный контролером Гриша даже не удивился такому странному приказу. Послушно спустился с вышки, отодвинул два массивных, тяжелых засова на крохотной калитке, распахнул ее. Из темноты тотчас выкатился бюрер и вприпрыжку, то и дело падая на четвереньки, заторопился к гостеприимно распахнутой двери неприступной цитадели. Химера дождалась, когда бюрер доскачет до стены, но в проем калитки скользнула первой. Контролер остался стоять на месте, только опустил голову и сложил руки на груди. Он полностью владел ситуацией, но заходить внутрь цитадели не собирался. Химера одним прыжком пересекла крохотный дворик и застыла перед бронированной дверью. Повернула голову к бюреру, приказала мысленно: «Торопись». Бедный бюрер и так поспевал из последних сил на своих кривых чахлых ножках. Поспел наконец. Вцепился скрюченными пальчиками в штурвал запорного устройства, поднатужился, крякнул, провернул с трудом штурвал и потянул его на себя. Хорошо смазанные петли двери даже не скрипнули. Химера просочилась в приоткрывшуюся узкую щель и серым облаком опустилась по узкой крутой лесенке вниз. Бюрер, пыхтя, скатился вслед за ней. В узком, тускло освещенном коридоре первого яруса химера свернула направо, покрыла скачком метров двадцать, притормозила перед очередной бронированной дверью. Снова обернулась, всем видом своим являя нетерпение и досаду. Бюрер стремительного темпа химеры явно не выдерживал. Ну что он, жалкий карлик, мог поделать? И так старался как мог. Дверь наконец приотворилась, и химера метнулась по очередной лестнице вниз, в коридор второго подземного яруса. Здесь, во внутренних покоях хозяина, круглосуточно дежурил охранник в полном боевом снаряжении. Бедняга ничего не понял и ничего не успел сообразить. Багровая вспышка в глазах — и все. Смерть мгновенная и безболезненная. И второй удар лапой не понадобился. Наконец они добрались до заветной потайной комнаты, где Крысятник в грандиозном сейфе фирмы «Бош» хранил свои сокровища. Химера присела перед сейфом на задние лапы, приняла обычные видимые очертания, склонила голову набок — словно любовалась несгораемым, бронированным в три слоя символом человеческой алчности и скрытности. Запыхавшийся и запарившийся окончательно бюрер стал рядом с ней и удивленно выкатил крохотные красные глазки. — Что это? — Это называется «сейф». Делай, что тебе приказано. Бюрер покопался в грязных лохмотьях, что покрывали его уродливое тельце, и извлек откуда-то предмет, по виду напоминавший карандаш. Ярко-оранжевый, короткий, толстый, шестигранный карандаш. — Режь здесь. — Химера ткнула лапой в дверь сейфа. Бюрер направил карандаш в указанное химерой место и слегка сжал его лапкой. Из торца артефакта тотчас вырвался длинный, ослепительно-красный, тонкий лучик. Бюрер неуклюже повел лучом, медленно рисуя на металле сейфа большой неровный круг. Нарисовал наконец, хотя от идеального круга нарисованная бюрером фигура была очень далека. Снова вопросительно уставился на химеру: — Что дальше? — Потяни металл на себя. — Весь сейф? — Нет, только вырезанный круг. Бюрер замешкался — соображал, что значит «вырезанный круг». Сообразил все же. Вытянул вперед скрюченные руки — они мелко задрожали, и на бетонный пол с грохотом вывалился толстенный шмат металла, выкроенный артефактом-карандашом из двери сейфа. — Достань мешок. Бюрер послушно извлек из-под лохмотьев потрепанный холщовый мешок. — Клади в него все, что в сейфе. Он принялся выгребать лапкой содержимое сокровищницы Крысятника. Из всех человеческих интеллектуальных пороков бюреры, похоже, унаследовали только любопытство. Вот и этот бюрер не был исключением. Задержал в руке толстую пачку долларов, повертел ее, понюхал, даже лизнул. — Что это? — Деньги. — Зачем? — Они очень нужны Доку. А я, Чудо, обязана достать для Дока деньги. Бюрер, конечно, ничего не понял из пояснений химеры, но и вопросов больше не стал задавать. Сунул в мешок последнюю пачку долларов, папку с какими-то бумагами, несколько пластиковых карточек, взялся было за слиток золота, но химера остановила: — Это — не нужно. Это — не деньги. — Денег больше нет. — Хорошо. И ты больше не нужен. Химера взяла мешок в пасть и несколькими мощными скачками покрыла весь путь наверх. Контролер стоял на прежнем месте со скрещенными на груди руками. Перед ним, на полуразрушенном тротуарном бордюре, с тупым выражением на лице сидел Крысятник, держа на коленях ноутбук. Несмотря на то что никаких проблесков мысли в глазах торговца не было, он бойко стучал пальцами по клавишам портативного компьютера и даже что-то бормотал себе под нос. Рядом с тем же бессмысленным выражением на лице застыл телохранитель Гриша, а на вышке — часовой. Химера с мешком в зубах присела на задние лапы и выжидательно уставилась на контролера. — Все забрали? — безмолвно вопросил химеру хозяин Зоны. — Да. Как ты сказал: все, кроме золота. — Тогда уходим. Когда химера и контролер растворились во мраке, Крысятник вздрогнул и очнулся. Вперился недоуменно во мрак, потом повел взглядом по сторонам, махнул рукой. — А… ничего там нет. И зачем только мы вылезли за ворота? — Не… не знаю, хо… хо… хозяин, — промямлил Гриша. — Пошли в дом. Они развернулись одновременно и заторопились под надежную сень сталкерской цитадели. Другая парочка, контролер и химера, между тем уже углубились в лабиринт пустынных ночных улиц Припяти. Контролер остановился, поднял голову и глянул на фонарь, густо затянутый паутиной и запорошенный бурой пылью — тот мгновенно загорелся ярким и ровным светом. Контролер взял из пасти химеры мешок, вывернул его содержимое на асфальт, вернее, на то, что от этого асфальта осталось. Ногой небрежно разбросал содержимое в стороны, наклонился, поднял банковские карточки, пояснил: — Кредитные карточки я еще смогу передать: зомбирую офицера-пограничника, и он отправит их Доку заказной почтой. Деньги отправить не могу — опасно. Но все это уже не нужно. Крысятник через компьютер открыл на Дока счет в швейцарском банке и перевел на него все свои деньги. — Значит, я напрасно старалась? — Нет, Чудо, запомни: никакие старания не бывают напрасными. Ты очень помогла Доку. Он еще раз быстро глянул на фонарь — и тот вмиг погас. ГЛАВА 15 Док откинулся в кресле, призадумался. Легенду-то он себе составил убедительную. Вот только как воплотить ее в жизнь? Чтобы надежно и безопасно. Вспомнил, достал из кармана визитную карточку таксиста: «Дай-ка испытаю эту чертову „мыльницу“ под названием „мобильный телефон“». Он в мгновение ока набрал номер, поднес трубку к уху. Работает, зараза, работает еще одно чудо — чудо техники. Два длинных гудка, потом веселенькая мелодия и… — Такси слушает. — Здорово, шеф, — обрадованно гаркнул в трубку Док. — Помнишь таежника? — Чего ж, помню, конечно. — Ну, дык, нужно покататься по делам. — Отчего ж не покататься? Когда? — Да прям сейчас. — Хорошо, через пятнадцать минут я жду тебя у входа в отель. «Вот так… сервис на уровне, — в который раз с приятным удивлением отметил Док. — Все же Внешний Мир изменился в лучшую сторону. Да, хорошо здесь живется тем, у кого есть деньги. Но деньги — дело наживное. А как было в наше время? И деньги есть, а девать некуда. Главное, уровень сервиса какой был? Нахамят, наплюют в душу, пошлют подальше, и никто ни за что не отвечает. Нет, нынешний Внешний Мир мне по душе». Небрежно сунув в карман брюк новоявленное золото, он обулся в свои стильные змеиные штиблеты, закрыл номер и быстро спустился по лестнице вниз. Пятнадцати минут еще не прошло, а такси уже ждало его у входа. Док по-хозяйски плюхнулся на переднее сиденье. — Здорово, шеф! — Здорово, таежник! Ну, тебя прямо не узнать — забурел, забурел. Куда прикажете, господин? Нет, положительно таксист ему нравился. В чем-чем, а в людях Док разбирался неплохо — Зона научила. Мужик без лишнего гонора, но с чувством собственного достоинства и, похоже, с юмором дружит. Чувство юмора Док больше всего ценил в людях. Немолодой, и это, скорее, достоинство. А главное — отнюдь не дурак. И все же Док замешкался: стоит ли излагать свою легенду? Решил, что стоит. Легенда, она и есть легенда. Сказка, не более. А без надежного, опытного помощника ему не обойтись. — Вот что, Колян, — имя Док вычитал на визитной карточке, — я тебе сейчас расскажу кое-что, а ты уж решишь сам, куда поедем. Меня, кстати, зовут Сергей. Он протянул водителю руку. Тот пожал ее крепко, и это крепкое пожатие тоже понравилось Доку. — Хорошо, Серега, рассказывай. Решим проблему. — Понимаешь… — Док набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул вместе с текстом: — Мне нужно продать золото. — Ух ты! — Таксист вздернул брови. — Неужто успел поиздержаться? — Нет, не в этом дело. Ты куришь? — Курю. — Так давай перекурим спокойно. Он достал пачку «Капитан Блэк», протянул ее водителю: — Угощайся. — Не, я свои. — Николай достал из кармана «Мальборо». Прикурили, затянулись неспешно, готовясь к серьезному разговору. Доку нравился такой подход к делу, и все больше по душе был этот обстоятельный мужик. — Так вот, Коля, — начал первым Док, — ты угадал совершенно точно: я действительно вышел из тайги. Что я там, в тайге, делал пятнадцать лет? Золотишко добывал, вот что! Старатель я, брат, старатель. И рыл, как крот, без просыпу все пятнадцать лет. И в люди почти не выходил. У нас там как? Намыл свою норму — сдал в контору. На вырученные кровные закутил на целый месяц в поселке, потом на оставшиеся купил патроны, соль, по мелочевке кое-что нужное и… снова месяцев на восемь в глушь, в тайгу, мыть золотишко. Так вот и живем. Жизнь, если задуматься, хреновая. И не у меня одного такая. Главное — местные барыги достали. Закупочные цены грабительские. Дерут три шкуры. А на их стороне все: и деньги, и закон. Участковый мент — царь и Бог. Что уж говорить о начальстве повыше рангом. И все они повязаны и куплены. А кто рыпнется против… Сам понимаешь, тайга — место глухое… Он выудил еще одну сигарету, подкурил. Таксист молчал, слушал внимательно, соображал. — Так вот, — продолжил Док, — я ведь не один такой. Ну и порешили мы с мужиками: затеем свое производство. Бизнес свой откроем. Золотишко понемногу ныкаем, потом сами плавим и клепаем товар. Товар неказистый, но это золото — настоящее. — Покажи, — коротко предложил таксист. Док порылся в кармане и достал перстень, протянул водителю. Тот покрутил его в пальцах, прикусил, вернул Доку. — Похоже, и вправду золото. — Да золото, золото. — Док досадливо скривился. — Причем высшей пробы. — Только, если честно, не очень-то ты похож на бедного забитого старателя. — Да, теперь не похож. — Док самодовольно усмехнулся. — Потому-то ребята и отправили именно меня. У меня ведь, Колян, высшее образование. Высшее медицинское. Я — врач-хирург, правда, в прошлом. — Ого! — Таксист уважительно покачал головой. — Да уж… — И много у тебя, Серега, рыжья? — Много, Колян, много. Только это не мое личное… Хм… как ты сказал, «рыжье»? Надо запомнить… Это, как говорится, общак. Наш… таежный общак. И мне теперь нужно сплавить крупную партию рыжья. — Как же ты протащил его через таможню? — А вот это, Коля, тебя не касается. — Ну да, кто же станет шмонать на таможне зачуханного бомжа? Понимаю. Таксист выщелкнул из пачки очередную сигарету, задумался надолго и всерьез. Док терпеливо ждал решения. — Ладно… — Николай решительно загасил сигарету. — Мой процент будет? — Будет, Коля, будет. И хороший процент. — Тогда так. Поедем сейчас на рынок. Знаю я одну солидную контору. Только имей в виду: все скупочные конторы держат бандюки. Они еще хуже ваших барыг. Потому сказку твою нужно переделать. Вот придешь ты со своим «голдяком» — так, кстати, по-блатному называют перстень, который ты мне показал, — и у тебя, если это действительно золото высшей пробы, начнут выпытывать: «Откуда дровишки?» Деликатно так начнут — ребята ушлые, опытные. Лучше говорить правду, но не всю. Если расскажешь вот так, как мне — стоят, мол, за мной мужики-старатели, сирые и нищие, — то тебя отследят и… замочат. Золото, конечно, заберут, но уже в свой, бандитский, общак. Вот такая, брат, суровая действительность. А базарить нужно следующее: «Я всего лишь пешка, шестерка. Но крышуют меня очень крутые ребята. И они за свое рыжье глотку порвут любому. Хотите работать — давайте по закону. По их, бандитскому, закону. Наш товар — ваши бабки. И без кидалова. Иначе — разборка будет крутая». Но… Чего это я тебя гружу? Таксист озадаченно потер нос, прищурился, поглядел сквозь окошко куда-то вдаль. — Для первой встречи достаточно будет показать пару «голдяков» и… — Еще цепочку можно? — Да… Эх… если бы я пошел… Ты же и в самом деле младенец в джунглях. — Так иди ты, — решительно предложил Док. — Не… я потом пригожусь. Сам поймешь зачем. Он достал еще сигарету, последнюю в пачке, размял ее по неискоренимой совдеповской привычке пальцами, выдохнул задумчиво дым. — Понимаешь, Серега, люди они страшные… Им человека убить, что три пальца обмочить. Если все, что ты говоришь, правда, они тебя сделают на раз. Я лично сомневаюсь, что ты говоришь всю правду, но человек ты, похоже, хороший. Я ведь в людях разбираюсь — работа такая. Видывал я людей много и разных. Мне тебя жаль и… — И, — перебил его Док, — я, Коля, тоже не пальцем деланный. Если честно, послали меня сюда такие… люди, что твоим бандитам и в самых жутких снах не снились. А если нужно кого замочить или уделать, то… Поверь: я действительно добрый и покладистый. Никого без нужды не обижаю и искренне уважаю в человеке человека. Но если дело доходит до драки, со мной лучше не связываться. Потому, Коля, учи меня: что делать, что говорить, как себя держать. А если дело дойдет до разборки, то еще посмотрим, кому три пальца обмочить, а кому обмочиться с головы до ног. — Хорошо, верю. — Таксист решительно врубил первую передачу и тронул свой «опель» с места. — Слушай внимательно и запоминай. В ювелирный магазин Док вошел уверенно — хозяином жизни вошел. И то: прикид соответствовал. Скучающим взором обвел витрины, уставленные дешевым расходным товаром. Заодно оценил боевую обстановку. За столиком — миловидная девушка с непременным бейсиком на белоснежной блузке: «Ирина». В углу — снулый охранник. Здоровенный, ленивый и рыхлый. Таких в Зоне урабатывали на раз даже самые дохлые сталкеры, и такие в Зоне не выживали. Короче, боевая обстановка крайне благоприятная и никакой угрозы со стороны. — Что вас интересует? — Девушка прытко сорвалась со своего места и дежурно улыбнулась. — У нас предложение на любой спрос и… — она выжала из своей улыбки все возможное, — на любой вкус. — А мне, милая, не купить нужно, а продать. — Док тоже скроил на своем лице некое подобие улыбки. — Вы ведь скупаете золото? — Да, конечно, я сейчас приглашу нашего ювелира. Вот на «ювелира» Док отреагировал крайне негативно. Сработал «чеченский» инстинкт. «Лицо кавказской национальности». Ну, никак не мог он вытравить из сознания этот шовинистский стандарт. И сколько знал их, нормальных, настоящих мужиков — и грузин, и армян, и азербайджанцев, и тех же чеченцев, — все равно враг. Почему враг — одному Аллаху известно. Кто и когда вколотил ему в башку этот стандарт, непонятно. Но вколотил же. И еще: в Зоне Док знал только одного сталкера-кавказца — армянина Ашота. И как только Ашота занесло в Зону? Тише воды, ниже травы, неприметный, услужливый и немногословный, мелкий и тщедушный… Эдакий серый мышонок. Но сталкеры его уважали. И не за то, что он два километра тащил по Зоне на своем тощем хребте раненого стокилограммового Кин-Конга, а затем еще и выходил. А за то, что жил в его слабом теле сильный сталкерский дух. Неукротимый, непримиримый, никем и ничем не сломленный рыцарский дух. И ходил он по Зоне — дай Бог каждому. В ювелире, похоже, дух Ашота и не ночевал, хотя внешностью они мало отличались. Тот же армянский стандарт. Только глаза, глаза… Ашот хоть и забивался всегда в угол, но глаз не прятал. Смотрел прямо и гордо. Глаза ювелира ни на секунду не находили себе покоя. Док задал тон, как и учил таксист Коля, — уверенный, нахальный, хотя и простоватый. Давалось без особых усилий — в нем, похоже, медленно умирал великий артист. — Привет. — Док бесцеремонно сунул ювелиру крепкую руку. — Серега. А ты кто будешь, мил человек? Ювелир отвел глаза в сторону — плохая примета, которая еще раз подтверждала первое неблагоприятное впечатление. И рука у него была вялая, неуверенная. Эдакое щупальце медузы. И рукопожатие не настоящее мужское, а так — прощальный писк умирающего лебедя. — Тигран. — Ого! Тигр, значит, — вот так я и буду тебя называть. Такое обращение ювелиру явно польстило. — Значит, Тигр, ты тут главный? — Ну… вроде я. Я — директор. Говорил он, конечно, с акцентом, но легким, почти неуловимым. Док лингвистикой никогда не интересовался, однако в свободное от работы время не раз задавался вопросом: почему кавказские нацмены, сколько бы они ни тужились и ни пыжились, сколько бы времени ни жили и ни вращались в русской языковой среде, так и не могут досконально и безукоризненно освоить великий и могучий? Хотя бы в разговоре. Впрочем, вопрос второстепенный, и ответ на него могли найти только сами кавказцы. — Это хорошо, Тигр, что ты тут самый главный. Я хочу тебе кое-что показать. Но разговор, сам понимаешь, не для посторонних глаз и ушей. Ювелир на мгновение замешкался, еще раз коротким, но цепким взглядом оценщика мазнул по Доку, принял решение: — Идемте в мой кабинет, посмотрим. — Да ты, Тигр, попроще будь, а то на «вы» перешел. — Хорошо… Серега. Пошли ко мне. Он обменялся с охранником понимающим и, как ему казалось, незаметным взглядом, после которого охранник подобрался и привел себя в состояние боевой готовности. Затем гостеприимно взмахнул рукой в направлении узкого темного коридорчика, что вел в подсобные помещения магазина. Обстановку кабинета, в который Тигран провел сталкера, Док не мог оценить объективно — давно не вращался в светском обществе. Но по его сталкерским понятиям кабинет был обставлен просто шикарно. Мягкая мебель — три кресла и небольшой диванчик — обтянуты светлой кожей. Шкаф, стол, тумбочки — добротные, орехового дерева, сделанные искусно, со знанием дела и на века. Похоже, работал мастер-краснодеревщик по индивидуальному заказу. Во всю стену — плоский экран телевизора. Док уже знал, что такие телевизоры в «продвинутом» народе именуют «плазма». Конечно же, компьютер со всеми возможными прибамбасами. «Нужно срочно освоить компьютер и этот гребаный Интернет», — машинально поставил ближайшую задачу Док. Большая картина над креслом, на которой был изображен водопад, явно была написана не рукой мастера-художника, но наверняка впечатляла, как понимал Док, даже простого обывателя, далекого от искусства. Выполненная в двухмерном стереопространстве, подсвеченная невидимыми лампами, она поражала яркостью красок и абсолютно достоверной передачей живописной действительности. Главное — картина жила. Низвергались вниз струи воды, играли в свете радужные брызги, кружилась вокруг камней жемчужная пена, трепетала под легким ветерком листва деревьев, окаймлявших природную чашу водопада. И все это сопровождалось звуковым эффектом: шум-плеск воды, пение невидимых птиц, шелест листьев. Шедевр современного искусства, да и только. «К черту лирику, займемся физикой!» Док бесцеремонно и без приглашения опустился в кресло за столом — напротив директорского, закинул ногу за ногу и достал из кармана сигареты «Капитан Блэк». Ювелир занял свое кресло, еще раз скользнул по сталкеру крысиными глазенками, нашел наконец должные интонации и стиль. Так ему, во всяком случае, виделось. — Так что ты, Серега, собрался мне показать? Док пошарил в кармане и выложил на столешницу толстенную цепочку и массивный «купеческий» перстень. Загорелись, ох как загорелись оченята ювелира! Как ни старался он спрятать свой интерес, жадное «эго» ростовщика и пройдохи так и поперло наружу из тухлой дешевой душонки. Тигран небрежно взял цепочку, покачал ее на ладони. Затем повертел в коротких пухлых пальцах перстень. Выдвинул ящик стола, достал оттуда лупу, аптекарские весы, пузырек с кислотой, пипетку. Еще какой-то прибор, предназначение которого было совершенно неизвестно Доку. Заколдовал над золотом, словно древний алхимик. «Похоже, парень немногословный, — сделал очередной вывод Док. — Это хорошее качество, мне нравится». Пока ювелир манипулировал с золотом, Док подкурил сигарету, по-хозяйски придвинул к себе пепельницу. Ждал терпеливо, голоса, как и хозяин магазина, не подавал — держал уверенную и достойную паузу. Тигран, закончив священнодействие, отодвинул изделия, вздохнул. — Ну, что я скажу, дорогой. Откровенно скажу, тебя обманывать не стану. Золото хорошее. Высшей пробы. Я честно скажу: даже никогда не видел такого. Я! — Он вдруг удивился самому себе. — Ха… Я никогда такого хорошего золота не видел! Но… где же проба? И еще, дарагой, только нэ обыжайся… Понымаешь… — От скрытого внутреннего волнения его акцент заметно усилился. — Тыпер скажи ты мне честно, гдэ взял? Док пустил в его сторону густую струйку ароматного дыма. — Где взял, спрашиваешь? Тебе, дорогой, скажу откровенно: из дальневосточных рудников, о существовании которых знают только… только немногие люди. Ты убедился в качестве рыжья? — Да. — Так вот… Док приподнялся, наклонился вперед, уперся локтями в столешницу, зафиксировал надежно бегающий взгляд ювелира и шепнул значительно: — У меня много золота. Очень много. — Сколько? — Зрачки Тиграна расширились, и жадный неукротимый блеск озарил их изнутри сиянием разгоревшейся алчности. — А сколько сможешь купить, столько и будет, — отрезал Док. — Хочешь — тонна. Хочешь — две. Только не сможешь ты, сявка, все купить. Кишка у тебя тонка. А потому выводи меня на серьезных людей. На тех, кто сможет купить крупную партию товара. Ювелир вскочил стремительно — сказывался южный темперамент, метнулся к шкафчику на стене, достал из него бутылку коньяка, армянского конечно, — пузатые коньячные бокалы горного хрусталя. Затем переметнулся к холодильнику. Буквально через минуту на столе перед Доком красовался полный джентльменский набор: и лимончик нарезанный, и сыр с плесенью, и салями, и конфетки в вазочке. Кофе пообещали через пять минут — настоящий, заварной. Док за суетой ювелира наблюдал с усмешкой в душе, но внешне одобрительно форсил: так ведь и положено подсуетиться перед знатным клиентом. Тигран, подтверждая репутацию молчуна, метался безмолвно, но деловито и рационально. Наконец обеспечил все нужное для серьезного делового разговора и вернулся в свое директорское кресло. — Что ж, наливай, — благосклонно согласился Док. — Примем по сто за более плотное знакомство и деловое сотрудничество. Приняли, закусили неторопливо. И сыр, и колбаса, понятное дело, были отменного качества. Вот бы знать Тиграну, что его солидный клиент в жизни не смаковал подобных деликатесов. Удивился бы, наверное, безмерно. А Док в душе прикалывался сейчас и над собой, и над ювелиром. Тигран, похоже, до сих пор переваривал предложение о масштабной сделке, проворачивал все возможные варианты и искал в них максимальную выгоду. Наконец созрел. — Так, говоришь, дорогой, тонну можешь поставить? — Могу и две, — хмыкнул Док, — нет базара. Сколько нужно, столько и поставлю. Только имей в виду, за мной стоят такие люди, что… Тигренок, ты ж не вчерашний и не пальцем деланный, а потому должен понимать: пойдет что-то не так, вздумает кто кого кинуть, разборка будет по полной. Бабки можно крутить бешеные, но и спрос за эти бабки будет конкретный. — Да понимаю я, все понимаю, дорогой. — Он прервал тираду — в кабинет с подносом, на котором дымились крохотные чашки с кофе, вошла продавщица. Он подождал, пока она поставит чашки на стол, проводил девушку нетерпеливым взглядом и продолжил: — Но и ты пойми меня, дорогой. Денег, чтобы купить у вас всю партию, у меня нет. Я, конечно, могу вывести тебя на серьезных людей. Но… где гарантия, что вы потом меня не кинете? А самое главное, где гарантия, что ты не подстава и не мент? Док рассмеялся искренне и открыто. — Где гарантия, говоришь? А чем рискуют твои большие люди? Что, у них нет лицензии на торговые операции с золотом? Что, на изделиях так трудно наклепать пробу? И основное: неужто они будут проворачивать сделки через себя и на свое имя? Не смеши, дорогой. Любой дурень поймет: товар левый. Незаконный товар, как и паленая водяра. Потому и цена ему соответственная будет, но об этом позже. Договоримся. А ведь золотишко высшей пробы — сам говоришь. И личные твои гарантии… Док сунул руку в карман и высыпал на стол, между чашками и блюдцами, еще десяток перстней и колец. — Это — за посредничество. Уже в накладе не останешься. А с каждой сделки будешь получать процент — малый процент, но… Ты прикинь: с каких оборотов? Конечно, в этом пункте я могу дать тебе только свое слово. Но мое слово, знаешь ли… Да что мы тут базарим не по делу? Есть бабки — есть товар, хороший товар. Все. А то, что я подстава, мент… ой, не могу, не смеши, Тигранчик! Ювелир придвинул к себе еще один перстень, задумчиво потер его пальцами, словно впитывал через кожу непреодолимую вечную силу проклятого металла, вздохнул протяжно. — Что я тебе скажу, дорогой… Конечно, я согласен. С людьми, вернее, с человеком, сведу завтра. Когда тебе удобно? — Вот это другой базар, а то гарантии ему, понимаешь, давай. Наливай, будем конкретно по делу базарить. Встречу Док обставил серьезно. Нанял для представительства в частном охранном агентстве двух мордатых, накачанных телохранителей и большой черный джип «лэндкрузер». Деньги на операцию обеспечил Колян — «слил», как говорил таксист, на «черном» рынке двести граммов самодельного золотого лома. Николай вообще всего за несколько дней знакомства успел стать не только советчиком, но и «правой рукой» Дока. И Док ни на секунду не усомнился ни в способностях, ни в преданности нового друга. Потому и следовал его наставлениям строго и безоговорочно. Как в старые, добрые времена беспрекословно и послушно выполнял указания Хомяка. С охраной и машиной разобрались легко, а вот над предполагаемым внешним видом призадумались. В конце концов выбрали самый простой прикид: спортивный костюм, кроссовки и кожаная куртка. Почему решили разыграть подобный психологический этюд с одеждой? Учитывали серьезные аргументы. Даже Док прекрасно понимал: если Тигран сведет его с действительно серьезным деловым человеком, его костюм и змеиные туфли в глазах визави не прокатят. На том наверняка будут дорогущие эксклюзивные шмотки, туфли, часы и все, что создает облик преуспевающего бизнесмена. Новорусский стандарт — этим сказано все. Док в такой стандарт пока не вписывался. Понял это совсем недавно — два дня назад, когда посетил элитный ресторан и понаблюдал за его завсегдатаями. Главное — понял. Потому и решили с Коляном: лучше выглядеть белой вороной. Подобный облик тоже внушает должное почтение. Судят о человеке, как ни крути, по его уму, а еще больше — по его делам и поступкам. Колян произнес по этому поводу целую тираду: — Если мужик беспонтовый, но при конкретных бабках, то его больше уважают, чем понтярщика в прикиде от Версачи, с «ролексом» на руке, но с х…м в кармане. Мне, например, глубоко по фигу, как одет клиент. Но если у него на кармане толстый пресс соток, он отстегивает из него и не требует сдачи, сколько бы там ни полагалось — двадцатка, полусотенная, — я его уважаю, не могу не уважать. А если он разодет, как миллионер из Чикаго, но жадной трясущейся лапкой тянется к двум паршивым гривнам сдачи, я на него плюю. Дешевый понтярщик, а не человек. Вот так. В логике таксиста имелись, конечно, уязвимые места, но в целом Док с ней соглашался. Соглашался и принимал, потому и отправился на встречу в спортивном костюме и кроссовках. В глазах телохранителей, которые подкатили на своем шикарном джипе, он, конечно, прочитал немой укор, но проигнорировал его и гордо влез на заднее сиденье через услужливо распахнутую перед ним дверь. Парни знали свое дело: охранное агентство, в котором они служили, считалось в Киеве самым лучшим. Тут уж Колян расстарался в полной мере. Старший из них, не по возрасту, а по чину, повернулся к Доку: — В чем состоит наша задача? — Задача очень простая… э… как тебя зовут? — Игорь. — Отлично, Игорь. А меня — Сергей Николаевич. Он протянул руку, и они обменялись рукопожатием. Крепкое, по-настоящему мужское рукопожатие Доку нравилось. — Так вот, Игорь, задача крайне простая. У меня назначена деловая встреча с очень важной шишкой, а ваше дело — создавать видимость или, как говорит мой друг, «колотить понты». Ничего экстремального не предвидится, а если кто все же вздумает покуситься на мою драгоценную жизнь, мне, поверьте, ваша защита не понадобится. — Хорошо, поняли, Сергей Николаевич. Где будет проходить встреча? — В ресторане «Монако», в двенадцать ноль-ноль. Тут уж брови телохранителя удивленно поползли вверх — при всем профессионализме он не смог сдержать эмоций. — Хм… извините, конечно, Сергей Николаевич… это не наше дело, но… ресторан «Монако» — один из лучших ресторанов Киева, элитный ресторан. А ваш внешний вид… — Знаю, знаю, — отмахнулся Док, — не соответствует принятым стандартам. Если хочешь, поясню. Я, конечно же, мог одеться приличнее, но видом своим намерен продемонстрировать, что мне глубоко безразличен общественный статус визави. На лице телохранителя отразилось легкое недоумение — он, похоже, ничего не понял из заумной тирады временного своего шефа. — Хорошо, объясняю проще, Игорек: х… я хотел ложить на жирную свинью в смокинге, которая явится на встречу. Я ему нужен. А он мне — как хрен с бугра. Будет выпендриваться, найду другого. Теперь понятно? — Теперь понятно, — хмыкнул телохранитель. — И знаете что… — Ну говори, не стесняйся. — А вы мне нравитесь, Сергей Николаевич. — Спасибо, я и сам себе нравлюсь. Появление Дока в его «прикиде» в элитном ресторане «Монако» действительно произвело настоящий фурор. Фурор тихий, незаметный для неопытного взгляда, но настоящий. Как Док понимал обслуживающий персонал! Вышагивает гордо через грандиозный холл эдакое чмо в дешевеньком спортивном костюме, кожаной куртке, кроссовках, а за его спиной бдительно таращатся по сторонам два красавца-телохранителя в строгих стильных костюмах. Свято блюдут, значит, свое единственное и неповторимое сокровище. Шоу началось еще на входе, когда обалдевший, загипнотизированный и видом, и суровым взглядом Дока швейцар движением зомби распахнул перед ним тяжелую дверь. А как рьяно подскочил метрдотель! Видывал он виды, конечно, видывал, но подобного… Да, терлись здесь богемные дивы и звезды в экзотических, эксклюзивных нарядах от мировых кутюрье. Да, позволяли себе иногда нувориши, меценаты и чинуши высшего ранга эдакую простоту в одежде — неказистую, даже слегка мятую рубашку (на спине мятую, в том месте, где она, рубаха, соприкасается с кожей сиденья лимузина). Светлые неглаженые штаны позволяли себе, легкие «теннисные» туфли. Но чтобы вот так, в расходном спортивном костюме, да в кроссовках, да по малиновому ковру, гордо и независимо… Нет, подобного персонал «Монако» точно не видел. В душе Док наслаждался произведенным эффектом и потешался неимоверно, но вида не подавал. Хранил на беспристрастном лице отрешенное, вдумчивое и строгое выражение. — Вам что угодно, отобедать или… — Ошарашенный метрдотель, похоже, никак не мог найти ни нужного тона, ни нужных выражений. — Или что? — окончательно срезал его Док. — Что еще можно делать в ресторане, если не обедать? Бедняга поник окончательно, но все же нашелся. — Ну… не знаю, просто у нас есть отдельные кабинеты и… — Это со шлюхами, что ли, развлекаться? — перебил его Док. — Хорошенькое заведение у вас, как я погляжу, нужно почаще захаживать. — Почему со шлюхами? — обиделся метрдотель. — Если, положим, вы хотите провести деловую беседу и не желаете, чтобы посторонние видели вас и вашего собеседника. Гарантируем полную конфиденциальность. — Именно такая конфиденциальная встреча у меня и назначена — с Юрием Александровичем. Ровно в полдень. Сейчас ровно без трех минут двенадцать, а мы с тобой здесь лясы разводим. Я опаздывать не привык. Метрдотель расплылся в радушной улыбке. — Господи, что же вы сразу не сказали. Вас уже ждут-с. Позвольте вас проводить. Он засеменил перед Доком, а Док пошел вслед за ним степенно и благообразно — в своих-то кроссовках. Они поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж, свернули по коридору направо и встали перед лакированной дубовой дверью с вычурной бронзовой ручкой. Дверь словно по команде распахнулась, и Док уверенно шагнул в проем. Телохранители прошли вслед за ним, оглядели помещение и, не обнаружив ничего угрожающего, ретировались, закрыли за собой дверь и встали у порога. Нельзя сказать, чтобы Юрий Александрович внешне являл собой нечто неповторимое и прекрасное. Скорее наоборот: если не свинья в смокинге, то точно индюк в белой рубахе. Краснорожий, с длинным висячим носом и тонкими поджатыми губами, он походил именно на этого представителя отряда пернатых. Торчащие большие уши-лопухи. Узкий, покатый лоб. Лысина во всю голову. Глаза колючие, злые под слегка припухшими веками. Вот и весь портрет. А еще — грубые руки, руки душителя, с густо поросшими серым пухом пальцами. Он привстал из-за длинного стола, протянул Доку лапу, скривился в некоем подобии улыбки. — Боже мой, зачем вам такая уйма охранников? Здесь вам никто не угрожает. Что ж, давайте знакомиться. Юрий Александрович. — Взаимно приятно, — осклабился Док. — А я по батюшке Николаевич. Но можно по-простому — Сергей. А охрана, извините, не прихоть. Мои боссы настояли. Хотя переживают больше не за мою драгоценную жизнь, а за возложенную на меня миссию. Он уверенно занял место на противоположном торце стола, поискал глазами официанта. Его собеседник понимающе кивнул. — Я удалил официантов, чтобы не мешали беседе. Знаете, у меня такое правило: вначале говорим о деле, а потом обедаем и за обедом болтаем о разных пустяках. Принимается? — Замечательное правило! Я обеими руками «за». — Итак… — Юрий Александрович прищурился, поймал взгляд Дока. Это ему удалось легко — сталкер глаз не прятал и смотрел прямо в лицо собеседника. — Я человек откровенный. За это качество меня и ценят в определенных кругах. Так вот… Когда Тигран рассказал мне о предполагаемой сделке, я ему, признаться, не сразу поверил. Когда же он показал мне изделия, я заколебался. Короче, я намеренно не пригласил Тигрика на нашу встречу. И сразу задаю один простой вопрос: две тонны золота — это шутка или неудачный… хм… понт? Док выдержал пристальный взгляд дельца, крепко сжал челюсти, процедил сквозь зубы: — Разве с подобными вещами шутят? Или понтуются перед людьми вашего уровня? Юрий Александрович пожал плечами. — Всякое случается. Встречаются, знаете ли, иногда эдакие… отморозки. Док достал своего «Капитана Блэка», поискал глазами пепельницу. К сожалению, он стал много курить в последнюю неделю и не придерживался сталкерского графика. Подкурил, затянулся многозначительно, пустил в потолок облачко сизого дыма. — Так вот, Юрий Александрович, две тонны — ерунда. Мы можем поставить в год десять тонн. Если напряжемся, то и двадцать. Больше не сможем. Он умолк, ожидая реакции собеседника. Реакция на такое предложение не могла быть немедленной и адекватной. Док понимал дельца — подобное сваливается на голову раз в жизни и находит голову избранного. И сейчас он начисто выбил Юрия Александровича из седла. Тот даже встал со своего кресла и нервно заходил по кабинету. — Успокойтесь, — благожелательно, с доброй улыбкой посоветовал Док. — Я тоже человек откровенный, а потому, предвидя ваши вопросы, поясняю вкратце. Вы… вы присядьте и спокойно выслушайте. Он дождался, когда собеседник наконец вернулся в свое кресло, и начал говорить — тихо, вкрадчиво, убаюкивая и завораживая интонациями: — В начале девяностых годов, когда Советский Союз вышел из Анголы, несколько предприимчивых людей разных национальностей и гражданства объединились и выкупили один из золотых рудников. Ну… не только золотой, еще урановый и бокситный. Разработка недр велась успешно и интенсивно до позапрошлого года. Но в прошлом году сложились такие обстоятельства… Впрочем, о них вам знать необязательно. Короче, золотодобывающее производство, которое работало совершенно легально, потерпело крах и прошло процедуру банкротства. Официально рудник не работает, а неофициально — работает, и еще как. Добыча ведется полным ходом. Но со сбытом возникла серьезная проблема. А потому в разные страны были посланы эмиссары. Меня, как украинца, отправили сюда, на Украину. Естественно, что работаю я… как это по-шпионски, нелегально и не намерен светиться. Рискованная, конечно, затея, тем более что я не был на Украине пятнадцать лет и не имею абсолютно никаких связей в местном деловом мире. Потому и пошел столь экстравагантным и ненадежным путем. Однако мои боссы мне доверяют всецело и возлагают на меня большие надежды. И я прекрасно понимаю, что даже ваш капитал не позволяет освоить такое количество предлагаемого товара. Зато у вас обширные связи в деловом мире Украины и… и мы бы могли сварить вкусную и жирную кашу. Естественно, что наши закупочные цены на золото ниже мировых. Док умолк и вопросительно уставился на собеседника. Тот уже малость оклемался и выглядел вполне дееспособно. Тем более что легенду Док придумал очень убедительную. Поверить в нее легко, а проверить — трудно. Юрий Александрович задумчиво выстучал пальцами по столешнице какую-то мелодию и, все еще нерешительно, выдохнул: — Уф… хорошо, но как вы собираетесь вывозить товар? — О, очень просто. Бокситный рудник продолжает работать легально. А потому золото мы будем совершенно законно вывозить под видом алюминия. У нас разработана технология, и наш слиток золота по внешнему виду невозможно отличить от алюминиевого слямба. Только по весу можно догадаться. Впрочем, эти детали вам знать тоже необязательно. Главное, чтобы вы немного помогли в решении таможенных формальностей. А для того чтобы псевдоалюминий превратился в золото, мне достаточно небольшой лаборатории. Из нее вы и будете забирать слитки. Самовывозом, так сказать, — хмыкнул Док. — Вот и все детали несложного, но чрезвычайно выгодного бизнеса. А о цене договоримся. Юрий Александрович снова встал и заходил по кабинету, но уже спокойно — в поисках творческого решения. Творческое решение вызрело не скоро — минут через пять беспрерывного барражирования челноком, но вызрело. — Вот что… На следующей неделе я сведу вас с Равилем Сейфулиным. Я, знаете ли, человек его команды, и только он, и никто другой, сможет провернуть подобную операцию. Док последние дни только и делал, что читал периодическую прессу да смотрел телевизор. Входил в курс дела и текущую политическую обстановку. А потому имя Равиля Сейфулина было ему так же хорошо известно, как и всей стране. В рейтинге самых богатых людей Украины — по версии журнала «Форбс» — он занимал второе место, а в мире — двадцатое. Именно та фигура, которая нужна была Доку. — Вот этого я от вас, Юрий Александрович, и ожидал. — Док удовлетворенно кивнул. — Равиль Ренатович может решить все проблемы — к взаимной выгоде и удовольствию. — Когда сможете поставить первую партию товара? — Делец наконец-то решился взять быка за рога. — Если договоримся, то уже в следующем месяце. — Отлично. А знаете… отчаянный вы человек, Сергей. Док усмехнулся самодовольно, но ответил скромно: — Не такой уж отчаянный. Просто я ничем не рискую. Ну, что с меня возьмешь, кроме счета в банке? На кармане у меня ровно двести гривен, а потому обедом будете угощать вы. Юрий Александрович рассмеялся хрипло, но искренне. — Вы еще и забавный человек. А скажите откровенно, вот этот ваш дешевый спортивный костюмчик и кроссы… Это для того, чтобы продемонстрировать пренебрежение к собеседнику или чтобы подчеркнуть свою уникальную неповторимость и независимость? Док в свою очередь рассмеялся, и тоже искренне. — Вы очень умный и наблюдательный собеседник. Скажу откровенно: и то, и другое. Но, заверяю вас, на встречу с Равилем Ренатовичем я оденусь согласно законам придворного этикета. А теперь заказывайте обед по своему усмотрению, и будем болтать о пустяках. Они поболтали за обедом о пустяках, и Док откланялся… Все-таки его временная наемная охрана честно отрабатывала деньги, немалые деньги. Они проехали два квартала, водитель обменялся с командиром многозначительным взглядом, получил в ответ утвердительный кивок и вдруг резко вывернул вправо, в боковой проулок, на красный свет. Поддал газу, потом сбросил, попетлял немного в лабиринте улиц, снова выехал на одну из центральных магистралей. Док плохо ориентировался в незнакомом городе, вернее, совершенно не ориентировался. Но водитель, похоже, знал свое дело туго. Он снова на мгновение повернулся в сторону начальника, но теперь сам утвердительно кивнул. Игорь обернулся, и лицо его, до сих пор уверенно-расслабленное, напряглось, а в глазах появился блеск, свойственный представителям его профессии, — достойным представителям, когда нос чует опасность, а труба подает тревожный сигнал и зовет на подвиги. — Сергей Николаевич, за нами «хвост»! Причем «хвост» достаточно профессиональный. Грамотно ведут. Не светятся, но держатся за наш задок четко. Черный «Хюндай-таксон». Модель интересная. Движок у этого «ху…дая» 2,7 кубиков. Джип небольшой, легкий, маневренный, городской, можно сказать, но с такой тачкой трудно и на шоссе погоняться. Дело не в том… — А в чем? — Док, немного разомлевший после сытного обеда, встряхнул головой и вернул себя в состояние полной боевой готовности. — Извините, если позволите, небольшая, чисто профессиональная, информация. Она важна. — Давай. — Понимаете, существует два основных вида, или разновидности, слежки… — Игорь озадаченно поскреб затылок — подбирал, видимо, нужные слова. Подобрал наконец. — Так вот… Первый вид — слежка явная, открытая, ну… наглая. По беспределу, короче говоря. Ее используют, когда нужно… ну… загрузить объект. Заставить его нервничать. Дать понять, что он «под колпаком», что ему, если что, «кранты», как говорится. Второй вид слежки — действительно скрытая, в натуре, тайная, настоящая слежка. Это когда об объекте нужно узнать все, но так, чтобы он об этом не догадывался. Так вот… — он решительно выдохнул, — я со своими ребятами давно работаю, и поверьте, ребята у меня тертые, а я тоже лаптем щи не хлебал. Да! Сергей Николаевич, сейчас за нами «хвост» второго типа. И я без понтов отвечаю: если бы не… хм… высокая квалификация водителя нашей группы, мы бы хрен эту слежку заметили. Док, огорошенный, в свою очередь почесал затылок. Что он мог сказать в ответ, что предпринять? В большом чужом городе он словно младенец в джунглях. И в чисто шпионских играх на асфальте ничего не разумел. Даже машину водил плохо. В Зоне, правда, сложилась как-то похожая ситуация, когда на «хвост» ему села группа «Монолита». Сунулся он тогда… нет, не чисто случайно, а из профессионального сталкерского интереса, из сталкерского гонора, на подконтрольную «Монолиту» территорию. Трофеи достались важные: два знатных артефакта — «пирамида» и «красное сердце». «Монолит» не прощал сталкерам подобных наглых проделок. И дело даже не в том, что Док фактически украл у группировки два ценных артефакта. Доку довелось увидеть то, чего никому, кроме «монолитовцев» руководящего состава, видеть не полагается. Оказалось, что он влез на территорию базы, где проводились одному ему, «Монолиту», понятные эксперименты над зомби. Дока совершенно не интересовали научные изыскания группировки, которую сталкеры характеризовали двумя емкими словами с восклицательным знаком в конце: «Полные отморозки!» Но он со свойственной развитому человеку любознательностью и с присущим цивилизованному человеку и врачу возмущением целый час наблюдал, как облаченные в белые халаты, надетые поверх черных комбинезонов, «ученые» монолитовцы гоняли нагруженных пятидесятикилограммовыми мешками с песком зомби по кругу. Ни на секунду не давая несчастным остановиться и передохнуть, они обрушивали на головы зомби удары резиновых дубинок, едва те замедляли движение. В конце концов Док сплюнул, выругался матерно и постарался незаметно свалить. Не удалось незаметно. Ему, как и сейчас, «сели на хвост». Только то была, по определению Игоря, даже не «явная слежка по беспределу», а погоня, преследование с целью уничтожить. «Но у меня в Зоне… — Док вдруг поймал себя на выражении „у меня в Зоне“! — Да, Зона действительно давно стала „моей“. И в „моей“ Зоне я оторвался от „Монолита“ легко и изящно». Тогда он был на пике спортивной сталкерской формы, даже издевался в глубине души над неуклюжими, тупыми, но упрямыми монолитовцами. Завел их на «свою», вернее, на общую сталкерскую территорию, закружил там в лабиринтах Припяти, а затем растворился в бывшем городе, на прощание беззвучно завалив трех особо рьяных монолитовцев своим верным вакидзаси. «Да! Были времена! — грустно констатировал про себя Док. — Но что же делать сейчас, учитывая сложившуюся ситуацию?» Выхода, собственно, не оставалось, и он озвучил свой вопрос вслух. Игорь, похоже, ожидал этого. Он улыбнулся слегка, самыми уголками губ. — Есть, конечно, вариант. Грамотный вариант, но… — Он замялся. — Ну говори, говори. — Это будет стоить дорого. — Да ты не жмись. — Теперь чуть заметно усмехнулся Док. — Разговор сейчас не о деньгах, а о деле. Вот и говори дело. Главный телохранитель потер пальцами глаза, собираясь с мыслями, собрался и вполголоса, но, четко акцентируя каждое слово, выдал: — Значит, так. Сейчас мы едем в ресторан «Прадо». Ресторан «Прадо» выбран не случайно — в нем самые подходящие условия и… И мы там уже прокручивали подобный вариант. В ресторане занимаем столик и сидим, спокойно обедаем. В течение часа. Я созваниваюсь со своими людьми. Они подъезжают. Один из моих людей похож внешностью и фигурой на вас. Перед уходом из зала вы заходите в туалет, там вас ждет мой человек. Мы позаботимся о том, чтобы больше в туалете никого не было. Вы быстро, очень быстро меняетесь одеждой. Мой человек выходит, уже вместо вас, сразу садится в машину и уезжает. Мы сопровождаем его до вашего отеля, и там… хм… типа подвисаем в баре. Вы же выходите из туалета, как только мои люди убедятся, что «хвост» прицепился к ложному объекту. Я позвоню вам на мобильный, когда будет можно. Дальше. Одни мои люди отвезут вас по другому адресу, а другие отследят «таксон» и постараются сработать максимально четко и обстоятельно. Кто? Откуда? Возможно, удастся выяснить, зачем и с какой целью? Но по последнему пункту сложно… и я не гарантирую. И еще, честно скажу, меня волнует следующее. Наша фирма очень солидная и пользуется в городе серьезным авторитетом. Так что… хм… — он смущенно прокашлялся, — тут дело чести и деловой репутации. Я, Сергей Николаевич, не люблю, когда нашим клиентам, пока они в моем сопровождении, садятся на «хвост». И постараюсь разъяснить этих уродов. Это все. Вы согласны? Док потянулся, так что хрустнули косточки, энергично повертел головой, разминая шейные позвонки. Что поделаешь — неискоренимая привычка перед дракой. План Игоря был хорош. Очень хорош, и лучший выход из положения, пожалуй, трудно было найти. И все-таки что-то Дока смущало. Он решил разобраться и найти причину этого смущения, а потом уж принимать решение. — Вот что, прошу пять минут на размышление. — Док потянул из кармана очередную сигарету «Капитан Блэк», отметив машинально: «Много курю. Это не на пользу». Разобрался быстро, вложившись в пять минут. Причин оказалось всего две. Первая: привык он в последние десять лет решать проблемы самостоятельно. Ни на кого не полагаясь и ни на кого не надеясь. Да, раньше была привычка работать в команде. С Сиротиным, например, или с Хомяком и Крокодайлом. Но теперь отвык. И, если честно, в последнее время положиться мог только на… химеру. На Чудо. Это отчасти и было второй причиной. Выходил он сейчас на очень серьезных, «крутых», как модно говорить, людей. Люди эти, почти всесильные в стране победившего капитализма, могли того же Игоря со всей его солидной конторой купить на корню — если уже не купили. А могли и смешать с дерьмом. Так, походя. Потому план главного телохранителя хорош, но… Док решил его отредактировать радикально. — Хорошо, не спорю, Игорь, вариант оптимальный. — Док решительно загасил недокуренную сигарету. — Но сделаем немного по-другому. Звони сейчас своим людям. Все идет согласно предложенному плану до того момента, когда твой человек, переодевшись в мою одежду, выходит из туалета. Так вот, вы провожаете его до моего номера в отеле. И все. Больше никаких действий. Возвращаетесь на базу. Работа закончена и, конечно, будет достойно оплачена. А людям в «таксоне» я разъясню лично. Все понятно? — Да, Сергей Николаевич, все понятно. Хороший, судя по всему, он был парень. Наверняка порядочный и честный — Док давно научился разбираться в людях и эти качества ценил превыше всего. А еще сдержанный, немногословный, профессионально вышколенный. Чувствовался в нем человек одной с Доком крови. Но довериться ему полностью Док, исходя из вышеизложенных причин, не мог, а потому и огорчился искренне, подметив, как чуть болезненно дернулась щека Игоря и как потух азартный огонек в его глазах. — Игорь, правда, не обижайся, — вздохнул Док. — Я уже понял, что ты профи высокого класса. И хлопец, похоже, хороший. Но пойми и меня, именно как профи. Не могу я сейчас доверять никому абсолютно. К тому же не хочу тебя втягивать в дерьмо, из которого, возможно, не вылезешь. Понял? — Понял. — Игорь безразлично пожал плечами, но огонек в его глазах снова зажегся. Док дружески хлопнул его по спине. — Ничего, я уверен, что мы еще поработаем с тобой. И хорошо поработаем. Скучно не будет. Но пока я сам. Ресторан «Прадо» ничем особым из сети дорогих и престижных ресторанов не выделялся. Док уже начал привыкать к шикарному однообразию столичных ресторанов. Да, каждый из них, вернее, владелец каждого из них пытался найти свою фирменную «фишку». Разнообразием стилистики элитные столовые заведения могли, конечно, похвастаться. Национальные мотивы сочетались с напевами других стран. Потому шикарные, вычурные «курени» и «шинки» под соломенными крышами, отделанные натуральным деревом, соседствовали с французскими, японскими и китайскими ресторациями, итальянскими тратториями, американскими фастфудами. Каждый хозяин старался в меру своих финансовых возможностей и по своему разумению. Только вот даже малоопытный Док сумел определить, что делалось все по наработкам одних и тех же, наверное, очень дорогих и престижных дизайнеров. Потому в каждом элитном заведении, будь то псевдорусский кабак «а ля Тестов» или итальянская «пиццерия», присутствовало некое общее и знакомое начало. В чем состоит это «общее начало», Док, конечно, определить не мог. Может, в одинаковости отделочных материалов, посуды, столов, кресел, барных стоек и прочих ресторанных атрибутов. В манерах официантов и барменов. Но, скорее всего, в общности мысли хозяев и тех самых дизайнеров, которые эти мысли воплощали в жизнь. Туалеты во всех заведениях были практически одинаковы. Тут Док определился достаточно легко: «Что и в каких условиях ты ни ешь, все это однозначно превращается в один сорт продукта, именуемого „дерьмо“. Дерьмо, из какой бы кухни оно ни исходило — французской, итальянской, китайской или отечественной, — одинаково на цвет, запах и консистенцию. Потому и для утилизации его во всех странах требуются одинаковые сортиры. Можно, конечно, обложить стены сортира красным мрамором или отделать золотыми шпалерами, но главный, основополагающий предмет — „очко“ — всегда остается неизменным, и вокруг него вертится вся туалетная вселенная». И акустика во всех туалетах тоже одинаковая. Мощная, многократно усиленная и отраженная, словно в стенах концертного зала. Потому Док вздрогнул, когда его слова, сказанные в мобильный телефон, прозвучали под сводами громким горным эхом, и перешел на шепот: — Колян, ты меня слышишь? — Да, Серега, слышу хорошо, только звук какой-то гулкий. Ты где? — Я в туалете ресторана «Прадо». Есть срочная работа. Слушай меня внимательно. Подъезжай к ресторану, и скоренько. Ты знаешь, где он? — Обижаешь… Конечно, знаю. — Хорошо. Приткнешься где-нибудь в сторонке. И захвати мне какую-нибудь неприметную одежонку. Ну, там… дешевый костюмчик, кепочку, туфли какие-нибудь сорок третьего размера. Сам прикинь. Я переоденусь у тебя в машине. Только быстро, быстро! Потом надо будет отследить одну тачку. Сразу обрати внимание: где-то возле ресторана припаркован черный джип «Хюндай таксон». Вот его, вернее, ребят, что в том джипе, и надо будет прояснить. С ребятами я сам разберусь, но «таксону» нужно сесть на «хвост». Сесть плотно, однако незаметно. А водила там тертый и опытный. Справишься, Шумахер хренов? — Обижаешь, начальник. — Да! Главное! В нанятый «лэндкрузер» сядет мой двойник. Это не я! Понял? — Да… — недоуменно протянул Николай. — Вот и хорошо. А ты жди меня. Давай, работай. Док нажал кнопку «сброс» и вернулся в зал, где его ожидали телохранители. Дальше все пошло как по маслу. «Двойник» из охранного агентства действительно походил на Дока как две капли воды. Док искренне удивился: как и где Игорь так быстро, в ритме экспромта, нашел этого молодца? Выглядело это несколько подозрительно. Но Доку сейчас было недосуг анализировать нюансы. Они быстро обменялись с двойником одеждой в туалете. Док оделся в строгий неброский костюм, а его дублер напялил спортивный костюм Дока и кроссовки. Затем вышел в сопровождении охраны и сел в машину. Вот тут произошел сбой. Док, волнуясь, не стал дожидаться, пока Игорь подаст сигнал, и ломанулся на выход. Но перед дверью туалета тормознул: «Стоп, стоп, стоп… А куда я, собственно, мчусь? Ребята поедут в гостиницу, „таксон“ последует за ними, где-то перед гостиницей припаркуется. Условный мой маршрут противнику известен, и мне, соответственно, известен маршрут противника. Потому можно без суеты прихватить соглядатаев из „таксона“ на стоянке перед гостиницей. Спокойно, Док, спокойно. Ты контролируешь ситуацию, и все в твоих руках». Он вернулся к умывальнику, сполоснул лицо холодной водой, тщательно вытерся большой одноразовой салфеткой. В кармане зазвенел мобильный телефон. Док, потренировавшись с незнакомой техникой, выбрал в качестве рингтона старый, добрый и привычный телефонный звонок. Теперь он зачем-то пропустил три звонка и только после этого нажал кнопку приема. — Сергей Николаевич, все в порядке, «хвост» проследовал за нами, — доложился Игорь. — Хорошо, Игорек. Действуем по плану. И никакой самодеятельности, понял? — Так точно. Док покинул туалет, неспешной походкой проследовал через зал, вышел на улицу. Такси Коляна, темно-синий «шевроле», маячило чуть наискось от входа в ресторан. Док направился к машине, уверенно открыл заднюю дверь, влез на сиденье. — Николаич, — досадливо прошипел Николай, — где тебя носит? Они уже уехали, и теперь я хрен их догоню. — Спокойно, Коля, спокойно. Я немного погорячился, но все идет по плану. Маршрут движения мне известен. «Хюндай» следует за «лэндкрузером» к отелю, где я снимаю апартаменты. Я ж тебе говорил: в нанятом джипе — мой двойник. Это рекомендованное тобой охранное агентство расстаралось. Должен сделать тебе комплимент, Колян: ты еще ни разу не подсунул мне фуфло. Ценю, ценю… Эти ребята из агентства очень толковые и дело свое знают туго. Но сейчас — по делу. «Таксон» наверняка припаркуется где-то возле моего отеля. Скорее всего, на стоянке, ты знаешь ее. Припаркуется так, чтобы был виден выход. Ну, возможно, гоблины из тачки покрутятся и в холле, наведут справки. Все мне потом доложат. С персоналом отеля я установил доверительные дружеские отношения. Главное в том, что, как я понял, они будут торчать на стоянке до упора. Я не сильно сведущ в шпионских играх, но уразумел основное. Гоблинам дано конкретное задание: следить за мной бдительно и неусыпно. И они от меня не отцепятся. Потому… давай шмотки, я переоденусь. А как стемнеет, будем брать в работу. Да, в шпионских играх он и вправду был несведущ, но рассчитал все правильно. «Хюндай-таксон» приткнулся на стоянке, притом именно в том месте, которое и наметил для него мысленно Док. Наискось от входа, так, чтобы машина не бросалась в глаза, но и так, чтобы наблюдать за выходящими из отеля людьми. Сумерки уже сгущались, и на фонарных столбах стоянки зажглись тусклые желтые огоньки. Завлекательно заискрила неоновая реклама над входом в ресторан, казино и под крышей отеля. Город набирал свой привычный ночной ритм. Стоянка начала потихоньку заполняться авто. Не самых престижных моделей, но достаточно импозантных и дорогих. Объяснение простое: отель, как и ресторан, все же среднего уровня. Но хорошего среднего уровня! Потянулись в кабак парочки. Опять-таки, дамы и мужчины среднего возраста, в усредненных, приличествующих моменту и рангу заведения, нарядах. Все солидно, чинно и благородно. Да, искрились на пальцах, в ушах и на груди женщин бриллианты, но средней величины. Да, костюмы и платья несли на подкладках гордые лейблы от лучших мировых производителей-кутюрье. Но, но, но… Новорусский ширпотреб и шаблон. Дорогое бытовое однообразие. Даже проститутки — их, как ни крути, можно было легко определить по манере поведения и по относительно молодому возрасту — строго вписывались в принятый стандарт. Колян, за много таксерских вечеров привыкший к созерцанию ночного кабацкого благолепия, наблюдал за съездом совершенно равнодушно. Док, впрочем, тоже — уже привык. Наскучило скоро обоим. — Шеф, я пойду покручусь, оценю обстановку, — проявил инициативу Николай. — Валяй, оценивай, — зевнул Док, которого после двойного, чрезмерно сытного обеда непреодолимо клонило ко сну. Колян появился минут через тридцать. Тяжело плюхнулся на сиденье, отдышался, потянул из кармана пачку сигарет, прикурил нервно. — Ну, Николаич, даже не знаю… Там, в тачке, трое здоровенных быков. На их рожи и бицепсы даже смотреть страшно. Качки конкретные! Тебе, конечно, решать. Но, может, лучше попросить ребят из агентства, чтобы разобрались? На бабки попадешь, но так, мне кажется, будет спокойнее. Док блаженно потянулся, затем бодро встряхнулся. — Понимаешь, Коля… Я, когда свалился с Марса, вернее, вышел из тайги, обратил внимание на одну вещь… Как бы это сказать правильно, чтобы дошло. Вот… когда у тебя есть деньги, и большие деньги, все перед тобой прогибаются, стараются угодить. Не жизнь, а сплошная лафа. Только я, Коля, так жить не привык. Не привык, когда мою работу за меня делают другие, хоть и за хорошие бабки. Не привык прятаться за чужие спины. И, если честно, то и доверять никому не привык. И еще: те, кто послал меня сюда, те, кто стоит за моей спиной, выбрали именно меня не просто так, не за красивые глаза. Потому не боись, таксер, будем жить. Он выбрался из машины, сунул в рот сигарету и вразвалочку, слегка покачиваясь, заковылял к «таксону». Обошел джип сзади, споткнулся, выпрямился, сделал еще несколько шагов и неуверенно постучал в тонированное стекло водительской двери. На его робкий стук поначалу никто не откликнулся. Док постучал еще раз, уже твердо, с наглецой. Стекло медленно опустилось, и из салона выглянула мясистая сытая морда с перебитым носом. Колян был прав: такие рожи лучше и во сне не видать. — Браток, — жалобно проканючил Док, — дай огоньку. Сейчас Дока больше волновала кнопка блокировки двери. Он скосил глаза и обрадовался — дверь была не заблокирована. — Ты, урод, вали отсюда по-быстрому, пока по е…лу не настучал! — зло каркнул хриплым басом водитель «таксона». — Эй, чего ты, братан, — захныкал Док, незаметно подбираясь левой рукой к дверной ручке, — мне ж только прикурить… — Ну, б…дь, сейчас ты у меня прикуришь! Он сам открыл дверь, выставил на асфальт левую ногу, намереваясь вылезти из авто. Док помог ему вылезти, вернее, выпасть. Левой зацепил водителя за шиворот кожаной куртки и мощным рывком выдернул из салона, придав направление «носом в асфальт» с соответствующим ускорением. Затем нагнулся, забравшись по пояс в салон. Короткий акцентированный удар кулака, вернее, выдвинутого вперед и сложенного в острый угол среднего пальца в шею, четко в синокаротидное сплетение. Напарник водителя, тот, что сидел рядом с ним на переднем сиденье, отключился минут на пять. Классическая отмашка от груди назад. Сете! И ладонь его врубилась в шею третьего, и тоже точно в сонную артерию. Третий готов и в себя придет нескоро. Док развернулся и залепил водителю, что все еще пахал шнобелем землю, маваси-гири[11] в печень. Так, легонько, больше для острастки. Затем наклонился, снова подцепил беднягу правой за шиворот, приподнял и с размаху, но выверенно вонзил в ноздри два пальца левой, средний и указательный. Водитель взвыл протяжно и жалобно — боль острая, почти запредельная, хотя физический ущерб весьма незначительный. — Не ори, засранец, — строго укорил Док, — люди кругом. Ну, так кто из нас урод? А… не отвечаешь, больно небось? — Я, я урод! — заскулил несчастный. — Отпусти! — А дергаться не будешь? — Не-е, не буду. Док выдернул пальцы из носа водителя, брезгливо вытер их о штанину и легонько оттолкнул жертву от себя. Предупредил безапелляционно: — Не вздумай даже рыпнуться за стволом, что у тебя в кобуре под мышкой, — завалю. Понял? — Понял, понял, — согласно и послушно закивал водитель. — Молодец! Вот и стой пока в позе «раком». Тебя как зовут? — Вася… — проныл сквозь кровавые сопли водила. — Имя не очень оригинальное, — буркнул Док. — Так вот, Вася, слушай меня внимательно, очень внимательно. — Он выдержал многозначительную паузу, дабы собеседник проникся важностью момента. — Я знаю, кто тебя нанял и что вам от меня нужно. Мне это даже неинтересно. Но передай, слово в слово передай своему хозяину: еще один такой залет, и я ищу другого партнера. Но зачищаю «под ноль». Понял? Повтори. — «Еще один залет, и я ищу другого партнера. Но зачищаю „под ноль“», — словно зомби, повторил водитель. — Хорошо, вижу, что понял. Все, вали. — Док легонько пнул Васю ногой в зад и зашагал к машине, где его ждал искренне взволнованный Колян. Небрежно распахнул дверь машины, вальяжно уселся на сиденье. — Ну шо, Николаич, разобрался? — Таксист, конечно, следил за происходящим со своей наблюдательной точки, но, как и остальные участники сцены, которую срежиссировал Док, толком так и не понял сути и глубины драмы. — А… мелочь, пескаришка, — лениво отмахнулся Док, цитируя слова щуки из старого мультфильма далекого детства. — Не стоило возиться. — Он достал честно заслуженную сигарету «Капитан Блэк», затянулся глубокомысленно, пыхнул ароматным дымом под потолок, вздохнул. — Знаешь, Коля, не очень-то мне нравится ваш понтярный мир. Вот, к примеру, просил же я Игоря, начальника роты гвардейцев охраны, не заниматься самодеятельностью и не совать нос туда, куда не просят. Но нет же… Я, конечно, младенец в ваших городских джунглях. Как это модно говорить нынче — лох. Возможно, и лох, только вон ту машинку, джип «Тойота-рав», давно подметил, и сидят в ней люди из охранного агентства. Контролируют, значит, процесс от начала и до конца. А я ведь не просил их об этом. Сунули нос не в свое дело. У нас, в тайге, так не принято. И нос за это отрывают быстро и… хм… конкретно. Все. Устал, да и после сытного обеда, двух сытных обедов и трудов непосильных нужно отдохнуть. Давай в отель. Колян домчал до отеля быстро. Недалеко, собственно, и было — пятнадцать минут езды, если не застрять в пробке. Док сунул ему пять сотенных долларовых бумажек. — Да ты шо, Николаич, — даже испугался таксист, — это много, я на столько не наработал. — Наработал, наработал, — безапелляционно отрезал Док. — Завтра, возможно, понадобишься. Он забрал по дороге в номер ключи с «ресепшина». Дежурила незнакомая ему, но, как и все девушки из обслуги, миловидная и улыбчивая брюнеточка лет двадцати пяти. Док пофлиртовал с ней минутку, затем направился в бар. Прошелся мимо столика, за которым «зависал» его двойник с охраной. Показал Игорю сложенные в знак ОК пальцы, на что тот едва заметно кивнул. Выпил куража ради за стойкой рюмку абсента и направился в свои апартаменты. Рассчитал, конечно, все правильно. Мобильный телефон зазвенел еще через полчаса. Док, даже не взглянув на экран, точно определил, кто звонит. — Сергей Николаевич? — Да, я, Юрий Александрович. Слушаю вас. Собеседник на том конце спутникового сигнала замялся на мгновение, но решительно выдал: — Боюсь, Сергей Николаевич, что мы неправильно поняли друг друга. — Ой, боюсь, Юрий Александрович, это именно вы неправильно поняли меня. Я-то вас хорошо понял. Человек, которого вы послали следить за мной, дословно передал вам мое пожелание? И снова легкое замешательство собеседника. «Подумай, хорошенько подумай, прежде чем ответить, — злорадно усмехнулся Док. — Нервничаешь, сука…» — Да… мой человек передал все дословно, только… — До вас дошел смысл сказанного? — властно оборвал собеседника Док. — Да, но поймите и вы меня… «Сейчас начнет оправдываться. — Док удовлетворенно откинулся в кресле. — Первый раунд я выиграл». — Я ведь вынужден был так поступить. Ну, посудите сами… свалился на голову человек, невесть откуда и невесть кто. И я, конечно… — Послушайте, Юрий Александрович, — снова перебил его Док. — Я понял. Все! Проехали и забыли! Но в будущем деловое партнерство только на полном взаимном доверии и уважении. Иначе… Собеседник помолчал почтительно и понимающе. Хорошая мина при плохой игре. Док терпеливо ждал. — Скажите, Сергей Николаевич, а вы… вы действительно зачистили бы «под ноль»? Я хорошо понял смысл вашего выражения. — Да, — жестко отрезал Док и сразу благосклонно смягчил тон разговора: — Вынужден был бы сделать это. Ну поймите, Юрий Александрович, я ведь настроен на взаимовыгодное и доверительное партнерство. Я вышел на вас не случайно, поверил вам, открыл вам свои карты. Очень серьезные карты, настоящие неубиенные козыри. И люди, которые меня послали сюда и которые стоят за моей спиной… Мы играем по-крупному! Короче, еще раз повторяю: проехали и забыли. Но! Еще один залет, и… — Хорошо, я понял вас, Сергей Николаевич. И вот залог нашего плодотворного дальнейшего партнерства: Равиль Ренатович сейчас на форуме в Давосе. Вернется через пять дней. Но я уже договорился о встрече. Заверяю, он примет вас ровно через пять дней. — Вот это, Юрий Александович, дело. Настоящее дело. Спокойной ночи. Док нажал кнопку «отбой» и тотчас полез в бар-холодильник. Выудил из него запотевшую бутылку водки. Затем набрал телефонный номер ресторана. — Яша, блин, у тебя случайно тушенки в кабаке нет? Обыкновенной солдатской тушенки в банке с самоподогревом. — Нет, Сергей Николаевич, такого не держим-с, — растерянно протянул старший менеджер ресторации. — Но можно заказать, через час доставят. — Ладно, хрен с ней, тушенкой. Жареной картошечки в номер прикажи… с солеными огурчиками. — Уже делается. Док свернул золотистую крышку с бутылки, придвинул к себе стакан и пепельницу, подумал, уже расслабленно: «Жизнь во Внешнем Мире, похоже, налаживается в нужном направлении… Но почему же она налаживается только после того, как дал кому-то по морде? Не в прямом, физическом смысле, а в переносном, конечно? Странно, неприятно, но… факт!» Желтый камешек уже привычно и послушно превратился в большой матовый шар. Поплыли в шаре до боли знакомые пейзажи, тоннели, лица. Вот и рожа контролера под капюшоном. — Здравствуй, Док. — И тебе того же, контролер. Сегодня у меня очень серьезный и долгий разговор. Есть три важных пункта. — Начни с первого пункта, а я к любому разговору, особенно с тобой, отношусь серьезно. — Верю, уже убедился. — Док пыхнул сигаретой. — Итак, золото, оно, конечно, хорошо, но Сейфулина им не удивишь. Подобные контракты для него мелочь. А мне просто необходимо его заинтересовать, поразить, выбить, что называется, из колеи. — Кто такой Сейфулин? — Богатейший и влиятельнейший человек Мира сего. Через него я и надеюсь осуществить наш общий план. Контролер задумался, но ненадолго. Он вообще находил решения очень быстро. — Бриллианты, чтобы сразить и поразить Сейфулина, подойдут? Док только пожал плечами. — Смотря сколько бриллиантов, и каких. — Самых лучших, редких, и в том количестве, которое понадобится. — Думаю, подойдут. — Хорошо. Что по второму пункту? Док плеснул в рюмку водки, оприходовал, закусил соленым огурчиком. — По второму пункту вот что… Мне действительно для начала нужно приобрести в Африке хотя бы один золотой рудник. Блеф в дальнейшем не пройдет. — Что такое «блеф»? — Иллюзия, обман, понты, короче. Ну, ты понял. У меня есть на примете человек, который может помочь. Мой старый и проверенный боевой друг и учитель. Мы вместе с ним вылетим в Африку. Но мне очень нужна моя химера. Я хочу лететь в Африку вместе с ней, потому что очень надеюсь на ее помощь. — И это возможно. Только имей в виду… — Контролер умолк, погрузившись в размышления. Наконец решился. — То, что я тебе скажу, неведомо ни одному человеку. Только тебе. Это великий секрет Зоны, и мы… Мы! Доверяем его тебе! Так вот, ни одно существо Зоны, будь то контролер, химера, зомби, снорк, не могут прожить в вашем Внешнем Мире дольше месяца. — Вот это да… — протянул Док, ошарашенный услышанным. — Значит, вот почему вы все время стремитесь расширить границы Зоны. Демографический взрыв, да? — Нет. Ты не поймешь, да и не нужно тебе. А сделаем так… Контролер высветил на выпуклом экране карту-«пятиверстку». — Видишь аэродром? — Да, вижу. — Это военный аэродром транспортной авиации. Там можно заказать чартерный рейс куда угодно. Хоть в Африку, хоть в Антарктиду. Уже послезавтра химера будет ждать тебя там. У нее будут бриллианты и артефакты, которые понадобятся тебе для торга и обмена. Возьмешь их. И пока ты определишься со временем вылета, химера будет ждать тебя. Уверен, вы и без меня договоритесь. Но помни: месяц! И еще: химера не может долго находиться в невидимом состоянии. Очень большие энергозатраты тела. Щади ее. Что по третьему пункту? — Мне срочно нужно выучить английский и португальский языки. Можешь помочь? — Это как раз проще всего. Смотри мне в глаза… Сейчас ты… хм… отключишься, а когда придешь в себя, будешь знать и английский, и португальский. Вот только африканским наречиям я тебя обучить не смогу. В Зоне никогда не появлялся африканец. Но это, уже в Африке, сможет сделать химера. Да, потом очень будет болеть голова. Выпей еще водки, поможет. Что, начали? — Поехали, — вздохнув, сказал Док и вперился в мутные, беспристрастные глаза контролера. ГЛАВА 16 Картинка из жизни, эпизод: странный, нелепый, противоестественный, но реальный. Шествие возглавлял контролер в своем неизменном сером балахоне с капюшоном, низко сдвинутом на лоб. Рядом с ним, гордо задрав вверх толстый мясистый хвост, лениво вышагивала матерая химера. Следом плелась тройка зомби, сосредоточенно углубленных в недра своего потустороннего мира. Самый старый, вернее, наиболее истлевший зомби в форме лейтенанта доблестной американской армии понуро брел, неся грандиозный «совдеповский» лом, отчего на его плече образовалась заметная вмятина. Бывший лейтенант давно не ощущал ни боли, ни усталости, и железка на плече, так нелепо уродовавшая когда-то по-военному стройную фигуру, нисколько не смущала его. Спутники лейтенанта — зомби в форме сержанта украинской армии, совсем еще новенькой, и истрепанный капрал Иностранного легиона — волочили за собой ржавые лопаты. Шествие замыкали два бюрера. Припадая то и дело на четвереньки, они царапали землю длинными ногтями, щебетали что-то на своем птичьем языке и испуганно пялили в серое небо белесые бессмысленные глаза. Странная колонна двигалась так уже в течение двух часов, медленно и монотонно, строго выдерживая заданный контролером темп, лениво лавируя в лабиринте аномалий. Исконные обитатели провожали кортеж каждый на свой манер, в зависимости от степени отпущенного Зоной интеллекта. Пара молодых кровососов, оживленно повизгивая, проводили группу по своей территории: овраг, на дне которого ржавела военная техника, исконно считался питомником кровососов. Здесь они рождались, мужали и отсюда рассеивались по всей Зоне, избирая местом обиталища, как правило, точки, где доживали свой век брошенные бульдозеры, танки, бронетранспортеры. К металлической трухе кровососы всегда испытывали такое же непреодолимое влечение, как и к живой человеческой плоти. Плотью они питались, а железом подпитывались. Затем на краю лесопосадки колонну встретила дружная стайка снорков. Эти ночные хищники, ошарашенные увиденным, метались по ветвям деревьев, не в силах осознать, какая неведомая сила выгнала их средь бела дня из своих берлог. Потом, видимо, осознали — «нижним» животным чутьем — и, обиженно мотая гофрированными трубами противогазов, убрались восвояси. «Братец, помоги, братец, умираю», — хрипло проскрипела в кустах псевдоплоть. Химера рыкнула коротко, но недовольно — и псевдоплоть, ломая кусты, метнулась поглубже в чащу. Зато в ответ на рык химеры где-то далеко сипло захохотал молох. У химеры вздыбилась шерсть на загривке, и она зашипела протяжно и долго. Молох хохотнул еще разок и умолк смиренно. Узкая тропинка вывела их из лесопосадки, спустилась с пригорка и оборвалась на краю взлохмаченной, густо поросшей амброзией и репейником шоссейки. Метрах в трехстах впереди уже маячили понурые многоэтажки Припяти. Контролер круто забрал вправо и взял курс на ряд однообразных полуразрушенных строений. Химера остановилась и послала контролеру недоуменный сигнал-вопрос: — Мы идем в гаражи? — Да. — Там территория собак. — Я знаю. — Но собаки всегда атакуют химер, а в гаражах их сотни. Контролер остановился и повернулся к химере: — Ты что, боишься? — Ты знаешь, что мне неведомо чувство страха, — осклабилась в ответ химера, — но моя смерть останется на твоей совести. — А ты знаешь, что мне неведомо понятие совести, — ответил контролер, но заверил снисходительно: — В этот раз собаки не будут нападать. — Посмотрим. — Если бы химера могла говорить, то это слово она бы пробурчала сердито. Гаражи, стандартные коробки три на шесть метров, собаки облюбовали не случайно. Деревянные перекрытия давно прогнили и провалились внутрь кирпичных боксов. Под их обломками собаки обустроили себе чудные — на собачий вкус — логовища. Но больше привлекало их другое достоинство советской гаражной архитектуры. Ограниченные в своей строительной фантазии скупыми совдеповскими мерками, бывшие хозяева со свойственной гражданину СССР смекалкой и рачительностью оборудовали под гаражами настоящие катакомбы. Каждый на свой вкус и в силу своих возможностей. Кто хранил в подвалах запасы домашней консервации, рассчитанные как минимум на тридцатилетнюю осаду. У кого-то в полную мощность работал небольшой заводик по производству знаменитого на всю область самогона. В кустарных мастерских вертелись шкивы токарных и фрезерных станков, стучали швейные машинки, визжали пилы-болгарки и искрила электросварка. На-гора тачали все — от дешевых сатиновых трусов до дефицитных автодеталей. Ловеласы, измученные насущным квартирным вопросом и строгими нормами коммунистической морали, возводили под землей настоящие хоромы, целые анфилады крохотных комнатушек, щедро увешанных псевдоперсидскими коврами и нафаршированные настоящей японской аппаратурой. Благо, зарплата рабочих-атомщиков позволяла удовлетворить любые потребности члена общества развитого социализма. Ибо были те потребности безыскусны и непритязательны. О личных бассейнах, теннисных кортах и бильярдных даже не мечтали — все ждали, когда грянет коммунизм. Так и не дождались — взамен грянула Чернобыльская АЭС. Впрочем… жили, наверное, счастливо, хоть и недолго. Теперь в гаражных катакомбах безраздельно хозяйничали слепые собаки под строгим надзором чернобыльских псов. Зона поделила собак на две основные породы, и деление это отнюдь не было случайным. Причина странной, на поверхностный взгляд, мутации крылась… в моде восьмидесятых годов. А в моду вошли тогда невиданные доселе в Союзе бультерьеры. Мощные боевые собаки, одинаковые в своей стати и свирепости, не изуродованные собачьим интеллектом. Их гены и послужили базовым материалом для зональной породы слепых собак. Основу другой породы, чернобыльских псов, составили гены эрдельтерьера, тоже актуальной породы времени. Мутация пошла по двум основным направлениям, и понятно, что сообразительные и разумные эрдели взяли интеллектуальный верх над ограниченными тупоголовыми булями. Только вот були в процессе трансформации лишились зрения, а эрдели — нюха. Странный кортеж проследовал мимо бывшей сторожки — теперь она превратилась в бесформенную груду кирпичей — и растянулся вдоль унылой, однообразной линии гаражных коробок. Так они все: контролер, химера, зомби, бюреры — шли и шли, медленно, но неуклонно, пока из-за поворота не вывалил разъяренный чернобыльский пес. Свалявшаяся шерсть на загривке собаки вздыбилась редкой, торчащей в стороны гривой. Грозно оскаленная пасть обнажила громадные желтые клыки, с которых густыми хлопьями пены слетала зловонная слюна. Глаза, чудные карие собачьи глаза, которые когда-то, давным-давно, в десятом поколении, лучились искренней любовью и преданностью хозяину, теперь горели неукротимой ненавистью ко всему живому. Гноящиеся и бессмысленные, они злобно вперились в непрошеных гостей. Пес коротко провыл, и на его зов изо всех дыр, логов, берлог и нор густо полезли слепые чернобыльские собаки. — Ну вот, приехали… Кранты, кажись, — химера, нахватавшаяся от Дока определенной лексики, уже и думала его словами. Она потянулась всем телом. Так, как это могут делать только кошки: лениво, с неповторимой грацией и истомой. Затем мысленно муркнула что-то себе под нос и медленно выпустила полуметровые сабли когтей. После этого фыркнула и зашипела вслух, обнажив густой ряд кривых зубов-кинжалов, послала в эфир сигнал, выражаясь опять-таки на языке Дока: «Ну что, суки, понеслась!» Суки, которых в своре действительно насчитывалось гораздо больше, чем кобелей, замкнули плотный круг. Отступать и бежать было некуда. Оставалось одно — драться. Это поняли даже отмороженные зомби и, готовясь к неизбежной драке, неспешно подняли кто свой лом, кто лопату. Бюреры, испуганно повизгивая, метались из стороны в сторону, тщетно пытаясь найти хоть один подходящий камень, хоть какую-то железку, которую можно метнуть в противника усилием воли. — Стоять, всем стоять! — Контролер выбросил вперед руку с открытой ладонью и направил ее в сторону чернобыльского пса. Затем рука его немного задрожала и плавно опустилась вниз. Пес рыкнул недовольно, но боевой запал его начал медленно угасать. Потухли вдруг налитые ненавистью глаза, захлопнулась вонючая пасть, обмякли мышцы. Пес взвыл обиженно и… часто, трусливо и преданно заметелил коротким облезлым хвостом. Затем заскулил, припал на все четыре лапы и пополз, пополз к контролеру, преданно дрожа всем телом. — Вот! Собака — она и есть собака, — презрительно фыркнула химера. — И смерть им всем собачья. Однако, контролер, ты сумел приручить чернобыльского пса. Раньше это не удавалось никому. Поздравляю. — Времена меняются, химера. И, как говорит твой хозяин Док, хочешь жить — умей вертеться. — Я не химера! Я — Чудо, — недовольно фыркнула химера. — И Док мне не хозяин. Он мой друг. — Да… — иронично протянул контролер. — Зачем же ты тогда сожрала его друга и учителя? Хомяка зачем сожрала? Химера смущенно потупилась и даже убрала когти. — Так получилось. Он зашел на мою территорию, и я… — Ладно, ладно, — мысленно отмахнулся контролер. — Сейчас не время. Он наклонился и ласково потрепал пса за ухом. — Пойдем, покажешь нам нужное место. — И громадный пес, чернобыльское исчадие ада, прижмурился блаженно, а затем, радостно виляя хвостом, уверенно затрусил вперед, то и дело оглядываясь по сторонам. Остальные слепые собаки, обиженно поскуливая, полезли обратно в свои логова. Кортеж снова вытянулся в цепочку. Впереди — контролер. Вернее, теперь впереди бежал чернобыльский пес. Рядом с контролером — химера. За ними — зомби и бюреры. Шли недолго. Пес метнулся вправо, влево, встал в стойку напротив насквозь проржавевших ворот гаража и, словно приглашая, тявкнул. Здесь, мол. — Молодец, умница, — похвалил его контролер. — Ну, теперь за работу. Он повернулся к зомби и отдал мысленный приказ. Зомби приблизились к воротам, почти одновременно подняли свои инструменты и ударили ими в ворота. Дело у работяг сразу не заладилось. Лом легко прошел сквозь железную труху, выбив в ней большую круглую дыру, и, выскользнув из рук бывшего лейтенанта американской армии, упал вглубь гаража. Лопаты выбили целую тучу рыжей пыли, но ворота так и не поддались. Химера понаблюдала немного за стараниями чернорабочих, затем — без толчка, даже без малейшего намека на толчок — взвилась в воздух, развернулась в воздухе боком и всей тяжестью почти тонного тела приложилась к створкам ворот. Ворота с грохотом рухнули внутрь коробки на кузов стоящего в гараже старого «Москвича-407». Химера довольно облизнулась и оглянулась на контролера: — Что еще сломать? — Пока ничего. Странно, но машина, простоявшая в гараже на приколе три десятка лет, выглядела вполне сносно. Металл, луженный оловом и выплавленный в мартенах Советского Союза, оказался не по зубам беспощадной коррозии. Он, металл, устоял, почти не тронутый тлением, но густо припорошенный бурой пылью. — Уберите обломки ворот и выкатите машину из гаража, — распорядился контролер, и рабочие, каждый на свой лад и в меру способностей, принялись за дело. Закончили быстро. Зомби не успели вынести наружу и по куску разбитых ворот, когда бюреры, завертев в воздухе настоящий смерч из обломков, почти мгновенно очистили площадку. Они же, бюреры, и выкатили из гаража машину, потянув ее на себя усилием своей телекинетической воли. Правда, объект был достаточно тяжел и беднягам бюрерам пришлось изрядно попыхтеть, пока «Москвич» не выкатился из гаража. Дождавшись окончания подготовительных работ, контролер зашел внутрь, огляделся внимательно, затем промерил гараж вдоль и поперек нешироким и неспешным шагом. Чернобыльский пес преданно вертелся вокруг контролера, лез ему под ноги, и хозяину даже пришлось недовольно шикнуть на него. Пес послушно уселся в углу, вывалил длинный коричневый язык и часто, шумно задышал, как это умеют только собаки. Химера покосилась на него неодобрительно, но от замечаний отказалась. В конце концов, чернобыльский пес — всего лишь животное, тварь неразумная. Хоть и наделила Зона его необыкновенными способностями, но способности все же — не интеллект. Контролер наконец остановился подле стены и слегка топнул ногой по растрескавшемуся цементу. — Здесь копайте. Зомби ухватились за свои лопаты и попытались копать, следуя приказу. Лопаты, понятное дело, царапали со скрежетом цемент, не углубляясь ни на сантиметр. Контролер беспристрастно наблюдал за их стараниями, но молчал. — Если бы на твоем месте, контролер, был Док, — иронично улыбнулась химера, — он бы досадливо сморщился, а потом подумал: «Дебилы хреновы, итить твою мать сапог! Да сначала же ломом продолбите!» Слова, вернее, мысли химеры дошли и до зомби. Лейтенант медленно прошелся по кругу, подобрал свой лом, затем принялся монотонно долбить им пол в указанном месте. Долбил долго, натужно, но неустанно. Куски цемента крошились с трудом. Слежавшаяся масса хоть и покрылась снаружи густой сетью трещин, внутри утрамбовалась и слилась в гранитоподобный монолит. Работа продвигалась медленно, очень медленно, но контролер и химера, хозяева Зоны, не торопились. Некуда и незачем им было торопиться. Наконец лейтенант пробил в цементе изрядную дыру, а остальные зомби вычерпали лопатами обломки. Под стяжкой, наружным слоем цемента, обнажился слой крупных бурых гранул. — Керамзит, — пояснил всезнающий и всеведущий контролер. — Люди использовали его в качестве основы-утеплителя. Он, керамзит, нам и нужен. Теперь копайте медленно и очень осторожно. Понятия «медленно» и «осторожно» были, видимо, недоступны сгнившему мозгу зомби, потому они принялись ковырять керамзит в том же темпе и с прежним безразличным однообразием. Одно, два, десять монотонных движений лопаты… И вдруг на дне ямы что-то сверкнуло в неясных лучах осеннего солнца. — Хватит копать. Все! Я сказал: хватит! — властно произнес контролер и глянул под потолок. Тотчас зажглись давно лопнувшие лампы дневного света. Гараж озарился ровным голубым сиянием, и яма в ответ заискрилась яркими огоньками. Синими, красными, белыми, зелеными… Разноцветные искры разлетелись во все стороны и заиграли на заплесневевших стенах гаража, то сливаясь в радугу, то рассыпаясь фейерверком. Контролер наклонился, разбросал в стороны гранулы керамзита и зачерпнул пригоршню искрящихся разноцветных камешков. — Что это? — Заинтригованная химера подалась вперед, к руке контролера, — и волшебные искры зарезвились на дне ее круглых желтых глаз. — Люди называют их бриллиантами. И они, люди, готовы отдать за такие камни, за эти бриллианты, все. Золото, деньги, даже то, что они называют душой. Все готовы отдать. — А зачем? — искренне удивилась химера. — Не знаю, — не менее искренне ответил контролер. — Похоже, они и сами не знают зачем. Но мы должны набрать мешок этих… бриллиантов и переправить его Доку. Он-то знает, зачем людям бриллианты и как ими нужно распорядиться. — Так бы сразу и сказал: камни нужны Доку. Я, Чудо, с удовольствием сцепилась бы тогда хоть со всеми собаками нашей Зоны сразу. А то, знаешь ли, контролер… пошли туда, не знаю куда… ищем то, не знаю что… Так Док любит говорить. — Ты, химера, по-моему, чересчур идеализируешь своего Дока. — Что значит «идеализируешь»? — Ну… любишь его, что ли… Мне трудно объяснить это человеческое понятие. — Мне тоже… — Химера лизнула лапу и смущенно протерла ею морду. Контролер залез своей шестипалой рукой под балахон, достал оттуда небольшой холщовый мешок, ссыпал в него бриллианты, затем зачерпнул из ямы еще несколько пригоршней камней. Наполнил наконец мешок: набил его туго, под самые тесемки. Напоследок извлек из недр своей просторной хламиды еще один камешек. Размером и формой, искристостью своей он был точь-в-точь, как и остальные, только сиреневого цвета. Полюбовался немного игрой искр на гранях бриллианта и, как показалось химере, хитро прищурился. — Что задумал, контролер? И что это за бриллиант? — проницательно осведомилась химера. — Это, химера, не бриллиант. Это — артефакт, как говорят люди, но от бриллиантов он отличается только цветом. И через этот артефакт я буду воздействовать на мозг того, в чьих руках он будет находиться. Все просто. Док подарит камень человеку, который нам нужен и, если этот человек, конечно, оставит камень у себя, я зомбирую его. Зомбирую так, что он будет послушно выполнять все приказы Дока. Даже не осознавая при этом, что выполняет чью-то чужую волю. — Ты хорошо придумал, контролер, — довольно ухмыльнулась химера. — Доку это очень поможет. — Сейчас мы идем в Зал Совета, а потом ты сразу отправляешься на аэродром и ждешь там Дока. Они дружно развернулись и направились в обратный путь. Бюреры поспешили вслед, суетливо припадая на все четыре конечности. Впереди, охраняя дорогу, деловито затрусил чернобыльский пес. Только зомби остались на месте: лейтенант американской армии, сержант украинской и капрал французского Иностранного легиона. ГЛАВА 17 — У вас ровно пять минут. — Равиль Ренатович Сейфулин смерил Дока долгим взглядом, в котором явно сквозило пренебрежение, свойственное властителям такого ранга, и снова уткнулся в монитор своего ноутбука. Док достаточно хорошо изучил биографию своего высокого собеседника. Банальную биографию банального бандита с банальными поступками. Интеллект Сейфулина по шкале IQ, безусловно, превышал среднестатистический уровень, но не столь уж радикально. Людей с таким уровнем интеллектуального развития на матушке Земле предостаточно. Но сочетание довольно высокого интеллекта с приземленной банальностью давало в руки Равилю Ибрагимовичу сильный козырь: он очень хорошо знал людей, постиг и изучил человеческую натуру, можно сказать, досконально. «Неправильное определение, — мысленно поправил себя Док. — Ничего он не постигал и не изучал. Просто органично влился в струю всеобщей тотальной банальности. Эка загнул! Просто он — такой, как все. Такой, как миллионы, нет, уже миллиарды людей на планете. Он для них свой в доску парень. Парень, достигший вершин могущества. Идеал для подражания мужчин и несбыточная мечта женщин. И по хрену, что шел он к своим вершинам по головам, оставляя за собой трупы и друзей, и врагов». От миллиардов сирых, убогих и банальных его, Равиля Ренатовича Сейфулина, отличало только одно: сияющая пожизненная печать удачи на низком покатом лбу. Печать невероятной удачи, печать любовника капризной шлюхи Фортуны. И все. Деньги сами липли к его грязным лапам. И за деньги он покупал бизнесменов, политиков, журналистов. Даже президент находился в прямой зависимости от любимца удачи. Да что там «находился»… Он, Сейфулин, этого президента и поставил на трон. И убрать с трона мог в любой момент. Только президент, как и свора политиков, что составляют его свиту, — особы протокольные. И каждое их действие просвечено и втиснуто в узкие рамки протокола. Шаг вправо или влево — попытка побега. Прыжок на месте — провокация. Сейфулин был волен в своих поступках. И ни один папарацци на километр не приблизился бы к его священной особе. И никто не мог диктовать ему, куда идти и за что хвататься. А в благосклонности капризной богини удачи они с Доком, похоже, были братьями-близнецами. Док, пожалуй, занимал более высокое положение, ибо к нему благоволила даже матушка Зона. Потому он скучающим взором окинул кабинет вершителя судеб. «Скромный» — такое определение явно не подходило. «Скудный» относительно меблировки — более правильно, ибо кабинет напоминал большую тюремную камеру — «альма-матер» хозяина. Нет, скорее общую столовую в тюряге. Один широкий и длинный стол, в торце которого за монитором компьютера восседал хозяин, а по бокам стола — ряд неудобных кресел, изготовленных в лучших традициях канцелярского искусства. На стене, за спиной хозяина, — громадный плоский экран. И все. Что касается качества отделки и убранства, то тут скорее подходило прямо противоположное определение — «шикарно»! Столешница была выполнена из цельной полированной плиты красного мрамора, обивка кресел — из крокодиловой кожи. На полу — паркетная плитка красного дерева. На потолке — громадная люстра из горного хрусталя. Еще перед Сейфулиным стояла большая пепельница. Док голову давал на отсечение: чистая платина. Он хмыкнул и, демонстрируя ответное властное пренебрежение, процедил сквозь зубы: — Мне хватит и трех минут. Затем неторопливо вытянул из нагрудного кармана пиджака крохотный замшевый мешочек, развязал тесемку и высыпал на столешницу перед Сейфулиным десяток разноцветных камушков одного размера. Камешки с характерным стуком раскатились в разные стороны. Равиль Ренатович поднял голову, удивленно уставился на цветистую россыпь. — Что это? — Включите люстру, — пожав плечами, сказал Док. Сейфулин послушно нажал невидимую кнопку под столешницей, и люстра засверкала ярким, ровным голубым сиянием. И камешки сразу заиграли волшебными потусторонними огоньками. — Это бриллианты, оптические бриллианты, — снисходительно пояснил Док. — Впрочем, я уверен, вы знаете, что цена оптического, то есть цветного бриллианта на порядок выше обычного. Голубые карбункулы и красные гранаты, положим, не столь уж большая редкость, но вот этот, сиреневый, — он небрежно подтолкнул камешек кончиком указательного пальца к Ибрагимову — абсолютный раритет, и цена ему… Цены ему не сложить… Прошу заметить, уважаемый Равиль Ренатович, все камни с абсолютно одинаковым весом и достоинством — в сорок карат. Огранка классическая, семигранная. Наши мастера предпочитают почему-то именно ее, полагая, и не без оснований, что классическая огранка лучше всего раскрывает и подчеркивает достоинства оптического бриллианта. Впрочем, наши мастера прекрасно владеют техникой и современных огранок типа «сердце», «принцесса» или «звезда». Алмазные и золотые шахты — главный источник доходов нашей компании. А эти бриллианты — подарок нашей фирмы лично вам. В залог, так сказать, будущего плодотворного сотрудничества. Я вложился в свои три минуты и вынужден раскланяться. — Откровенно паясничая, Док отвесил Сейфулину низкий поклон. — Вот моя визитная карточка — в ней контактный номер телефона. Полагаю, что в будущем мы будем связываться напрямую и решать наши проблемы без посредников. И, надеюсь, следующая наша встреча будет более длительной и содержательной. Док развернулся на каблуках и уверенно, но неторопливо зашагал к выходу. Ошарашенный Сейфулин даже не попытался его задержать. «Хороший понт — страшнее пистолета, — удовлетворенно отметил Док, усаживаясь на заднее сиденье арендованного „бентли“. — Впрочем, не такой уж дешевый получился понт. Весьма недешевый. А глазенки-то финансового воротилы загорелись. Еще как загорелись! Ха… А если бы этот сукин сын знал, что у меня в загашнике большой мешок подобных стекляшек? Кондрашка бы его не схватила? Нет, жлобы от инсульта не сдыхают. Но ради гребаных камушков он положил бы пару сотен, а то и тысяч человеческих душ на алтарь алчности. И глазом бы не моргнул». Сейфулин между тем все еще пребывал в состоянии ступора, не в силах оторвать взгляд от волшебной игры разноцветных огоньков на гранях драгоценных камней. Наконец вздрогнул, решительно тряхнул головой и тиснул еще одну кнопку под столешницей. Распорядился сурово: — Кацмана ко мне, со всеми прибамбасами, и мухой, мухой… Затем бережно сгреб камни в крохотную кучку и прикрыл зачем-то листом бумаги. Приказы хозяина выполнялись незамедлительно и беспрекословно, потому уже через полчаса в кабинет робко вошел сутулый, ссохшийся старичок в старомодных роговых окулярах и с потертым портфельчиком под мышкой. — Присаживайтесь, Ефим Ааронович, — радушно произнес Сейфулин и указал на кресло по правую руку от себя. — Велеть чайку подать? — Благодарю покорно, — заметно картавя, оскалил вставную челюсть ювелир. — Но, как я понимаю, дело у вас, Равиль Ренатович, срочное и вы вызвали меня не чаи распивать. Потому-то давайте сразу к этому вашему срочному делу. Сейфулин рассмеялся и шутливо погрозил старику пальцем. — Ох, уж эта ваша проницательность! И, как всегда, вы правы, Ефим Ааронович. Дело действительно срочное. Вот… — Он небрежно смахнул со стола лист бумаги. — Посмотрите и дайте свое квалифицированное заключение. Старик неспешно расстегнул замки портфеля и вооружился грандиозной шерлок-холмсовской лупой. Затем двумя сухонькими чуткими пальчиками выбрал из кучки камушек, именно сиреневый, и вперился в него пристальным, двадцатикратно усиленным лупой взглядом. Сейфулин, донельзя заинтригованный, наблюдал, как глаза ювелира стали медленно выкатываться из-под очков на лоб, как мелко затряслась его вставная челюсть, как задрожали руки. И сам он вдруг почувствовал, как нервная волна озноба прокатилась по спине и холодный пот оросил лоб. — Что, Ефим Ааронович? — с придыханием проронил он. — Что, что! — неожиданно сердито прокаркал старик. — А то, что бриллиант этот чистой воды и подобных в природе существовать не должно. Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Никогда! Он взволнованно вскочил с кресла, мелким шажком просеменил к двери, вернулся назад, снова уселся на краешек, потянул из кучки голубой камушек, поднес к самому угреватому носу, потом изучил в прицел лупы, пробурчал: — Невероятно, просто невероятно. Но позвольте, Равиль Ренатович! Откуда, откуда у вас это чудо? Понимаю, что вопрос неделикатный, но уж мне-то, старому и преданному вашему ювелиру, вы можете ответить? — Вам — могу, — вздохнул Сейфулин. — Бриллианты подарил мне один странный человек. Он утверждает, что является представителем африканской компании, которая якобы обанкротилась, но продолжает функционировать и ищет рынки сбыта по всему миру. Мы, конечно, попытались проверить информацию и… — И что? — Старый ювелир невежливо прервал патрона, снял очки и нервно протер стекла замусоленным платком. — А то… — Сейфулин досадливо сморщился. Не любил, да и не привык он, когда его, великого и всемогущего, перебивают. Пусть даже почтенный старый ювелир. Впрочем, причина искренней досады вершителя судеб крылась в другом. Сейчас, именно в этот момент, он ясно осознал истоки своей досады и недовольства, потому продолжил почти смущенно: — Видите ли, Ефим Ааронович, вы хорошо знаете, что на меня работают лучшие специалисты во все отраслях. Да… В том числе и лучшие специалисты СБУ. И они копали-копали, а ни хрена не раскопали. Африка, знаете ли, такая дикая страна… — Континент, — не отдавая себе отчета, машинально поправил старик. — Да, правильно, континент, — машинально согласился Сейфулин. — Так вот… э… там столько разных диких стран, что… Короче, сам черт ногу сломает. Меня, собственно, интересовал главный вопрос: не пытается ли этот загадочный представитель… э… — Он вдруг сорвался на привычный сленг, который так и не смогли вытравить лучшие имиджмейкеры и лингвисты, — не хочет ли какой фраер-понтярщик впарить мне фуфло? Я посмотрел — нет, на фраера не похож, хотя… есть в нем нечто… Понтярщик — точно, но не фраер и не дешевка. Ну… — Он замялся на мгновение, словно не находил нужных слов. — Короче, мужик конкретный, но не наш. Точно, не наш пацан! Будто с Марса свалился. Но… конкретный. А насчет фуфла… так оно на столе перед вами. Вот и скажите, Ефим Ааронович, это, по-вашему, фуфло? Ювелир вздохнул глубоко и протяжно, покачал лысой головой, покрытой кое-где пегими пятнами некогда буйной растительности. — Нет, Равиль Ренатович, это совсем не фуфло. Это… — Теперь и он почувствовал нехватку словарного запаса. — Это… как вам сказать… даже не знаю… Я сроду не видел таких чистых камней. А уж я, вы знаете, видел все. Так вот, — он смущенно прокашлялся, — я смею утверждать, что эти бриллианты неземного происхождения. Возможно, конечно, что в дебрях дикой Африки есть месторождение, алмазная труба, где добывают подобные перлы, но… Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! — Но это бриллианты? — заорал Сейфулин, пристукнув кулаком по столу. — Да, это бриллианты, — невозмутимо ответил ювелир. — Оптические бриллианты самой чистой воды. И скажу честно: если их вам таки подарили, то считайте, что ваше состояние сразу возросло на полмиллиарда долларов. Сейчас я взвешу камни, на первый взгляд, каждый из них имеет сорок карат, но точно я смогу сказать только после всесторонней оценки. — Не нужно, — твердо заявил Сейфулин, — «марсианин» сказал, что в каждом камне сорок карат. Теперь я верю ему на слово. — Он в очередной раз нажал кнопку под столом. — Проводите Ефима Аароновича и рассчитайтесь в тройном размере, как за конкретную работу. — Ну… спасибо, конечно, однако не стоит, — замялся ювелир. — Стоит, еще как стоит, — уверенно кивнул Сейфулин, — но, разумеется, все строго между нами. Старик улыбнулся во всю ширь тонкогубого рта. — Конечно, все строго конфиденциально. Но все же простите старика… Если вы надумаете оправить камни и сделать из них настоящий шедевр, то… — То, конечно, обращусь именно к вам, — закончил фразу Сейфулин и укоризненно покачал головой. — Обижаете, Ефим Ааронович. Ну где еще я найду такого мастера? Польщенный ювелир растроганно шмыгнул носом, быстро сунул в широкую лапу повелителя узкую шершавую ладошку и серой мышкой юркнул за дверь. Сейфулин откинулся было в кресле, которое услужливо приняло тело хозяина, но почти сразу выпрямился, выбрал из бриллиантовой россыпи, что все еще искрила на столешнице, сиреневый камушек. Он почему-то непреодолимо тянул к себе, манил, завлекал, дразнил загадочностью и неповторимостью. Вначале выложил бриллиант на ладонь, полюбовался крохотными искорками на гранях, затем бережно взял камень двумя пальцами, поднес к самому носу. Что было потом, Сейфулин не помнил. Секундное затмение, кратковременная отключка… Пронеслись перед глазами чьи-то смутные образы: странный человек в широком сером балахоне с капюшоном, громадная черная кошка, выглядывающая из бетонного короба, заводская труба, белое облако в голубом небе, ромашки в поле, слиток золота… Еще что-то смутное, непонятное и необъяснимое. Он вздрогнул, мотнул упрямо головой, решил однозначно: «Этот брюлик оставлю себе. Закажу жиду оправу. Пусть слепит „голдяк“. Такого ни у кого не будет». Потом снова откинулся в кресле и задумался. Размышлял недолго. Долгие, натужные раздумья вообще не являлись его фирменным стилем и особенностью характера, а потому ровно через минуту Равиль Ренатович решительно залез в нагрудный карман пиджака и достал ай-фон в платиновом корпусе. Набрал номер с визитной карточки, сделал глубокий вдох — разволновался в кои-то веки. — Да, Равиль Ренатович, слушаю вас, — уверенным бархатным баритоном отозвалась трубка. — Сергей Николаевич, я обдумал ваше предложение и полагаю, что нам нужно встретиться в спокойной обстановке и обсудить детали нашего дальнейшего сотрудничества. — Я обеими руками «за», Равиль Ренатович. Назначайте время и место, но сразу одно условие… не поймите меня превратно. Не надо меня э… пасти — так, кажется, звучит на сленге термин «слежка». Не люблю я этого, и, поверьте, не нужно это. ОК? — ОК, — выдохнул Сейфулин, выдвинул ящик стола и потянул из него толстую кубинскую сигару. ГЛАВА 18 «Ты кто такой… некрасивый?» Док, опешив, застыл на пороге комнаты. Фильм «Теория запоя» был культовым в Зоне, и Док смотрел его неоднократно, но хозяин однокомнатной квартиры на окраине Москвы не просто слепо подражал экранным стандартам — он копировал их с эталонной точностью. Длинный, донельзя обшарпанный стол занимал треть комнаты. На столешнице — полный натюрморт эпохи позднего Пролеткульта. Тарелки с остатками разнообразной, но непритязательной пищи. Квашеная капуста, соленые огурцы, картошка «в мундире». Сиротел на блюдечке бледный опенок. Раскуроченные консервные банки благоухали неповторимым микс-ароматом кильки в томатном соусе, шпротов и прочих анчоусов. Разбросанные по всему столу в живописном порядке кучки табачной золы (Дед курил сигары или трубку) придавали общему амбре привкус портового кабака. Но доминировал в комнате могучий, неистребимый русский дух, воспетый в былинах и сказах. Дух этот пока мирно покоился в разнокалиберных разноцветных бутылках, но уже выходил «на старт», готовый каждую секунду мощным спуртом вырваться вперед. Странно только, что по необъяснимой прихоти хозяина исконно русский дух исходил из стеклотары, содержащей изысканные напитки далеких заморских стран. Шотландский и ирландский виски, ямайский ром, английский бренди, французский коньяк, порто, мадера, кьянти… «Все промелькнули перед нами, все побывали тут, — фразой классика резюмировал Док. — Однако Дед, похоже, материальной нужды не испытывает. Ха… забавная мысль: какие деликатесы ни жри, все переварится в г… А что ни пей — перегар одинаковый». Сам хозяин холостяцкого приюта в засаленном донельзя бухарском халате покоился в гамаке, подвешенном в углу комнаты, и признаков жизни не подавал. Док, впрочем, уже знал, как привести его в чувство, и строго следовал канонам пресловутого киношедевра времен дикого русского капитализма. Подходящий бокал нужной вместимости, правда, под руку не подвернулся, и он воспользовался пол-литровой банкой из-под огурцов. Наскоро сполоснув ее ржавой водой из зеленого медного крана, он до краев наполнил емкость рубиновым бордо, затем присел на корточки перед гамаком и сунул благоухающую влагу прямо к мясистому угреватому носу Деда. И нос зажил своей своеобразной и независимой от хозяина жизнью. Вначале он едва уловимо шевельнулся, затем запарусил обеими ноздрями и вдруг хищно втянул в себя хмельной и грешный запах. Вслед за носом пришли в движение сухие тонкие губы. Они разлепились с характерным причмоком и жадно потянулись к краю банки. Док бережно поддержал голову Деда за затылок и с опытностью сиделки влил в страждущую глотку содержимое. Дед вздохнул глубоко и благодарно и наконец-то размежил усталые отекшие веки с короткими белесыми ресницами. — Знаю, знаю, — ласково кивнул Док, — я — некрасивый. — О!!! Серега!!! — Ветеран поморгал, согнав одинокую слезинку, запустил работу серого мозгового вещества в полную мощность и… Не только Док, но и все остальные, кто хорошо знал Деда по работе, всегда поражались этой трансформации. Трухлявая развалина, глубокий старик, конченый алкоголик в мгновение ока превратился в мудрого старца, лукавого царедворца с всевидящим трезвым взглядом и на вещи, и на глубинную их суть. — Так… по сведениям, которыми я располагаю, ты сгинул в… Назовем это «Территорией Икс». Ты бордошки-то еще плесни граммов двести. Значит, не сгинул. Возник из небытия. Зачем-то нашел никчемного старикашку, а меня ведь не так просто найти. Думаю, не из сентиментальных соображений. Соображения, скорее всего, чисто меркантильного характера. Попробую угадать… Нет, нет, нет, даже не думай. — Дед вылакал в один присест содержимое банки и потянулся за трубкой, валявшейся на полу под гамаком, — только руку протяни. — Правильно, Дед, угадал, как всегда, — поджав губы, подтвердил Док. — Но! Меркантильные соображения, конечно, в первую очередь, а вот… — он замялся, облекая мысль в словесную форму, — Максим Трофимыч, ты ведь по природе своей и по сути — конченый авантюрист, вечный искатель приключений на свою ж… Такие, как ты, не умирают в теплой постели или… в гамаке. Дед уселся, потянул откуда-то из недр бухарского халата очки в тонкой золотой оправе, водрузил их на нос и строго посмотрел на Дока. — Положим, ты прав, но в ваше инфернальное дерьмо я не полезу. Хотя бы потому, что не владею спецификой вопроса, обстановкой не владею, а значит, не могу ее контролировать. И, согласись, странно и противоестественно семидесятилетнему старикану начинать с нуля, учиться чему бы то ни было у сопливых юнцов вроде тебя, пытаться ради призрачной цели пережить ощущения молодости, сбросить адреналин, которого у меня уже и нет, — высохли гребаные надпочечники. А? Я не прав? — Да нет же, Дед. — Док досадливо сморщился. — Обижаешь… Он достал из кармана сигареты, щелкнул зажигалкой «Ронсон», затянулся обстоятельно. Дед молчал. Только сверлил Дока немигающим взглядом, от которого у Дока ни с того, ни с сего вдруг пробежали холодные мурашки по спине, — словно он заглянул в глаза самой смерти. Впрочем, все, кто заглядывал в глаза Максима Трофимовича Денисова, находили там бездонную глубину и леденящий ужас космоса. Космос, беспредельный, непредсказуемый и необъяснимый, всегда руководил поступками Деда и безраздельно распоряжался его судьбой. Судьбой, которая вмещалась в два десятка сухих и беспристрастных строк биографии. Рязанское высшее воздушно-десантное училище с отличием. Киевский институт военных переводчиков с отличием. Двадцать три года работы в Африке в качестве военного специалиста, консультанта, советника, атташе. Шесть высших правительственных наград. Звание полковника танковых войск. Светило уже звание генерал-майора. Хоп… и подножка судьбы. Какой черт дернул Деда, реального советского агента-006 и специалиста по военным переворотам, провернуть очередную блестящую операцию не в ту сторону? Да, намечалось, назревало, планировалось… Но определиться с выбором высшее руководство Советского Союза никак не могло. То ли поддержать Навумбу из племени овембумбе, то ли Суареша из племени банту. А тут сложилась «революционная ситуация» по всем канонам марксизма-ленинизма, и Дед на свой страх и риск возвел на трон Суареша. Однако тот не оправдал ожиданий. Денисова, учитывая его прошлые заслуги, пощадили и не испарили через форсунки центрального отопления здания ГРУ — «Аквариума». Звание оставили прежнее — полковник. Должность инспектора Генерального штаба. Синекура в чистом виде. На синекурной своей должности Денисов протирал штаны, вернее, потихоньку, но верно спивался до первой Чеченской войны. Когда чечены чувствительно дали под зад непобедимой российской армии, про непревзойденного спеца по партизанской войне и переворотам в странах третьего мира вспомнили. Деда вытащили из штабного небытия и бросили в гущу событий. Денисов отнесся к очередной пертурбации в своей судьбе с философским, стоическим безразличием конченого алкоголика. Но дело свое знал хорошо, а потому за несколько лет его функционирования в Чечне потери личного состава спецназа ГРУ сократились почти втрое. Док сделал еще две-три нервные затяжки, собрал воедино мысли и фразы. — Нет, Дед, вовсе не то… Я хочу вернуть тебя в твою молодость, в лучшие годы твоей жизни. — Интересно. — Денисов, в свою очередь, пыхнул трубкой. — Ты, никак, возомнил себя Господом Богом? Док вновь досадливо сморщился. — Опять обижаешь… Никем я себя не возомнил. Просто хочу предложить тебе работу в Африке. — Он подался вперед и заговорил горячо и сбивчиво: — Вот послушай. Неужели тебе не один хрен, где ты будешь валяться в гамаке и давиться вискарем? Здесь, в сраной хибаре на выселках, или там, под кондиционером? Но здесь ты просто жрешь водяру, полируясь винищем до изумления, а там… Да что я!.. Неужели тебе не хочется напоследок пожить полной жизнью? Пожить там, где положил здоровье, нервы, где зарыл свой талант? Неужели тебе не хочется хоть на год дернуть туда, в свою молодость? Дед крякнул, нащупал босыми ступнями замшелые, неповторимо ароматные тапочки и зашлепал в туалет. Вначале пустил вялую струю в унитаз, потом еще долго сопел, сморкался и кряхтел. Вернулся наконец в комнату, уселся в торце стола, потянул к себе бутылку крепкого ямайского рома, заполненную на треть, вылакал содержимое прямо из горлышка, неторопливо и обстоятельно утер губы рукавом халата. — Ты, пацан, не темни. Агитировать меня за Советскую власть не нужно. Ну… положим… хотелось бы еще разок… Да, люблю я Африку. Люблю и ненавижу одновременно. Только валяться в гамаке и жрать водяру мне гораздо приятнее и спокойнее здесь, в России, которую я люблю и ненавижу. А повоевать еще можно. Отчего же не повоевать? Только втемную я не играю и понтов не одобряю — ты знаешь. А потому или ты выкладываешь мне все как на духу, а я буду думать. Или… или хлопнули еще по рюмашке и разбежались. Док вздохнул глубоко и натужно, потянул граненый стакан, дунул в донышко, на дне которого застыла неопределенная коричневая гуща, наполнил его под самый край шотландским виски и в два мощных движения кадыка опорожнил. Проглотил смачную слюну и… И выложил все как на духу. Дед слушал внимательно, перебивая рассказ лишь короткими очередными возлияниями и пышными трубочными залпами. Взволновала ли его долгая и обстоятельная исповедь Дока? Тронула ли его душу? Поманила ли снова в дальние страны к новым приключениям? Док не подметил в холодных беспристрастных глазах Деда ни малейшего намека на какое бы то ни было чувство. С таким же успехом можно было прочитать что-либо в пустых глазницах мраморной статуи. — Ну… вот так… Я все сказал, — закончил Док повествование. — И, кроме тебя, Максим Трофимович, этого не знает никто. В крохотном коридорчике гулко хлопнула дверь, кто-то неуверенно прошаркал, и в комнату всунулась небритая рожа дворового завсегдатая неопределенного возраста. — Трофимыч, похмелиться есть? — Хрен вам! Привыкли, уроды! — рявкнул вдруг Денисов. — Вали отсюда! — Ну чего ты, Трофимыч, — обиженно шмыгнул носом завсегдатай, — буксы же горят. Дед сгреб со стола непочатую бутылку португальского портвейна и швырнул ее в нарушителя спокойствия. Тот поймал ее с ловкостью профессионального баскетболиста и благодарно осклабился во всю ширь щербатого рта: — Спасибо, Трофимыч! Ты — человек! — А ты — пьяная обезьяна! — гаркнул Денисов. — Давай, вали, вали… Дверь за благодарным посетителем захлопнулась, и Дед снова вперил в Дока испытующий взгляд, пробуравил им сталкера до самого мозжечка, вздохнул: — Ладно. Эта твоя тварь жрет много? — Химера не тварь, — почему-то обиделся Док. — Чудо — разумное существо. — Да хрен с ним, разумное или неразумное. Жрет, я спрашиваю, много? — Я точно знаю, что выдержит неделю без пищи и воды. — Та-ак, а воняет сильно? Док пожал плечами, протянул неуверенно: — По-моему… вообще не воняет. Она очень чистоплотное существо. — Это хорошо. — Дед удовлетворенно кивнул. — Значится, так… Он поднялся и начал вымерять комнату четким, уверенным шагом — из одного угла в другой. — Чартер заказывай завтра на утро. Ящик с химерой пусть в аэропорту маркируют как особо ценный груз. Говоришь, может становиться невидимой? Это хорошо… И хорошо, что она не смердит. Дальше… Сейчас езжай на Тверскую. Лучше запиши, не дай бог, что забудешь. Денисов на ходу зацепил дверку антресоли, и прямо на голову ему шлепнулся толстый потерханый блокнот. Он хмыкнул удовлетворенно: все, значит, на своем положенном месте, выдрал из блокнота чистый лист и вытянул из кармана халата короткий огрызок карандаша. Выложил убогие письменные принадлежности на столешницу, ткнул в них пальцем. — Пиши. Пункт первый. Магазин «Ирландский паб». Там возьмешь ящик скотча. Самого лучшего — продавец подскажет. Пункт второй. Там же, на Тверской, табачная лавка «Гавана — Куба». Здесь купишь ящик сигар мастера Хуго Домингеса. Пиши: Домингес. Третий пункт. Почти рядом с сигарной лавкой, по ходу движения, музей оружия, и при нем антикварный оружейный магазин «Диана». Подберешь там морской советский кортик. В «Диане» хороший выбор. Хорошо бы образца пятидесятых годов для высшего комсостава и желательно именной. Пункт четвертый, особо деликатный. На Старом Арбате есть ювелирный магазин, называется «Серебро мира». Там выберешь серебряные серьги в африканском вкусе. Ну… продавец подскажет. Главное, чтобы были они здоровущие и тяжеленные. Так… Ты рассказывал об этих… как их… артефактах. Один… нет, лучше два конденсатора… достать можешь? И пару этих… лампочек, что висят в воздухе. — Не вопрос, достану. — Док с готовностью закивал. — Хорошо. За мной заедешь ровно в восемь ноль-ноль. Если буду спать, не будить, не кантовать. Выносить как есть. Грузчиков возьми на всякий случай. Только чемодан со шмотками не забудьте. И главное! Говоришь, химера может обучить тебя местным наречиям? — Да, — подтвердил Док. — Во всяком случае, контролер меня за один сеанс обучил португальскому и английскому. Только ей, химере, нужно… хм… как бы сказать… Ну, пообщаться, что ли, с местным жителем. — Интересно, посмотрим, — недоверчиво хмыкнул Дед. — Так вот, научит или не научит, дело второе. Главное, чтобы ты без моей команды даже рта не раскрывал. Понял? И уж, упаси тебя Господи, что-либо без моей команды сделать. Все ясно? — Так точно, товарищ полковник, — четко отрезал Док. — Свободен, боец. — Дед одним духом вылакал содержимое еще одной бутылки — Доку показалось, что то была текила, — завалился в свой гамак, даже не сбросив тапочек, и моментально отключился. ГЛАВА 19 Док энергично спустился по сходням трапа, выброшенного из брюха транспортного АН… и зажмурился, торопливо потянул из нагрудного кармана темные очки: африканское солнце в разгар летнего сезона резануло по глазам нестерпимо. Но это полбеды, а вот воздух, которого он торопливо набрал полную грудь, тотчас забил бронхи тягучей смесью, влажной и горячей, насыщенной местными запахами. Док вспотел мгновенно, но капли пота, оросившие тело от ступней до лба, не принесли желанной прохлады. Наоборот, они тотчас покрыли тело тягучей липкой пленкой, отчего Док почувствовал себя словно в полиэтиленовом пакете. И это при сорокаградусной жаре. — И-итить твою мать, — тихо выругался он. — Добро пожаловать в ад, сынок, — ласково промурлыкал бархатный баритон за спиной. — Да пошел ты… — машинально огрызнулся Док и осекся на полуслове, стремительно развернулся и широко раззявил рот от изумления. Дед! Конечно, это был он — Максим Трофимович Денисов, но какой! Блестящий красавец-гусар с сигарой в крепких зубах. Дед визуально словно бы сбросил лет эдак с двадцать с могучих плеч. Самое удивительное, что выносить его из квартиры пришлось-таки с помощью грузчиков: как Док ни пытался привести Деда в чувство при помощи проверенных средств, ничего не получилось. Перед долгим перелетом ветеран разведки, правда, облачился в новенькую камуфлу и запаковал свой шикарный чемодан крокодиловой кожи, но на этом, похоже, исчерпал запас жизненных сил. Всю дорогу Дед только шумно пускал газы да сопел красным носом. Даже не «дозаправился» в полете — Док предусмотрительно приготовил на такой случай пару бутылок красненького. И вот поди ж ты: невероятная пертурбация во всей своей загадочной красе! Док невольно подтянулся и едва не отдал честь, но вовремя опомнился и вытолкнул наконец из легких клубок африканского смога: — Я, товарищ полковник, вообще-то в аду парился целых пятнадцать лет. — Мой ад на твой не похож, — безапелляционно отрезал Дед и широко взмахнул рукой, приглашая Дока полюбоваться «его» адом. Любоваться, собственно, было нечем. Длинные ряды ангаров и складов из гофрированных листов испокон века не крашенного совдеповского железа раскалились так, что, казалось, вот-вот стекут на землю струйками расплавленной магмы. Растрескавшиеся плиты взлетной полосы источали тот же жар пустынного самума. Понурые пыльные пальмы по краям взлетного поля чахли в душном мареве. Марево это ленивыми волнами перекатывалось через строения, деревья и исчезало где-то далеко-далеко в белесом выжженном небе. И вдруг из марева вынырнуло нечто неопределенное на четырех колесах и лихо подкатило к разверстому зеву самолета. Если быть более точным, то этому странному транспортному средству подходило определение «автобус-кабриолет». Ни крыши, ни стоек, только длинный кузов с низким бортиком, помятый и убитый, да сиденье водителя, перед которым торчал большой черный руль. Где помещается двигатель автотелеги, Док так и не понял. И уж, конечно, марку производителя аэродромной техники не определил бы и сам черт. А чертей было целых пятеро. Они шумной ватагой вывалили из колымаги и заскакали вокруг жертв, что так уместно свалились в неба. Вернее, с борта заслуженного и видавшего виды российского авиалайнера. Одинаково густо-черные, все сплошь в кудряшках жестких волос, с глазами навыкате, в цветастых лохмотьях, говорливые и суетливые, они закружились в стремительном хороводе. Дед беспристрастно и невозмутимо наблюдал шабаш секунд десять, затем великолепным боковым залепил ближайшему черту в ухо, отчего тот отлетел метров на пять. Другого сцапал за шиворот широкой пятерней, дернул на себя, тюкнул носом об колено и снова вернул на дистанцию вытянутой руки. Порту, на котором после этих манипуляций Денисов начал изъясняться, в общем и целом был понятен Доку, обученному контролером. Но все же суть некоторых фраз и оборотов он не уяснил. Дед, в совершенстве владевший «кокни», изысканным сленгом африканских португалоговорящих кварталов, на нем же и выражался. В общем, на литературный русский язык речь Денисова можно было перевести так: «Если вы, мерзкие мартышки, не закроете свои поганые рты, я заткну их вам вот этим кулаком! — При этом Дед продемонстрировал свой увесистый кулачище и продолжил спокойно, но внушительно: — Теперь, дети пьяной вонючей гиены, слушайте внимательно! Вещи выносить и грузить аккуратно! Особенно ящик и большой чемодан. Если кто-нибудь зацепит и поцарапает багаж, порву черную задницу на манер английского креста. Все понятно?» — Си, си, сеньор, — согласно и дружно закивали в ответ мгновенно притихшие и присмиревшие черти. — Сиси у бабы, а у меня — х… на ваши хитрые ж…, — буркнул Дед и, кряхтя, полез в кузов чертовой колесницы. Док, несколько заинтригованный поведенческой манерой и дипломатическими методами наставника на чужой земле, послушно влез вслед за ним и разместился на узкой скамье. Денисов важно пыхнул сигарой и потянул из нагрудного кармана купюру в десять долларов, помахал ею в воздухе. — Си, сеньор, си!!! — хором взвыли аборигены. — «Амбасадор»! — рявкнул Дед и снисходительно пояснил Доку: — «Амбасадор» — единственный в столице отель для интуристов. До пятизвездочной выдержки, правда, не дотягивает, но четыре звезды выдерживает точно. А десять баксов здесь очень большие деньги. Но переговоры следует начинать только после того, как дал в морду. Иного языка они не понимают. Дьяволята между тем с завидным проворством загрузили в кузов вещи, особо трепетно относясь к транспортировке ящика с химерой и чемодана крокодиловой кожи — как и было доходчиво рекомендовано «сеньором». — А мы… на этом и поедем? — робко уточнил Док. — Может, такси возьмем? — Ха… такси, — гоготнул Денисов. — Ты еще увидишь эти такси! И потом, стану я еще тратиться на такси. На этом рыдване уроды за десять баксов отвезут нас хоть на край света. — А какого они племени? — Мбумбе. — Точно? — Как пить дать. — Как узнал? — По наколке на груди, по амулету на запястье, по деревяшке в ухе. Каждое племя имеет свой тотем. Много есть и других признаков — сам научишься со временем разбираться. — Большое племя? — Основное — на побережье и в столице. Другое, не менее многочисленное, племя овембумбе говорит на том же языке. Да и, в принципе, один народ. Президент, хм… точнее, король, тот из банту. Но банту, можно сказать, правящий клан. Элита! Док слегка наклонился к ящику, хотя в этом не было необходимости, и мысленно окликнул химеру: «Чудо!». Ответ последовал с некоторой задержкой и, как показалось Доку, прозвучал он несколько смущенно: — Я здесь. — Ты что там, уснула, что ли? — Да, — честно созналась химера. — Жарко, знаешь ли, вот и разморило. — Ну-ка, быстренько сканируй башки этих уродов. Я должен знать язык племени мбумбе в совершенстве. Только водителя не трогай, а то отрубится и в баобаб вмажется. — Уже делаю, господин. Док еще не видел процесса потрошения мозгов в исполнении химеры, а потому наблюдал с неприкрытым интересом. Вот словно бы прошелестел легкий ветерок и приласкал волосы на голове. Даже Док ощутил его дуновение. Негры вздрогнули одновременно и недоуменно повели головами по сторонам. Затем глаза их словно подернула мутная поволока, по телам пробежала мелкая судорожная волна и они обмякли, сползли со скамьи на днище кузова, застыв там в самых нелепых, безвольных позах. Один из аборигенов даже обмочился самым постыдным образом. Денисов, наблюдавший сцену с неменьшим любопытством, изумленно разинул рот и выдохнул с сигарным дымом: — Готовы, зомби хреновы. Чисто сработано. Док с нахлынувшим вдруг чувством незаконной гордости важно надул щеки. — Она, Чудо, еще и не такие чудеса вытворяет. Сам увидишь. Эй, Чудо, ты там долго? — Не меш-ш-шай, — прошипела химера, — еще полчаса. — Вот и прекрасно, а мы пока полюбуемся местными достопримечательностями. Любоваться, как оказалось, было нечем. Удивляться, поражаться, изумляться — это да, но только не любоваться и уж, конечно, не восхищаться. Самое невероятное, что Зона во всей своей ужасающей красоте внешне выглядела куда привлекательнее и аппетитнее. «М-да, прав Дед, — констатировал Док уже после пятнадцатиминутного знакомства с красотами туземного ландшафта. — Добро пожаловать в ад! Эдемом тут и не пахнет». Именно это выражение наиболее точно и емко передавало суть явления. Да и запахом тот смрад, что безраздельно царил в городе, назвать было трудно. Смрад насквозь пропитал все: каждый чахлый кустик и деревце, каждую хижину, каждый лоскут одежды аборигенов, каждый кубический миллиметр пространства, некогда именовавшийся воздухом. Мерзкая смесь, густо настоянная на человеческом дерьме и моче, гнилых отбросах и помоях. А еще на рыбной тухлятине и горелом мясе. Вся гнусь выбрасывалась или выливалась прямо на узкие улочки между убогими глинобитными лачугами. И название «грязь» для того месива, что чавкало под колесами их телеги и под босыми ступнями аборигенов, явно было лестным. Говно — вот более точное определение. И в этом говне на каждом шагу копошились разновозрастные дети. Вернее, скелетики, обтянутые сухой черной кожей. Над скелетиками серыми столбами вились жирные африканские мухи, безжалостно жаля и высасывая остатки жидкой розовой крови. «Бюреры по сравнению с этими — изнеженные чистоплюи, — грустно отметил Док. — Жаль, что я не захватил свой шлем». Дед словно прочитал его мысли и назидательно заворчал под нос: — Нужно не выпускать из зубов крепкую сигару или трубку с ядреным табаком — немного помогает. Ничего, сейчас доберемся до сити-центра. Там малость почище, хотя понятия «канализация» здесь, в Африке, вовсе не существует. Как, впрочем, и в Индии. Но в Бомбее, по крайней мере, стоки закрывают бетонными плитами. Ностальгия… Центральная часть африканской столицы напомнила Доку районный центр Чеченской республики. Очень отдаленно где-то там, на грани неуловимых, полузабытых воспоминаний. Но почему? Док встряхнул головой. — Дед, у тебя выпить есть? — Обижаешь, внучек! Денисов полез за пазуху и достал пол-литровую плоскую флягу, одобрительно крякнул: — Правильно. Ты хлебни — и подумай. Да! Это, Серега, водка. Ты, как врач, должен знать: одна капля пота охлаждает семь литров крови. А водка вызывает усиленное потоотделение. Не виски, не коньяк, не ром и не… На хрен. Короче, здесь, в жару, нужно жрать водку. Но! Умеренно. Сотку принял, вспотел и ходи, охлаждайся. Через час — еще сотку. — Дед, — перебил Док, — это в сутки получается два с половиной литра. Денисов озадаченно поскреб затылок, просчитал что-то в уме, протянул: — Ну… да… Где-то так. Но! Ориентируйся по самочувствию. Да! Можно мешать с соком. Даже рекомендую — африканская, блин, отвертка. На, хлебни, расслабься и помозгуй. Привыкай, ядрена вошь! Док хлебнул — щедро, как привык. О! Вековая мудрость аксакалов! Вспотел мгновенно — бодрый русский пот продолбил липкую африканскую пленку и оросил чело приятной прохладой. Док вздохнул облегченно и погрузился в бездны психоанализа. Любил, в конце концов, покопаться в собственной душе. «Что это навеяло? Да… Лучшие годы жизни… Молодость… Багровый прохладный закат в горах, послушная гитара, пронзительные черные глаза и… республика Ичкерия! Республика, королевство, сегунат, хурам, эмират — хрен знает что. И Господь не разберет. Суть одна: наворотил доморощенный, но пожизненный царь, князь, президент, батько, хан, кормчий, сегун, магараджа хоромы на свой вкус и усмотрение, полюбовался — и… И кому мавзолей, кому семь аршин земли, ритуальный костер, мраморная гробница… Да… вот… строения. При чем здесь Чечня? А… понял… Дома здесь, в центре, точь-в-точь как там, в Ичкерии. Понятно… один проект, советских времен, типовой проект. Только воняет сильно. Воняет — нелитературное слово. Пахнет? Смердит — вот так правильно. Опа!!! Многоэтажки!!! Просто охереть — центр Припяти. Здравствуйте, родимые. Ну!!! Хомяк, Хомяк! Швырни гайку в окно — гоблин выскочит. Стоп! „Черные глаза“, „Аромат женщины“… Ирка! Зараза любимая!» Психоанализ органично вылился в зрительный образ: пухленькие щечки с ямочкой, серо-голубые глаза навыкате, убранные в пучок на затылке золотистые волосы, грудь, шея, точеные ножки на высоком каблучке… — Стоп! — Дед укоризненно ткнул пальцем Доку прямо в лоб. — О бабах думать не нужно. Их нужно иметь — потом. Но не в рабочее время. Понял? Док встряхнул головой и огляделся — похоже, они уже подъезжали к пресловутому «Амбасадору». — Эй, господин, я закончила, — поступило послание от Чуда. Тотчас зашевелились и парализованные негры. Ошалело вращая белками глаз, расселись по своим местам: бедняги так и не поняли, что, собственно, произошло. Да и Док не понял, почему сам, пусть на мгновение, провалился в транс, а когда дошло, выругался вслух искренне и горячо: — Чудо, мать твою химеру! Совсем офигела?! На хрен полезла в мою башку? — Извини, — смущенно призналась химера и вызверилась в обратку: — Я тебе не Господь Бог, чтобы бить по башке строго избирательно. Ну, зацепило пси-волной — не полиняешь. Док мысленно показал химере средний палец и повернулся к Денисову: — Дед, а вправду, точно дежа-вю — все это уже видел. — Он не кривил душой нисколько. — И в Чечне, и в Зоне, и здесь. Даже планировка одинаковая. Хочешь, угадаю, где что? — Ну… — Вон то двухэтажное здание, типа местечкового райкома, — президентский дворец. Там, — он ткнул в трехэтажку, — почта, телеграф, телефон на первом этаже. Выше — журналисты, пресс-службы. Вон там, в девятиэтажке, супермаркет и квартиры местной элиты. Это… ха… местная ментовка. Где-то на площади должен быть памятник кому-то. Точно! Был памятник, и не «кому-то», а Владимиру Ильичу Ленину. Всего в три человеческих роста, зато, как показалось Доку, из чистого золота. — Не, не чисто золотой. — Дед, мерзавец, словно читал его мысли не хуже химеры. — Там золота всего пять сантиметров наружного слоя. Семьдесят миллионов долларов, уроды, угрохали, чтобы угодить благодетелям. В полицейское управление Дед зашел, едва не выбив ногой дверь в приемную начальника. Толстый негритос-адъютант попытался было преградить ему путь, но отлетел метра на три от мощного толчка в грудь. Денисов ввалился в кабинет и гаркнул с порога: — Ты еще жива, старая обезьяна?! «Старая обезьяна» являла собой здоровенного, но изрядно сморщенного аборигена лет шестидесяти в мундире времен девятнадцатого века с золотыми эполетами, голубой лентой через плечо, увешанного с головы до ног орденами и медалями. Леонид Ильич Брежнев наверняка завистливо ворочался в своем гробу, глядя на это благолепие. Разве что медаль Героя Советского Союза на груди ветерана красовалась только одна, зато орденов Почетного Легиона Док насчитал целых три. В ответ на приветствие начальник полиции испуганно вздрогнул, быстро водрузил на нос очки в тонкой золотой оправе, оскалил белоснежные зубы и радостно заорал в ответ на ломаном русском: — Здерево, пяный син бигимота. — Заметь, зубы свои, натуральные, — вскользь бросил Денисов, ногой отодвигая от стола кресло. — Качественно питается, собака. Он развалился в кресле, ткнул пальцем в Дока, рекомендовал внушительно и безапелляционно: — Мой друг — очень толстый человек и будет здесь иметь очень толстый бизнес. Затем без дальнейших предисловий достал из кармана пачку долларов в банковской упаковке и швырнул ее на стол. Главный блюститель Республики без малейшего смущения сграбастал ее и сунул за обшлаг мундира. — Наливай! — распорядился Дед на русском, и начальник полиции послушно полез в холодильник за бутылкой виски. Из Главного полицейского управления они выбрались уже в глубоких сумерках. Начальник после двух по-братски раздавленных на троих бутылок виски остался лежать под столом, а Денисов, наоборот, выглядел необычно трезвым и оживленным. Он бодро втянул ноздрями душный вечерний воздух, который с наступлением вечера стал менее смрадным, и удовлетворенно кивнул. — Через пару часов здесь начнется настоящая жизнь. Африка живет с полуночи до восьми утра. Самый цимес — между двумя и пятью часами. — Он махнул рукой, подзывая такси. Желтый «Опель-Омега» эпохи позднего Ренессанса тотчас выкатился из темноты и гостеприимно распахнул двери. Дед плюхнулся на переднее сиденье и скомандовал: «Текерунгвале!» Таксист неодобрительно покосился на него, но беспрекословно вырулил в нужном направлении. В окне машины снова поплыли отвратные местные красоты, кое-как и кое-где тускло освещенные одинокими фонарями. Вскоре и эта скупая подсветка исчезла, и теперь их неясный путь лежал сквозь кромешную тьму, осиянную только светом фар. Таксист долго и медленно петлял в лабиринте улочек, ориентируясь только по одному ему известным приметам. «Чисто наш брат сталкер, — даже восхитился Док, — разве что гайки не разбрасывает». Он наклонился к уху Денисова и осведомился шепотом: — А куда едем и что такое «Текерунгвале»? — «Текерунгвале» — знаменитый местный притон. За всю эпохальную историю страны там побывало всего два белых человека — я и мой, ныне уже покойный, напарник. Майор Оноприенко. Отчаянный был хохол, Царствие ему Небесное. Тут выжил, а там, на родине, погиб нелепо. Вмазался на шоссе в столб. Сто восемьдесят шел и пьянющий вдрызг. Сколько раз ему говорил: не садись пьяным за руль. Один хрен… Очень уж любил погонять. Правда, уходил от лобового, а тот, что пер навстречу, нарушал. Да… А тут почудили мы с ним от души. Такси в очередной раз круто вильнуло вправо, влево, и… О чудо! Прямо по курсу засиял неоновыми огнями оазис местной культуры. Своими архитектурными формами приземистое, длинное здание напоминало советскую свиноферму, украшенную яркой вывеской, светящимися щитами и разноцветными лампочками. Дед швырнул в таксиста скомканной десятидолларовой купюрой, вякнул категорически: «Жди» — и вывалил из машины. Док по привычке на всякий случай крутнул головой, разминая шейные позвонки, шлепнул машинально по штанине — рукоять вакидзаси на голени, конечно, не нащупал, — вздохнул огорченно и заторопился вслед за Денисовым. Сказать, что их явление местному народу произвело фурор, значит ничего не сказать! Даже дым под потолком заведения, густо насыщенный запахом паленой бечевки, прекратил свое монотонное вращение и застыл серым облаком. Музыкальный аппарат выдал фразу из Бритни Спирс и захлебнулся на полуслове — бармен за стойкой в нечаянном экстазе нажал кнопку «стоп». Публика, вся без исключения, мгновенно впала в тот же транс на грани оргазма. Полсотни черных рож, черных тел всех оттенков — от темно-синего до светло-серого — напряглись, застыли, вытянулись в сладострастном ожидании невиданной доселе потехи. Официант выронил из рук стакан с мутным пойлом, и тот грохнул об пол, разбившись с характерным треском, — но и этот кощунственный в мертвой тишине звук не вывел завсегдатаев из оцепенения. — Ну, уроды! — с порога рявкнул Дед на русском матерном. — Чо хайла разинули?! X… вам в черные ж… Он гордо прошагал к столику в углу зала, выдернул из-под худого сутулого аборигена стул, отчего тот чувствительно шлепнулся задницей на пол. Ткнул толстяка напротив кулаком в нос — этот шумно завалился на спину вместе со стулом. Дед с достоинством обосновался на завоеванной территории, брезгливо смахнул рукой со стола посуду и поманил официанта пальцем. Тот приблизился — уже опасливо, осторожно, словно нашкодившая собака, услужливо наклонился. Опасался не напрасно: Денисов, как понял Док, больше для острастки, лениво, но ловко смазал его по уху и зашипел, уже на местном диалекте: — Виски «бурбон», две бутылки. Стаканы не нужны — я после обезьян не облизываю. И ананас неси. Резать не надо — замараешь своими грязными лапами. Еще апельсины. Бананы ненавижу. Все, вали. И по-быстрому, недоносок. Дед выудил из кармана очередную сигару, откусил кончик, сплюнул на пол, радушным жестом пригласил Дока за стол. Тот, наблюдая за Дедом с неприкрытым изумлением, осторожно, даже стеснительно — все еще не привык к манере Денисова — пристроился на краешке стула. — Да ты, Серега, не жмись, — улыбнулся Дед, — говорю же тебе, они другого языка не понимают. А хочешь, предскажу дальнейший ход событий? — Ну… Хотелось бы. — Видишь во-он ту троицу за столиком возле стойки? Док повел взглядом по сторонам. «Троица» возле стойки физически выглядела великолепно и совершенно. Безукоризненная фактура: рост, вес, налитые рельефные мускулы — готовые статисты в голливудском фильме «Гладиатор». «Секунд пятнадцать на уработку», — про себя просчитал Док, а вслух спросил Деда: — Вижу, и что? — А то… Пираты. Местная уголовная элита. Как только бой принесет нам пойло и жратву, эти уроды встанут, подойдут к нашему столику и попытаются плюнуть в еду — смертельное оскорбление по местным обычаям. Ставлю десять баксов против одного, что будет именно так. — Принимается, — кивнул Док. — А что дальше? — Дальше? — Дед довольно хмыкнул, словно предвкушая большое удовольствие. — Дальше… увидишь. Только не суйся попэрэд батька в пекло — так говорил мой покойный напарник, майор Оноприенко. Пари Дед, конечно, выиграл. Как только официант, трусливо горбясь, принес им на подносе заказ и выставил бутылки на столешницу, «центровой» из троицы поднялся во весь свой двухметровый рост, лениво поиграл надутыми мышцами рук и, медленно, но уверенно лавируя между столиками, двинулся к ним. Два верных побратима последовали за ним, переставляя ноги, словно в медленном африканском танце. Немного оживившаяся публика снова замерла в ожидании дальнейшего развития интригующих событий. — Обрати внимание, — прошипел сквозь зубы Денисов, — у них каждая конечность работает автономно и не в ритм. Потому здорово играют в баскетбол, а в хоккей — хреново. В хоккее нужна согласованная работа рук и ног. Тему Дед поднял дискуссионную. В глубине души Док с ним не согласился: легкая атлетика тоже требует четкой координации всех конечностей, а в легкой атлетике чернокожие — непревзойденные мастера. С другой стороны, Док не смог вспомнить ни одного выдающегося негра конькобежца, лыжника или биатлониста. Но тут ведь имелся серьезный аргумент: нет в Африке снега и тренироваться, соответственно, негде. С другой стороны, в Америке снега достаточно, но афроамериканцы что-то не особо преуспели в зимних видах спорта. И, если уж на то пошло, в плавании и других водных видах спорта тоже не доминировали. Разрешение вопроса в плодотворной дискуссии требовало времени и как минимум еще бутылку виски. — Ты еще бокс вспомни, — ухмыльнулся Денисов, который, похоже, научился у химеры читать чужие мысли. На расстояние плевка местные бретеры приблизиться не успели — выстрел прозвучал сухо, но внушительно и строго. Мочку правого уха главного забияки вместе с массивной золотой серьгой пуля унесла в неизвестном направлении. Еще короткий треск — и с макушки другого, словно сдутый порывом ветра, слетел пучок волос. Чернокожий гигант с оторванным ухом коротко взвизгнул, испуганно потрогал ладонью образовавшуюся брешь. Его напарник изумленно ощупал голую макушку. Откуда в ладонь Денисова влетел семнадцатизарядный пластиковый «глок», даже многоопытный Док не понял. Но факт — вещь упрямая. В правой руке Деда аккуратным синим дымком курился ствол. «Квэмбо!!!» — то ли шепот, то ли шелест, легкое придыхание, далекий отзвук… Что пронеслось под потолком прокуренного и прокопченного марихуаной зала «Текерунгвале»? И тотчас отозвалось выдохом в полсотни глоток: «Квэмбо!» Гигант с отстреленным ухом испуганно попятился, зацепил задницей спинку свободного стула — стул опрокинулся, наступил на ногу внезапно полысевшего приятеля — тот даже не пикнул, и все трое ретировались с завидной быстротой. «Квэмбо!» — еще раз эхом отозвалось под сводами зала, и откуда-то из беспросветной глубины явилось существо. Док, бессознательно проводящий в уме аналогии, мгновенно классифицировал: «Бюрер-зомби». И сразу мысленно изумился: «Не может быть в природе такого гибрида!» Но, опять же, факты — вещь упрямая. И глазам приходилось верить. Горбатый сморщенный карлик в полуистлевшей камуфле, немощный и чахлый, беззубый и абсолютно лысый, боязливо проковылял на кривых рахитичных ножках к их столику, остановился шагах в пяти, поднял сжатую в крохотный кулачок ручку и прошамкал с трудом: — Товарыш Квэмбо, но пасах… хан.[12] — Опа! — изумленно развел руками Денисов, и его «глок» самым непостижимым образом куда-то испарился. — Душ-Сантуш-Деж! Старая африканская ж…а! Ты еще не откинул копыта, мать твою гиену? Душ-Сантуж-Деж подобострастно оскалил гладкие челюсти: — Си, товарыш Квэмбо, моя тута. — Ну, садись, садись. — Дед перешел на местный диалект и придвинул ногой третий стул. — Рассказывай, мартышка гребаная, как поживаешь? «Мартышка» лишь скривилась в жалкой старческой улыбке и быстро задергала головой, утвердительно отвечая на непонятый вопрос. — Ну вот, полюбуйся. — Дед откинулся на спинку стула. — Туземная достопримечательность. Переводя на наш язык, вор «в законе»! Местный авторитет! В совершенстве владеет магией вуду и, между прочим, может плюнуть отравленной колючкой на двадцать метров. А трубочка с колючкой у него всегда в левом рукаве. Я, правда, полагал, что он уже сдох лет десять назад. А видишь, жив и здоров, аксакал недоделанный. — А кто такой Квэмбо? — явно заинтригованный, вопросил Док. — Квэмбо? В дословном переводе — «бешеный бегемот». С биологической точки зрения, самец гиппопотама в брачный период. К твоему сведению, самцы-бегемоты в Африке ежегодно убивают больше людей, чем львы. Можно смело сказать, что это самый грозный зверь, хотя и мирное травоядное. Ну и… — он гордо подбоченился, — здесь я известен — хорошо известен! — именно под кличкой «Квэмбо». — А под какой кличкой был известен здесь твой напарник? Как его… э… майор Оноприенко? — Говимбо — бешеный слон. Тоже, знаешь ли, не подарок. Африканский слон запах самки в период течки чует за сто километров. И самка его чует. И когда самец прет эти сто кэмэ к своей желанной возлюбленной, он крушит все на своем пути. Упаси господи стать говимбо поперек дороги. — А почему он — слон, а ты — бегемот? — Майор был тяжелее меня на двадцать килограммов. Ох… — Денисов отхлебнул из бутылки, утерся рукавом, мечтательно зажмурил глаза. — Ну и почудили мы с ним! Вот тут, в «Текерунгвале», нас как-то накрыл спецназ УНИТА. Вернее, то был спецназ «буровиков». — Кто такие «буровики»? — удивленно вскинул брови Док. — Ну… потомки буров — так мы их называли. Белые юаровцы, короче говоря. Мы тогда с Говимбо гоняли для СВАПО караваны с оружием и прочей херней. «Буровики» нас вычислили, но никак не могли достать. В конце концов не поленились — пригнали группу типа «Альфа-1» в самую столицу. Хотя… по тем временам — вполне реальная задача. Тут тогда такая каша варилась, и кто только в этом котле не парился. И местные кланы — целых три, и кубинцы — их было больше всего, и СВАПовцы, и «буровики», и мы, конечно. Вселенский хаос! Короче, попытались они нас тут прихлопнуть. Их семеро здоровенных натасканных бугаев, а воевать «буровики» умеют, уж поверь на слово. Может, потому что водки жрут не меньше нашего. Нас двое. Ну и пошла потеха! Вот этот зал разнесли вдребезги. Хозяин месяц потом ремонт делал. Только мы их уработали. Я лежал за барной стойкой и спокойненько оттуда лупасил, пока одна сука не кинула гранату. Хорошо, что взорвалась она прямо на стойке с пойлом. Вот! — Дед поднялся, расстегнул ремень, спустил штаны и без малейшего стеснения продемонстрировал залу голую задницу, густо испещренную грубыми багровыми рубцами. — И после этого я ту суку задушил голыми руками! — Он потряс в воздухе красными кулачищами. — Когда подоспел наш взвод караульной роты, дело было кончено: десятка два трупов — мы валили всех подряд — и лавровый венок победителя. Мне тогда второй орден Боевого Красного дали. — Подумаешь, — хвастливо встрепенулся Док, которого после опорожненной наполовину бутылки виски потянуло на откровенный треп. — Я в Зоне один как-то положил группу вашего российского спецназа. А они, знаешь ли, будут похлеще твоих «буровиков». Правда… — он пригорюнился, подпер подбородок ладонью, — потрепали изрядно. Чудом выжил. Да… — Док поразился точности собственного сравнения. — Именно чудом! Химера спасла. Вообще… эта зараза мне столько раз жизнь спасала — со счета сбился. — А где ты положил группу спецназа, в какой обстановке? — деловито уточнил Денисов. — В лесу. — Ну… в лесу бы и я положил — там возможности маневра почти не ограничены. А в замкнутом пространстве задача трудновыполнимая. Так что… не гоношись. Но, один хрен, молодец. А вот то, что сбился со счета, — это плохо. — Денисов назидательно поднял указательный палец. — Подобные счета нужно вести аккуратно и всегда по ним платить. Но вернемся к нашим баранам. — Он повернулся к престарелому аборигену, который молчал во время их разговора, но на каждую фразу согласно кивал. — Где сейчас Гомеш? — О… — Местный авторитет грустно закатил белки, густо подкрашенные желтой краской африканской лихорадки цу-цу-гамуши. — Нету Гомеша. Зарезали, суки, еще три года назад. Слово «суки» он произнес почти на чистом русском, с легким присвистом. — Допрыгался, значит. Ну… туда ему и дорога. — Денисов тем не менее сморщился досадливо. — Но парень был неплохой. Главное — проворный, умный и… И преданный. Таких мало. Послушай, Сантуш, а кто может мне его заменить? Мне очень нужен толковый малый. Плачу хорошо — ты знаешь. И долю свою получишь от наводки. Старик озадаченно поскреб затылок длинным восковым ногтем. — Ну-ну, колись быстрее, — подстегнул Дед. — У тебя наверняка есть подходящая кандидатура. — Да, есть, — решился абориген. — Савимбо его зовут. Работает в баре «Амбасадора» официантом. Он ученик Гомеша. Тебе подойдет. — Вот и хорошо, только ему пока ни слова — удавлю, если вякнешь. — Денисов вынул из кармана трубочку долларов, бросил ее на столешницу перед однофамильцем легендарного, но покойного президента страны, с которым сам Брежнев целовался взасос, допил содержимое своей бутылки, поднялся решительно. — Все, пошли. Всем горячий привет! Он взмахнул на прощание кулачищем: «Но пасаран!» — и твердой походкой зашагал на выход. Уже в такси вытер пот со лба, пожаловался горестно: «Старею, устал. Нужно поспать. Завтра у нас трудный день. Прием у королевской семьи! И этого Савимбо нужно сделать, он нам очень пригодится». Дед смежил набрякшие веки и тотчас отрубился — словно топором по башке тюкнули. В номер отеля его пришлось тащить двум дюжим носильщикам из обслуги отеля. Денисов так и не проснулся в момент транспортировки, зато утром, ровно в шесть ноль-ноль, он постучал в номер Дока, уверенно распахнул дверь и… Док спросонья протер глаза, зевнул и… обомлел в очередной раз. Воистину постоянные трансформации Деда оставались для него непостижимой загадкой. Белоснежный парадный мундир капитана первого ранга! Золотое шитье, золотые погоны, золотые аксельбанты, кортик с золотой рукоятью. Все в золоте! Дед искрился огнями и мерцал, словно новогодняя елка. Но более всего поражало обилие наград на могучей груди. Ордена и медали всех стран и народов плотными рядами теснились слева. Справа бриллиантовыми искрами сияли разнокалиберные звезды, среди которых и величиной, и обилием алмазов, рубинов, изумрудов выделялась одна — восьмиконечная. В каждой петлице — по разноцветной орденской ленточке. На галстуке — еще две золотые звездочки, густо усеянные россыпью драгоценных камней. — Ни хрена себе. — Док обалдело мотнул головой. — Дед! А, Дед!? А у тебя на ж… наград нет? — На ж… нет. Не положено. И адмиральский мундир, как видишь, не выслужил. Кстати, все почему-то полагают, что я полковник, не дослужившийся до генерал-майора. А я — каперанг морской пехоты. Вот так! Одевайся по-быстрому. Нужно поспеть к королевскому завтраку. Вернее, к ужину. Они, жирные свиньи, жрут в восемь утра, а потом целый день дрыхнут. Впрочем, здесь все придерживаются подобного распорядка дня — жара! — А что, мы вот так, без приглашения, даже без предупреждения — и запросто к королевскому завтраку? — Так здесь тебе не Европа, — хохотнул Денисов. — Тут все действительно запросто. И к тому же… — Он гордо щелкнул ногтем по красавице-звезде. — Это высшая награда местной Республики. Присуждается за особые заслуги особам королевской крови. Так что я, можно смело сказать, член королевской семьи. Он бодро тряхнул всем телом, на что ордена и медали согласно отозвались тихим малиновым звоном. — Вообще-то, у меня почти полный иконостас от всех центрально- и южноафриканских республик. Включая высшие награды ЮАР и Родезии. — О! А это ты когда сподобился? — Уже после развала Союза. Оказал «буровикам» неоценимые услуги по прихвату урановых и никелевых рудников. Без меня они бы хрен нашли общий язык с местными царьками. Нет, прихватили бы, конечно, и без меня. Только воевать им, как и америкосам, особо не хотелось. Ну… с моей помощью и договорились — тихо, без локальных конфликтов и к всеобщему удовлетворению. Давай, давай, пошевеливайся. Королевский дворец-райком снаружи, конечно, глаз не радовал, но внутри поражал пышным вычурным благолепием. Лепниной, точнее говоря. Золото, золото, золото… Благородный металл терял здесь, в безыскусном и многократном своем повторении, благородство и докучливо мозолил глаз. Длинный ворс персидских ковров, текстура красного и черного дерева, старинная бронза светильников, красный мрамор… Густой, аляповатый и безвкусный замес. И застыли в карауле у портала королевские гвардейцы в невероятных мундирах наполеоновских времен. И прогнулась услужливо дворцовая челядь в смокингах. Ослепленный и подавленный, Док даже испуганно попятился, но Денисов по-хозяйски уверенно шагнул вперед, аки в дом родной, возвестил громогласно: — Кавалер Королевской Звезды Черного Леопарда, капитан первого ранга Максим Трофимович Денисов к его величеству президенту Родни Суарешу. Доложить немедленно! — И добавил тихо на русском: — Ублюдки гребаные, мать вашу так… Ждать пришлось недолго — минут через пять грандиозные, конечно же, густо позолоченные двери в тронный зал распахнулись и четыре мажордома склонились в пригласительном подобострастном ожидании. Его величество президент Родни Суареш особо не впечатлил Дока. Здоровенный негр, как и все аборигены, «на одно лицо», лет семидесяти, щедро увешанный висюльками, лентами и аксельбантами — в их количестве он даже превосходил Денисова. Умные «ленинские» глаза с легким прищуром — вставные линзы все же не избавляли от привычки щуриться. Но ее величество королева, президентша, не то чтобы изумила Дока, скорее умилила. Женщин подобной толщины и совершенно немыслимого, чисто африканского телосложения ему еще не приходилось видеть. Отнюдь не бочкообразная, нет. У Дока в голове почему-то всплыл чисто математический термин — «амбивалентная». Грандиозный, высоко посаженный зад королевы выдавался далеко назад. А тяжеленная обвислая грудь — далеко вперед. Абсолютный полный круг лица и… неожиданно добрая и открытая улыбка. Дед, преодолев строгим парадным шагом половину тронного зала, замер статуей в торжественном, полном достоинства поклоне. Король-президент осклабился ласково во всю ширь искусственной челюсти и без малейшего акцента на чистом рязанском произнес: — Ты, старый валенок, все еще топчешь землю, кирзовая каша тебе в глотку! Когда уже загнешься, пень трухлявый? Дед, не поднимая головы, внушительно, ясно, бархатным баритоном нежно вопросил: — Род, а в дыню не хочешь, хрен моржовый? После такого сугубо протокольного королевского приветствия высокие особы бросились друг другу в объятия и троекратно, совершенно искренне и чувственно, облобызались взасос. Потом еще потерлись носами. Затем Дед припал на колено и почтительно облобызал ручку королевы. Та ласково пристукнула его по макушке сложенным японским веером и кокетливо, но тоже без малейшего акцента укорила: — Макс, сукин сын, ты где шлялся столько лет? Совсем забыл старых друзей. Не спился окончательно, надеюсь? Неужели так и не женился? — Ну что ты, Юленька, я никогда не сопьюсь, не дождетесь. Да, так и не женился. Но ты же знаешь — преданно и безответно люблю тебя одну. А то, что давно не появлялся, сознаюсь честно: виноват, я — свинья! Он поднялся с колена и махнул рукой в сторону Дока. — Вот, смею рекомендовать: мой друг и ученик Сергей Крыленко. На Украине очень влиятельный человек. И хлопец хороший — наш хлопец. НАШЕГО КРУГА человек. Если честно, я здесь представляю его интересы. Но о делах позже. Да, Серега, чтоб было понятно, объясняю: мы с его величеством учились на одном курсе в Рязанском воздушно-десантном. Потом еще вместе совершенствовались в Высшей разведывательно-диверсионной школе в Крыму. Ну и… повоевали изрядно здесь, на родине его величества. А ее величество закончила Рязанский политехнический институт. Там мы с ней и познакомились. Ну а где же ваши орлы шизокрылые? Королева хлопнула в ладоши и звонко выкрикнула: — Петя, Жан, ну где вы там? Дядя Максим приехал! «Шизокрылые орлы» представляли собой двух здоровенных, под стать папаше, но уже изрядно обрюзгших негритосов средних лет. Конечно же, в вычурных мундирах и, конечно же, с головы до ног увешанные блестящими регалиями. Они одновременно выдвинулись откуда-то из боковых дверей и одновременно осклабились. Вот в улыбке, открытой и искренней, они больше походили на мать. Дед крепко обнял каждого за плечи и по-отечески чмокнул в нос, выдавая по ходу комментарии и напутствия: — Вот этот оболтус — Жан, военный министр. Еще не подсидел папашку? Гляди, не балуй — голову оторву. А этот жлоб — Петя, начальник генерального штаба. Мафия, откровенно говоря. Но! Династия! Что-то ты, Петруха, больно жирный стал. Перекормила мать младшенького… Куда это годится? Наш брат военный должен поддерживать хорошую спортивную форму. Закончив обмен любезностями, Денисов полюбовался полным составом семейства и огорченно крякнул: — Блин, чуть не забыл… — Он развернулся и гаркнул в отворенный дверной проем: — Где вы там, уроды?! Подарки несите! В тронный зал на полусогнутых ногах вползла четверка пепельно-серых от страха негров из обслуги отеля с коробками в руках и окаменела на пороге. — Ну вот, другое дело, — удовлетворенно крякнул Дед и начал процесс дарения. — Это, ваше величество, вам. Твои любимые кубинские сигары эксклюзивной работы мастера Хуго Домингеса. Честно говоря, запарился, пока достал. Дефицит, понимаешь ли. Юлечка, это тебе. Бриллиантами тебя не удивишь, а потому серебро, как ты любишь. Но! Ручная работа! Таких сережек нигде, кроме России, не достанешь. А вот такую штуку ты нигде не найдешь! Это вам в спальню! — Он вынул из кармана мундира «лампочку», выложил на широкую ладонь, зачем-то дунул на нее, затем поднял над головой, опустил ладонь — «лампочка» осталась висеть в воздухе, искрясь и переливаясь нежно-голубым светом. Королева ахнула испуганно. Более сдержанный супруг от изумления только выкатил глаза и крякнул: — Где взял? — Где взял, где взял… — пробормотал Дед, — купил. Это, если честно, вам подарок от него. — И он кивнул в сторону Дока. — Отец, это называется «артефакт», — подал голос Жан. — Я видел такой на приеме у президента Франции. — Умница, — одобрил Денисов. — Это действительно артефакт. Очень редкая и дорогая штука. Для него не нужны батарейки, аккумуляторы, провода и прочая хрень. Где его повесишь, там и останется висеть. И гореть будет вечно. И вот тебе, умник, подарочек от меня. — Он отцепил от пояса кортик и протянул его военному министру. — В твою коллекцию. У тебя, знаю, есть два кортика, но этот — особый. Их изготовили по специальному заказу в тысяча девятьсот пятьдесят первом году. Всего пятьдесят образцов для высшего командного состава ВМФ Советского Союза. Вручали только каперангам и адмиралам за особые заслуги. На, держи… — Спасибо, дядя Макс. — Жан бережно принял подарок, и по тому, как загорелись его глаза, Док безошибочно понял: Дед, впрочем, как и всегда, угадал и попал в самую точку. — Ну а это тебе, Петруха. — Денисов забрал из дрожащих рук служки большую коробку красного дерева и протянул ее начальнику Генерального штаба. — Даже не спрашивай, сколько баксов я выложил за ящик этого элитного ирландского пойла. Только замечу: в прошлом году они сварили вискаря только на триста бутылок. Почему? Не знаю. Но цену запросили за этот сраный скотч запредельную. Пей, младенец, на здоровье, только умеренно. — Так, мальчики, все за стол, за стол!!! — Королева трижды хлопнула в ладоши и подарила Доку, именно Доку, а не Деду, великолепную улыбку — ослепительную, добрую и ласковую. Распахнулась, словно по мановению волшебной палочки, одна из многочисленных боковых дверей. В ее проеме, в глубине грандиозного зала, во всем великолепии предстал бесконечный, теряющийся где-то за горизонтом стол. Накрытый во всю свою необозримую длину цельной белоснежной скатертью, он, однако, от яств не ломился. Зато предметов сервировки перед каждым прибором стояло и лежало более чем достаточно. Док потерялся сразу и почувствовал себя, словно перед первым заходом в Зону. Пять вилок разной формы, три разнокалиберных ложки, пять ножей, пять разноцветных фужеров, три рюмки. Для чего и почему — одному Аллаху-распорядителю известно. Дед! Спасибо всемогущему и всезнающему учителю! Он мазнул по физиономии Дока взглядом, все сразу понял, улыбнулся, дружески обнял за плечи. — Не робей, Серега, и привыкай. Сразу, для общей информации. Напиток, уместный к поданному блюду, тебе подскажет и порекомендует метрдотель. Виночерпий — по-нашему, старинному. Официанты сами нальют тебе выбранное пойло в нужный фужер или рюмку. С этим разобрались. Что до вилок, ложек и прочей хренотени, я подскажу. Но ты сразу на глазок прикинь, чем бы тебе наиболее удобно было разгребать предложенную жратву. И, поверь мне, не ошибешься. То же касается ножей. Блюда за таким столом предлагают попеременно. И по выбору положат именно в ту тарелку, какую требует этикет. Если блюдо не понравилось, выложи на тарелку скрещенные нож и вилку. Тарелку немедленно уберут. Да! Любое мясное яство предлагают уже с положенным гарниром, соусом и салатом. Трескать жареный батат из одной тарелки, цеплять куски филе из хвоста крокодила с другой и заедать маринованными брокколи с третьей — дурной тон. Да и не получится при подобном раскладе и способе подачи блюд. В принципе, все. Но для дальнейшего твоего развития скажу: «шведский» стол — тоже один из принятых в высшем обществе методов столования. И не думай, что там все просто. Только для того, чтобы безукоризненно грамотно застелить скатерти на этом столе, а их там несколько, специалисты тратят три часа. А на сервировку уходит пять часов. И там тебе никто не подскажет, что брать, чем есть и из чего пить. А гребаные эстеты из высшей тусовки наблюдают за каждым твоим шагом и потом, если ты допустил малейший промах, начинают ныть за твоей спиной: «Он человек не нашего круга! Где шарман, бонтон и политес?» Я, положим, на таких мудаков хрен ложил, но обидно. А потому учти: взялся за гуж, выперся на вершину Олимпа — учись и веди себя соответственно. Тем более что наука-то понтовая. Много ума не нужно, чтобы ее освоить. Все это он непринужденно и тихо умудрился высказать Доку всего за полминуты, пока королевская чета обустраивалась за столом. Дождавшись, когда сюзерены умостились, Денисов и сам с достоинством уселся на предупредительно выдвинутый перед его задницей стул и заложил за ворот безукоризненно белоснежную и накрахмаленную до деревянной плотности салфетку. И все пошло точно так, как предсказал и обозначил Дед, — Док, впрочем, в этом уже не сомневался. И услужливый метрдотель с французским прононсом крутился вокруг, интимно склонялся к уху и ласковым шепотом предлагал напитки. И вертелись неуловимыми тенями ловкие официанты. И все получалось, и все было необыкновенно вкусно и уместно. Черепаховый суп, ароматный и обжигающе горячий. Освежающие салаты. Мясо как минимум десяти сортов в любом виде — от отбивного до фрикасе, с самыми неимоверными и экзотическими гарнирами и подливками. Рыбные блюда — от итальянских «фрутте дель маре» до японских суши. Десерт! Божественный десерт! Честно говоря, Док даже не подозревал о существовании тех блюд, что подавались на королевский стол. Да что там! Идентифицировать ему удалось только телячий ростбиф с кровью. Спасибо, Дед перед каждой переменой блюд слегка наклонялся в его сторону и шепотом, почти не открывая рта, выдавал короткий, но емкий комментарий: — Салат «Пиккадили», Англия, почти что наша «селедка под шубой»… Хорош под родную водочку… О! Отбивная «по-милански». Бери к ней вот этот соус «беарнез». Чесноком немного будет разить, но его запах потом перебьют другие приправы… Опа! Мозги, запеченные «по-парижски». Рекомендую, только черпай их во-он той маленькой ложечкой с длинной ручкой… Бифштекс «Провансаль» — мне лично не нравится… Так! Для лобстера бери вон ту большую вилку и вон тот широкий нож. Следи внимательно — я буду орудовать, а ты делай, как я. Ага… Эти японские суши-роллы берут руками. Тебе сразу же подадут миску с дольками лимона и полотенце. Лимон — в качестве мыла. О! Ну, это чисто местное. Пресловутое филе из хвоста крокодила под белым португальским соусом. Очень вкусно… Вот… дошли и до десерта. Док к концу обеда расслабился и почувствовал себя так, словно находился в надежном схроне во время выброса. Даже включился во всеобщий веселый разговор обо всем и ни о чем. Балагурил, отпускал комплименты королеве, даже безобидно подтрунивал над местными порядками и обычаями, — но в допустимых этикетом пределах. Однако кто и когда установил правила этого этикета? Король-президент наконец выдернул из-за ворота салфетку, промокнул пухлые, вывернутые наружу, как у любого негра, губы. «Вот только не у каждого негритоса они такие сальные, эти губы, — саркастично отметил про себя Док. — Да, зажрались их величества. Их бы на месячишко в Зону, да банку консервов раз в сутки с сухарем. И то роскошь. Местная босота, небось, тухлятиной питается, да и то, если повезет». Президент Суареш бросил скомканную салфетку на стол, поднялся, тяжело отдуваясь. Тут Док его понимал — сам натрескался до одышки. — Что ж, сеньоры, прошу всех в мой бирюзовый кабинет. Рюмка французского коньяка, чашка арабского кофе, кубинская сигара — все, что нужно нам, мужчинам, и для задушевной беседы, и для… расслабухи. «Да он еще и философ! — хохотнул Док. — Только сауну забыл и голых телок — для… расслабухи». Бирюзовый кабинет короля, как и все кулуары, скромностью не отличался. Наоборот, все та же помпезность, шик, блеск и красота. Своеобразная красота — в чисто туземном вкусе. И лишь картина Рембрандта на стене кощунственным диссонансом выпадала из стандарта. — Копия? — шепотом осведомился Док у Денисова. — Обижаешь, — шмыгнув носом, ответил тот. — Конечно, подлинник. Все чинно расселись вокруг низкого, «журнального», как говорили в Совдепии, столика, вырубленного из цельного куска горного хрусталя. Пять кресел, мягких глубоких «ракушек», обтянутых крокодиловой кожей, — ровно по количеству мужчин. На столе — коробка кубинских сигар. Мастера Хуго Домингеса, естественно. Платиновые сигарные ножницы. Благородно, достойно, по-королевски. Родни Суареш раскурил сигару, затянулся, как полагается, вполовину затяжки, блаженно прикрыл глаза. Пузатые коньячные бокалы, бутылка коньяка «Хеннесси», поднос с кофейником и крохотными чашечками материализовались на столешнице, словно по мановению волшебной палочки. Вышколенная королевская прислуга работала безукоризненно. Субстанция, распыленная в бескрайных просторах космоса, организовалась на мгновение в плотную материальную структуру и снова растворилась в беспредельных глубинах и вышинах. — Ну, колись, старый авантюрист. Тебя, похоже, только могила успокоит, — откровенно любуясь старым другом, после третьей сигарной затяжки выдохнул Суареш. — Что задумал в этот раз? Денисов сжал в ладонях бокал с коньяком, хищно поводил над ним красным носом, пригубил, раскатал мизерную клоповые дозу языком по нёбу, кивнул в сторону Дока: — Сереге нужен золотой рудник. Небольшой такой рудничок. Понтовый, заброшенный, чисто для прикрытия. — Ноу проблем. — Король радушно развел руками. — На территории Республики много заброшенных по причине непродуктивности золотых рудников. Выбирай любой — отдам задаром. Дед принял на вкусовые рецепторы еще одну минимальную дозу коньяка, игнорируя ножницы, откусил кончик сигары зубами, щелкнул золотой настольной зажигалкой «Ронсон», пыхнул в четверть затяжки. — Тут дело очень тонкое и деликатное. Потому по поводу рудника я обращусь к Навумбу. Стоп, стоп, не заводись. — Денисов предостерегающе поднял руку, заметив, как гневно взметнулись брови его королевско-президентского величества. — Я сейчас все объясню. Да, да, вы не любите друг друга. Поделили территорию и вынуждены поддерживать военный нейтралитет и соблюдать границы. Это я не для тебя говорю, а поясняю ситуацию Сереге. А ему, повторяю, для прикрытия нужен такой рудник, чтобы к нему не могла добраться ни одна собака. Я даже не подразумеваю какой-либо аудит. Просто ни один поганый нос не должен сунуться туда, ни один шакал не должен подойти ближе чем на километр. Такой рудник можно найти только на территории Навумбу. Почему? Поясняю. Земли, контролируемые Навумбу, — «терра инкогнито». Совершенно глухое, дикое и гиблое место. Сам Навумбу — дикарь-людоед, чудовище. А ты, ты, Род, и это я утверждаю без преувеличений и не желая тебе польстить, на данный международный политический момент самый цивилизованный и продвинутый в Центральной и Южной Африке правитель. При этих словах Суареш гордо выпрямился и смущенно кашлянул. — Да, да, да. — Денисов указал на него сигарой. — Именно так! И ты повязан всякими международными соглашениями, договорами, обязательствами. У тебя постоянно пасутся международные наблюдатели, представители ООН, Юнеско, Евросоюза, америкосы и китаезы, россияне и, конечно, «буровики». Консульства, посольства, представительства, банки, крупнейшие торговые компании… Ты постоянно находишься под этим международным колпаком и вынужден строго придерживаться принятых конвенций, договоров и прочей хренотени. Ну и припрется к тебе с кучей мандатов какой-нибудь представитель. И скажет: «Давай, показывай, что там у тебя за деятель обосновался и золотишко роет?» А я тебе совершенно точно заявляю: обязательно припрется! И ты, вернее, твои чиновники вынуждены будут показать и объяснить, что к чему. А нам с Серегой этого не надо. Не нужно нам это! И тебя не хотим ставить в неловкое положение перед международным сообществом. Потому рудник будем искать у Навумбу. А ты… Ты можешь помочь, но твоя дружеская помощь будет куда более существенной и полезной, чем чисто механическое участие Навумбу. — Ох, Макс, какой хитрой ж… ты был, такой и остался, — ласково оскалился президент. — Ладно, рассказывай — чем могу, конечно, помогу. — Да помощь, собственно, требуется не столь уж значительная… Но очень, как бы это сказать, ответственная и доверительная. Так… сколько сейчас судов-сухогрузов ходят под твоим флагом? Суареш сморщил лоб в напряженном раздумье, развел руками, протянул нерешительно: — Десять, кажется. — Уже пятнадцать, отец, — тихо поправил военный министр Жан. — Замечательно! — Дед потер ладошки. — Так вот, раз в месяц один из сухогрузов будет забирать из ЮАР небольшую партию груза в ящиках. В ящиках будут алюминиевые слямбы. Слитки алюминия, проще говоря. Здесь судно разгружается, и ящики транспортируются на рудник, который Серега приобретет у Навумбу. Через неделю те же ящики снова транспортируются и грузятся на то же судно. Оно совершает рейс на Украину, разгружается или в Одессе, или в Ильичевске. Только… только в ящиках будет уже не алюминий, а… Золотые слитки в них будут. — Денисов взял паузу, достойную великого артиста, и вперился всепроникающим взглядом в лица окружающих, отслеживая реакцию. На лицах королевских детей не отразилось, собственно, ничего. Скорее всего, Жан и Петр не поняли, какая «фишка» кроется в словах дяди Макса, и не увидели в его чисто деловых соображениях ничего предосудительного, странного и необычного. Но король… Король закатил на мгновение глаза, затем прыснул в кулак и зашелся в приступе тихого, но неудержимого смеха. Трясся он долго, секунд тридцать, затем смахнул выступившие от смеха слезы, продавил, шмыгая носом: — Блин… ну узнаю, узнаю старого пройдоху. Золото у него, понимаешь, будет в ящиках. Хорошо, что не героин или ракетные установки. Вот только откуда это золото возьмется в заброшенных «понтовых» копальнях? — А вот это, Род, уже наше дело, — достаточно жестко отрезал Денисов, но сразу смягчил тон: — Ты прекрасно понимаешь… Нас здесь пятеро мужчин. Все мы люди одного круга. НАШЕГО КРУГА. И больше о том, что я тебе сказал сейчас, не знает и не должен знать никто. НИКТО!!! Будь он хоть президент Соединенных Штатов Америки или Генсек ООН. — Ладно. — Суареш достал из кармана белоснежный батистовый платок, высморкался шумно и аппетитно, настроился на деловой лад. — В чем будет заключаться наша помощь? — В чем? А просто: к ящикам, которые погрузят на борт корабля, не должен подойти ни один человек. Упаси Господи! Под страхом смертной казни! Охранные функции возложить на лучших людей. Лучших из лучших сторожевых псов! У тебя ведь, Жан, есть такие люди? Старший сын важно, с истинно королевским достоинством кивнул и тотчас уточнил деловито: — Люди, конечно, есть, дядя Макс. Найду лучших. Но как они смогут обеспечить охрану на территории Навумбу? — О, на территории Навумбу твои люди не нужны. Там, на его земле, у нас будет такая охрана… — Дед приложился к коньячному бокалу, пыхнул сигарой. — Такая охрана, которую даже в самом страшном сне не увидишь. Так что отвечаешь только за охрану на подконтрольной территории. Услуги, конечно, будут оплачены очень достойно. — Хорошо, это не сложно. — Суареш хитро прищурился. — А что еще? Денисов склонился к нему и ласково потрепал по все еще курчавой, но седой макушке. — А еще то, что ты, лукавая старая горилла, процент получишь истинно королевский. А еще… и это вовсе не исключено, я сделаю тебя годочков через пять-шесть Генеральным секретарем ООН. Если доживем оба, конечно. А ты ведь, старый хрен, очень этого хочешь. Но если я не доживу, то вот он, Серега, тебе эту должность пробьет. А, Серега, пробьешь? Док нерешительно пожал плечами. — Постараюсь, разумеется. Если бы еще знать, как это… — А я тебя научу, — хохотнув, перебил его Денисов. — Ну, выпили, поговорили, вспомнили былое — пора и честь знать. Позвольте откланяться, ваше величество, дабы не потревожить ваш послеобеденный отдых. Он раздробил в пепельнице окурок сигары, поднялся, одернул мундир и действительно отвесил Суарешу глубокий почтительный поклон. — Дед, а что ты имел в виду, когда сказал, что я человек ВАШЕГО КРУГА? — Док иронично прищурился, когда они после королевского обеда засели в номере Денисова и заказали еще один, истинно королевский, но строго мясной обед на пять персон — покормить проголодавшуюся химеру. — Это в каком таком кругу я, с твоего благословения, имел честь оказаться? — Видишь ли, внучек, «КРУГ» — это такое понятие… — Денисов глубоко втянул в себя облагороженный японским кондиционером воздух. — Постараюсь, конечно, объяснить. Ну… это не каста, не тайный орден. Это для каждого понятие чисто индивидуальное… Найти свой круг очень непросто. Вот ты много лет считал среду сталкеров своим кругом. Кто-то из сталкеров тебе нравился, кто-то нет. Но! Это — не твой круг, и потому тебя из него и выперли в конце концов. Хотя не исключаю, Хомяк был человеком твоего круга. Скорее всего, единственный человек ТВОЕГО КРУГА. Потому ты с ним и сошелся так быстро, и потому он принял тебя в ученики. Возьмем, к примеру, великосветскую тусовку. Этот термин, НАШ КРУГ, пошел из их среды. И как они, все эти великожопые, в большинстве своем тупые дебилы, обученные, чисто обезьяны, хорошим манерам, кичатся принадлежностью к своему КРУГУ! А никакого КРУГА, по сути, у них нет! Есть дешевые понты. Но! Каждый из них все же индивидуальность, и каждый принадлежит к КРУГУ А определяется этот круг чисто интуитивно, подсознательно, на уровне рефлекса. Вот: «Рыбак рыбака видит издалека!» И не важно — король, президент перед тобой или бомжара с помойки. Хотя… не стоит вдаваться в крайности. Однако! Темный Патрик, легенда ирландского эпоса, очень мудрого, кстати, эпоса, был простым бедным крестьянином, как и греческие философы — Сократ, Диоген… Всех не помню, но примеров могу привести массу. О! «Отойди, Александр Великий, ты заслоняешь мне солнце», — это Диоген. Ответ Македонского: «Если бы я не был императором, я хотел бы быть Диогеном». Факт: они, совершенно разные и по происхождению, и по образу жизни люди, пересеклись на мгновение, и этого мгновения им хватило, чтобы определиться. «Мы с тобой одной крови!» Это из Киплинга. И не важно, какого ты происхождения, какого цвета кожи, какой национальности и вероисповедания. При этом подлецы и негодяи вертятся в своем кругу, дураки — в своем, а философы — в своем. Но только последние осознают глубинную суть явления. Остальные вертятся бессознательно. Ну просто тянет их, как магнитом, друг к другу. Вот так! Главное: в своем кругу, истинно СВОЕМ, все вопросы решаются легко и просто. Даже слов не нужно — вот как у тебя с химерой. Король-президент Суареш, его дражайшая супруга Юлия — люди моего круга. МОЕГО КРУГА!!! Ну… и ты, дурашка… тоже. Иначе какого бы хрена я с тобой возился, как Хомяк? И почему ты обратился за помощью именно ко мне? Но, запомни… Несколько правил! Если ты обрел КРУГ, никогда не лги людям своего круга. Иным, чужим — сколько угодно, если есть потребность и желание. Хотя… — Денисов сморщил нос и почесал затылок. — Правда, искренность — страшное и верное оружие. Но это особая и отдельная тема. Так вот, если твой треп будет убедительным, чужие воспримут его за чистую монету. Свои — никогда. Вот на том инстинктивном, подсознательном уровне… Поймут мгновенно, что лжешь, и выкинут тебя из своего круга. Будет очень больно, поверь мне на слово. Правило второе и куда более трудновыполнимое! Никогда не предавай людей своего круга. Никогда! Иначе будешь проклят. Умри — но не предавай! И последнее правило. Помогай своим чем можешь и как можешь. Сними последнюю рубаху и отдай. Все вернется сторицей. У каждого КРУГА, конечно, свои правила, но я привел тебе главенствующие правила НАШЕГО КРУГА. Все понятно? — М-да… — Ошарашенный лекцией, Док задумчиво покивал. — А вы, Максим Трофимович, философ от Бога. — Во! Понял, Серега! Я ж говорю: наш человек! — Дед самодовольно шмыгнул носом. — Вот и учись, пока живой. И я живой, и ты живой. И… наливай! Только мне «бордошки» — вечером еще предстоит потрудиться. Док до краев наполнил красным вином большой хрустальный бокал и придвинул его к Деду. Сам же выглянул в коридор — там никого не было, — открыл дверь своего номера, широко распахнул ее и позвал мысленно: «Чудо, вали к нам — жрать подано!» Серые блики пронеслись по стене коридора и исчезли за дверным проемом в номере Денисова. Док затворил дверь своего номера, а на ручку двери номера Деда вывесил табличку «Не беспокоить». Со стороны его манипуляции выглядели странно и подозрительно, потому Док и постарался предварительно убедиться в отсутствии свидетелей. Химера, материализовавшись во всей своей дикой чернобыльской красоте посреди ворсистого ковра, недовольно фыркнула — Док научился уже не только читать и понимать ее мысли, но и невидимые внешне проявления чувств. — Наконец-то вспомнил! Я, между прочим, четверо суток не жрамши. И уже представляю, каким дерьмом ты собираешься меня накормить. — Ну извини, — развел руками Док, — кабана или псевдоплоть не припасли. Зато бананов сколько угодно. Может, станешь травоядной? Очень советую. Химера метнула в него недовольный взгляд желтых глаз и придвинулась к столу с яствами. Голова ее нависла над столешницей, желтые глазищи хищно зашарили в поисках удобоваримой пищи. — Нет, ну правда, Чудо, — Док виновато шмыгнул носом, — я мог бы заказать себе в номер громадный кусок сырого мяса, но, согласись, в глазах обслуги отеля это выглядело бы более чем странно. Ты уж потерпи, послезавтра отправимся в буш, и ты там поохотишься вволю, натрескаешься от пуза. А пока лопай то, что дают. — Что меня поражает в вашем русском языке… — химера одним махом слизнула с тарелки кровавый ростбиф, проглотила, не разжевывая, — так это обилие синонимов. Есть, кушать, жрать, лопать, трескать, хавать, трапезничать, питаться, обедать… Ни в португальском, ни в английском такого разнообразия нет, я уж не говорю о местном диалекте. Она долго и опасливо принюхивалась к громадному блюду с омаром; решилась наконец, цапнула морского рака зубами, разжевала тщательно с задумчивым выражением на морде; сморщилась, но довольно. — Неплохо, очень пикантный вкус. — Ты, я погляжу, стала непревзойденным экспертом в области лингвистики. Полиглот гребаный. — Док иронично прищурился. — Это потому, что я — высшее существо. Я — Чудо, — без малейшего промедления гордо ответствовала химера и уткнулась носом в тарелку со свиными отбивными по-португальски. — Что-что, а скромность отнюдь не твое украшение и достоинство, — буркнул Док. Денисов наблюдал за трапезой химеры с хорошо знакомым Доку выражением на лице. Старый, тертый сталкер, пятнадцать лет «пропарившийся» в Зоне и умудрившийся там выжить, Док не раз наблюдал это выражение. Как на розовых физиономиях юнцов-отмычек, так и на испещренных шрамами мордах убеленных сединами ветеранов. Только на лицах салаг это выражение рисовалось раз тридцать за рейд, а ветераны позировали хотя бы раз в месяц, потому что хотя бы раз в месяц в Зоне можно было встретить что-то новое, непонятное и необъяснимое. Любопытство, недоумение, изумление, запредельный суеверный страх — все одновременно отражалось на лице, которое застывало неподвижной маской. Умственный ступор! И он, ступор, парализовал любого, такого земного и грешного человека при виде очередного инфернального порождения Зоны. Он же и был причиной того странного, отрешенного и неземного выражения, которое сейчас превратило лицо Денисова в маску каменного идола. Быстро снять мозги с тормоза получалось отнюдь не у каждого — опыт Дока не раз подтверждал этот жизненный постулат. Тут все зависело не только от привычки, но и от внутреннего уклада, от врожденной психологической установки, свойственной каждому человеческому индивидууму. Оттого-то не каждый может стать космонавтом или обычным мирным селянином. Но: «Кто не успел — тот опоздал!». И Док десятки раз наблюдал, как того, кто не смог вовремя снять мозги с тормоза, Зона навечно забирала в свои гостеприимно разверстые объятия. «Ну давай, Дед, покажи, на что ты способен, — злорадно хихикнул про себя Док. — А то, понимаешь ли, королевский этикет и менталитет он в совершенстве изучил. А хлебни-ка нашей, сталкерской, сухой перловой каши». Денисов в очередной раз доказал, что способен на многое. Он выпал из транса в течение расчетного для истого ветерана времени. Правда, зацепил со стола не бутылку бордо, а бутылку крепкого ямайского рома, набулькал себе полный стакан и, нервно поигрывая кадыком, осушил в один присест. Кинул в рот на закуску кружок лимона, выловив его из миски для полоскания рук, крякнул: — Вот что, Серега… У меня есть, конечно, соображения по поводу охраны твоего рудника. Я их сегодня изложил чисто гипотетически и интуитивно Суарешу. Так вот, я полагаю, что лучшего охранника, чем твоя химера, не найдешь. На территории Навумбу… Эх! Да ты сам поймешь, что такое Навумбу, его окружение, обычаи и нравы племени, вождем которого он является… Да… Химера в качестве стража — идеальный вариант. — Исключено. — Док сокрушенно покачал головой. — Чудо не может находиться во внешней среде… ну… вне Зоны дольше месяца. Она зачахнет и сдохнет, как и любой другой обитатель Зоны. Вот в чем проблема! Хотя она, эта проблема, для нас, нормальных людей и животных, населяющих планету, возможно, вовсе не проблема, а единственный способ спасения от… Ну, не буду уточнять, от кого. Дед задумчиво поскреб затылок. — Плохо… А я уж было понадеялся… Но нужно что-то придумать. — А что тут думать, — прочавкала химера, с аппетитом жуя небольшую вяленую акулу, — зомбирую десяток львов — они и будут охранять. Док и Дед одновременно отвалили каждый нижнюю челюсть и посмотрели на воистину адское порождение Зоны. — Ну, чего уставились? — Чудо гулко отрыгнула и невозмутимо принялась глодать баранью ногу. Судя по всему, местная кухня все же пришлась химере по вкусу. — Да так… ничего, — иронично протянул Док. — Все правильно: зомбируешь десяток львов, леопардов там штук пять-шесть, парочку носорогов. Вот и готова охрана. — Носорогов не получится, — совершенно серьезно ответствовала химера. — Я специализируюсь исключительно на зомбировании животных из отряда кошачьих. Остальные, особенно травоядные, не в моей компетенции. — Ага! — торжествующе ткнул в Чудо пальцем Док. — А я всегда утверждал, что ты — кошка! Потому и специ… специализируешься исключительно на породе кошачьих. — Ну… — Химера, как показалось Доку, немного смутилась. — Я никогда не отрицала факта, что я, возможно, где-то кошка. Но вообще-то я — Чудо! Вечером в баре «Амбасадора» Денисов показал очередной мастер-класс. Док внимательно выслушал предварительные инструкции, но ничего толком не понял, поскольку не уяснил главного вопроса: зачем? Но прекословить Деду не стал, потому что другую истину усвоил железно: Денисов ничего не делает просто так, без уже определенной и намеченной цели. К цели идет уверенно и действует согласно строгому плану, который сложился в его многоопытной дедовской башке. А еще Дед не любил наводящих и уточняющих вопросов. Если таковые задавались, то отвечал на них так уклончиво и расплывчато, что сам черт не понял бы, что он подразумевал в своем ответе и куда дальше понесет его нелегкая. Потому лучше покориться, смириться и слепо следовать за проводником. Ему, проводнику, виднее, куда топать. Законы Денисова, впрочем, мало чем отличались от сталкерских, поэтому Док освоил их легко. Инструкции были достаточно просты: прикидываться вдрызг пьяным дурачком, разговаривать на английском и не проявлять никакой собственной инициативы, что бы ни произошло. Просто сидеть за стойкой, глотать виски, клевать носом и, главное, ни во что не вмешиваться. Все! Еще Дед подобрал Доку соответствующий гардероб, и когда Док облачился в кутюры от Денисова и полюбовался собой в зеркале, то поразился искренне: как все-таки одеяние меняет человеческий облик! И не только внешне, но и внутренне. Из зеркальной рамы на него пялился типичный турист, простоватый и дурковатый. Один из худших представителей «среднего» класса, скопивший деньжат на экзотическое путешествие и возжелавший насладиться экзотикой от души, по полному тарифу. Дед выглядел не лучше. Пробковый белый шлем, а под ним тупой, но добродушный пьяный оскал во всю морду. Цветастая свободная тайская рубаха навыпуск. Короткие и широкие рукава скрывали круглые, хотя и несколько усохшие бицепсы Деда. Правда, мощные волосатые предплечья и ладони-лопаты наводили на размышления о том, что с владельцем подобных статей, несмотря на его преклонный возраст, лучше в физические пререкания не вступать. Короткие льняные шорты, легкие сандалии. Кожаная барсетка на длинном узком ремешке через плечо. Еще Дед как-то сморщился весь, ссутулился и разом постарел еще лет на десять. В целом и общем, классический английский пенсионер-непоседа. Перед тем как, по выражению Деда, «зависнуть в гадюшнике», он еще раз навестил полицейское управление, откуда вышел с довольным выражением лица и решительно махнул рукой: «Ну, Серега, понеслась». Что особо поразило Дока, так это поведение Деда в баре. Куда подевался грубый дебошир и забияка, нахальный самоуверенный бретер и оголтелый расист. Слуга царю, отец солдатам! Добродушный балагур и миляга. Рубаха-парень, открытый и добрый. Он щедро сорил чаевыми, совал десятидолларовые бумажки кому и куда попало. Черным полуобнаженным танцовщицам, например, прямо в трусы. То и дело дружески прихлопывал официантов по плечам и спинам, а к бармену едва не полез целоваться. И при этом старательно, будучи в полупьяном угаре, демонстрировал всем содержимое своей барсетки. Буйствовал подобным образом Дед в течение двух часов. Затем, приняв на грудь в общей сложности с десяток разнообразных коктейлей (этого Деду хватало всего на четверть «заправки»), он «окосел» весьма заметно, обмяк в кресле, бессмысленно пяля по сторонам посоловевшие глаза. Барсетку выложил на столешницу, под левую руку. Док, как и было приказано, старательно играл свою роль. Танцовщицам, правда, в исподнее деньги не совал и в общем веселье участвовал вяло, без огонька. Но коктейли пил старательно и воодушевленно, нисколько не уступая в количестве потребленного пойла Деду. Следует отдать должное — большинство коктейлей Доку понравилось. Может, потому что ничего подобного раньше не пробовал. Пьяным он себя не чувствовал — так, немного в тонусе, — но, повинуясь многозначительному взгляду Денисова, который кинжалом на мгновение сверкнул из-под набрякших век, угомонился и тоже бесформенной студенистой массой растекся по креслу. Вот еще фокус, которым в совершенстве владел Денисов: он мог говорить четким, ясным шепотом, совершенно не раскрывая рта. Никакого, даже легкого движения губ, ни малейшего намека на мимику. Эдакое чревовещание — и только. Вот и теперь он вдруг начал чревовещательный сеанс. — Сейчас к нам, чтобы убрать со стола, подойдет во-он тот малый, что вертится за моей спиной. Вот… уже подходит… потом он постарается отвлечь наше с тобой внимание… отвлекайся… делай все, как он хочет… Конечно же, Дед знал, что произойдет дальше, поскольку сам написал партитуру, но Док пока не понимал, что, собственно, происходит. Официант, смазливый даже по европейским стандартам, лет двадцати пяти, с выразительными умными глазами, стройный, мускулистый, изысканно вежливый, настоящий африканский мачо, склонился над их столиком, озарил пространство ослепительной белоснежной улыбкой. — Сеньоры, разрешите прибрать ваш столик. — Прибирай, чеп,[13] — проварнякал Дед и вяло махнул рукой. — А потом принесешь нам еще по крепкому коктейлю с ромом. Официант ловко прибрал со стола пустые бокалы, смахнул влажной салфеткой крошки, промокнул пятна пролитого спиртного и вдруг испуганно выкатил глаза. — Господи, да что же этот кретин делает? Дед испуганно вздрогнул и повернулся в том направлении, куда указывал взгляд официанта. Док последовал его примеру и тоже обернулся. Ничего особенного не происходило. Просто другой официант, напарник «мачо», нагромоздил на свой поднос целую гору пустой посуды, потерял равновесие, отчего несколько бокалов опасно накренились и в конце концов соскользнули с подноса, разбившись с мелодичным звоном. — Действительно кретин, — буркнул Дед и снова уткнулся носом в свой полупустой стакан. «Мачо» на изысканном, безукоризненном английском извинился за поведение своего напарника и ретировался. — Ну и что? — не удержался от вопроса Док. — А то, — довольно ухмыльнулся Дед, — что этот ловкач-воришка вытянул у меня из сумки две сотни баксов. «Щипнул» — так это звучит на воровском жаргоне. Украденные баксы у него в правом кармане брюк. Что будет дальше? Сейчас увидишь. Можешь расслабиться и спокойно наблюдать. Официант, ничего не подозревая, не спеша прибрал соседний столик и направился в посудомоечную. Но едва он приблизился к двери, как из проема вынырнули сразу трое дюжих полицейских в легких белых туземных формах. Один из полисменов ловко вывернул из рук официанта поднос, двое других привычно и отработанно ухватили его за руки — один за правую, другой за левую. «Мачо» дернулся было, но тотчас получил ощутимый удар кулаком в живот. Ойкнул, сломался пополам. На его запястьях защелкнулись наручники. Первый полицейский, видимо командир группы, небрежно бросил поднос с посудой прямо на пол, вцепился в копну курчавых волос и, словно какой-то демон темного царства, поволок официанта за собой. Вся сцена заняла секунд десять, не больше. Никто из посетителей бара даже не понял, вернее, не успел понять, что произошло. На падение подноса, конечно, отреагировали, повернули головы, услышав грохот, но увидели только осколки битой посуды, разбросанные по полу. — Чисто сработали, молодцы! — похвалил Дед. — Я, впрочем, просил начальника выделить лучших людей. Ну… теперь не откажусь от стаканчика чистого виски без содовой и… пойдем досматривать последний акт этой человеческой комедии. А я сыграю в нем главную роль. Внезапно протрезвевший после стаканчика виски Дед выбросил в качестве чаевых на столешницу еще двадцать долларов и твердой походкой направился к двери. Заинтригованный Док зашагал вслед за ним. Путь предстоял недолгий. Они просто пересекли наискось центральный проспект столицы и вошли в здание Главного полицейского управления. Поднялись на второй этаж и через приемную, где их как добрых знакомых приветствовал запомнившийся Доку секретарь, вошли в кабинет начальника. Сам начальник в полагающейся для таких ситуаций позе восседал за своим столом. На ковре перед столом на коленях, в униженной позе, прогнулся бедняга-официант, закованный в наручники. По бокам его зорко стерегли два полисмена. При виде посетителей начальник приветливо оскалился, приподнял с кресла сановный зад, протянул навстречу сразу обе руки. — Рад, очень рад, сеньор Денисов, сеньор Крыленко… Проходите, проходите… — Затем гаркнул громогласно: — Фернандеш! Кресла сеньорам! Тотчас из приемной метнулся секретарь. Притащил одно кресло, услужливо подсунув его прямо под зад Денисова. Затем, запыхавшись от усердия, обустроил и Дока в другом кресле. — Теперь понятых, быстро, — распорядился шеф полиции. — И дежурного адвоката. Брови Дока удивленно поползли вверх. Вот чего не ожидал, так не ожидал. «Понятые, процедура, адвокат… Вы можете хранить молчание… Все, что ни скажете, может быть истолковано против вас… Да что за хренотень? Соединенные Штаты Америки! Ей богу, смешно…» — Не обращай внимания, — зачревовещал в своей манере Дед. — Обезьяны, они и есть обезьяны. Понятые — два угрюмых, придавленных своей законопослушной миссией, пожилых негритоса — явились по указанию грозного начальства почти мгновенно. С такой же космической скоростью нарисовался в кабинете и дежурный адвокат — весьма импозантный, толстый туземец в легком, но строгом костюме и очках в золотой оправе. На запястье его красовался настоящий «ролекс», на что Док почему-то обратил внимание в первую очередь. Впрочем, «ролекс» мог быть и поддельным, китайского производства. Не важно: адвокат производил впечатление солидного, преуспевающего деляги, а это внушало должное почтение. Вступительная речь начальника полиции в переводе на русский ментовский сленг звучала приблизительно так: «Ну что, Савимбо, в этот раз ты допрыгался. Кранты тебе, не отвертишься. Взяли тебя с поличным, так что светит тебе, по нашим демократическим законам, отрезание обоих ушей, языка и отрубание правой руки по локоть. Что, будешь колоться? Добровольное признание и сотрудничество со следствием влекут за собой смягчение судебного приговора. Ну!!! Что!!! Сука!!! Отвечай!!! Будешь колоться?» — заключительную часть речи начальник сопроводил чувствительной оплеухой, так что смазливая физиономия подозреваемого резко дернулась. Адвокат при этом смущенно кашлянул и отвернулся в сторону. Савимбо обиженно шмыгнул носом, вытер разбитую губу о плечо, сплюнул кровавую слюну прямо на ковер. Ответная речь его звучала твердо, непреклонно и на «ментовский» переводилась так: «Ты, начальник, меня на понт не бери. Ты докажи сначала мою вину. А я — честный фраер. Чужого не беру, работаю не покладая чистых рук своих. Зарабатываю на кусок хлебушка, чтобы прокормить одинокую матушку мою и троих малолетних братишек». Выслушав эту далеко не искреннюю исповедь подозреваемого, начальник коротко распорядился: — Обыскать. Савимбо подняли на ноги мощным рывком за шиворот. Один из полицейских залез ему в правый карман брюк и достал оттуда две сотенные долларовые купюры. Начальник взял их, рассмотрел внимательно и хлестнул бумажками по носу подозреваемого. — А это откуда, нахальная мартышка? — Это мои деньги, начальник, — уверенно заявил Савимбо. — Я их честно заработал за несколько лет безупречной работы и всегда ношу с собой — чтобы не украли. А то, знаете ли, уровень преступности в нашей бедной стране еще очень высок, несмотря на все старания нашей доблестной полиции под вашим чутким руководством. — Вот как, — злорадно прищурился шеф полиции, — а я утверждаю, что украл их ты вот у того уважаемого сеньора. — Он кивнул в сторону Деда. — А сеньор этот, к твоему сведению, заслуженный гражданин нашей независимой Республики и кавалер Золотой Королевской Звезды Черного Леопарда. Так что, Савимбо, уши, язык и руку тебе отрежут. Это я тебе гарантирую. И скажи спасибо, что, по нашим демократическим законам, тебе за оскорбление и кражу у члена королевской семьи не отрежут голову. Если бы кожа официанта была белой, как у европейца, то он бы побледнел. Смертельно побледнел. Но поскольку кожа Савимбо была черной, словно смоль, то он посерел. Смертельно посерел. Тем не менее парень зло процедил сквозь пухлые, плотно стиснутые губы: — Докажите. Начальник полиции вздохнул глубоко и обреченно, как будто упрямство официанта искренне и глубоко огорчило его. — Господа понятые и вы, господин адвокат. Прошу особого внимания. Сеньор Денисов, вы помните номера банкнот, которые лежали у вас в сумочке и которые украл этот… гнусный мерзавец? — Конечно, помню, — хмыкнул Дед. — Две сотенные купюры, HL 639625050 и HL 8614451112. — Господа понятые и сеньор адвокат, прошу вас убедиться в правильности названного сеньором Денисовым серийного номера банкнот. Понятые мельком взглянули на ценные бумажки и согласно закивали. Адвокат уделил вещественным доказательствам должное внимание — он тщательно изучил номера и важно подтвердил: «Да, названные сеньором Денисовым серийные номера верны и полностью совпадают с номиналом и представленными в качестве вещественного доказательства денежными знаками». — Но и это, Савимбо, не все. — Шеф полиции достал из ящика стола фонарик с ультрафиолетовой лампочкой, посветил им на банкноту, и в синих лучах явственно проступила надпись: «Кража». — Ну, свинья, будешь продолжать отпираться? Для вас, господа понятые, и для вас, господин адвокат, надеюсь, все понятно? Вся троица снова дружно закивала. — Понятые и вы, господин адвокат, можете быть свободны. — Вот тут начальник, безусловно, нарушил демократическую процедуру. Адвокат замялся на мгновение и уже раскрыл рот, чтобы возразить, но шеф полиции превентивно усугубил нарушение процедуры: — Пошли вон! — неожиданно взвизгнул он, и понятые вместе с адвокатом пулей вылетели из кабинета. Начальник устало уселся в свое кресло и вопросительно уставился на Денисова. — Ну вот что, — мягким, расслабленным голосом нежно пропел Дед. — Я попрошу вас всех, многоуважаемые сеньоры, оставить нас и господина Крыленко наедине с обвиняемым Савимбо. И, пожалуйста, снимите с него наручники. Дед отсчитал про себя три секунды и, убедившись, что его просьба все еще не выполнена, рявкнул грозно: — Я, черножопые обезьяны, что-то неясно сказал?! Валите отсюда на х… Все валите!!! Дождавшись, пока за шефом полиции — тот ретировался из кабинета последним, внешне сохраняя признаки начальственного достоинства, — захлопнется дверь, Денисов без церемоний занял его кресло и милостиво-пригласительно кивнул Савимбо на стул. Тот опасливо пристроился на краешке. Дед долго, целую минуту, пристально изучал физиономию официанта, а затем, сделав наконец одному ему известный психологический вывод, достал из кармана пачку «Кэмела», небрежно выбросил на столешницу вместе с зажигалкой. — Кури, я знаю, ты куришь именно эти сигареты. Ошарашенный официант несмело, но послушно потянул из пачки сигарету, прикурил. — Что ж, давай знакомиться, — продолжил Денисов. — Меня зовут Квэмбо. Я уверен, ты слышал это имя от своего покойного учителя Гомеша. Лицо Савимбо смертельно посерело уже второй раз в течение получаса. Он поперхнулся дымом и выронил сигарету изо рта. Сигарета упала ему на колени и, пока Савимбо приходил в себя, успела прожечь на форменных официантских штанах изрядную дыру. — Вот, — удовлетворенно констатировал Денисов, — вижу, мое имя тебе хорошо знакомо. Да ты не бойся, сынок. Резать уши и язык я тебе не собираюсь. Пока, во всяком случае. Дед поднялся, по-хозяйски выудил из холодильника непочатую бутылку шотландского виски, а из шкафчика-бара — чистую посуду. Разлил виски по стаканам: Доку и себе под самый краешек, Савимбо — на одну треть. Придвинул стакан официанту и безапелляционно распорядился: «Пей!» Тот послушно проглотил терпкую жидкость, отдающую дымком костра, прослезился с непривычки, уставился на Деда уже преданными глазами и тихо произнес: — Да, сеньор, ваше имя мне хорошо знакомо. — Вообще-то, мне больше нравится обращение «сэр», — благосклонно кивнул Денисов, — а еще больше — «товарищ». Так меня называл твой учитель. И ты называй меня так: «Товарищ Квэмбо». — Хорошо, товарищ Квэмбо, я буду называть вас именно так. — Савимбо отвесил Деду глубокий почтительный поклон. Денисов плеснул ему в стакан еще виски на два пальца, снова уселся в кресло, неспешно раскурил толстую сигару, по привычке откусив кончик и сплюнув его прямо на пол. — Так вот, Савимбо, теперь слушай меня внимательно. Если ты не хочешь, чтобы тебе и в самом деле отрубили уши, руку и вырвали язык, то с этой минуты ты работаешь на меня. И только на меня. Запомни: я — твой хозяин и господин, а ты — мой верный и преданный слуга. Плачу за работу очень хорошо. Две тысячи долларов в месяц, а не в год. Столько ты не заработаешь даже воровством и за десять лет. И столько же я платил за работу Гомешу. Тебе все понятно? — Да, господ… простите, товарищ Квэмбо. — Волк тамбовский тебе товарищ, — на русском буркнул Денисов и невозмутимо продолжил спич на португальском: — А работа, в общем-то, несложная. Только разверни уши и слушай особенно внимательно. Завтра с сеньором Крыленко мы уедем по делам. А ты останешься здесь и вернешься на место работы, в бар «Амбасадор». И будешь там трудиться, как и прежде, официантом. Но обворовывать пьяных туристов больше не будешь. Нас, возможно, не будет долго. Может, год, а может, два. Это неважно. Я дам тебе четкие инструкции — как и где в случае необходимости найти меня или сеньора Крыленко. Получишь в распоряжение и мобильный телефон, и все необходимое для надежной связи. Мало того, местная полиция будет тебе помогать. Так вот… здесь, в городе, рано или поздно появятся люди, скорее всего, это будут белые люди, но не исключено, что и черные, желтые — какие угодно. Эти люди будут интересоваться сеньором Крыленко, мною и, так или иначе, попытаются сунуть нос в наши дела. И об этих людях я должен знать все. Все! Откуда, кто, зачем. Я должен знать каждый их шаг, слышать каждое их слово. Вот это и есть твоя работа. Понял? — Да, товарищ Квэмбо, все понял очень хорошо. Денисов достал из пресловутой провокационной сумочки пачку долларов, отслюнявил две тысячи, бросил на столешницу перед Савимбо. — Вот плата за первый месяц работы. Да, если в деле понадобятся дополнительные расходы, говори сразу и не стесняйся. Все будет оплачено. Но имей в виду, я тебе не местная полиция, не местные законы и даже не президент. Я — Квэмбо. Если обманешь и предашь, башку оторву. Вопросы есть? — Нет, товарищ Квэмбо. — Тогда свободен, только не забудь залатать дырку на штанах. Савимбо ловко подхватил со стола доллары и быстренько юркнул за дверь. Денисов вылил остатки виски себе в стакан, легко проглотил и повернулся к Доку: — Вот так, Серега, и вербуют агентов. Теперь у нас здесь, в столице, есть свои глаза и уши. И смею тебя заверить: очень зоркие глаза, чуткие уши, а еще ловкие руки и быстрые ноги. Все! Сейчас по стаканчику виски — и отдыхать. Завтра отдыхаем весь день, но послезавтра — в дорогу. А путь будет нелегким, ох, каким нелегким. Хотя… С твоей дрессированной кошкой, похоже, он будет не столь уж опасным. ГЛАВА 20 Док уже привычно нацепил солнцезащитные очки и шагнул в гостеприимно распахнутые швейцаром двери отеля. Прямо перед входом их дожидался старый советский открытый «газон». С удлиненной и усиленной базой и с увеличенным почти вдвое клиренсом.[14] Док только хмыкнул и покачал головой. — Топай, топай. — Денисов легонько подтолкнул его в спину. — Ты что думал, я стану на сраном «хамере» гонять? У нас, советских офицеров, собственная гордость. Да и машина хорошая. За рулем «газона» важно восседал абориген весьма преклонного возраста. Но, завидев Денисова, он ловко махнул прямо через борт, вытянулся в струнку, четко, как положено, вскинул ладонь к козырьку форменной кепки и почти без акцента браво отрапортовал: — Здравия желаю, товарищ капитан! Готов к выполнению боевого задания. Док невольно залюбовался этим образчиком увядающей, но все еще привлекательной и внушительной мужской красоты. Двухметрового роста атлет. Правильные, почти европейские черты лица. Черные кудри, кое-где убеленные сединами, выбились из-под кепки. Большие, добрые и умные глаза. И белоснежная улыбка во все сохранившиеся тридцать два зуба. Денисов отдал в ответ честь, тоже подчеркнуто четко, а потом сграбастал африканца в могучие объятия и, расчувствовавшись, чмокнул прямо в сочные губы. Разве что не прослезился. Закончив обмен столь трогательными приветствиями, обернулся к Доку: — Вот, знакомься: сержант Роналду. Замечу! Не Рональдо, а именно Роналду. А в Португалии этих Роналду, Гомешей и Жау-Пинту, как у нас Ивановых, Петровых и Сидоровых. Короче, как собак нерезаных. С сержантом мы пыхтели лет пятнадцать и, поверь мне на слово, он лучший из лучших. Я, правда, всегда работал только с лучшими. Хотя, конечно, постарел старый хрыч. Сейчас он, как и я, заслуженный пенсионер, ну и согласился за скромную плату помочь делу по старой памяти. Док с чувством пожал крепкую руку ветерана. — А почему он называет тебя капитаном, Дед? — Да тоже по старой памяти, — отмахнулся Денисов. — Я ведь начинал здесь в звании капитана, тогда мы с Роналду и познакомились. Так, оружие и экипировка в багажнике — сержант уже позаботился. Загоняй свою кошку, и погнали. Нам сутки пылить. — Постой, постой, Дед. — Док недоуменно развел руками. — Какое оружие? Какая экипировка? Я так не могу. Я должен все подогнать и притереть. Денисов довольно прищурился. — Молодец, боец. Проверку прошел. Все правильно. Значит, так. — Он прокашлялся и строгим начальственным тоном произнес: — АКМС под патрон 5,45 с подствольным гранатометом. Ты, как я понял, такой уважаешь. Три снаряженных рожка и две гранаты для «подствольника» в комплекте. Еще две ручные гранаты «Ф-1». Э… сам разберешь. Твой комплект в багажнике справа. И! Ровно тридцать минут, старлей! Оправиться, подогнать амуницию. Выполняйте! — Он достал из кармана пачку сигарет и отошел в сторонку. Док сунулся в багажник и… обомлел! Поверх армейского рюкзака лежал вакидзаси! Не его, родной, но такой же: раритетный, обагренный кровью поколений, из благословенного металла Фудзиямы. Док трепетно достал клинок из ножен, изучил иероглифы на матово-белом полотне, провел пальцем по бритвенно-острому лезвию, растроганно повернулся к Денисову: — Спасибо, Дед! Ты действительно великий разведчик и… настоящий ниндзя. — Этих твоих самураев мы, даст Бог, мочили и будем мочить, — сердито пыхнул дымом Денисов, — но поучиться у них есть чему. Офицер постоянно должен учиться. Тем более что пуля — дура, а штык — молодец. Так говорил Суворов. Нет, Денисов в самом деле заслужил звание «Великий!» Все старый тертый шпион предусмотрел. Даже исподнее: легендарную тельняшку и просторные сатиновые трусы. И все — камуфла, берцы, кепка — строго по размеру Дока, словно он предварительно его обмерил. Док, нисколько не смущаясь, — привык уже к местным демократическим нравам — прямо на улице переоделся, продемонстрировав одиноким прохожим голый зад. Нацепил ремень, портупею. Кобуру и подсумки. Все новенькое, «с иголочки», из скрипучей, тугой, остро пахнущей советской кожи. Быстро и сноровисто, за двадцать три секунды (проверил по часам), разобрал и собрал автомат. Тоже новенький, тугой, в заводской смазке. Мог управиться и за двадцать секунд, но торопиться было некуда. Вставил снаряженный рожок, передернул затвор, щелкнул предохранителем. Основная убойная машина готова. Пистолет… «Дед, сукин сын… „Беретта“! Конечно же, „беретта“!» Док не стал ее разбирать, только убедился, что обойма легко выбрасывается и что в ней пятнадцать патронов. Сунул пистолет в кобуру. Затем вкрутил в «лимонки» запалы, уложил их в подсумок для гранат. Вакидзаси — за голенище правого берца. Проверил содержимое рюкзака. Все, как положено по уставу. Трехдневный сухой паек. Пара исподнего, носков. Фляга с водой (ее Док сразу прицепил на пояс), котелок, фонарь, бинокль, аптечка, спички в непромокаемом контейнере, другие, столь необходимые в автономном рейде, мелочи. Док забросил рюкзак за спину, попрыгал на месте, пробежался по тротуару метров тридцать. Ничего не звенело, не гремело и не терло. Вытянулся перед Денисовым: — Товарищ каперанг! К выполнению боевого задания готов! Денисов лениво глянул на циферблат часов. — Хорошо, старлей. Уложились в двадцать две минуты. Восемь минут на перекур. — Разрешите, я погружу э… ну… — Боевые спецсредства биологического предназначения, — строго дал емкое определение Денисов. — Разрешаю. Появление Дока в полной боевой выкладке в вестибюле четырехзвездочного отеля никакого ажиотажа среди персонала не вызвало. Мало того, реакция была «нулевая». И то: сорок лет гражданской войны. Здесь только ленивый не носил при себе автомат или пистолет. А погрузка «боевого спецсредства биологического предназначения» много времени не заняла. Док открыл номер, подал мысленную команду. Эфемерные серые блики поиграли на стене коридора, на тротуаре и погасли на заднем сиденье «газона». — Подвинься, — буркнул Док и полез в машину. Джип долго петлял по уже знакомым и таким отвратным улочкам африканской столицы и наконец выкатил на второстепенную шоссейку. Сержант Роналду поддал газку, машина набрала стандартные девяносто в час и лихо поскакала по многочисленным ухабам и ямам. Километров через пятьдесят это относительное дорожное благополучие закончилось, и «газон» запылил по узкой ленте, которую назвать дорогой язык не поворачивался. Потянулась по обе стороны унылая, желтая, выжженная дотла лютым солнцем саванна. Кое-где мелькали на обочине чахлые акации, да иногда оживлял пейзаж громадный зонтик гигантского баобаба. Зато все чаще стала попадаться по дороге африканская живность. Перебежал дорогу клыкастый кабан-бородавочник, метнулось в сторону небольшое стадо грациозных антилоп (Док не знал их названия), показалась далеко на горизонте пара жирафов. Доку, настроившемуся на рабочий ритм, унылое однообразие очень скоро наскучило. Не искрили по сторонам «электры», не вихрились «птичьи карусели», не лопатили землю «мясорубки». Хоть бы где лужица «студня» или клок «ржавых волос». И хоть бы где мелькнул знакомый силуэт отмороженного зомби или проскрипела наглая псевдоплоть: «Помоги, браток…». ПДА, похоже, — лишний предмет экипировки, да и автомат под рукой не нужен. Док расслабился и даже заклевал носом. Потекли в полудреме томные мысли в голове: «Нет, я, конечно, не скажу этого Деду. Но его африканский ад — детская забава по сравнению с нашей Зоной. Как там по статистике дотошного Юрика получается? В первый год выживаемость сталкеров составляет десять процентов. То есть из ста выживают десять. На второй год — пять процентов от начального числа. На десятый год — всего один. Из ста сталкеров на десятый год выживает только один! Один! А я… Я! Продержался целых пятнадцать годков! И выжил! Правда, чудом выжил». Он чисто инстинктивно опустил руку на то место, где, по идее, должна располагаться холка химеры. Попал точно в нос, и весьма чувствительный, как успел убедиться любознательный Док. — Полегче, приятель, — недовольно пробурчала химера. — А вообще, ты прав, Док. Они в сравнении с нами полные лохи. «Разве я говорил „лохи“»? — удивился Док, но тотчас перешел в режим мысленного диалога: — Нет, Чудо, мы не правы. Просто у них своя специфика. Они знают и умеют много того, чего не знаем и не умеем мы. И нам есть чему у них поучиться. Кстати, об учебе… Можешь уже нарисоваться. Давай-ка, научи меня языку местных племен. Химера тотчас же и «нарисовалась». Док глянул искоса и в который раз подивился, как инфернальная кошка Зоны умудрилась втиснуть свое трехметровое тело на узкое сиденье джипа. Он опустил руку, теперь точно на загривок химеры, и ласково потрепал ее за ухом. Чудо прижмурилась довольно и разве что не замурлыкала. — Ладно, хочешь учиться — давай. Только помни: башка будет раскалываться минут двадцать. — Помню, начинай. Он мгновенно впал в транс, и понеслись во сне незнакомые образы, лица, предметы… Док очнулся, охнул болезненно и ухватился за виски. Простонал натужно: — Дед, выпить есть? — Рановато, сынок, — недовольно буркнул Денисов, но протянул через плечо флягу. Док отвинтил крышку, принюхался подозрительно. Пахло ядрено — спиртом, пробкой и жженым сахаром. — Что это, Дед? — Чистый английский ром. Семьдесят шесть градусов крепости. Используется в их вражей армии строго в медицинских целях. Излюбленный, кстати, напиток знаменитого пирата и адмирала Дрейка. И всех остальных пиратов. Как там: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца и бутылка рома!» — хриплым баском пропел вдруг Денисов. — Ну и в твою луженую сталкерскую глотку тоже полезет. Закуси, извини, нет. Можешь запить водичкой. Док не стал запивать. И ром, если честно, пришелся ему по вкусу. Главное, боль в голове стала быстро стихать и вскоре сошла на нет. А возможность проверить обретенные познания в местном диалекте представилась очень скоро. Он все же совершенно выпал из рабочего режима, а может, опыта работы в местных условиях не хватало. Потому и не заметил приближающегося к ним джипа, хотя тот тянул за собой пышный шлейф пыли. Док не понял, почему их машина остановилась. А сержант, уже давно отследивший на горизонте приближение другой машины, затормозил и бросил короткую фразу на португальском, которую Док мгновенно перевел на русский: «Егерская охрана Национального парка». В чужом открытом «лэндкрузере» сидели трое здоровенных негритосов. Все в одинаковых форменных робах, с «калашами» наперевес и с одинаковым строгим выражением на одинаковых черных мордах. Но при виде сержанта Роналду за рулем «газона» строгое выражение сменилось на дружески-приветливое, а последующий диалог напомнил беседу приятелей, которые долго служили по одному ведомству и знали друг друга как облупленных. Главное, что Док понял каждое словечко, даже каждое чисто сленговое выражение. На русский язык диалог переводился примерно так: — Здорово, старый черт! Какими ветрами занесло в наши края? — это егеря. — Привет, ленивые пердуны, — это Роналду. — Да по делу мы от президента к этому козлу… Навумбу. Со мной, между прочим, полномочный представитель президента — знаменитый товарищ Квэмбо. Дед сердито зыркнул в сторону егерей. Лица тех испуганно вытянулись, и они быстро отдали честь. — А еще со мной большой белый колдун Док со своим дрессированным леопардом, — продолжил сержант, кивнув назад. — Мне пугнуть маленько ребят? — вопросила химера. — Нет, не вздумай, — приказал Док. Пугать егерей действительно не было необходимости. Они и без нее испугались до такой степени, что вытянулись, осунулись и посерели. — Ладно, мужики, нам пора. Да! Самбо! Ты еще жрешь водяру натощак? — Ну… — смущенно замялся капрал на переднем сиденье «лэндкрузера», старший в группе. — Потребляю помаленьку в нерабочее время. — Тогда лови! Вот откуда сержант Роналду выудил ту литровую бутылку русской водки? Но откуда-то выудил и небрежно забросил ее в джип егерей. Капрал ловко поймал ее на лету, полюбовался этикеткой, довольно чмокнул толстыми губами. — О! Класс! Давно такой не пробовал! — Ну и кушай на здоровье. — Да, а вы где на ночевку станете? — На Черной речке, конечно. — Будьте внимательны. Там лев-людоед объявился. Уже четырех лохов сожрал. А мы никак его не завалим — матерый, сука. — Ничего, сами не лыком шиты. Если что — завалим. Да! Мы импалу на ужин возьмем? — Без проблем. Хоть слона. — Ну… удачи! — И джипы резво разлетелись в разные стороны. Снова вытянулось по сторонам до тошноты однообразное полотно саванны. — Лев-людоед… — послала всем задумчивый мысленный сигнал химера, — хороший претендент на должность охранника рудника. — Вот и работай, у тебя вся ночь впереди, — заметил Док. «Газон» пробежал еще километров пятьдесят, и сержант Роналду снова остановился. Взял из оружейной стойки под правой рукой карабин «барс» с оптическим прицелом, вылез из машины, потянулся блаженно всем телом. — Что, оправка? — вопросил Док. — Нет, — отозвался со своего сиденья Дед. — Что, не видишь? — Он ткнул пальцем в сторону. — Стадо импал. Антилопа небольшая, килограммов на сорок. Основная пища гепардов. Ну и нам поужинать в самый раз. Роналду такое барбекю из свежатинки соорудит — пальчики оближешь. Док обозрел окрестности в указанном Денисовым направлении. Метрах в восьмистах по курсу медленно передвигалось небольшое стадо антилоп. Они настолько идеально сливались с общим желто-бурым фоном, что, если бы не движение стада и редкие грациозные прыжки отдельных особей, разглядеть импал было бы практически невозможно. Сержант встал на колено, приставил приклад карабина к плечу, потерся щекой о ложе, вперился в прицел. — Постой, Роналду, — остановил его Док. — У нас же есть дрессированный леопард. Он к тому же может становиться невидимым. Вот и посмотрим, как он охотится. Эй, Чудо, только выбери пожирней, но не очень старую. Сержант послушно опустил ствол, а химера, словно выпущенная из катапульты, взметнулась вверх в десятиметровом прыжке, пружинисто приземлилась на все четыре лапы и растаяла, растворилась в знойном мареве. Что там говорить, зрелище получилось воистину фантастическое. Они наблюдали за ним в бинокли. Вот одна из антилоп, действительно крупная и жирная, настороженно подняла голову. Почуяла, видно, угрозу. Как почуяла — непонятно, ведь химера невидима и запаха не имеет. Но животное, оно и есть животное. Дано ему шестое чувство, не свойственное человеку. Затем голова импалы мотнулась и безжизненно повисла. Химера, вероятно, свернула несчастной шею одним ударом лапы. Док и раньше обратил внимание на то, что при охоте химера, как и все кошки, чаще всего пускает в ход свои когтистые лапы, а не зубы. Импала не успела даже повалиться. Тело ее вдруг поднялось в воздух и плавно полетело к ним по волнообразной кривой. Вверх — вниз, вверх — вниз. Ногти и голова антилопы болтались во все стороны, но тело неслось над землей, неуклонно приближаясь к их джипу. И наконец аккуратно приземлилось под передним колесом. Денисов вытер холодный пот со лба, а сержант Роналду осенил себя крестным католическим знамением и что-то набожно пробормотал под нос. Чудо материализовалась и оскалилась в довольной, уже такой знакомой Доку улыбке. Улыбке химеры. — Зараза! — буркнул Док. — Вот так ты и Хомяка убила. Убила и сожрала. Угробище чертово. — Сам дурак, — огрызнулась Чудо. — Я тебе тысячу раз объясняла: так вышло. И нечего было твоему Хомяку влезать на мою территорию. — Ладно, ладно. — Док примирительно махнул рукой. — Проехали. Ужин на берегу Черной речки правда доставил Доку массу новых, непередаваемых, неповторимых впечатлений. И массу удовольствия. Он уже отвык, давно отвык, что можно вот так запросто посидеть на берегу реки вечерком, на закате и не… Да! Это самое главное! Не опасаясь, что вывалит из кустов ошалелый чернобыльский кабан или кровосос, не вспрыгнет на спину лютый снорк, не протянет из воды щупальца голодный сом. И не накроет тебя выброс или временная аномалия, какая накрыла Крокодайла. И не выцелит с того берега в тебя снайпер «Монолита» или сталкер-грабитель из беспредельщиков, а то и просто отмороженный зомби. Хорошо было на берегу африканской Черной речки. Она, река, и вправду казалась черной. Наверное, из-за густого, жирного, иссиня-черного ила, толстым слоем покрывавшего ее берега и дно. Место для ночлега Док и Роналду выбирали недолго, но очень придирчиво. Тут, понимаешь ли, гиппопотамы плещутся, а к ним лучше не подходить и на пушечный выстрел. Там — проход к водопою, истоптанный тысячами копыт, а мирных животных, особенно «крышетечных» буйволов и слонов, лучше не тревожить. Здесь — крокодилья лежка и наверняка неподалеку гнездо, защищая которое, самка запросто может откусить мужское достоинство. Денисов в предвкушении знатного ужина и законной, честно заработанной выпивки щедро сыпал комментариями. Дельными, конечно. Делился богатым опытом: — Африканский слон — это тебе не индийский. Индийский слон — умница, работяга. А африканский — тупая скотина. Эти твари даже слонят своих не особо защищают. Отбился бедный слоненок от стада и от мамки — кранты ему. Львы тут как тут. Валят слоненка. Самое обидное: идет мимо здоровенный самец, видит эту картину, так хоть бы, урод, хоботом шевельнул. Зато за самкой, б…, прется за сто километров. О! Видишь островок посреди условного фарватера? Нильский, зараза! Ждет в засаде. Раньше, еще лет пятьдесят назад, тут нильские не водились. А нильский крокодил, между прочим, самый крупный в мире. Правда, австралийские морские тоже достигают таких размеров. Полгода, сука такая, может не жрать. Но здесь, особенно когда миграция копытных, голодным не останется. Стада прут многотысячные, и всем нужно переправляться через реку. О! Слышишь этот звук, словно мяукает кто-то? Самка леопарда. Туда лучше не ходить. Она предупреждает, сволочь, заранее. И слава Богу: самка леопарда при котятах — зверь страшный. Обойму в нее выпалишь, а все одно лезет к горлу. А леопард в драке и льву фору даст. Наконец-то выбрали подходящее по всем параметрам место. Сухо, тепло… Тепло, пожалуй, чересчур, зато мухи не кусают. Как оказалось впоследствии, именно «мухи», вернее, прочая жалящая, кровососущая летучая нечисть послужила главным критерием для выбора места ночевки. Бегемоты, слоны, буйволы и крокодилы, как честно признался уже за ужином Денисов, их с сержантом Роналду мало волновали. Так, просто дали Доку очередной мастер-класс по вопросам естествознания и природоведения. Но москиты, мошки, мухи-кровососы — настоящая проблема. Вот и искали на густо поросших берегах реки участок, где растет кустарник, цветущий три раза в год. Научного названия Дед не знал. Сказал только, что это местная разновидность сирени. Док сразу вспомнил сирень чернобыльскую и загрустил. Роналду, естественно, знал только местное название, которое дословно переводилось на русский так: «цветок, который не любят комары». Но суть природного явления, как оказалось, этим не ограничивалась. Дело в том, что рядом с зарослями африканской «сирени» всегда густо растет разновидность хищной африканской росянки. Дед, как всегда, емко и доходчиво пояснил: «Вот так и в жизни. Воняет им, насекомым, понимаешь ли, тут. Летят туда, где пахнет. Просто, блин, благоухает. А там их и жрут. Только крылышки и остаются, но на них уже не полетаешь». Что касается ужина, то это, если точнее, был целый процесс, истинный «пикник на обочине». И багровый шар солнца медленно заваливался за горизонт. И вздымали в небо свои сиреневые пики отроги близких гор. И журчала тихо Черная речка, в которой громко плескались рыбы… крокодилы и бегемоты. И барбекю сержант Роналду приготовил неповторимый. Вначале вырыл саперной лопаткой квадратную яму, предварительно сняв толстый слой дерна. Затем нарубил дров. Сухие древесные остовы густо торчали из зарослей, но сержант облюбовал только один. «Типа местная вишня, — прокомментировал Денисов, привольно развалившийся на брезентовом ковре и потягивавший из горлышка шотландский виски. — Придает мясу неповторимый аромат и вкус». Дрова сержант аккуратно разложил на дне ямы, снял с пояса свою флягу, набрал полный рот рома — Док уже не сомневался, что во фляге Роналду именно ром, — выпрыснул его на дрова, как раньше делали домохозяйки во время глажки белья. Чиркнул длинной большой спичкой, бросил ее в яму. Дровишки зашлись сразу. Вначале синим спиртовым пламенем, а затем высоким и ровным оранжевым огнем. Сержант удовлетворенно хмыкнул, словно процесс добывания огня доставил ему несказанное удовольствие (впрочем, что весьма возможно, так дело и обстояло), полюбовался немного на острые языки костра и сразу принялся за другое дело. Тушу антилопы он разделал споро и привычно. За двадцать две минуты — дотошный Док засек по часам. Орудовал только классическим армейским ножом для спецподразделений. И это Док отметил и оценил. В Зоне такие советские армейские ножи стоили дорого, но это было оправдано. Из головной части сержант взял только язык и мозг, раздробив череп одним четким махом. Затем отрубил нижние части конечностей. Уверенным движением вспорол живот и грудную клетку. Аккуратно, но быстро содрал шкуру, работая мелкими, но четкими движениями лезвия. Из требухи отобрал печень и легкие. Желудок, туго набитый съеденной травой, очистил и разделил на четыре ровные части. Затем вырезал из туши самые сочные куски мяса: шею, грудинку, филе, окорока — говоря профессиональным мясницким языком. Отходы… Вот тут Док мысленно упрекнул его. По принципам и законам Зоны — непростительное и непомерное расточительство. Целая половина! Половина антилопы, которую можно было использовать в пищу: голова, кости с большими кусками мяса, требуха, легкие — все щедрые остатки Роналду аккуратно завернул в шкуру и выбросил в реку. Пробормотав при этом какое-то местное заклятие. Док не расслышал, что шептал сержант, но понял: приносил жертву своим, местным идолам. Затем Роналду расстегнул большую кобуру на поясе, потянул из нее громадный реликтовый длинноствольный револьвер «Смит энд Вессон». Ковбойским жестом крутнул по предплечью барабан и исчез где-то в зарослях. Появился минут через пятнадцать с охапкой больших листьев, что напоминали и формой, и размерами родные лопухи. Дед уже изрядно наклюкался и мирно дремал на своем ложе. Тем не менее, не размыкая глаз, выдал очередную сентенцию: — Типа хрена, только круче. Неповторимая вкусовая гамма. И никаких приправ, кроме соли, больше не нужно. Ужин будет готов через час. Можете… э… пока оправиться, старлей. Только далеко в кусты не ходи — завалят на х… И ядовитых змей немеряно… Самое удивительное, что химера, эта зараза, сожравшая не один десяток сталкеров, мирно почивала под боком Денисова. Мало того, рука Деда фривольно возлежала на спине исчадия, и Чудо не подавала ни малейших признаков неудовольствия. Док даже ощутил легкий укол ревности. Роналду между тем продолжал священнодействовать. Он любовно завернул куски мяса в листья. Каждый кусок отдельно. Костер уже почти догорел. Сержант перемешал лопаткой угли, затем выгреб половину углей, бережно выложил аккуратным слоем поверх оставшихся приготовленное сырье. Сверху еще присыпал углями, уложил пласт сырого теста (опять-таки оставалось загадкой, где взял, как и бутылку водки), прикрыл духовку пластом дерна. Затем поверх дерна грамотной пионерской горкой уложил дрова, зажег еще один костер, пользуясь тем же методом. Правда, в этот раз первый щедрый глоток рома из фляги он употребил внутрь, солидно прокашлялся и даже прослезился. Но со второго захода зажег огонь и пристроил на нем треногу с котелком, полным воды. «Правильно, — пропыхтел во сне Денисов, — потом чайком побалуемся. А сейчас послушаем концерт». Что Дед имел в виду, Док понял минут через десять. Ночь, душная и томная африканская ночь, накрыла саванну, джунгли, реку звездным покрывалом, и… началось! Запело, зазвенело, заквакало, заревело со всех сторон. Тявканье шакалов, смех и вой гиен, мычание буйволов… Где-то далеко протрубил «отбой» слон. И в ответ заверещал на дереве бабуин. А потом… потом все звуки покрыл мощный рев. Рев? Да не рев! Гром небесный, от которого затрепетала листва на деревьях, — и стихло все. Лев, старый, матерый самец, подал царственный голос, и мир склонился в благоговейном молчании. Впрочем, не весь мир. Последние обертона раскатисто гремели в небе, и Док, приняв боевую стойку, уже пялил в заросли ствол «калаша». «Золотая» сталкерская секунда, которая подчас решает вопрос жизни и смерти! Когда автомат сам рефлекторно влетает в руку, а предохранитель щелкает еще на излете. — Молодец, старлей. — Денисов томно протер глаза и уселся. — Только лев километрах в пяти-шести отсюда. Но… реакция отменная, хвалю. Док зло зыркнул на Деда через плечо и обиженно опустил ствол. Опростоволосился, конечно, но так уж был приучен — Зоной приучен. — Ничего, Серега, привыкнешь, — зевнул Денисов. — Он, лев, ревет, чтобы напугать сначала. Трепещите, мол, и засуньте языки в ж… А глотка у него, засранца, устроена так, что кажется, будто орет он рядом, в кустах. Понтярщик, короче. Но нападает, тем не менее, молча. И подкрадывается так, что хрен услышишь. Вот… сейчас выдаст еще оперную руладу, а потом втихаря пойдет на промысел. И то, если бабы, сиречь львицы, не накормят. А их, львиные, бабы не кормят только холостяков-трехлеток да стариков, изгнанных из прайда. С холостыми пацанами, положим, проблем нет. Они охотятся на копытных. А старички, те, конечно, грешат и человечиной не гнушаются. И еще тертые они и опытные. Ветераны, короче, убеленные сединами, — это по цвету гривы сразу можно определить. А кушать-то хочется. Потому и опасны чрезвычайно. Но не бзди — мы с Роналду тоже ветераны еще те. О! Завелся! Очередной раскат грома расколол небеса, но тут с места лениво поднялась химера. Грациозно потянулась всем телом, выпустила для разминки полуметровые когти, спрятала их обратно, раскрыла пасть и… Ее беззвучного рыка не услышал никто, только окаменел вдруг сидящий на корточках у костра сержант. Превратился в статую с неестественно выпученными глазами ветеран Денисов. У Дока, уже привычно, встали дыбом волосы и холодная струйка пота покатилась между лопаток. Лев захлебнулся на полуфразе и… Вот теперь установилась гробовая тишина. «Однако… А что, если бы ядерная катастрофа со всеми вытекающими последствиями произошла здесь, в Африке, — умственно напрягся Док. — При всей здешней массе исходного генетического материала! Если домашняя киска, что, впрочем, недостоверно, мутировалась в разумное чудовище, подобное моей химере, то во что мог бы трансформироваться лев, бегемот или слон? Даже представить страшно! Какой там, к черту, молох или псевдогигант?! Кошмар!» — Чудо, заткнись! — рявкнул Док. Химера послушно захлопнула пасть, улеглась на место, и статус-кво восстановился. Люди и звери ожили и снова заговорили, каждый на свой лад. — Однако… — Денисов озадаченно почесал затылок. — Ну, давайте ужинать. Сержант Роналду ничего не сказал. Он вообще, как понял Док, был на редкость немногословен, словно истый сталкер. Только когда сержант снимал с костра треногу с котелком, руки его заметно дрожали. Дрова он аккуратно отодвинул лопаткой, ковырнул дерн. Вот! Вот когда заблагоухало божественно и неповторимо! У голодного Дока слюни сразу потекли ниже колен. Сержант руками разломал аппетитную, румяную, хрустящую лепешку на три части, достал с пылу с жару, опять-таки голыми руками, куски мяса и все выложил просто на брезент. Рядом поставил флягу с ромом и пластиковую двухлитровую бутылку с минеральной водой. И расплылся вдруг в своей неповторимой ослепительной улыбке: — Жрать подано, товарищи офицеры! Флягу, как принято в приличном офицерском обществе, пустили по кругу. А закуска… Конечно же, Док нигде и никогда подобного не пробовал. Да и ни в одном ресторане мира подобного приготовить не могли. Сочное мясо с неповторимым привкусом просто таяло на зубах, жир стекал по подбородку, и Док промокал его кусками пресной лепешки. Он сразу набил полный рот и, неприлично чавкая, промычал: — Дед… чав-чав… а «вертушку», чтобы не париться, мы… чав-чав… не могли нанять? Денисов, деликатно и неторопливо, как истый гурман, взял ломоть мяса тремя пальчиками, интеллигентно отставив в сторону мизинец; откусил крохотный кусочек, разжевал тщательно, смакуя каждое мясное волоконце, закатил глаза, причмокнул довольно: «Пойдет за первый сорт». Затем, уже без всяких церемоний, отхватил зубами изрядный кусок и зачавкал Доку в ответ: — Нет… чав-чав… вертолет никак нельзя. У них, понимаешь… чав-чав… три линии обороны. Он утер рот рукавом, запустил флягу в оборот, бросил в рот изрядный ломоть «сальтисона», приготовленный сержантом из желудка антилопы, и только потом пояснил назидательно: — Навумбу не так прост, как кажется на первый взгляд. Денег у него не меряно: золотые и алмазные копальни — основной источник дохода. И эти его шахты, поверь мне, действительно богатейшие. Со стопроцентной гарантией утверждаю, что на его территории есть и уран, и никель. А он, Навумбу, дикарь, однако не дурак. Знает об этом, но разработка урановых и никелевых рудников, сам понимаешь, дело хлопотное, и без инвестиций, технологий и, соответственно, концессий развитых стран ему никак не обойтись. Конкретно, в местном варианте, развитые страны — это либо ЮАР, либо США. А он не хочет пускать их в свои владения. Очень не хочет. А мы… вернее, ты… — Денисов задумчиво пустил флягу по третьему кругу, даже закусывать не стал — вперился куда-то в звездное пространство неба, долго искал там ответ, нашел наконец, вздрогнул и продолжил, уже уверенно: — Так вот, ты — с моей, конечно, помощью — имеешь все шансы влезть в это дело и занять пустующую нишу. Но… я еще подумаю, как это лучше сделать. Он закусил печенью, хлебнул минеральной воды, высморкался. — Да! Я не закончил по поводу армии Навумбу. Оснащена она по последнему, как говорится, слову техники. Я сам приложил к этому оснащению руку, потому и знаю. «Стингеров», «игл» и «стрел»[15] у них в избытке. Я этим сволочам даже две «кольчуги»[16] подогнал. Контрабандой, между прочим. — Есть и «джигит», — внезапно подал реплику Роналду. — Во! А я что говорю! — Денисов назидательно поднял палец. — Не понял… А кто этому уроду поставил «джигит»?[17] — Эти… россияне, — шмыгнув носом, смущенно произнес Роналду. — Да понял, что не бушмены. — Денисов досадливо скривился. — Только почему я об этом не знал? Ладно, старею, ясный перец… Проехали… Так вот, у Навумбу три линии обороны и системы связи отменные. А военная доктрина такова: сбивать любой — любой! — воздушный объект, нарушивший без предварительного предупреждения и соглашения границу территории, контролируемой Навумбу. Все понятно? Нашу «вертушку» на первом же рубеже отследили, а на втором завалили к чертовой бабушке. Если не на втором, то на третьем — точно. — М-да, сложно у вас тут все, — поскреб затылок Док, — впрочем, у нас, в Зоне, тоже есть подобные богатые отморозки. Например, «Монолит», так называется группировка. «Долг» тоже не намного лучше. Только, Дед, ты уж не обижайся, но ни один уважающий себя торговец, что «белый», что «черный», «Монолиту» не продаст даже ржавого патрона. По нашим, сталкерским, законам и понятиям такого торгаша сразу завалят. Мы, сталкеры, а я буду в первых рядах, завалим быстро и громко. Завалим так показательно, чтобы остальным неповадно было. А оружие отморозкам «Монолита» продают такие же отмороженные, но высокопоставленные — и потому безнаказанные — россияне, украинцы и американцы. Вот так! Извини, если обидел. — А тут тебе не Зона, — сердито проворчал Дед. Обиделся, конечно, и это явственно читалось в его глазах. — Ну а ты чего не жрешь? — неожиданно обратился он к химере. — Может, брезгуешь простой и незатейливой нашей пищей? Чудо подняла голову, ухмыльнулась во всю пасть, выдала уже с привычной иронией: — Сырое мясо гораздо проще и непритязательней. Я предпочитаю именно сырое. А поскольку чертовски голодна, то не откажусь от упитанного самца бегемота, даже бешеного. Как он там называется… Квэмбо? — Да ну вас всех… — Дед от души приложился к фляге, не пустив ее в этот раз по кругу, улегся на бок, примостил под голову рюкзак. — Все, отбой. Лично я отдыхаю. — Ну а я пошла охотиться и работать! — Улыбнувшись напоследок, химера обратилась в серое облако и растворилась во мраке. Доку спать не хотелось. Он еще долго слушал африканскую симфонию, потягивал ром из фляги, смаковал барбекю, курил, думал, мечтал… Сержант Роналду молча сидел на коленях напротив и тоже потягивал ром, смаковал барбекю, курил длинную трубку, думал о чем-то своем, возможно, мечтал. Только раз подал короткую, но весомую реплику: — Твоего леопарда, товарищ Крыленко, нельзя оставлять здесь, в Африке. Плохо будет всем. — Ты прав, товарищ Роналду, — вздохнул Док, — не оставлю. И не бойся — химера не может жить нигде, кроме Зоны, дольше месяца. Вне Зоны она через месяц сдохнет. — Это хорошо. Пусть живет у себя, в Зоне. Долго живет. Он хороший и очень умный, твой леопард. — Спасибо. — Док пристроил свой рюкзачок под голову и заснул в привычной сталкерской позе: под правой рукой — автомат, левая — на расстегнутой кобуре с «береттой». Утром, на самой ранней, розовой, зорьке их разбудил львиный рык. Только теперь уже и Денисов с Роналду мгновенно, в десятые доли секунды, пришли в полную боевую готовность. В руку Деда влетел невесть откуда «глок» — Док уже наблюдал этот фокус в баре. А в руки сержанта — карабин «барс». Судя по реакции ветеранов, лев в этот раз подошел на опасное расстояние и рычал рядом, в кустах. Док неторопливо, потешаясь теперь над боевыми товарищами, передернул затвор «калаша», медленно поднял ствол, глянул и… обомлел. Как, впрочем, и все остальные, многоопытные и тертые. А зрелище воистину было потрясающее! Не фантастическое, нет, поскольку ничего неприродного в нем не было. Просто потрясающее!!! Из зарослей, гордо задрав толстый хвост, неспешно выбралась на поляну химера. За ней, рассыпавшись цепью, брели шесть львов. Всех возрастов и размеров. От иссиня-черногривых неопытных, но горячих юношей до сиво-пегих, искушенных в боях «дембелей». Шествие замыкали два великолепных пятнистых леопарда. Они держались как бы в стороне от львов, но составляли с ними единую боевую группу. Типа танки — пехота. — Вот, — выдала в эфир Чудо, — десяток подходящих львов я не нашла, но хватит и шести. Зато леопарды — бойцы знатные, покруче даже львов, и по деревьям лазают. — Уф-ф… — тяжело выдохнул Док и опустил ствол. — А как ими прикажешь управлять в твое отсутствие? — А просто. Я обучила их простейшим голосовым командам: «Лежать!», «Стоять!», «Охранять!», «Отдыхать!», «Охотиться!», «Нападать!». Ну, там еще нескольким более сложным понятиям. Я потом на досуге все расскажу, научу и растолкую. А сейчас… сейчас каждый из них по очереди должен подойти к вам, обнюхать, потереться, лизнуть. Процедура, конечно, не очень приятная. Но так надо! Не бойтесь, я рядом. А для них вы станете непререкаемым авторитетом, хозяином, вернее, главой прайда! И ваши команды впредь будут выполняться ими беспрекословно. Процедура действительно была не из приятных. Док аж вытянулся в струнку, когда первый лев, самый старый и матерый, подошел, чтобы познакомиться с хозяином. Смрадная жаркая пасть с громадными клыками, с которых стекала густая слюна. Горящие желтые глаза с узкими зрачками. Каменные горы мышц. Черные когтищи. Брр… «Сейчас как врежет сдуру лапищей или цапнет зубищами, — тоскливо подумал Док, — и кранты сталкеру». «Не бойся, не врежет, — подстраховала мысленно химера. — Если даже, что абсолютно исключено, попробует, то я ему так врежу и цапну, что мяукнуть не успеет». «Мне легче от этого не станет. Хотя… покойнику будет уже все равно». Лев напоследок потерся косматой головой о бедро Дока, едва не повалив его на травку, и пошел знакомиться с Дедом. Контакт с шестым по счету львом Док воспринимал уже как должное. А томные ласки леопарда — тот мяукал, мурчал, выгибал спину, словно заправский домашний кот, который клянчит подачку, — ему даже понравились. И он дружески потрепал леопарда за ухом, отчего тот сладко прижмурился и нежно оскалил смертоносные свои зубки. Денисов и Роналду прошли обряд инициации в дрессировщики достойно. Хотя заметно было, как мелко дрожит челюсть сержанта и как напряглись и закаменели все мышцы Деда. И конечно, вспотели оба до эффекта парной бани. Наконец, слава Богу, обряд завершился. — Дед, ты старший, вот и давай первый, попробуй-ка ими покомандовать. — Док выудил сигареты, прикурил нервно. Денисов вынул из нагрудного кармана сигару (при этом руки его ходили ходуном), сунул ее в рот. Но прежде чем прикурить, подошел к машине, достал из «бардачка» непочатую бутылку русской водки, свинтил крышку, все молча и сосредоточенно, и в один присест высосал половину. Львы и леопарды разлеглись полукругом и наблюдали за его, непонятными зверю, манипуляциями заинтересованно, но преданно. — Стоять, хищники! — вдруг рявкнул Дед, и «хищники» послушно и мгновенно вскочили, люто замолотив по своим бокам хвостами. — Лежать, бойцы, — благосклонно разрешил Дед, и «бойцы» повалились, положив на передние лапы головы с клыкастыми пастями. — Можно оправиться. — Дед махнул рукой. Эту команду выполнил только самый старый сивый лев. Он с достоинством поднялся и пустил в кусты тугую, остро пахнущую струю метров в пять. — Молодец, офицер! — восхищенно причмокнул растроганный Денисов, у которого лев-ветеран сразу завоевал авторитет и симпатию. — И простатитом, как я вижу, не страдаешь. Назначаю командиром группы! Остальным делать, как он. Сержант, давай теперь ты. Роналду, в свою очередь, тоже подал несколько простых команд. Громадные кошки послушно выполнили все. Но особенно забавной, да нет, не забавной, а скорее грозной, была реакция, когда сержант ткнул пальцем в «джип» и распорядился: «Охранять». Звери в мгновение ока окружили машину, взяв ее в кольцо. Каждый припал на задние лапы, готовясь к прыжку. Глаза жарко полыхнули огнем великой ненависти. Восемь пастей разверзлись одновременно и исторгли рык, от которого кровь холодела, а волосы вставали дыбом. — Ну и как вам моя работа? — довольно прищурившись, спросила химера. Она фривольно развалилась на брезенте, наблюдая за действиями своих подопечных ревниво-настороженным взглядом строгого учителя и тренера. — Хорошая работа, — сухо похвалил Денисов. — Но время выдвигаться на позиции. Еще с полсуток пилить до объекта. Бойцы! Отбой, однако. — И львы с леопардами обмякли, утратили боевой пыл и разошлись по местам. Химера поднялась, лениво встряхнулась. — Давайте выдвигаться. — Только ведь кошки в «газон» не влезут, — хмыкнул Док. — Это и не нужно. — Доку даже показалось, что Чудо пожала плечами. — Мы пойдем следом. Только очень не гоните. Мне то все равно, но бойцы могут не выдержать темпа машины. — Гнать нам будет трудно, — успокоил ее Денисов, — тут, в предгорье, начинаются болота. Дорога только одна, и на ней сам черт ногу сломит. Так что поспеете. Старлей, там у тебя в рюкзаке перчатки и накомарник. Надеть и без моего разрешения не снимать. Не то гнус обглодает до костей или лихорадку местную подцепишь. А сначала облейся вот этим. — Он сунул Доку флакон с жидкостью. — Оно малость отпугивает москитов. Док быстро облачился в летние доспехи таежника, то же самое сделали сержант с Денисовым, и странная колонна тронулась в путь. Впереди — «газон», а за ним, вытянувшись в цепочку, — львы и леопарды. Химера двигалась в арьергарде, замыкая парад. Дорога и впрямь вскоре превратилась в некое месиво, на котором не то что черт, а болотная кикимора покалечится. Джип то и дело нырял в глубокие лужи, и вода почти полностью покрывала колеса. Но упорный армейский внедорожник упрямо полз вперед, не страшась никаких препятствий. Обочина густо поросла тростником, из которого торчали низкорослые мангровые деревья. Москиты, мошки и прочий гнус вились вокруг плотной серой тучей, умудряясь набиться даже под накомарник. Но больше всего доставала жара. Не та благодатная сухая жара приморских курортов, а душная, липкая, смрадная жара гнилых мангровых джунглей. — Ничего, в Индокитае еще хуже, — бросил через плечо Денисов. — Ты и там побывал? — удивился Док. — Доводилось. Вся беда в очень высокой, почти запредельной влажности воздуха. И сколько воды ни пей, все равно не потеешь. Пот не орошает, соответственно, тело, и организм погибает от перегрева. — И Дед снова повторил: — А одна капля пота — ты, как врач, должен это знать — охлаждает семь литров крови. Одна капля! Помогает только водка! Вот она, матушка-спасительница, способна вышибить жидкость из потовых желез. Так то… — Денисов неожиданно пригорюнился. — Может, я… оттого и пью так много, что привык постоянно охлаждать тело. — Это ты здорово придумал, — хохотнул Док. — Лучше скажи, а на чем здесь местные ездят? — На танках, «бэтээрах» и «КамАЗах». Этого добра у них хватает. Я сам, как уже говорил, руку приложил. Хотя… по личному поручению президента Российской Федерации! Он вспомнил критику Дока по поводу своих оборудок с поставкой вооружений для «отморозков», умолк и пригорюнился, но теперь надолго. Оживился только после того, как их джип, совершенно неожиданно для Дока, выкатился на равнину. И равнина эта странно напоминала среднерусский пейзаж. Только вместо тучных колосьев, куда ни брось взгляд, жухла под лютым африканским солнцем все та же желтая трава. — Стоп! — приказал оживший Дед. — Почти приехали. — Он достал бинокль, навел его вдаль, потом сунул оптику Доку. — Вот, полюбуйся. Док полюбовался и удивленно причмокнул языком. Нет, и вправду словно вернулся в родные пенаты: блокпост на въезде в крохотную деревушку — по единому, принятому еще в Советском Союзе, образцу. Бетонные плиты уложены буквой «П». Амбразуры, из которых торчат стволы станковых пулеметов. Наблюдательная вышка с местом для часовых, обложенным мешками с землей. Металлический шлагбаум. Все, как положено, и все, как он сотни раз видел в Чечне и Зоне. Кошачья вереница между тем потихоньку выдвигалась из зарослей. — Лежать! — сердито рявкнул Денисов, и львы с леопардами послушно спрятались, почти слившись с травой. Химера же трансформировалась в невидимую свою ипостась. — Вам дальше нельзя, — пояснил Дед. — Одинокую машину подпустят, но с таким кортежем непременно обстреляют. Мы сами подъедем, а потом, когда будет можно, я дам сигнал. — А как ты подашь сигнал? — недоуменно вопросила химера. — Как обычно… мысленно, — так же недоуменно протянул Денисов. — Видите ли, товарищ Квэмбо, — Док не видел морды химеры, но на сто процентов был уверен, что она иронично осклабилась, — мои возможности отнюдь не безграничны. Я не могу посылать и улавливать телепатические сигналы на таком расстоянии. Денисов озадаченно поскреб затылок, но быстро нашел решение. — Хорошо, я подам зеленую ракету, — сказал он. — Что ж, можно выдвигаться. Чудо мысленно вскинула условную лапу под условный козырек фуражки: «Есть, товарищ каперанг». Дед прокрутил пальцем над головой, и Роналду сорвал джип с места энергичным спуртом с перегазовкой. Они лихо подкатили прямо под шлагбаум. Два сердитых африканца в пятнистых то ли халатах, то ли тогах, то ли накидках, с автоматами, конечно же «калашами», вылезли из-за бетонного укрытия и настороженно приблизились к машине. Дед не то чтобы раздулся при их приближении — он, казалось, раза в два увеличился в размерах, привстал и выкрикнул грозно, еще на подходе дозорных: — Я — Квэмбо! И я, Квэмбо, хочу говорить с вождем Навумбу! Рацию неси, сын вонючей гиены! Туземцы аж присели, потом позеленели, съежились… В следующее мгновение наиболее смелый из них метнулся куда-то в сторону и через несколько секунд подскочил с армейской рацией в дрожащих руках. Дед важно сунул ее к уху, сначала рявкнул на первого «промежуточного» оператора, затем на второго, уже высокого ранга, и наконец вышел непосредственно на могущественного диктатора. Тут на лице Денисова появилось совсем другое выражение: вместо надменно-величественного оно стало дружески-приветливым. Док, конечно, не слышал ответов Навумбу, но по фразам Денисова прекрасно понял, как развивается диалог. «Я, товарищ Квэмбо, приветствую тебя, великий вождь Навумбу! Да, вождь, я тоже всегда рад тебя видеть… Дело в том, что со мной великий белый колдун Крыленко. Самый великий и толстый из всех белых колдунов… Что привело? У него дело к тебе, великому вождю! Дело, которое может принести пользу и выгоду, очень большую пользу и тебе, и, главное, твоему народу. И если вы, два больших человека и колдуна, договоритесь, ты можешь не опасаться вторжения американцев, буров, англичан, хм… и воинов Суареша, который тебя, конечно, беспокоит меньше всего… Да… Да… Хорошо, я всегда считал тебя одним из самых мудрых вождей во всем мире… Конечно! Только, понимаешь, как говорят ненавистные янки, которых великий белый колдун Крыленко ненавидит так же, как ты, есть проблема… Дело в том, что великого белого колдуна Крыленко всегда сопровождает его охрана. Она не отпускает его ни на шаг… Нет… Повторяю: он великий колдун и охрана у него необычная. Это шесть львов, два пятнистых леопарда и… и великий черный леопард — Макеле Сэмбо». Денисов перевел дыхание, а на том конце радиоволны повисла пауза — ошарашенный Навумбу думал. Затем решился наконец, и диалог возобновился. — Да, конечно! Великий белый колдун клянется своими богами, что ни он, ни его охрана не причинят никому никакого вреда. А ты еще знаешь мое слово. Слово товарища Квэмбо! Да, я никогда не сомневался, что ты — мудрейший вождь и храбрейший воин… Хорошо… Только, вождь, предупреди своих людей, чтобы не пугались. Денисов сунул рацию старшему в наряде. Тот принял ее, словно раскаленный кирпич, испуганно поднес к уху, прошептал: «Да, великий вождь, все будет сделано». Затем нажал кнопку «Отбой» и побежал поднимать шлагбаум. Дед еще раз выдохнул натужно, затем достал из «бардачка» ракетницу и запустил в небо зеленый фонарик. Повернулся к Доку: — Значит, так! Первым говорить буду я. — Это я понял и без лишнего напоминания, — буркнул Док. Денисов досадливо скривился. — Да ты не гоношись, сейчас не гоношись. Тебе тоже придется много говорить. Они, засранцы, вообще любят поговорить, тем более с великим белым колдуном! Но сначала слушай внимательно, надувай щеки, понтуйся от души, короче говоря. И! Улавливай манеру обращения, тон и выражения! Это, Серега, и называется «дипломатией». У них такой обычай: если приехал в гости просто почесать язык, примут от всей души, накормят, напоят, еще и шоу с танцами устроят. А если по делу, то перво-наперво говорят о деле. В Большом доме вождей. Если договорились и дело заладилось — те же пляски и всеобщий праздник. Если нет — отваливай без ужина и больше на глаза не показывайся. Так что… Нужно постараться и договориться. Ну… не думаю, что это будет сложной задачей. Дикари, они и есть дикари. Купятся на бусы. Твои эти… артефакты-конденсаторы где? — В кармане. Там же и «лампочка». — Хорошо, держи при себе. А поле это, кстати, искусственного происхождения. Заросли и деревья вырубили, болото осушили. Чтобы создать, так сказать, полосу отчуждения. И так по всему периметру. Они дождались, пока подтянется эскорт хищников, и тронулись. Блок-пост, казалось, вымер. Только стволы пулеметов проводили их недоуменным взглядом. Метров через пятьсот разбитая грунтовка неожиданно влилась в асфальтированную дорогу. Пусть двухполосную, но весьма и весьма качественную и ухоженную. Даже с дорожной разметкой. Док, который уже ничему не удивлялся, вопросов задавать не стал. Джип прибавил ходу, и вслед за ним резво затрусили львы и леопарды. Темп движения, впрочем, скоро замедлился — дорога вышла на склон горы и завилась крутым серпантином. Они миновали еще два блок-поста с предусмотрительно поднятыми шлагбаумами. Нигде не было видно ни единой живой души. Только пулеметы пялили зрачки стволов из амбразур. Проехали еще километров двадцать, и все по серпантину, то вверх, то вниз. И вот наконец-то еще один блок-пост. Впрочем, нет, не блок-пост, а настоящая крепость. «Детинец» — так называли подобные посты в Древней Руси. Четыре бетонных дота, из которых торчали орудийные стволы. Четыре танка, причем не каких-нибудь, а «Оплот-2», две установки «Град-4» в капонирах. А еще неустанно вертелся мощный радар «кольчуги» и хищно пялились в небо острыми носами четыре ракеты с тягачей. Концевой участок дороги метров в четыреста прекрасно просматривался и простреливался с «детинца». Шлагбаума не было за ненадобностью. — Дед, я, конечно, понимаю, что ты приложил руку ко всему этому благолепию, а потому все у них «в шоколаде». Только скажи на милость, кто обслуживает эту технику? Тут ведь даже среднего школьного образования мало, — не выдержал Док. — А у обслуги как раз высшее техническое. Ты чо, Серега? — Денисов недоуменно пожал плечами. — Двадцать первый век на дворе! Они тут все позаканчивали кто гражданский политех, кто военно-инженерное училище. Причем, кто в США, кто в Европе, кто в России. Я ж тебе говорил: денег у них хватает, и на образование своих вояк они их не жалеют. Навумбу? Ну, он, конечно, гуманитарий — закончил Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы в Москве. Вот так-то, старлей. Так что будь уверен, промаха не дадут и «стэлз» достанут с первого пуска. На въезде их приветствовал почетный караул. Десять бравых вояк, все в одинаковых туземных формах — то ли халатах, то ли тогах, то ли накидках. Они дружно вскинули вверх, в знак приветствия, короткие копья с несоразмерно широкими, плоскими наконечниками, потрясли ими и прокричали что-то вроде «Виват!» Док, при его совершенном знании местного наречия, значения слова не понял. Скорее всего, оно было непереводимо, как отечественное «Ура!» Львы повели мордами и не менее дружно рыкнули в ответ. Караул остался стоять на месте, хотя в лицах гвардейцев явственно читалось желание дать драпака, и как можно дальше. Роналду притомозил немного, Дед небрежно козырнул, машина покатилась дальше и еще метров через пятьсот въехала на площадь большой туземной деревни, которую Навумбу назначил своей столицей и резиденцией. Что ж, село как село. Только если президентский дворец Суареша напоминал райком, то здесь центральное кирпичное сооружение точь-в-точь копировало здание сельсовета в зажиточном колхозе-миллионере. Еще Доку припомнилась фраза украинского поэта — то ли Тычины, то ли Сосюры, — точно он не помнил: «На майдани, биля цэрквы, рэволюция идэ. „Хай чабан! — уси гукнулы, — за атамана будэ!“». Народ собрался, как на революцию. И то: не каждый день, и даже не каждый год, увидишь «великого белого колдуна». Похоже, вся деревня — мужчины, женщины, старики и дети всех возрастов — вышла встречать сановных посланцев Небес. Дома, в глинобитных круглых хижинах, крытых пальмовыми листьями, остались лишь тяжелобольные и мертвые. Приткнулась «на майдани» и церквушка. Крохотная, деревянная, невзрачная, но украшенная, тем не менее, громадным крестом из чистого золота. Но главный, конечно, — «чабан-атаман» с высшим университетским образованием. Вожди и президенты страны, как подметил Док, отличались завидным ростом и телосложением. Наверное, в этом был заложен глубокий смысл и генетическая целесообразность. Замухрышка здесь не имел ни малейших шансов стать лидером и выбиться в люди. Вот и Навумбу — гигант, красавец мужчина — идеал по африканским меркам. Правда, громадное кольцо в носу и нижней губе несколько портило его. Но это на взгляд европейца. А многочисленные шрамы и густая сеть глубоких морщин на роже только украшали этот образчик державного африканского мужа. Особый шарм вождю придавала седая бородка, заплетенная в тонкую косичку. Голову и плечи покрывала цельная шкура леопарда. Окружали цезаря десяток вождей рангом пониже. Но все в одинаковых леопардовых накидках и с одинаковыми копьями в руках. Автоматы болтались у них за плечами, и здесь в выборе личного огнестрельного оружия, как заметил Док, уже наблюдалось некое разнообразие. Док отследил и родные «калаши», и американские «эмки», и израильские «узи». Дед между тем начал сеанс чревовещания: — Леопардовая шкура обязательна для каждого настоящего воина. Она не признак вождя, а символ успешного завершения обряда инициации.[18] Однако убить леопарда нужно копьем, только копьем. Это и у зулусов принято. Но нынешняя африканская молодежь, увы, мельчает. Трусоваты пацаны стали, да и леопардов поубавилось. Так… сейчас я тебя со всеми почестями высаживаю. Дальше действуй по обстоятельствам. Да не дрейфь… Носами тереться необязательно, а с Навумбу можешь общаться на русском. Денисов вылез неспешно, обошел джип сзади, предупредительно открыл заднюю дверь машины, почтительно поклонился Доку. Тот, выдерживая заданный тон, важно опустил на землю одну ногу, оперся о бедро рукой, тяжело и величественно вынул тело с сиденья и уверенно зашагал к вождю размеренным шагом. Вспомнив наставления Денисова, а именно, раздел о раздувании щек и понтах от души, остановился на полдороге и скомандовал вслух: «Ко мне!» Наверное, такую команду подавать не следовало, поскольку кошачья охрана его тотчас устроила настоящий дебош. Каждый торопился занять место подле хозяина, а потому вначале возникла толчея и вселенский ор, вернее, рык. А затем и вовсе натуральная драка. Львы и леопарды лупили друг дружку когтистыми лапами, цапали зубами за бока и ляжки. Массовая драка уже переходила во всеобщую свалку, когда Док торопливо и несколько испуганно выкрикнул: — Лежать! — и добавил растерянно: — Собаки бешеные. Драка тотчас прекратилась, и хищники послушно улеглись там, где стояли. Только все еще порыкивали и скалили зубы. Толпа и вожди, впрочем, наблюдали сцену в благоговейном молчании и с полным пониманием. «Чудо, ты где? — мысленно позвал Док. — Встань рядом со мной». «Я здесь, Док». — Мускулистое тело тотчас коснулось его правой ноги. Так, рука об руку, точнее, нога в ногу, они приблизились к группе вождей. Денисов гордо вышагивал позади неразлучной парочки. — Приветствую тебя, великий вождь Навумбу! Пусть боги всегда будут благосклонны к тебе, — на чистом туземном провозгласил Док и, слегка склонив голову, протянул диктатору руку. Навумбу пожал ее с чувством и достоинством, поклонился в ответ. — Рад приветствовать тебя, великий белый колдун Крыленко, на земле моих предков. И… мне очень приятно, что ты знаешь язык наших отцов. — Великий белый колдун Крыленко знает языки всех народов, — вставил из-за спины Дока Денисов. Навумбу молча кивнул, словно и не сомневался в этом, но на лице его промелькнуло, и весьма явственно, недоверие. «Вот как… — неизвестно почему разозлился Док, который привык читать эмоции в глазах условного противника. — Ну-ка, Чудо, пугни его секунд на десять, не больше. Хочу посмотреть, кто из них обмочится». Химера тотчас рыкнула беззвучно, и мощная пси-волна накрыла площадь. Обмочились только дети и некоторые старики. Вожди и воины достойно выдержали испытание, но кольцо в нижней губе вождя задрожало ощутимо, когда челюсть судорожно сползла вниз. Грозные племенные копья воинов опустились и у некоторых бойцов безвольно вывалились из рук. Док насладился вволю произведенным и ожидаемым эффектом, важно надул щеки и процедил: — Теперь ты веришь, великий вождь, что я владею языками всех народов? Навумбу захлопнул рот, поднял копье на уровень груди и… И ответил. Ответил на русском языке, так что теперь челюсть отвисла у Дока. — Это было пси-воздействие, — сказал вождь спокойно и уверенно. — А еще я вижу, что тебе удалось приручить химеру. Это не удавалось никому в мире. Да никто в мире, кроме сталкеров чернобыльской Зоны, ее и в глаза не видел. — Я не приручаюсь, — сердито ответила за Дока Чудо. — Я — кошка, которая гуляет сама по себе. Пауза, которая повисла в воздухе, была воистину достойна великих актеров. Но каждый думал о своем. Атмосферу разрядил мудрый, тертый, всезнающий Денисов. — Да, Навумбу, это действительно химера из чернобыльской Зоны, которую никто в мире в глаза не видел, — тоже на русском сказал Дед. — А ты вот видишь. И народ твой видит — в последний, смею заверить, раз. А великий белый колдун Крыленко в самом деле сталкер. Лучший из всех сталкеров. Великий сталкер! Если ты знаешь о химерах, то должен знать и о контролерах. Они — истинные хозяева Зоны, и именно они послали к тебе сталкера Крыленко. — Он выдержал еще одну многозначительную паузу, затем вопросил решительно: — Так что, Навумбу, мы уже уходим или будем договариваться? Вождь пристально посмотрел Доку в глаза, и они долго стояли так, словно боксеры на ринге перед началом поединка. Первым опустил глаза Навумбу, постоял еще немного в раздумье и наконец произнес тихо, но явственно на родном языке овембумбу: — Да, будем говорить. Думаю, мы договоримся. И, пожалуйста, я слышал, что химера может становиться невидимой. Если это не трудно… Можно посмотреть? — К вашим услугам, сколько угодно, — буркнула Чудо и исчезла. Процесс переговоров много времени не занял. Они все: Док, Денисов, Навумбу и несколько приближенных и доверенных вождей прошли в Дом мужчин, где чинно расселись на циновках. Закурили… Кто глиняную трубку, кто сигару, кто «Капитана Блэка». Денисов коротко и доходчиво изложил суть проблемы и просьбу Дока. Объяснил, почему с предложением сотрудничества обратились именно к Навумбу. Откровенно объяснил. Потом обрисовал все выгоды, особо нажимая на заинтересованность обеих сторон в абсолютном невмешательстве со стороны кого бы то ни было: американцев, юаровцев, россиян, англичан. «Всех посылаем на х… и, если нужно, мочим без разбору», — как образно выразился Дед. Затем спустились в подвал, где натужно пыхтел дизель-генератор, обеспечивая электроэнергией три кондиционера, два холодильника, лампы освещения, телевизор, тюнер и прочие блага современной техники. Тут Док не удержался от хвастливой и, в принципе, ненужной демонстрации. Но… не удержался. Вначале достал из кармана «лампочку», подвесил ее в воздухе. Затем выключил генератор: свет в подвале, конечно, погас. При свете «лампочки» грубо выдрал из коробки провод, двумя движениями лезвия вакидзаси зачистил концы. Достал из кармана «конденсатор» в полиэтиленовом пакете, спросил требовательно: «Скотч или изоляционная лента есть?» Один из младших вождей метнулся куда-то и через минуту вернулся с мотком скотча в руке. Док приложил зачищенные концы к конденсатору. И… Да будет свет! Тотчас зажглись лампы освещения, затарахтел холодильник. Он еще закрепил концы провода на «конденсаторе» несколькими витками ленты, бережно положил его на крышку генератора. Пояснил наконец: — Вот это электростанция, в качестве платы за рудник. Сколько у тебя дизелей, Навумбу? — Не знаю, — пожал плечами вождь, — много… — Часто ломаются? — Да, но у меня хороший инженер. — А с топливом проблемы есть? Навумбу замялся, но ответил откровенно и на русском: — Если честно, то есть проблемы. Очень дорого нам солярка обходится. Нам вообще дешево ничего не продают. И каждая сволочь норовит всучить некачественный товар. Дерьмо, проще говоря. Пару таких торговцев мои воины зажарили на медленном огне и… И сожрали без соли. Так у нас принято. Но все равно так и норовят сунуть э… как это… О! Фуфло! Особенно китайцы. — Так вот! — Док многозначительно поднял указательный палец вверх. — Я фуфлом не торгую. Одна такая станция обеспечит электроснабжение всех твоих приборов. Абсолютно всех! Для нее не нужно никакого топлива, и работать она будет… Ну, если не вечно, то твоим детям и внукам точно хватит. А за рудник я предлагаю тебе две. Две электростанции! Они заменят тебе Ассуанскую ГЭС. И ни у кого в Африке — да что там в Африке! — ни у кого в мире нет и не будет ничего подобного! Ну что, по рукам? — Он протянул вождю открытую ладонь. Навумбу помедлил немного и решительно вложил в ладонь Дока свою крепкую руку. — И никакой он не отморозок, — шепнул Док Денисову на выходе из подвала, — нормальный мужик. — Ага, нормальный, — иронично хмыкнул Дед, — только сожрать может без соли и в буквальном смысле. Ну, теперь пошли смотреть шоу и дегустировать шедевры местной кухни. Шоу на открытом воздухе удалось на славу! В качестве стола и стульев служили расстеленные циновки. И когда высокопоставленные гости вышли из Дома мужчин, стол был уже накрыт. Видимо, Навумбу сделал знак своим поданным, что празднество состоится. Местные «шедевры» разнообразием, как было на трапезе у президента Суареша, не радовали. Хотя десятка два блюд, в основном мясных, Док насчитал. Но подавались и овощные рагу из батата, маиса, маниоки. Дед, как всегда, подсказывал, что из чего делается и что с чем едят. Только сейчас он делал это не стесняясь и громко нахваливая каждое кулинарное изделие. Химера возлежала рядом с Доком, но ничего не ела и мирно дремала — притомилась. Пили преимущественно водку — сержант Роналду притащил из машины целый ящик, и вожди, как выяснилось, очень ее уважают. Но и местный алкогольный напиток «тимбо» Док попробовал. Вроде ничего особенного, слабенький, крепче пива на пару градусов. Однако голова после него пошла кругом, так что Док едва сам не ринулся в вихрь неистовой пляски. А плясали полуголые парни и девицы лихо. Под бой многочисленных и разнообразных барабанов, вой деревянных труб и сопилок они выписывали перед ними такие па и так вертели задами, что только держись. В конце концов допились до того, что свет в глазах померк. Очнулся Док только утром, на циновке, в какой-то хижине, с дикой, такой же, как и все вокруг, головной болью. — Господи, где это я? — Он с трудом разлепил ссохшиеся губы и сжал руками виски. Слава Богу, Дед сидел рядом на плетеном коврике и невозмутимо посасывал неизменную сигару. Не промолвив ни слова, он протянул Доку глиняный кувшин с неведомой жидкостью. Док жадно осушил кувшин в несколько глотков, не распробовав даже вкуса. Впрочем, напиток этот напоминал чем-то родной рассол. И полегчало, резко полегчало. Док обрел способность к рассудочной деятельности и даже достал сигарету. — Вот что я думаю, Серега, — серьезно начал Дед, видимо готовившийся к разговору заранее. — Твой «философский камень», «золотую звезду», данную тебе Зоной, ты должен оставить здесь и доверить мне. Если ты вернешься с ней на Украину и попытаешься делать золото там, из алюминия, тебя очень скоро отследят, накроют и попросту убьют. А «звезду» заберут. Твой Сейфулин, конечно, — один из богатейших и влиятельнейших людей мира, но по сути бандит и действует бандитскими методами. И возможности его почти безграничны, но только там — в Украине, России, Европе и Америке. А здесь… Здесь он — говно! Как и в твоей Зоне! Если его люди кинутся сюда, да и не только его люди, то любого, кто попытается сунуть свой нос в твои дела, я отслежу, как только он переступит порог отеля «Амбасадор». И мимо «Амбасадора» чужестранец никак не пройдет. А на родину его отправят уже в цинковом гробу. Вот так. А я потихоньку налажу здесь производство. Один КамАЗ? Тут и грузовик не нужен. Полтонны золота в месяц? Тьфу. Ну и львов, конечно, кормить нужно. Общий присмотр, так сказать. Поэтому возвращайся на Украину вместе с химерой и вертись там. А тут мы присмотрим. — Спасибо, Дед, — растроганно протянул Док. — Я согласен с тобой полностью, только стеснялся предложить и… вопрос деликатный… Сколько я должен за твои услуги? Денисов вздохнул огорченно, покачал седой головой. — Эх, Серега, ничего-то ты не понял. Да не нужны мне твои деньги. У меня их, зеленых, и так достаточно — в швейцарских банках. А наследников у меня нет, и в могилу я их с собой не заберу. Это я должен тебя благодарить. Помнишь, как ты сказал: «Какая разница, где валяться в гамаке и жрать водку, — что в России, что в Африке». А разница, Серега, есть. Но я, дурак старый, только сейчас это понял, хотя мне уже за семьдесят. Там, в России, я на хрен никому не нужен. Сдохну — даже кошка не заплачет. А здесь, в Африке, я значимый, уважаемый и, главное, нужный человек! Так что… давай, дуй обратно в столицу. Сержант вас проводит. В Лаунде тебя сразу найдет Альберт Фигу. Он обслуживает торговые интересы королевской семьи. Человек НАШЕГО КРУГА. Пакет документов по организации Международной промышленной золото- и алмазодобывающей корпорации «Крыленко энд компани» он уже подготовил. Тебе осталось только поставить свою подпись. Он, Фигу, будет твоим торговым представителем здесь, в Африке. И поверь, лучшего ты не найдешь. А первую партию товара мы готовы отправить уже через две недели. — Дед! — восхищенно ахнул Док. — У меня только один вопрос: когда ты все успеваешь? — Хочешь жить — умей вертеться, — хмыкнул Денисов. — Все просто, внучек. Связи и, главное, репутация. А от репутации напрямую зависит авторитет. В любом кругу! — Спасибо, Дед! Что ж, не будем откладывать в долгий ящик. Надеюсь, спутник и здесь, в глуши, ловит сигнал. Док достал мобильный телефон, по памяти набрал номер. Связь работала! Три гудка — и вызов приняли. Для такого человека, как Сейфулин, время приема рекордное. — Добрый день, Равиль Ренатович! Впрочем, извините, для вас скорее добрый вечер. — И вам того же, Сергей Николаевич, рад вас слышать. — Равиль Ренатович, вы даете гарантию, что наши телефоны не прослушиваются? Сейфулин обиженно вздохнул в трубку: — Сергей Николаевич, я же говорил: компания мобильной связи принадлежит мне. Сейчас вы звоните на мой, эксклюзивно мой номер. Его невозможно прослушать — три степени защиты. «Ой, ой, ой, — иронично подметил Док, — эксклюзивно… три степени защиты… нахватался умных слов… Ну-ка, попробую опустить тебя на землю грешную и посмотрю, как ты это воспримешь». — Равиль Ренатович, вы знаете, в английском и португальском языках, на которых я преимущественно общаюсь, в обращении отчества нет. Да и я по славянским параметрам человек достаточно простой. Потому предлагаю без брудершафта перейти на «ты». Мне, если честно, так будет легче общаться. А на брудершафт, надеюсь, выпьем, обязательно выпьем, но позже. Сейфулин коротко хохотнул в трубку. Это Доку понравилось — прошел Равиль Ренатович тест «на вшивость». — Согласен, давай на «ты», и водки, конечно, выпьем на брудершафт. — ОК! Теперь слушай меня внимательно, Равиль. Дальше их диалог покатился как по маслу. И Док в который уже раз с внутренним удовлетворением, нет, скорее с искренним удовольствием, отметил про себя, что попадает в этой чуждой ему среде Внешнего Мира на людей, которых понимает с полуслова и которые его, Дока, понимают с полуслова. Прав был Денисов. Существует этот НАШ КРУГ, и если ты нашел его, то вращаться в нем легко и просто. — Первую партию товара, полтонны для начала, мы собираемся отправить через две недели. Готов принять? — Конечно, всегда готов. Ждем в Севастополе, на моих пирсах. — Товар пойдет под видом алюминиевых слитков. — В этом нет необходимости. Золото примем согласно международным торговым законам. Я владею компанией, которая имеет все лицензии и права на торговлю золотом. — Это у тебя нет необходимости, что очень хорошо. Я и не сомневался, что у тебя есть все нужные разрешения и у себя, в Украине, ты царь и бог. Только обстоятельства, в которых оказалась моя компания, я тебе излагал. Мне сначала нужно вывезти товар отсюда, из Африки. Потому золотые слитки, покрашенные «серебрянкой», уйдут по всем документам и фактурам под видом алюминиевых слямбов. Вам останется только смыть краску и расплатиться по счетам. Дальше делайте что угодно. — Понял, нет вопросов, Серега. «Вот… уже наладился и интимно-дружеский языковый контакт, — хмыкнул Док, — дальше катимся по этой лыжне. А как, интересно, имя „Равиль“ склоняется или уменьшается в интимной беседе? Рав? Рава? Равильчик? Равулик? А… идем на ощупь». — Рава, меня гораздо больше волнует другое. — Ну? — Оптическое стекло. Ты же понимаешь, что… — Док выдержал достойную многозначительную паузу. — Если мы работаем по этой теме, то вступаем в прямую конкуренцию с «Де Бирс».[19] Дело даже не в количестве алмазов, а в их качестве. Таких камней, которые может поставить наша компания, у «Де Бирс» никогда не было и никогда не будет. Я уверен, твои эксперты уже установили это и ты понял, о чем идет… хм… базар. Но это, возможно, война за мировой рынок. Мы к ней готовы. А ты готов? Сейфулин выдержал ответную, не менее достойную и многозначительную паузу. — Да, Серега, я все прекрасно понял. Скажу больше… — Сейфулин кашлянул решительно. — Я давно мечтал вставить х… в задницу одной из мировых компаний. Теперь, благодаря тебе, представилась отличная возможность. И мои люди уже работают по всем направлениям. Ты, главное, не подведи. С моей стороны кидалова не будет — клык даю. Но и с твоей стороны… — И с моей стороны кидалова не будет. Я, вернее, моя компания, отвечает за базар от первого до последнего слова. Вместе с первой партией золота придет и первая партия алмазов. Уже ограненных алмазов. Бриллиантов… ну, ты понял… Я лично буду контролировать в Севастополе процесс. Там и хлопнем на брудершафт. И еще… Моя компания желает купить парочку нефтяных и газовых месторождений в России. Как с этим, поможешь? — Без проблем. Отработаем и эту тему. Можно купить и в Азербайджане, и в Казахстане, и в Узбекистане. Там даже проще. Но все равно — без проблем. — О’кей, Рава. Давай, до встречи! — Давай, братишка, работай! «Рановато я стал тебе „братишкой“, — саркастично отметил Док. — Но посмотрим, посмотрим… Время покажет». ГЛАВА 21 — Сергей Николаевич, до встречи осталось пять минут. — Этих пяти минут, Игорь, как раз хватает, чтобы дойти до зала приемов и с последним ударом часов предстать перед высокими гостями. — Док еще на мгновение задержался перед громадным зеркалом, поддернул вверх высокий воротник белоснежной рубахи и, ерничая, показал себе язык. — Точность — вежливость королей? — Секретарь-референт с изысканно уложенной шевелюрой тонко улыбнулся и понимающе кивнул. — И финансовых воротил вроде меня, — хохотнул Док. Своего секретаря Игоря он выбирал долго и придирчиво — из трех сотен кандидатур. Зато отношения, которые теперь сложились между ними, смело можно было назвать искренними и дружескими. Док относился к секретарю по-отечески и мог сказать положа руку на сердце, что ему хотелось бы именно таким видеть родного сына. Русоволосый красавец двухметрового роста, интеллектуал и интеллигент в пятом поколении! При этом отнюдь не изнеженный самовлюбленный Нарцисс — второй дан каратэ, школа Шато-кан, мастер спорта по альпинизму. Все у парня при себе. В свободное время (честно говоря, в последний год этого у Дока было предостаточно) он научил Игоря «коронным» приемам дзю-дзюцу и стрельбе «по-македонски» — с обеих рук одновременно. Секретарь платил ему взаимообразно — искренней сыновней преданностью и почтительностью. А в свободное время охотно давал Доку уроки придворного этикета и международного политеса. — Но у нас, Сергей Николаевич, еще один, незапланированный, гость. — Кто такой? — нахмурился Док. Незапланированных гостей он терпеть не мог — неискоренимая привычка, оставшаяся в наследие от Зоны. — Мистер Майкл Чандлер — Генеральный директор ЦРУ. — О! Это хорошо, Игорек! Это значит, что крысы зашебаршили. Что ж… Встреча неофициальная, без протокола и без галстуков, инициаторами встречи выступали они. Я ответил: в любом представительском составе, в любое удобное для них время. Но! На моей территории. А если одним из представителей мирового сообщества избран шпион, хоть он и Генеральный директор Центрального Разведывательного Управления США, с этим Миром не все в порядке. Согласен? — Абсолютно и полностью. Трехъярусный отель в Каннах, где Док арендовал целый этаж, нельзя было назвать фешенебельным, респектабельным или просто роскошным. Ни один из этих эпитетов не подходил к протокольному гостиничному заведению, в котором ночевали, столовались и тусовались лишь высшие сановные особы первых государств Мира. Изысканная простота, созданная руками величайших современных мастеров всех направлений — столяров, каменщиков, художников, архитекторов, сантехников, дизайнеров, — соперничала, но самым немыслимым образом гармонично сочеталась с вычурной лепниной мастеров прошлых веков. О вышколенном персонале отеля вообще говорить не приходилось. Он, этот персонал, попросту отсутствовал. И, казалось, все в отеле происходит по мановению некой волшебной палочки: постель застилается сама по себе, стулья и кресла сами становятся на место, обеденный стол сам сервируется столовыми приборами восемнадцатого века, которые так же незаметно потом растворяются в пространстве. Док, утопая в бархатном ворсе ковра, неспешно проследовал длинным прямым коридором и уперся в двустворчатую дверь, которая, как и полагалось в этом волшебном заведении, распахнулась сама собой. Док с порога подарил присутствующим широкую улыбку и радушно развел руками. — Рад вас приветствовать, господа! Собрался весь цвет мирового сообщества в количестве пяти человек. Правда, господина Чандлера к «цвету» можно было отнести с большой натяжкой. Остальных четверых — безусловно и по заслугам. Господин Ли Сунь Чжань — Генеральный секретарь ООН. Господин ван Райцигер — действующий Председатель Европарламента. Господин Поборски — глава ЮНЕСКО. Наконец, господин Лайтерман — крупнейший финансист всех времен и народов. Док обошел гостей по кругу, царапнул шершавой, натруженной ладонью по холеной коже мировых заправил, сотворил еще одну протокольную улыбку. — Право, господа, наша встреча неофициальна и дружественна, а потому я предлагаю провести ее в Круглом кабинете — там атмосфера более непринужденная и уютная. Дверь в смежный Круглый кабинет тотчас гостеприимно распахнулась, и Док с одновременным поклоном головы приглашающе взмахнул рукой. Возражений, как и ожидалось, не последовало. Гости чинно разместились за круглым низким столом в глубоких раковинах прохладной светлой кожи. На столе, инкрустированном слоновой костью и перламутром, потели в серебряных корытцах со льдом бутылки с минеральной водой и отсвечивали нежной голубизной стаканы из горного хрусталя. — Господа, вы, кроме господина Чандлера, уже знаете мой непринужденный нрав и привычки. Потому предлагаю без церемоний — весь спектр напитков в вашем полном распоряжении. Прошу вас только сделать заказ. Итак, господин Ли Сунь? — Благодарю, мне достаточно воды. — Господин Райцигер? — Не откажусь от чашечки крепкого черного кофе без сахара и рюмочки коньяка. — Чудесно. С удовольствием разделяю ваш вкус и заказ, только я пью кофе с двойным сахаром. А вы, господин Поборски, что предпочитаете в это время дня? — Джин-тоник со льдом. — Господин Лайтерман? — Зеленый чай без сахара. — Мистер Чандлер? — Двойной бурбон с содовой и льдом. — Чудесно, господа. Я рад, что наш диалог налаживается. Английский Дока в части произношения, конечно, оставлял желать лучшего, но чисто лингвистически был безукоризнен. — Да, разрешите вас поздравить. — Лайтерман разложил на объемистом брюшке пухлые ладошки и лукаво прищурился. — С чем же? — В рейтинге самых богатых людей мира, по версии журнала «Форбс», вы заняли первое место. Они оценивают ваш капитал в девятьсот миллиардов долларов. — О! Спасибо за поздравление, но я не слежу за публикациями в «Форбсе». К тому же налицо явное преуменьшение — у меня есть все основания полагать, что мой капитал давно перевалил за триллион. Лайтерман, конечно, и глазом не моргнул, но остальные господа смущенно переглянулись друг с другом, а мистер Чандлер хохотнул грубовато и буркнул под нос, тихо, но явственно: — Хотелось бы знать происхождение столь сказочных капиталов. Это звучало неучтиво, но Док только ухмыльнулся в ответ. — А вы, мистер Чандлер, прекрасно знаете их происхождение. Я никогда ничего не скрывал. Золотые и алмазные рудники в Анголе — главный источник моего капитала. Все остальное — нефть, газ, атомная энергетика — уже поздние наработки. Чандлер сделал щедрый глоток бурбона из стакана, что уже материализовался на столешнице перед ним, откинулся на спинку кресла. — А знаете, господин Крыленко, мне охарактеризовали вас как человека откровенного. — Да, — тотчас согласился Док, — откровенность — мое оружие. — Я тоже на редкость откровенный человек. — Да? — Док недоуменно поднял бровь. — Странно… при вашей профессии… — Тем не менее это так. Так вот, разрешите и мне быть откровенным. И не сочтите мою откровенность за грубость или желание… обидеть вас. ЦРУ, которое я представляю, навело… хм… некоторые справки и… — То есть, ваше ЦРУ попыталось сунуть нос в мои коммерческие дела? Знаете, я в этом и не сомневался. И что же? — Док тоже откинулся на спинку кресла и снова ухмыльнулся. — Мы получили минимум информации, но и та, которую получили, свидетельствует о том, что производительная мощность ваших рудников… э… значительно завышена. — Производительная мощность моих рудников такова, — невозмутимо отрезал Док, — что я могу завалить золотом и алмазами весь мировой рынок, подорвав тем самым мировую экономическую систему и вызвав невиданный по размахам кризис. В чем, не сомневаюсь, не заинтересован никто из присутствующих. Он с вызовом обвел мировую элиту взглядом, в котором зло полыхнули желтые искорки. — Нет, нет, конечно! — Лайтерман испуганно взмахнул ладошками, Райцигер в смущении шмыгнул носом, а Ли Сунь Чжань едва слышно крякнул. Чандлер отхлебнул «бурбона», промокнул губы салфеткой. — Впрочем, это дело мировых финансистов, а нас, шпионов, волнуют другие вопросы. — Какие же? — Док с вызовом уставился на него. — Наличие у вас, господин Крыленко, целой армии, вооруженной по последнему слову техники, хорошо обученной и боеспособной. Численность вашей армии, по нашим данным, составляет десять тысяч человек. Авиакрыло насчитывает сорок единиц — истребители, штурмовики, боевые и транспортные вертолеты. Флот — два многоцелевых корвета новейшей конструкции. Да все вооружение у вас только последних технических разработок. Зачем вам такая армия, господин Крыленко? — А это вы спросите лучше у господина Сунь Чжаня. Китаец важно кивнул. — По международным договоренностям армия господина Крыленко представляет собой многонациональный миротворческий контингент ООН в Африке. — Да, и добавлю: эффективно работающий контингент. — Док поднял вверх указательный палец. — И вам это хорошо известно, господин Чандлер. Мы окончательно покончили с пиратством в Бискайском заливе и полностью урегулировали межэтнические конфликты в Сомали, Эфиопии, Либерии и Ботсване. Так, господин Сунь Чжань? Китаец снова важно подтвердил слова Дока кивком. Чандлер досадливо сморщился — видимо, дипломатические экивоки ему действительно претили. Доку такое отношение нравилось. — Ну хорошо, я, конечно, все это знаю. — Чандлер повертел в руках пустой стакан. Откуда-то из-за портьеры тотчас тенью метнулся гарсон и выставил перед ним новый, с порцией виски «на два пальца». Директор ЦРУ удовлетворенно кивнул и продолжил: — Сформулирую вопрос по-другому: вам-то, лично вам, зачем такая армия? Ну да Господь с вами, можете не отвечать. Но вот что интересно: почему в вашем многонациональном воинстве нет ни одного американца? Док рассмеялся, открыто и весело, даже слезы на глазах выступили. Достал из кармана белоснежный носовой платок, промокнул слезы. — Я так и знал, что господина Чандлера, как истинного и истого янки, волнует именно этот вопрос. Ну почему в моем бравом воинстве нет ни одного американца? Хотите откровенно, но только без обид? — Да, хочу. — Шеф всех суперагентов США упрямо мотнул головой. — Я четко сказал: моя армия представляет многонациональный контингент. Подчеркиваю — многонациональный! — И? — Чандлер даже приподнялся из своего кресла. — И, мистер Чандлер, — Док вызывающе уставился прямо в водянистые, неопределенного цвета глаза цээрушника, отчеканил раздельно и четко: — Я не знаю такой нации — американцы. Вы, к примеру, потомок древнего английского рода. Ваш прапрадед иммигрировал в Америку в начале девятнадцатого столетия. Следовательно, вы англичанин. Это я понимаю. А вот американец… Нет, не знаю такой нации. Гробовая тишина, повисшая в воздухе после заявления Дока, была лучше и крепче всяких слов. Лицо Ван Райцигера вытянулось, в глазах китайца полыхнула и тотчас погасла злорадная искорка одобрения, Поборски вжался и утонул по макушку в своем кресле, а Лайтерман испуганно заморгал. Чандлер залпом осушил стакан, будто вместе с виски проглотил и обиду. — Да, не сочтите это за оскорбление, — поторопился замять неловкую паузу Док. — Я глубоко чту и уважаю ваше могучее и истинно демократическое государство, уважаю и почитаю его как сообщество свободолюбивых граждан, но — он беспомощно развел руками — ничего не могу поделать со своими принципами. А потому свою армию комплектую из представителей наций, которые в прошлом или в настоящем времени доминировали над остальными нациями в чисто военном отношении. Именно по этой причине в моей армии в равных пропорциях представлены скандинавы, англичане, немцы, славяне, японцы, а также южноафриканские буры. — Но почему в вашей армии нет ни одного африканца? — вдруг подал голос Поборски. Док уже хорошо знал этого немногословного поляка, они даже успели подружиться, поэтому вопрос главы ЮНЕСКО его несколько удивил. Док призадумался ненадолго и, сокрушенно вздохнув, произнес: — Вас волнует, почему в моих… хм… военных образованиях нет… хм… Как бы это точнее… афроамериканцев, афрофранцузов, афронемцев и просто африканцев? Мне не хотелось бы прямо отвечать на этот вопрос, но я отвечу — истинами древней легенды. Итак, много столетий, даже тысячелетий назад на берегах нынешнего Черного моря жило многочисленное воинственное и гордое племя скифов. Царем их был Аркан, может, не очень мудрый царь, но чрезвычайно гордый и смелый. Основу его войска составляло элитное воинское подразделение — Скуфь. Однажды царь задумал воинскую операцию в дальних пределах. Конкретно, то был Египет. Накануне операции царь Аркан женил всех своих отборных бойцов на отборных скифских девушках. Если верить легенде, то в один день было сыграно сто тысяч свадеб. И сам женился — на прекрасной, гордой и воинственной Ариде. После медового месяца войска отправились в дальний поход. Их воинская операция затянулась — ну как, к примеру, затянулась операция ваших, мистер Чандлер, войск в Ираке и Афганистане. И через много-много лет к Аркану прибыл гонец с родины. Он довел до сведения царя, что жены воинов Скуфи напропалую совокупляются с рабами, а более всех усердствует его законная жена-царица. Царь, безусловно, стал немного «крэйзи», но совладал с чувствами и не совершил необдуманных и поспешных действий. Гонца же отослал обратно в Скифию со строгим приказом: нечестивым женам тотчас покинуть пределы Скифского государства вместе с прижитыми от рабов детьми. Первенцев же, от воинов Скуфи, оставить дома. Но жена его, Арида, не послушалась царского наказа, как не послушались его и прочие блудные жены. Тогда Аркан привел дела в порядок, оставил на завоеванных землях ограниченный воинский контингент, а сам с основными войсками двинулся домой, в родные пенаты. А на границе своего государства неожиданно столкнулся с многочисленным войском, которое преградило ему дорогу. Войско состояло из крепких юношей, хорошо вооруженных и настроенных очень агрессивно. Царь-то, в отличие от его воинства, догадался, откуда взялись юноши. Но скрытен был Аркан, и воинов своих не информировал, дабы не снижать их боеспособность. А войско противника состояло из тех самых детей рабов и неверных скифских жен. Бились они три дня, бились отчаянно, жестоко, и не могли отборные, закаленные в боях войска Аркана победить детей рабов. Не боялись они ни стрел, ни мечей, ни копий. И тогда, поразмыслив, приказал царь своим воинам вместо оружия взять в руки бичи. И при первом же щелчке бича молодые бойцы побросали оружие и кинулись врассыпную, хотя доселе не знали кнута. После этой решающей битвы царь скифов Аркан сделал философский вывод: всякий раб, даже рожденный от свободной женщины, получает в наследство от своих предков-рабов лишь шкуру, которая всегда помнит кнут. Кстати, после этого фиаско царица Арида таки сбежала со всеми неверными женами, и от них, как гласит легенда, взяло свое начало прославленное племя амазонок. Я достаточно ясно ответил на ваш вопрос, господа? — М-да… — Ли Сунь Чжань только покачал коротко стриженной головой. — Вы чрезвычайно интересный и умный человек… У меня после такого ответа даже нет оснований заподозрить вас в расизме. С другой стороны… ох, и хитрый вы человек, господин Крыленко. — Спасибо за комплимент. — Док отвесил главе ООН почтительный поклон. — Однако, господа, мы все время отклоняемся от темы. И, как человек откровенный, спрашиваю: чем обязан такому высокому мировому представительству? Конечно же, лукавил Док, еще как лукавил! Прекрасно знал, чем обязан. Сам и готовил тему. В течение полугодия готовил, тщательно и скрупулезно — вместе с контролером. И сейчас эта тема в исполнении мировых заправил звучала так: «Военные действия на Украине приняли беспрецедентный масштаб. Несмотря на все усилия правительств Украины, России, Белоруссии и мирового сообщества, границы Чернобыльской зоны продолжают расширяться, что создает угрозу человечеству в целом. Коалиция трех славянских стран практически исчерпала свой военный потенциал и несет в войне несоизмеримые человеческие потери. Тем не менее границы Зоны продолжают расширяться, и если раньше действия исчадий Зоны носили хаотичный характер, то теперь стали целенаправленными и организованными, словно ими управляет чья-то уверенная рука в виде правительства. Главное — моральный дух войск мировой коалиции сломлен. Если солдаты Украины, России и Белоруссии воюют на пределе сил, то солдаты и офицеры международного контингента ООН наотрез отказываются участвовать в военных действиях в районе Зоны. В связи с вышесказанным… Не может ли он, господин Крыленко, олигарх и меценат, владелец рудников, фабрик, заводов и пароходов, любезно предоставить свою армию для участия в боевых действиях против Зоны?» Олигарх и меценат глубокомысленно сморщил лоб, призадумался на целых две минуты, в течение которых мировая элита ждала, затаив дыхание, и наконец выдал соломоново решение, предварительно, однако, сказав в назидание: — Вот с этого, господа, и следовало начинать, а не копаться в моих карманах, как это попытался сделать господин Чандлер. — Несмотря на всю свою непробиваемость, господин Чандлер при этих словах густо покраснел. Впрочем, возможно, просто сказывалось действие виски. — Что касается боевого духа войск, то вы сами подтвердили, что мой принцип комплектования армии единственно правильный. И скажу, не преувеличивая, с законной гордостью: бойцам моей армии страх неведом и воевать они умеют. А теперь, господа, я задам вам вопрос, который покажется странным и ответ на который я… Что там греха таить, я знаю — ответ будет отрицательным. Итак, господа, вы готовы к моему вопросу? Все одновременно закивали. Док, словно учитель нерадивых учеников, обвел аудиторию пристальным, строгим взглядом и выдал: — А вы не предпринимали попыток ДОГОВОРИТЬСЯ с обитателями Зоны? А, господа? Вы ведь утверждаете, что ими в последнее время управляет чья-то невидимая рука. Пробовал кто-нибудь из вас нащупать эту руку? Чандлер поперхнулся третьей по счету порцией виски. Челюсть Ван Райцигера отвисла до пупа. Лайтерман изумленно вскинул брови, словно удивился: почему эта мысль раньше не пришла ему в голову? Поборски едва заметно улыбнулся: он-то знал, к чему клонит господин Крыленко, и именно через него Док подводил мировых чиновников к необходимому решению. Только Ли Сунь Чжань остался беспристрастным — сказывалась и высшая политическая школа, и восточная сдержанность. Док держал паузу, достойную великого артиста. Выдержал, надавил на собеседников, задавая нужный тон. — Так что, господа, не пробовали? Не пробовали… А если я возложу эту миссию на себя? Со всеми, конечно, полномочиями? Элита приходила в себя медленно, но пришла-таки в сознание. — Как вы собираетесь это сделать? — воодушевленно взвился Лайтерман. — Для начала налажу контакт. Как? Моя проблема. Скажу только: у меня есть четкий план, но позвольте пока никого из присутствующих в него не посвящать. — Авантюра, — хмыкнул Чандлер. Док пожал плечами. — Может, и авантюра. Но кому, как ни вам, господин Чандлер, лучше знать, ведь ведомство, которое вы возглавляете, специализируется исключительно на авантюрах. Мир развивается только благодаря авантюристам. Авантюристам в науке, в искусстве, в политике. И если бы Колумб не был авантюристом, не было бы и вашей Америки. К тому же цыплят, как гласит русская поговорка, по осени считают. — Хорошо, хорошо. — Сунь Чжань примирительно поднял обе руки. — Допустим, вам удастся наладить контакт. Что мы можем им предложить и что они предложат нам? — Что? Мне кажется, что Зону следует рассматривать как некое независимое государство. Это, господа, реальный факт, существующий независимо от того, хотим мы этот факт воспринимать или нет. Потому я и предлагаю вести переговоры с точки зрения объективной реальности. Исходить следует из того, что в войне не заинтересована ни одна, ни другая сторона. Мне так кажется, а я, поверьте, изучил проблему Зоны всесторонне. Нашла, понимаете ли, такая блажь. А потому первое и главное условие — обе стороны прекращают военные действия. Второе, не менее главное, — проводим четкую лимитацию границы. Говорим просто: это — ваша территория, варитесь в своем котле, как вам угодно, но на нашу территорию не лезьте. Иначе — снова война. — То есть, начинаем торговать украинскими землями, — буркнул Чандлер. — Да, украинскими землями, — жестко отрезал Док. — Только я сам — украинец. Есть, знаете ли, такая нация. А потому твердо знаю: мой народ воевать не любит. Умеет, но не любит. Точно так он, мой народ, умеет работать, но тоже не любит. А потому мне известно и понятно, как мой народ воспримет договоренности, если, конечно, они будут достигнуты. Это трудно перевести на английский язык… Но попробую… Звучать примерно будет так: «Отхватили у нас жирный шмат земли — хрен с вами. Живите себе. Только не лезьте до наших хат, не жрите наших детей и худобу не трогайте. Полезете — тогда война до конца. Нам, украинцам, не впервой». А еще я уверен: если украинцы и Зона договорятся, то через несколько лет они не только будут мирно сосуществовать, но и найдут взаимовыгодный язык общения. Проще говоря, хохол своей выгоды не упустит. Что-нибудь да поимеет. И еще, — добавил Док напоследок, — если договоримся по основным пунктам, думаю, можно будет договориться и по второстепенным. Я имею в виду культурный и товарный обмен. Ну, к примеру: они нам артефакты, а мы им продукты и мануфактуру. Научные экспедиции, возможность вести научные исследования. Да что я вам объясняю, господа, вы лучше меня понимаете, какую выгоду можно извлечь из мирного сосуществования двух систем. Именно систем. Не побоюсь этого определения. ГЛАВА 22 Едкий, но приятный рабочий пот застил глаза. Док решил сделать передышку. Сбросил с плеч рюкзак, выудил из необъятного кармана штанов замусоленный носовой платок, промокнул лоб, веки, поелозил по шее. Середина августа… Полуденная жара не такая ядреная, как в июле, но достаточно томная. Пристроился в густой тени вековечного дуба, в привычной для сталкера позе: за спиной шершавая кора непробиваемого прикрытия; автомат, снятый с предохранителя, на коленях; указательный палец правой руки на спусковом крючке. Левой рукой потянул из нагрудного кармана сигареты и зажигалку. Подкурил неспешно и с наслаждением. В последнее время и по собственному желанию он резко ограничил дозу никотинового зелья. Четыре сигареты в день, не более. Зато курил с истым удовольствием, смакуя каждую затяжку. Докуренный до основания «бычок» Док смял крепкими пальцами, проколупал ими же крохотную ямку и аккуратно зарыл окурок. Затем подумал немного и решительно тиснул кнопку ПДА. По собственным, чисто императивным расчетам он уже углубился в Зону на километр, и можно было поискать контакт. Только где она, нынешняя граница Зоны? И главное: как его здесь встретят? Откуда нашла такая блажь, Док и сам не мог себе ответить. Только он отправился в Зону наобум, никого не предупредив и не известив. Жене сказал, что хочет месяц побыть один, в комфортных условиях Багамских островов. Ирина за короткий период уже привыкла к подобным «выбрыкам» Дока. В душе любимой супруги его прихоти, конечно, полного одобрения не находили — это Док читал в глазах Ирины. Но! Смирилась и виду не подавала. За что и любил! Челяди своей втравил ту же байку. И челядь нисколько не удивилась: тоже привыкла к непредсказуемым капризам шефа. А вот почему не упредил Зону… Да просто хотелось, как в молодые годы, ощутить себя сильным и независимым. Независимым от химер, контролеров и прочей нечисти. Только светлый разум, зоркий глаз, твердая рука и фарт, сталкерский фарт. Короче, захотелось найти приключений на свою старую задницу. Старый, добрый ПДА высветился привычным голубоватым сиянием. «Хомяк, Хомяк… — грустно подумал Док, — давно уже сгнили твои кости в чернобыльской земле, душа твоя обретается невесть где, а ПДА — твой ПДА! — работает. Значит, все еще жив ты, Хомяк, пусть только в электронной своей версии, но жив!» «Привет, Док, — отозвался ПДА после полуминутной задержки. — Подключаю к сталкерской сети». — Узнаю тебя, Зона, — вслух пробурчал Док, — ни тебе «здрасьте», ни «до свидания», ни «рады приветствовать». Лукавил, конечно. Лукавил потому, что теплая, легкая и радостная волна прокатилась по всему телу, от кончиков пальцев ног и до макушки. И осознал явственно: вернулся в родной дом! Экран ПДА мигнул, а потом выдал карту Зоны с пульсирующей красной точкой на западной окраине — его местонахождение. После этого поверх карты крупными буквами высветилось: «С возвращением! Рады тебе!» — Это другое дело, — расцвел душевно Док и тотчас схватился за автомат. На опушку леса вывалили три зомби. Двое еще в новенькой форме многонациональных сил ООН, третий — в полуистлевшей форме Украинской национальной гвардии. Зомби как зомби. Приближались медленно, неуверенными, ходульными шажками конченых алкоголиков. За спинами болтались винтовки. Ни угрозы, ни агрессии в мутном, рассеянном взгляде. Они словно не видели его. Но Док-то знал: видят! И как только приблизятся, медленно-медленно снимут винтовки и начнут шмалять. Если, конечно, в обоймах есть патроны. Но странно… Раньше зомби никогда не ходили группами, только поодиночке. В Зоне что-то изменилось… Он не стал суетиться. Решил подпустить группку поближе и завалить одной короткой очередью. Один из непреложных и неоспоримых законов Зоны: «Экономия и рациональное использование боеприпасов — залог выживания». Сто пятьдесят метров, сто, пятьдесят, тридцать, двадцать… Док лениво вскинул автомат. Зомби остановились как по команде и… И отдали ему честь! Многонационалы чисто по-американски вскинули два пальца к непокрытой голове. Украинец достал из-за пояса выцветшую, замусоленную «конфедератку», нахлобучил ее на пятнистую, всю в частых проплешинах голову и четко козырнул всей ладонью. «Опа!!! — изумился Док и опустил автомат. — Зона выслала мне охрану!!! Что ж, пойдемте, ребята! Посмотрим, чего вы стоите». Он поднялся рывком, отряхнул зад, вскинул на плечи рюкзак и решительно двинулся вперед. Зомби пропустили его и поплелись следом, выдерживая дистанцию в двадцать метров. Охрана, конечно, неважнецкая. Они едва поспевали за Доком, хотя и старались изо всех своих мертвецких сил, попросту болтаясь за его спиной. Об аномалиях, благо их на маршруте попадалось немного, предупредить «подопечного», конечно, не могли. Док шел по показаниям ПДА, по интуиции и по подсказкам железных гаек, которые он иногда швырял в подозрительные места. Ненадежной своей охраны Док лишился очень скоро. Но свою задачу, поставленную неизвестно кем, зомби выполнили до конца, когда из густых зарослей справа и позади Дока резво вывалилась небольшая стая, особей в десять, слепых собак. Собаки атаковали в привычной для них манере — молча и стремительно. Зомби преградили им путь и даже успели пустить в ход огнестрельное оружие. Схватка вышла скоротечная, но жестокая. Половину собак зомби расстреляли в упор, а с уцелевшими сцепились в рукопашной. В ход пошли ноги, руки и зубы. Ногами зомби пинали, руками душили, а зубами рвали. Что до зубов, то у собак получалось лучше. Через минуту, не больше, они разорвали зомби в клочья, хотя на месте и осталось несколько собачьих трупов, и ринулись на Дока. Тот играючи, входя во вкус, двумя очередями добил остатки стаи. Затем вернулся назад, стал перед останками неизвестных солдат, снял шлем, выдержал минуту молчания, четко отдал честь и двинулся дальше. Река встретила Дока матово-зеленым зеркалом водной глади. Уже заходила вечерняя зорька и вовсю резвились тяжелые, заматеревшие карпы. Окунь гонял рыбную мелочь, и она серебристыми брызгами рассыпалась по поверхности. Плакучие ивы полоскали в воде свои толстые косы. Едва слышно шелестел резными листьями могучий клен. А в густых зарослях лещины уже затехкал соловей. Док зачерпнул в пригоршню не по-августовски прохладную речную влагу, плеснул в лицо. «Эх, заночевать бы на берегу, рыбки наловить да уху сварганить… — вздохнул сокрушенно. — Нельзя… Еще самого сожрут в сыром виде». Вообще, следовало торопиться: до намеченного логова-ночлега в стародавнем сталкерском схроне еще два километра. Два километра в Зоне — серьезная дистанция, к тому же неизвестно, уцелел ли тот схрон и можно ли в нем заночевать. Тропинка уходила круто от берега в правую сторону. Док немного подумал и решил двинуться по ней. Смущало то, что она хорошо утоптана. Значит, можно предвидеть встречу с исконными обитателями, протоптавшими тропинку. Радовало то, что на хоженой дорожке, как правило, нет аномалий. Метров двести Док преодолел без приключений. Выбрался из густого пролеска на открытое пространство, взобрался на невысокий косогор и замер. В Зоне всегда ожидаешь нежеланной встречи с кем угодно и когда угодно. Вот только псевдогигант — один из худших визави. Док же неосмотрительно выперся прямо на законную территорию супермутанта. Быкочеловек мирно пасся на своем пастбище. Вырывал из земли с корнями всю подножную растительность подряд и запихивал ее в пасть с двумя рядами тупых широких резцов. Затем мерно жевал, звучно отрыгивал, снова вырывал и снова запихивал в пасть. Он наслаждался едой, своей жизнью мутанта, никого в гости не приглашал и не ждал. И тут на тебе! Незваный гость! Псевдогигант выпрямился во весь свой чудовищный рост, люто повел несоразмерно маленькими глазками, мгновенно налившимися кровью, и хрипло взревел. Док попятился, снял предохранитель с подствольного гранатомета. В подствольнике кумулятивная граната, способная прожечь танковую броню. Оружие, конечно, основательное, но одной гранатой завалить псевдогиганта… Не факт, вовсе не факт! А тут еще многоопытной своей сталкерской спиной Док почувствовал сзади движение. Тотчас развернулся боком, дернул головой. Точно, из подлеска вывалились три крупных кровососа. Твари явно шли по его следу той же тропинкой. Да, изменилась Зона: в былые времена кровососы, ночные хищники, никогда не выходили на охоту так рано. «А вот это провал, Штирлиц, — с горечью констатировал Док, — вернее, кранты. И как все нелепо и глупо. Фраер хренов! Отдохнул на Багамах! Ничего, главное — семья с голоду не помрет. А мы… А мы еще повоюем». Левой достал из кобуры на поясе «дезерт игл» — идеальное оружие и в ближнем, и в среднем бою. Скрестил руки. Псевдогигант — слева, под прицелом АКМ. Кровососы — справа, семнадцать разрывных пуль в их адрес. А шансы, один хрен, нулевые. Пальцы трепетно заиграли на спусковых крючках. Горячая, тугая, до скрипа в зубах, до красной пелены в глазах волна вдруг ударила в голову. Та волна, что била перед последним боем в головы спартанцев, берсерков, янычар, самураев. В славянском варианте она почему-то четко материализовалась в матерную фразу: «X… вам в рот!!!» Док разжал пальцы — оружие брякнулось на землю; медленно потянул из-за голенища берцев вакидзаси, оскалился и прохрипел, продавливая звук сквозь спазм: — Ну… суки… давай… Прищурился, глянул в последний раз на ясно солнышко — его затянула легкая тучка, — и стал в боевую стойку дзю-дзюцу. И… И внезапно его накрыла другая волна, теплая, надежная и ласковая. «Спокойно, Док. Я с тобой». Проиграли в предзакатных лучах призрачные блики, и по правую руку Дока материализовалось чудовищное матово-черное тело чернобыльской кошки. Багровая пелена спала с глаз. Док встряхнулся и обрел способность ясно мыслить. — Ты, как всегда, вовремя, — произнес с привычной иронией. — Только нарисуй, пожалуйста, еще парочку своих фантомов, а то их больше. — Их больше, но я — Чудо. Химера томно потянулась, оскалила пасть и лениво рыкнула. Псевдогигант обиженно хрюкнул, развернулся поджарым мускулистым задом и уткнулся в траву. Кровососы присели на корточки, защебетали на своем птичьем языке и трусливо убрались по тропинке обратно в лес. Док вытер рукавом со лба холодный предсмертный пот, подобрал оружие, а потом… Потом он положил руку на холку химеры, с нежностью потрепал жесткую, словно проволока, короткую шерсть, и Чудо ласково потерлась о его бедро твердым боком. — А знаешь, чего мне сейчас хочется? — по привычке безмолвно вопросил Док. — Знаю, — тотчас ответила химера. — Ты хочешь наловить в заводи рыбы, сварить уху, посидеть немного у костра и завалиться спать. — Да. А как узнала? — Я — Чудо. Они бок о бок спустились по тропинке обратно к реке. — Ты вернулся навсегда? — Нет. У нас это называется отпуск. Через месяц я уйду, а через год опять вернусь на месяц. — Ни фига себе отпуск! — Опять используешь ненормативную лексику. А знаешь… пока я был там… у меня родился сын. Человеческий детеныш. Когда он подрастет, я во время отпуска приведу его в Зону. Надеюсь, ты возьмешь его под свое покровительство? — Конечно, возьму, но, знаешь ли, вряд ли ему понравятся мои повадки, аппетит и… Ну, ты понимаешь… — Понимаю, но ничего, пусть привыкает к суровой мужской жизни. — Как знаешь, тебе видней, тем более что это твой, человеческий детеныш. — Да, вот что интересно: а как у вас, химер, появляются детеныши? — Не знаю. — Ни фига себе ответ. — Ты тоже используешь… ненормативную лексику. Но я правда не знаю. Док вытянул из-за левого голенища короткую палочку — складное удилище. Леска, крючки, поплавок, направляющие кольца, крохотная катушка — все в рукоятке. Привычно споро собрал снасть. Акулу весом в тонну выдержит. Пригорюнился на минутку, определяясь с наживкой. Особого выбора не было. Ни каши, ни хлеба, ни макухи, ни опарыша, конечно, нет. Оставался банальный земляной червь. Он быстро нарыл лезвием вакидзаси из влажной земли у корневища клена десяток, наживил самого жирного на крючок, поплевал и забросил удочку. Клев — на зависть любому рыбаку. Почти моментальный. Изголодалась местная, никем не пуганная рыбка. Карп хороший, на два килограмма. Док грамотно вывел его на пологий берег. Без подсака такого не вытащишь. Наступил ногой, подцепил за жабры и выбросил подальше в травку. Через минуту, не больше, рядом с первым забился второй карп. Помельче, но тоже увесистый. Еще через минуту — килограммовый лещ. «Достаточно, — решил Док, — на ужин хватит». Разумеется, при таком-то клеве хотелось еще порыбачить, но Зона, она и есть Зона. В ней всегда и во всем нужно знать меру. Он быстро и сноровисто соорудил костерок, набрал из родничка, что тихо журчал рядом, полный котелок воды. Радиации не опасался. Здесь, на дальнем рубеже Зоны, фон давно вошел в обычные земные нормы. Почистил рыбу, разделал, нарезал крупными кусками. Через час уха, приправленная сухими специями, пакетик с которыми Док предусмотрительно бросил на дно объемного рюкзака, нестерпимо-аппетитно благоухала, пузырилась и булькала в котелке. Кто не рыбак, тот не поймет, что такое обжигающе горячая уха… В сгустившихся сумерках, под тихий шелест клена, легкий плеск речной волны… Да под сто с прицепом сорокаградусной. Правда, плоская фляга Дока по неискоренимой сталкерской привычке была заполнена под самое горлышко чистейшим медицинским. Но если развести родниковой водой, то легко достигалась нужная концентрация. Поужинал на славу, вымыл котелок и блаженно растянулся на травке, закинув руки за голову. Загляделся в иссиня-черный небосвод, густо усеянный голубыми, розовыми, белыми звездами. С одной стороны догорал костерок, а с другой рядом с ним улеглась химера. — А ты молодец, Док, — выполнил миссию. И… и вернулся цел и невредим. Зона, вернее, мы, ее обитатели, очень благодарны тебе. — О-о-о, — протяжно зевнул Док. — Боюсь, рано вы радуетесь. — Почему? — Понимаешь, не все так просто… Человеческий мир совсем иной. И влекут к себе человека, всегда влекли, вещи, непонятные вам, вашему разуму. Иные ценности. Остались пройдохи, всегда готовые поживиться на артефактах Зоны. Например, «черные» торговцы. Им наплевать на достигнутые договоренности. И они будут по-прежнему запускать сюда свои жадные лапы. Хватает и авантюристов, и любителей приключений. Им тоже наплевать на любые договоры. Они лезли и будут лезть сюда, в Зону. Сталкеры! Этим сказано все! И я, между прочим, сталкер! Сталкер от Бога! Вы, конечно, будете с ними бороться. Своими методами и способами. И мировое правительство тоже будет бороться, причем отнюдь не ласковыми методами. Только у вас… у всех нас… есть проблемы. И большие. «Долг», возможно, признает договоренности и уберется из Зоны. Но «Монолит» — никогда. А еще остаются «черные» ученые, засевшие в лабораториях возле реактора. Так что… Война будет продолжаться, и я, если честно, не вижу, когда ей наступит конец. Но победителя в этой войне не будет. — А ты? Ты! На чьей стороне ты будешь в этой войне? Док прихлопнул комара на щеке, задумчиво потер переносицу. — Не знаю… Скорее всего, на своей собственной стороне. Ну и… на твоей, лично твоей стороне. Не знаю… Поживем — увидим. А теперь, киска моя, давай спать. — Я не киска, я — Чудо. — Хорошо, хорошо! Ты — Чудо, — буркнул Док, повернулся на бок, сунул под голову рюкзак и тотчас заснул. Сладко и безмятежно. Как и положено спать под боком химеры по кличке Чудо. Февраль 2011 г. Примечания 1 Карманный персональный компьютер (КПК, англ. Personal Digital Assistant,