Коготь химеры



Сергей Павловский

КОГОТЬ ХИМЕРЫ ПРЕДИСЛОВИЕ ЗОНЫ И СТАЛКЕРЫ Зона… Зона Посещения, Зона — губительница жизней и место, откуда стали распространяться по миру удивительные артефакты — изделия неизвестного предназначения, созданные неизвестной цивилизацией. Так было вначале. Такой Зона, вернее, одна из шести Зон Посещения, появилась на страницах «Пикника на обочине» (1972) — великолепной повести, принадлежащей перу братьев Стругацких. Она раскинулась на десятках квадратных километров и представляла собой практически руины: городские кварталы, здание завода, карьер, пустынную равнинную местность и горы. Зона стала загадочным и далеко не безопасным хранилищем аномалий, в том числе и различных «ловушек», опасных для человека. Расположение аномалий в зоне постоянно менялось, несмотря на то что в присутствии человека Зона казалась «статичной». У Зоны были четко очерченные границы — никакие аномалии никогда не пересекали их. Повышенного электрического, магнитного, радиационного фона в Зоне не наблюдалось. Сталкеры — те, кто входит в Зону в поисках «хабара», ориентировались в ней благодаря своим чрезвычайно развитым рефлексам, интуиции и сверхчувствительности. «Хабаром» же Стругацкие назвали то, чем была богата Зона, — артефакты, имеющие удивительные возможности и, вероятно, могущие принести какую-то пользу их обладателю. За артефакты платили щедро — более чем щедро, и платили, конечно, на черном рынке… По книге Стругацких Андрей Тарковский снял удивительный по силе фильм «Сталкер» (1978). Когда же в 1986 году перед Первомаем прогремел взрыв четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС, фантазия обрела плоть — Зона Посещения превратилась в Зону Отчуждения, зараженные городские кварталы опустели, а отчаянные ученые, во что бы то ни стало желающие понять, что именно произошло в ту апрельскую ночь, стали настоящими сталкерами. Вымысел стал реальностью, и эта новая реальность вновь будит воображение. И роман «Коготь химеры» Сергея Павловского — тому подтверждение. Он родился на основе, на пересечении и книги Стругацких, и игры S.T.A.L.K.E.R., и все три культурных объекта, безусловно, дополняют друг друга. По Зоне Павловского все так же рыщут сталкеры в поисках все того же хабара, и она по-прежнему охраняется военными. Но появились и новые черты — Зона разрастается, подгребая под себя все новые территории и превращая обитателей этих территорий — безобидных одичавших кошек и собак, быков и свиней — в настоящих монстров, наделенных, что самое ужасное, разумом, в котором нет даже легкого намека на гуманность. Конечно, человечество пытается избавиться от напасти. И делает это, как всегда, силой тупого оружия, укладывая в грязь Зоны десятки и сотни мальчишек, вообразивших себя защитниками цивилизации. И еще… Впервые Зона, дотоле всегда соперница сталкера и человека, становится его союзницей. Вернее, она вынуждена стать ею, чтобы защитить саму себя. Из вороватого врага Зоны в ее друга превращается и сталкер — спасенный химерой, нанятый контролерами для выполнения невыполнимой миссии и выполнивший эту миссию не столько благодаря золоту и порождениям Зоны, сколько благодаря выучке, которую Зона подарила человеку. Было бы неразумным утверждать, что «Коготь химеры» является литературным открытием. Нет! Но книга, которую читатель держит сейчас в руках, — безусловно, замечательный образец настоящей фантастической литературы: умный и мудрый, чуточку грубый и временами натуралистичный, но при этом глубоко человечный. Образец, вполне достойный называться подлинным продолжением «Пикника на обочине». Автор которого, вне всякого сомнения, вполне достоин называться Учеником великих Учителей. Е. Лесовикова ГЛАВА 1 — Что ж, давай, убивай! — Док устало снял разбитый бронешлем с головы, сорвал пустой рюкзак и АКМ 5-45 с плеча и с вызовом уставился в желтые глаза химеры. Глаза? Два ярко-желтых пятна с узким черным зрачком-курсором. Серое облако, в центре которого светились желтые пятна, материализовалось: четыре лапы, голова с плоской мордой, нечто, напоминающее хвост, — все, как у обычного млекопитающего. «Крупная, — машинально отметил Док. — Это хорошо… Смерть будет мгновенная и безболезненная… Наверное, почти… безболезненная…» — Что же ты медлишь? — Он досадливо сморщился. — Убивай! По сути, Доку было абсолютно безразлично, добьет его химера сейчас или оставит на закуску в качестве мясных консервов. Он шел в ее логово, чтобы добила. Умирать придется — это Док понимал совершенно ясно и отчетливо. Шлем треснул. Но громадное спасибо ему, шлему, — выдержал прямое пулевое с дистанции тридцать метров. Бронепластины комбинезона сорваны и покорежены пулевыми и осколочными попаданиями как минимум в десяти местах. ПДА[1] разбит вдребезги. Сквозное пулевое ранение правого плеча. Ранение не смертельное, поскольку плечевая артерия не повреждена и кость не задета, но кровищи натекло изрядно. Плюс контузия. Да, он оторвался от военных — но недалеко. Боезапас? Последний рожок в автомате и вакидзаси[2] за голенищем. Смешно… Продукты и вода? Абсолютный ноль. Осталась только аптечка с двумя последними ампулами комплексного противошокового препарата и одной таблеткой стимулятора. А идти куда? Справа — Гнилое болото. Прямо — Рыжий лес. Слева — логово химеры. Где-то там, на болоте, обитает коллега — Болотный Доктор. Кто его видел и как до него добраться? Из Рыжего леса еще никто не возвращался. Главное, нет ни сил, ни желания куда-то идти. Он выбрал смерть. Почему химера? Док не знал. Его разум, уже затуманенный и усталый, работал вяло и тупо. Будь Док при полной памяти и трезвом уме, он бы назвал свой выбор патологическим. Но сейчас… «Жарка? Карусель? Никто из побывавших в них не поделился впечатлениями от пережитого. Зубы омерзительной болотной твари? Брр… Рыжий лес, кишащий кровососами? Нет! Химера — тварь чистоплотная и педантичная. Вжик — и все. И череп твой аккуратно выложен на обочине тропинки — чем не кладбище или надгробный памятник? Вон сколько их, черепков, уже отбеленных временем, да и свежих — с розоватым оттенком». — Ты долго будешь думать? — Док скрипнул зубами от боли, пронзившей раненое плечо, и вдруг совершенно явственно и четко в голову пришло нечто. То ли приказ, то ли приглашение, то ли черт знает что! Только он понял, что должен зайти в логово. — Решила-таки сохранить меня в качестве консервов? Ну и хрен с тобой! — Док пнул ненужный шлем, но подцепил с земли рюкзак и АКМ. Химера мягко и непринужденно отодвинулась в сторону, освобождая проход. Док гордо задрал голову и невозмутимо проследовал мимо — вернее, протащился. Лаз в логово был достаточно широк и высок, чтобы пройти в него, низко склонившись. Что Док и сделал. Странно, но внутри логово было подсвечено мягким зеленоватым сиянием. Док огляделся и понял, что странное сияние исходит от сваленных в углу древесных гнилушек. В целом же жилище твари можно было смело назвать благопристойным. Просторное, с гладкими стенами, сводами и утоптанным земляным полом. Идеально чистое. Даже воздух свеж и приятен — никаких миазмов. «Только паркета не хватает», — отметил Док, к которому вдруг вернулось врожденное чувство юмора. Он без церемоний занял место в дальнем углу логова, просто рухнув безвольным мешком на пол. Опустил веки на мгновение и тотчас их поднял. Трехметровое тело грациозно скользнуло внутрь пещеры, непринужденно улеглось в противоположном углу и обратилось в зеленоватое облако с двумя желтыми пятнами. Док не почувствовал никакого пси-воздействия, но в то же время у него появилось ощущение, будто легкий ветерок пригладил волосы и проник под черепную коробку эфемерной волной. — Отвали. Я устал, я очень хочу спать. — Док вяло отмахнулся и снова смежил веки. Формально он был прав. А по существу — свинство. Не стоило затевать ссору с Барменом. Бармен — хороший хозяин, хороший бизнесмен, хороший (в прошлом) сталкер. Двинутый, в конце концов, как и все они, сталкеры, и бывшие, и нынешние. Да! С одной стороны — эксплуатировал жестко, но не нещадно. С другой — давал кров, пищу, боеприпасы. К Доку же вообще, как и все сталкеры, относился уважительно. Почтительно, можно сказать. А все водка. Проклятая водка. Развлечений в Зоне немного. В карты перекинуться, нажраться до изумления, ну и подраться, чтобы потом распить мировую. Карты Док не одобрял, драться с ним желающих не находилось — крайне рискованное занятие. Вот и напился. Добро бы, просто напился и тихо заснул на сетчатой коечке в прибарном «отеле» «Мечта сталкера». Нет! Полез с правдой к самому хозяину. Законы в Зоне хоть и не писаны, но существуют и работают эффективно — не то что во Внешнем Мире. Док нарушил один из главных законов Зоны — Закон гостеприимства. Тогда их разделяло два метра. С одной стороны — Бармен и его телохранители, Седой и Носорог. С другой — он, Док. Седой и Носорог в бронекостюмах и с пистолетами. У Носорога — «дезерт игл», у Седого — старый добрый «стечкин». Но без шлемов — и это их слабое место. У Дока бронекостюм — суперкачественный, новейшей разработки американских «яйцеголовых». И голые руки — АКМ и вакидзаси, как полагается, сдал на входе в бар. Силы, казалось бы, совершенно неравные. Но так только казалось. Два метра — идеальная дистанция для рукопашной атаки. Трое с одной стороны хорошо знали: за долю секунды, пока палец дожмет спусковой крючок, Док успеет нанести как минимум два уракена или сете.[3] Блокируй, не блокируй, а ладонь или кулак Дока непременно долетят до сонной артерии и порвут ее в ошметки. Кто останется третьим уцелевшим — вопрос открытый. Да и уцелеет ли? Зона всем причастным к ней дает точные, короткие, но емкие характеристики. Вот Док, например. Стреляет отлично, но отнюдь не блестяще. Проводник хороший, но далеко не идеальный — аномалии чувствует плохо, ориентируется в основном на ПДА. Не очень удачлив — артефактов приносит немного и не таких уж редких. Хирург замечательный. Многие сталкеры обязаны ему жизнью. Хотя до уровня Болотного Доктора не дотягивает. А в рукопашном бою Доку нет равных. Тут он царь и бог. Драться Док научился в Чечне. Сидели они тогда втроем: капитан Сиротин, прапорщик Омельчук и он, молодой доктор-хирург Отдельного медицинского отряда. Капитан Сиротин, командир особой группы спецназа ГРУ, изрядно перетрусил накануне. В свободное от работы время он расхаживал по расположению части в майке-тельняшке, трусах и открытых легких тапочках. Вот и укусил капитана за ногу местный паучок — Док не знал его названия, но с последствиями сталкивался уже не впервые. Вначале на месте укуса развился отек ткани, который распространился во все стороны сантиметров на пять. Затем сформировался фурункул, сиречь нарыв, с гнойной пробкой в центре и классической сопутствующей воспалительной «пятеркой» — боль, отек, краснота, местное повышение температуры, нарушение функции органа. Работа для хирурга пустяковая — обезболить, одним тычком скальпеля вскрыть нарыв, выдавить гной и наложить антисептическую повязку. Дела на минуту-полторы. Но пациент отчаянно трусил (это Док читал в его глазах), а потому явился в сопровождении прапорщика Омельченко, заместителя и своего лучшего друга, прихватив с собой три бутылки водки. Док споро и грамотно провел операцию, потом пришлось оприходовать водку. В то время Док мало пил — так, чисто символически. Сиротин и Омельчук пили пристрастно, со знанием дела, много и обстоятельно. На третьей бутылке, после брудершафта и братания, как и полагается за душевным разговором, офицеры немного завелись. — Вот ты, Серега (так в далеком Миру звали Дока), чемпион Европы по дзюдо и серебряный призер чемпионата мира. Правильная информация? Док молча кивнул. На то время мировые специалисты единодушно признавали, что через два-три года равных ему в его весовой категории не будет. — А что такое твое сраное дзюдо? — Капитан с вызовом уставился на Дока. — Вид спорта, не более того, — не дожидаясь ответа, сам ответил Сиротин. — Как и бокс, тхеквондо, карате и все сраное искусство Шаолиня. Не-ет, в уличной драке против обожравшихся пивом пацанов оно, конечно, поможет! Наливай! Биографические данные капитана Сиротина, как и всех служащих спецназа ГРУ, были скрыты за семью замками и печатями. Знали только то, что капитан сам счел нужным сообщить, а именно: фамилию, имя и отчество, присвоенные ему в детдоме, куда он попал восьмимесячным ребенком-подкидышем. Сиротин Иван Иванович не был кадровым офицером, он закончил факультет иностранных языков МГУ и три года стажировался в Японии, где в основном изучал боевые искусства. В армию нанялся по контракту. За высшее образование и специфические навыки сразу получил звание старшего лейтенанта, а особые заслуги перед российским отечеством позволили ему через полгода службы получить повышение и должность командира группы спецназа ГРУ типа «Альфа-1». Все! Еще знали, что не существует такого предмета, будь то кусок мыла или ржавой железки, который капитан не сможет превратить в смертоносное оружие. Сиротин махом опрокинул содержимое пластикового стаканчика в тонкогубый рот, скривился, утер рот рукой и неспешно прикурил сигарету. — Так вот, продолжаю. Что ты, Серега, можешь противопоставить матерому бандиту? Ему же, падле, делать нехер. Он пять-шесть часов в день, а то и больше тренируется. Качается, жрет анаболики, дерется регулярно! У него нож, кастет, пистолет и депутатский иммунитет. Ну? А закаленному бойцу в бронежилете и бронешлеме ты что противопоставишь? Шаолинь? Хе-хе… Голой пяткой на шашку! Ты его даже за ворот не зацепишь, чтобы провести ваш сраный бросок. Юкка — ху… юкка. Срань! Док видел, что капитан нализался до чертиков, потому не счел нужным ввязываться в дискуссию и защищать дело, которому отдал десять лет детства и юности. Отчасти он был согласен с Сиротиным: в чистом виде нынешнее дзюдо — вид спорта. Но он-то, Док, параллельно занимался и карате. А шато кан — дело не шуточное. Док улыбнулся и вкрадчиво спросил: — И что же, по-твоему, не срань? — А… — Капитан пьяно поводил перед носом указательным пальцем. — Вопрос правильный. И не по-моему. Дзю-дзюцу! Только дзю-дзюцу! В европейской транскрипшн — джиу-джитсу. Единственное боевое искусство всех времен и народов! Между проччмм… его после русско-японской войны преподавали в русских школах для жандармов-филеров. Да… — Сиротин уронил хмельную голову на грудь. — Да… А я, знаешь ли, изучал в Японии школу госинрю. Да… — Капитан на мгновение отключился, даже всхрапнул, потом вскинул голову. — Хочешь, покажу? — Ваня, тебе поспать надо, — с ласковой укоризной сказал Док. — Потом покажешь. — Нет, сейчас! — взъярился Сиротин. — Пошли. Омельччук!!! Задремавший прямо на стуле прапорщик, рябой, двухметрового роста гигант-громила из кубанских хохлов, испуганно вздрогнул. — Га!!! Шо?! — Пошли, покувыркаемся. Омельчук расслабленно выдохнул, поерзал, поудобнее притираясь к спинке стула. — Да ну тебя, Иваныч… Один хрен — не уработаю. Я лучше отдохну пока. — Ладно. — Капитан поднялся, качнулся, поймал точку равновесия. — Пошли за барак… Покажу. — Да пошли уже, пошли. — Док попытался подхватить капитана за пояс, но тот отпихнул его. — Не надо. «Ладно, — решил Док. — Отрублю легоньким ударом в голову и уложу спать на койку в медсанчасти. Утром и не вспомнит. А что еще делать? Ведь пьяный в дым». Они вышли на полянку за глиняным бараком хирургического отделения ОМО, поросшую жухлой травкой. Сиротин сбросил тапочки, с трудом стянул через голову тельняшку, встал в нелепую стойку — с опущенными руками и чуть раздвинутыми ногами. — Ну, понеслась. Док многоопытным взглядом бретера оценил соперника. Жалкое зрелище — щуплый и малорослый, узкоплечий и тщедушный, да еще вдрызг пьяный. Облако в синих сатиновых трусах. — Понеслась, — вздохнув, с искренним сочувствием произнес Док и сделал несколько шагов навстречу своему эфемерному противнику. И только очутившись на спине, понял — задняя подсечка. Простенькая, короткая, с легким толчком ладонью в грудь. Вскочил, рванулся вперед — и снова опрокинулся. Однако теперь Сиротин завалил его передней подсечкой и спокойно прокомментировал: — Уке вадзе. «Да что ж такое! — изумился про себя Сергей, вновь пружинисто вскочил и принял классическую стойку. — Хорошо, капитан, будем драться всерьез». Сиротин словно прочел его мысли. Он вообще трезвел с каждой долей секунды. Неожиданно твердым и спокойным голосом предложил: — Дерись серьезно. В полную силу. Если нужен нож, возьми нож. Только не сачкуй. Опять подсечка — и опять Док оказался на спине. — Объясняю. — Капитан склонился над ним. — Это — госинрю. «Го» по-японски «пять». «Син» — хм… «современное». «Рю» — «школа». Современное искусство пяти принципов. Я продемонстрировал принцип первый — простая атака без выпендрежа и сложной бросковой техники. И заметь, Док, я не бью тебя по суставам даже в полсилы, иначе ты бы уже не поднялся. Вперед, боец! Док снова на ногах, в стойке. Сиротин — метрах в трех. Стоит, скотина, улыбается. Руки опущены, ноги чуть раздвинуты. «Нет. Сейчас я тебя поймаю. — Сергей сконцентрировался максимально, просчитал варианты атаки. — Удар правой, захват, главное — зацепиться за него. Там тело само подскажет». Он прыгнул вперед, но капитан прыгнул навстречу, причем за мгновение до Сергея. Зацеп ногой, толчок с разворотом — и он снова на земле. Только в этот раз капитан заставил его ткнуться носом. — Принцип второй: контратака в начале атаки противника, на самом первом его движении. Пятая попытка. В этот раз его кулак почти долетел до цели, пронесся в сантиметре от уха Сиротина. Док попытался сразу же, вслед пробить лоу-кик левой ногой, но промахнулся, потерял — ровно на миг — равновесие и снова оказался на земле. Капитан завалил его мягким элегантным толчком босой пятки в открытый левый бок. — Принцип третий: контратака в конце атакующего движения противника. Ну что, пацан, слабо? Ну, достань меня, достань! Чемпион хренов! Тебе сиську мамкину сосать, а не драться с мужиками! Давай, козел, дерись! — Сиротин выставил задранный средний палец. Вот этого Док от капитана не ожидал. Никак не ожидал, а потому разъярился по-настоящему — до красной пелены перед глазами. Носорогом ринулся вперед с одной целью — порвать, хоть зубами, но порвать в клочья. И ему удалось поймать Сиротина, швырнуть захватом за пояс через бедро. Странно, но капитан даже не сопротивлялся — рухнул безвольным мешком на спину. Правда, в полете успел прохрипеть: «Ипон».[4] Док навалился сверху с единственным желанием — измолотить кулаками и задушить гада. И тут же угодил в стальные тиски. Ноги капитана обвились вокруг поясницы, сомкнулись на спине в замок. Правая рука Сиротина железным хватом за шею притянула голову Сергея к его голове. — Правило четвертое, — жарко зашептал капитан прямо в ухо Доку, обдавая густым водочным перегаром. — Вывести противника из душевного равновесия, спровоцировать на атаку. За козла извини — отвечу. Правило пятое, главное, — поддаться, чтобы победить. Колени капитана так сжали поясницу, что Сергей охнул от боли. Одновременно Сиротин стал распрямлять ноги и всем телом прогибаться назад, не отпуская шеи противника из удушающих объятий. Позвоночник Дока захрустел, вытягиваясь, — боль стала нестерпимой, болела, казалось, каждая клеточка. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Багровый занавес начал медленно опускаться на сознание. И вдруг сразу попустило — капитан ослабил хватку, выдохнул: — «Черепаха», хороший прием для того, кто на спине, но можно иначе. Он мгновенно вывернулся, изогнулся змеей, правую ногу забросил за голову Сергея и одним мощным движением опрокинул его на спину. Еще миг — и голова Дока оказалась плотно прижатой к земле бедром противника, а его левая рука — в очередном захвате, между раздвинутых ног капитана. Сиротин «дожал» схваченную руку, вытягивая ее на себя, словно рычаг. Жуткая боль пронзила локтевой сустав, Сергей заорал. — Дзю дзи гатами, — удовлетворенно прокомментировал капитан. — Классика… А можно так! Он отпустил руку Сергея — боль сразу прошла — и легко, кувырком назад, перебросил тело к ногам Дока. Док, собственно, не понял, что произошло в очередной раз, только почувствовал, что теперь в стальных тисках оказался голеностопный сустав. И снова дикая режущая боль, на грани болевого шока. — Аси ваки кюсё, — пояснил капитан. — Тоже классика. Вставай, боец! Он протянул Сергею руку. Тот оттолкнул ее и медленно поднялся. Пока он тяжело отдувался — низко наклонившись вперед, уронив безвольно руки, — Сиротин успел прочесть очередную короткую лекцию: — Падение на спину не означает поражение. Вообще-то борьба в партере — «фишка» джиу-джитсу, и все приемы рассчитаны как раз на противника в шлеме и латах. Пусть он весь закован в броню, все равно шея, локтевой и голеностопный суставы останутся уязвимыми. Сергей уже пришел в себя, выпрямился, утер пот со лба. — Хорошо, убедил. А как быть, если противников несколько и они с ножами, пистолетами, нунчаками и прочей хренью? — А для этого существуют уракен или сете, — ответил Сиротин и загадочно улыбнулся. — Только чтобы освоить их, нужно начинать с азов. — Что за хрень? — В стойку, защищайся! Доку уже не хотелось ни нападать, ни защищаться. Хотелось завалиться на койку в ординаторской и отдохнуть с полчасика. Но отказаться не мог — чувство собственного достоинства и врожденная заносчивость не позволяли. Да и любопытно было, что за «уракен» такой всемогущий? И он снова встал в боевую стойку, приготовился к защите. А никакого нападения не последовало — просто ослепительная вспышка перед глазами и свет погас. Выключили естественное дневное освещение. Все. Очнулся Сергей в тенечке, под разлапистым тенистым платаном, что рос на краю поляны. Потер виски, собрался с мыслями, попытался вспомнить и очумело уставился на капитана, заботливо склонившегося над ним. — Что это было? — Уракен, — пожав плечами, объяснил Сиротин. — Я вырубил тебя всего на десять секунд. Мог бы вырубить навсегда. Все зависит от силы удара и точности попадания. Сергей подполз к платану, сел, прислонившись спиной к гладкому прохладному стволу. Капитан пристроился рядом. — Научишь? — Что ж, — капитан потер небритый подбородок, — базовая подготовка у тебя есть, физика неплохая, характер есть… да… есть. Научу. Но!.. Баш на баш. — То есть? — Сергей удивленно приподнял брови. — На гитаре играть научишь? То, что до мединститута Док окончил музыкальное училище по классу гитары, знало только командование группировкой российских войск в Чечне — в личном деле было указано. Но то, что по субботам вечером на поляне за хирургическим бараком ОМО устраивали танцы, знали и гарнизон, и местное население. Городок маленький, на границе с Ингушетией. Развлечений мало, можно сказать, никаких развлечений. Война! А молодежь — она всегда и везде молодежь. Хоть чеченская, хоть русская. Док в свое удовольствие шпарил на электрогитаре, настоящем «гибсоне» — Бах, Моцарт, румба, самба, танго, рэп. По полной программе. Пел в свое удовольствие. Туземный лабух Джамал выстраивал под деревом целый ряд местных ударных инструментов. Плюс навороченная ударная установка «Премьер». Он же привозил на стареньком раздолбанном «рафике» аппаратуру — видавший виды, но в рабочем состоянии усилитель «Маршал» с колонками, микшерный пульт и пару микрофонов. Играл Джамал вдохновенно и виртуозно. Хоть Баха и Моцарта, хоть самбу и румбу, хоть рэп и хип-хоп. В дуэте они творили чудеса. Публика заводилась с первых же тактов и расходилась только тогда, когда Док прятал гитару в чехол и решительно скрещивал над головой руки. Чуть позже у них появился и бас-гитарист — инженер-механик особой вертолетной авиагруппы. Наверное… кто знает… то был лучший метод агитации и пропаганды. Агитации за что? И пропаганды чего? Теперь Док этого не знал. Да и тогда не знал — просто играл и пел в свое удовольствие. — Что ж… — Сергей задумчиво потеребил кончик уха. — Базовой подготовки, как я понимаю, нет. Характер есть… да… есть. Попробую научить. — Лады! Будем работать. ГЛАВА 2 То, что Доку нет равных в рукопашке, понимали все присутствующие во время ссоры в баре. Понимали Бармен, Седой и Носорог. А еще понимали главное — Док не отморозок с улицы Вязов. Если убьет, то только защищая жизнь. Собственную, единый раз приходящую, неповторимую жизнь. — Ты все сказал? — Бармен тяжело выдохнул и смахнул с морщинистого лба капли пота. — Почти все. — Док дернул головой влево и вправо, с хрустом размяв шейные позвонки, и опустил руки, до этого находившиеся на уровне груди в позиции готовности. — Теперь выметайся и больше не приходи. Ты нарушил Закон, — сурово констатировал Бармен. — Знаю, согласен. — Док грустно усмехнулся. — Но запомни и ты. Зона — она маленькая, как и весь наш земной шарик. Если наши пути пересекутся, в любой плоскости, тебе лучше сразу свалить в сторону. Станешь на моем пути — пощады не жди. Вот теперь я все сказал. Он развернулся, не ожидая ответа, и твердо зашагал к выходу. Сгорбленный седоусый Дед, старейший из выживших в Зоне сталкеров, сунул ему в амбразуру, проем меж бетонных плит, вакидзаси, шлем и АКМ и укоризненно покачал головой. — Ты не прав, сталкер. — Я знаю. — Ты теперь изгой, а значит, тебе кранты. — Ну… это мы еще посмотрим. — Док решительно напялил шлем, перекинул через плечо автомат, пинком распахнул бронированную заслонку двери и шагнул в ночь, под вечное таинственное сияние чернобыльских звезд. Смотреть, собственно, было не на что. Ему действительно кранты. Корпорация торговцев, и «белых», и «черных», в Зоне работает на удивление четко и слаженно. Им, торговцам, без этой слаженности и корпоративности в Зоне не то что навар получить, выжить невозможно. И Док ясно осознавал: нигде, ни в одной лавочке, ни в одной самой вонючей дешевой берлоге ему не продадут ни куска заплесневелого хлеба, ни ржавого патрона. ПДА ему заблокируют. И никаких сообщений о действиях военных и прочих кардинальных событиях он не получит. Выброс переждать можно только в одном месте — в собственном «схроне», оборудованном еще три года назад. А больше его никуда не пустят. В «схроне», положим, есть запас продуктов, воды, боеприпасов месяца на три. Но рано или поздно они закончатся. Что тогда? А до «схрона» нужно еще добраться, причем без помощи ПДА. Задача при его способностях практически невыполнимая. Так что… погулял что называется от души, сходил за хлебушком и попил водочки. Именно в этот момент ПДА на руке жалобно пискнул и экран его погас. «Оперативно работают, сволочи. — Док шмыгнул носом. — Ничего, еще покувыркаемся. Придется побираться у братьев сталкеров. Некоторые из них, — не все, конечно, — в куске хлеба и патроне не откажут». Док на рефлексе сорвал с плеча АКМ и короткой очередью полоснул по псевдоплоти, что вывалилась из зарослей справа. Тварь обиженно взвизгнула и укатилась обратно в кусты. Слева, метрах в тридцати, полыхнула «электра». Порезвилась секунд десять, рассыпалась фейерверком оранжевых искр и погасла, оставив в воздухе легкий привкус озона. ПДА на руке снова пискнул, экран зажегся. «Сообщение для Дока. ПДА отключать не будем. Иди с миром, если сможешь». — И на том спасибо, — хмыкнул Док. — Хоть помнят, что зла я никому не делал. Его неприятности только начинались. Впрочем, то, что для Зоны неприятность, для обычного человека, живущего вне Зоны банальной обывательской жизнью, — полные кранты. Решив сократить путь к своему «схрону», Док отправился короткой дорогой, хотя короткими дорогами в Зоне не ходят. Тоннель, вернее подземный переход под железнодорожными путями, был сто раз хожен и перехожен и Доком, и другими сталкерами. Никаких в нем аномалий, никаких тварей. Разве что крысы шуршат по углам. Док считал его абсолютно безопасным, шел расслабленно, легко и… И морда к морде столкнулся с чернобыльской гадюкой! Чернобыльская гадюка мало мутировала. Так и осталась гадюкой со всеми ее повадками и характером. Только укус обычной степной украинской гадюки не смертелен. Колбасит, конечно, после него. Интоксикация все же жесткая. Но смертелен разве что для ребенка или старика. Укус же чернобыльской гадюки убивает мгновенно. Ужаленный чернобыльской гадюкой даже не успеет ввести себе антидот. Впрочем, если бы антидоты существовали, может, какой счастливчик и успел бы. Но антидотов не было. Ни один ученый-биолог не разработал антидот по причине отсутствия основного материала — яда. Самое страшное — зубы. Зубы мутировавшей гадины. По длине они в три раза превосходили зубы обычной гадюки. Но твердостью могли сравниться только с алмазом. Любую защиту — кевлар, металлическую пластину, пуленепробиваемый пластик — прошивали легко. А сила удара зубов гадюки соответствовала ее чернобыльскому происхождению. Народные умельцы Зоны вделывали зуб змеи в острие армейского ножа. Такой нож пробивал любую защиту и потому стоил очень дорого. Похвастаться подобным шедевром зонального искусства могли едва ли с десяток владельцев-счастливчиков. Раритетное оружие, можно смело утверждать. Еще эта гадюка перед нанесением смертельного удара становилась в стойку кобры и угрожающе шипела. Унаследовала такую повадку от обычной змеи, которая атакует угрожающий объект только в случае вторжения в ее жизненное пространство. Именно это «положительное» качество гадюки и спасло Дока. Он мгновенно замер (выстрелить первым не успел бы, поскольку шел «на расслабухе») и вперил свой взгляд в стеклянные глаза гадины. Поединок глаз, почти как у боксеров перед схваткой. Чушь в данной ситуации. Сейчас значение имела только полная неподвижность. Абсолютно полная! Легко сказать — полная. Док щедро облился холодным потом. Как хотелось дернуться, влепить ногой по башке твари или всадить в нее десяток пуль. Но знал — может не успеть. Или как в фехтовании — обоюдоострое действие. Соответственно с одновременным летальным исходом. Подобный исход Дока не устраивал, потому и превратился он в статую, холодную и беспристрастную. Сработало. Гадюка пошипела немного, развернулась и убралась в свою нору. — Удачной охоты, Каа, — облегченно выдохнул вслед змее Док. — Мы с тобой одной крови. Гадюка — это еще полбеды. А вот группа спецназа — с ней Док столкнулся на полпути к своему «схрону» — беда большая. Еще год назад с ними, с военными сталкерами, можно было договориться и разойтись миром. Сейчас — нельзя. Война пошла другая. Док в совершенстве знал тактику и психологическую установку подобных разведывательно-диверсионных групп типа «Альфа-1» в условиях развернувшейся в Зоне войны. Сам был в Чечне бойцом такой группы. Семь-восемь человек. Задача известна только высшему командованию. При выполнении задачи все и вся, что может «засветить» группу или помешать выполнению задания, должно уничтожаться. Док сейчас мог «засветить» группу и помешать тем самым выполнению задачи. А потому подлежал уничтожению. У военных сталкеров своя сеть ПДА, своя компьютерная наводка и информация. И сколько Юрий Михайлович ни пытался эту сеть прохакерить и взломать — не получалось. Впрочем, и военным не удалось протаранить сталкерскую сеть. А потому встреча стала неприятным сюрпризом для обеих сторон. Группа шла в обычном порядке. Авангард — проводник. За ним на дистанции тридцать метров — основное ядро группы. Сзади — прикрывающий, арьергард. В авангард и арьергард ставились самые опытные бойцы. А командир — он где-то там, в ядре группы. Знаков отличия никаких. Все бойцы одинаковы, словно однояйцовые близнецы. Шли встречными курсами. Заметили друг друга с расстояния в четыреста метров. Дока спас опыт, реакция и «карусель». На редкость большая аномалия — метров тридцать в диаметре. Сквозь «карусель» не пролетит ни один предмет. С какой бы скоростью он ни летел. Деревяшка мгновенно превращается в древесную труху. Пуля — в сплющенный кусочек металла. А человеческое тело — в бесформенный шмат кровавого ростбифа. Пока военные определялись и ждали команды, Док несколькими мощными скачками свернул вправо, сошел с тропинки и оказался за щитом «карусели». Затем развернулся и что есть духу дал деру. Оторваться как можно дальше и быстрее. Пока спецназ не рассыпался в цепь. Снайперы — вправо и влево. Быстро. Чтобы успеть поймать в прицел цель, уходящую под прикрытием «карусели» из сектора обстрела. Если цель успеет, начнется преследование. До конечного результата. С зубовным скрежетом, кровавым потом, потерями, болью и предельным напряжением мышц и нервов. Объект подлежит уничтожению! Только погоня в Зоне имеет, выражаясь казенным языком, «специфический характер». Док бы со свойственной ему иронией уточнил: «Очень и очень специфический характер». Короче, пока группа разворачивалась в боевой порядок и снайперы выходили на позиции, он успел добежать до крохотного леска, густо увешанного прядями «рыжих волос». Не страшно, «рыжие волосы» в осеннюю пору года не активны. И на нем защитный комбез. Зато укрытие идеальное. Док ввалился в него, упал на невысокую, успевшую пожухнуть траву и отдышался. Сомнений никаких — нужно принимать бой. Спецназ от него не отвяжется. Шансов оторваться мало: его физическая форма хороша, но отнюдь не идеальна. Главное — за спиной сорок с лишком годков плюс табачная зависимость. А со стороны противника — тридцатилетние мужики. Может, и курящие, но тренированные донельзя, работящие и грамотные. Ох, как не хотелось убивать! До тошноты, до спазмов в горле не хотелось. А придется… Умирать не хотелось еще больше. Док отстегнул рожок — модернизированный «расширенный» рожок. В нем не тридцать, а сорок пять патронов. Глянул быстро на медную желтизну первого патрона, снова защелкнул рожок в автомат, передернул затвор — такая привычка перед боем. Еще два рожка распихал по глубоким нагрудным карманам комбеза. Снял рюкзак, достал две гранаты «Ф-1» — «лимонки». Вкрутил в гранаты запалы, рассовал их по брючным карманам. Еще одна граната в подствольнике АКМ. Потом потянул из кобуры на поясе «беретту». Щелкнул затвором, снял с предохранителя. Кобуру не застегивал. Еще проверил, как выскальзывает из-за голенища вакидзаси. Все, к бою готов. Семеро на одного — перспектива неважная. Собственно, никакой перспективы. На его стороне только опыт, умение и… Удача сегодня ему пока не сопутствовала. Все же ребята погорячились. Сначала долбанули энергично, но вслепую по подлеску из всех стволов. Потом пошли короткими перебежками под прикрытием в атаку. Док ждал, пока закончится обстрел, привалившись спиной к надежному толстому стволу векового дуба. Когда канонада поутихла, осторожно высунул голову и сразу выбрал взглядом первую жертву. Пацан пер в наглую, почти не залегая, не таясь и свято веря в своего ангела-хранителя. Док подпустил камикадзе поближе, чтобы модернизированная пуля 5-45 наверняка пробила кевларовый бронекостюм. Пробьет, Док не сомневался. Ребятки шли в легких бронекомбезах. А на нем тяжелый — штурмовой. В таких нынешняя пехота шла в атаку. Док изрядно парился в своих тяжелых доспехах. Парился, но терпел. Именно ради экстрима, в который сейчас влетел. И шлем на нем знатный, японского производства. Док отдал за него Бармену «Черное сердце». Казалось бы, неравноценный обмен, но Док свою жизнь ценил гораздо дороже «Черного сердца». Первого он срезал короткой очередью. Шесть против одного. Мгновенно перекатился под прикрытие трухлявого, но, к счастью, непробиваемого пня, затем двумя скачками чуть дальше — за ствол и между корней другого дуба. Вовремя. Ребята шарахнули по месту, где еще курился легкий сизый дымок, гранатами сразу из трех подствольников. Осколки прошелестели над головой Дока, и, черт его подери, один влетел прямо в ПДА. Боль в кисти можно перенести, но потеря ПДА в Зоне почти равноценна потери жизни. Док, сатанея, матерно выругался и долбанул в ответ из своего подствольника. Пять против одного. Он определил это по кровавым ошметкам, что взметнулись во все стороны на месте взрыва гранаты. Уцелевшая пятерка начала расползаться в стороны и медленно охватывать лесок дугой. Док этого не видел, но знал — противник действует именно так. Он перезарядил подствольный гранатомет, сделал паузу, достал из кармана последнюю шоколадную плитку. Больше продуктов у него нет. Главное — воды нет. Сволочь, этот Бармен. Док шел к нему за продуктами и водой. В этом на Святой Руси не принято отказывать, Божий закон нельзя нарушать. И не с пустыми руками шел. Но в ответ на правду, пусть горькую и едкую, получил опалу и отвержение. И ни глотка воды, ни куска хлеба. «Ничего, подонок, — сквозь зубы процедил Док, — ты еще получишь свое. Жив останусь — сполна расплачусь по всем счетам». Пятеро против одного… Шанс одного, единственный его шанс — стянуть противника в лесок и здесь, под сенью вековечных деревьев, под густым занавесом «рыжих волос», в зарослях лещины, вычленить каждого по отдельности и тихо уработать в рукопашке. Третьего по счету противника он так и сделал. Тот вышел сбоку, метрах в трех от места, где затаился Док. Док пулей вымелся из своей засады и таранным ударом ногой выбил из рук бойца автомат. Тренированный парень мгновенно отскочил, обнажив армейский нож. Док испуганно присел и, изумленно открыв рот, вперился взглядом в небо. Даже ткнул туда указательным пальцем левой руки. Прием абсолютно «проходной». Боец на секунду задрал голову и недоуменно посмотрел в голубой просвет между крон деревьев. Док тоже умел быть мгновенным. Короткий выпад — и вакидзаси снизу вверх вошел в открывшуюся узенькую щель между нижней кромкой шлема и стоячим воротником кевларового комбинезона. Сталкер не успел насладиться победой. Свет в глазах погас. Очнулся Док в положении на спине. Сколько времени был в отключке, неизвестно. Только замечал он за собой еще одно незаменимое боевое качество. Когда приходил в сознание, то включался в окружающую обстановку мгновенно. И никаких провалов в памяти. Мало того, сотрясенный мозг работал отчетливее и интенсивнее. Словно просветление какое наступало, хоть башка и гудела. Вот и сейчас Док определился моментально. Забрало шлема сплошь в трещинах, несколько фрагментов даже вывалились. «Снайпер! Четко в голову! Так… только не дергаться. Я — труп». Док, насколько возможно, скосил глаза вправо, влево… «Вот он, сука! Вовремя же я очухался!» Слева, чуть наискосок, со снайперской винтовкой наизготовку к нему подкрадывался боец спецназа. Его действия понятны — подойти метров на пять и шарахнуть «контрольный» в голову. Чтобы, значит, наверняка. Док оценил обстановку и еще раз возблагодарил Бога: упал он очень удачно. На спину. Левая рука на отлете. Под ней автомат. Дохлый номер. Но вот правая! Кисть правой лежит прямо на расстегнутой кобуре. Док, нежно перебирая пальцами, чуткими и сильными пальцами гитариста, потянул за рукоять «беретту». И она послушно и привычно легла в ладонь. Затвор взведен, предохранитель снят — оружие готово к бою. «Еще… поближе… рано… нет, рано… — беззвучно командовал себе Док, — еще чуть-чуть…» Боец приложил приклад, припал к оптике прицела. Рука Дока взметнулась над телом, и вся обойма «беретты» ушла в силуэт под камуфлой осеннего образца. Усиленная пуля из «беретты» в легкий костюм с расстояния в шесть метров. Четверо против одного. И тотчас — длинная, от всей души, очередь из зарослей лещины. Пронзительная боль в левом плече, удары пудового молота по грудной клетке. Док перекатом ушел из сектора обстрела, не забыв в кувырке подцепить АКМ. Вырвал из кармана «лимонку», выдрал зубами кольцо, разжал пальцы, просчитал привычно: «Раз, два, три» — и метнул гранату в заросли. Вжался в землю. Ф-1 — граната оборонительного действия. Поражающий радиус разлета осколков — тридцать метров. Потому бросают ее из окопа или другого укрытия. Пронесло — прошелестели осколки над телом, не зацепив грешного. Три против одного. Сразу жесткая «обратка». С противоположной стороны вылетела граната и плюхнулась в двух метрах от Дока. Атакующая граната РГ-4. Гладенькая, аккуратная, словно куриное яйцо, с ровненькой полоской посередине и коротким хвостиком запала. Но не выдержал метатель гранаты положенной паузы и подарил противнику три секунды. Док на последнем дыхании взметнулся с места и сделал скачок в сторону. Из последних сил, повинуясь только непреодолимой мощи инстинкта самосохранения. Ударная волна накатила в спину, швырнув Дока вперед, по ходу движения, метров на шесть. Туда же, в спину, приложились и осколки гранаты. Док полежал немного на животе, затем медленно поднялся и обиженно заковылял по тропинке прочь из леска, волоча за собой по земле автомат на ремне. В контуженной голове теплилась только одна мысль: «Да ну вас всех на х… Уйду, уйду… Злые вы люди…» По нему почему-то не стреляли. Редкий добряк, сталкер по кличке Док, благополучно выбрался из леска и зашаркал неуверенным шагом, ориентируясь на закатное солнце. Тягуче долго в башку возвращалась осмысленность. Странная, доселе непривычная осмысленность. «Все! Хватит забирать чужие жизни. Пора отдавать свою! Вернуться назад и принять последний бой? НЕ ХОЧУ! Невзначай заберу еще чью-то жизнь. На х… Пора умирать». Справа — Гнилое болото. Прямо — Рыжий лес, из которого никто не возвращался. А слева… слева он заметил логово химеры, к которому вела тропинка, аккуратно выложенная по обочине человеческими черепами. ГЛАВА 3 — Ну… чего тебе еще нужно от меня? — Док с трудом разлепил отекшие веки. Серая глыба нависла над ним, пятна-глаза совсем рядом — страшные, немигающие, до краев наполненные желтым, слабо мерцающим светом. Странно, но он совсем не ощущал запаха твари, будто исчадие ада было бесплотно. — Я хочу пить, хочу есть, но больше всего хочу спать… хочу покоя… Я умираю — вот и все. — Док уронил голову на грудь и тяжело выдохнул: — Да, я умираю. Прикончи меня, пожалуйста. Но в планы твари это, похоже, не входило. Она непринужденно метнулась к дальней стене, задержалась перед ней на мгновение, странно вытянулась всем телом и вдруг исчезла. «Мама дорогая, — прошептал Док. — Она может проходить сквозь стены». Все же он заставил себя сконцентрировать остатки внимания на стене и заметил черную дыру небольшого круглого лаза. «Сквозь стены ты ходить не можешь, но пролезть в крысиную нору — запросто», — безразлично отметил Док. Химера появилась секунд через десять. Грациозно вплыла в нору и одним взмахом лапы швырнула к ногам Дока тяжелый объемистый предмет. Док глянул на него — и чуть не обомлел окончательно. Сталкерский рюкзак! Под завязку забитый всяким скарбом! Из последних сил, дрожащими пальцами Док распустил тугой узел. «Стоп, стоп, стоп, — остановил он себя последним усилием воли. — Кажется, она дает мне шанс выжить. Если так, то сначала противошоковая инъекция, стимулятор, а уж потом все остальное». Он потянулся к собственному рюкзаку, достал единственное, что в том рюкзаке осталось — свою шикарную медицинскую аптечку с малым хирургическим набором. Умело и споро вкатил себе ампулу препарата, проглотил таблетку. Пустой шприц-тюбик хотел было отбросить в сторону, но вовремя сдержался: «Нельзя сорить в ее логове!» Аккуратно уложил пустой шприц обратно в аптечку и расслабился, ожидая действия лекарств. Через минуту в голове прояснилось, силенок прибавилось и боль в плече поутихла. Док выпрямил спину и подтянул к себе рюкзак неизвестного сталкера. Что ж, ожидания его не разочаровали. Неизвестный сталкер проповедовал тот же принцип, что и Док. А именно: лучше «калаша 5-45» оружия в мире нет. Потому в рюкзаке Док нашел три снаряженных рожка, цинк с патронами и пять гранат для подствольника. А еще «глок» с тремя обоймами и две «лимонки», сиречь гранаты Ф-1. Уже можно повоевать. Десять банок саморазогревающихся консервов, галеты, шоколад. Фляга с чистейшим медицинским спиртом. Двухлитровая фляга с водой, а к ней упаковка японских таблеток для обработки воды. Любой воды, хоть из канализации. Одна таблетка на три литра. Полная дезинфекция и дезактивация. Правда, вода приобретает специфический вкус и запах, но ее можно пить! А еще сигареты — целый блок «Примы» во всем великолепии, без фильтра. Прибор ночного видения, контейнер для артефактов, снаряженная аптечка, моток нихромовой нити с иголкой — такой нитью можно заштопать любую дыру, хоть на бронекостюме, хоть на собственной шкуре. Кое-что по мелочи и… И!.. Док не поверил собственным глазам! На самом дне — ПДА! ПДА! Ношеный, видавший виды, исцарапанный, но ПДА! Док нашарил бутылку с водой, одним движением свинтил крышку, жадно припал к горлышку пересохшими губами, высосал литр в один присест, шумно выдохнул. Нежно погладил гладкую поверхность ПДА, нажал кнопку активации. Экран высветился ровным голубым сиянием. Первое сообщение на «Центральную»: «Это Док. Что, сволочи, думали, я сдох? Не дождетесь. Я жив, чего и всем желаю. Чей ПДА?» Ответ почти незамедлительный. Юрик, вернее, Юрий Михайлович, в своей информационной берлоге работал круглосуточно и безукоризненно: «Привет, Док. Ты не поверишь, но лично я рад. А ПДА… ПДА, увы, Хомяка. Соболезную». «Хомяка?» Если бы электронная беспристрастная азбука ПДА могла передавать эмоции! Не могла, иначе бы сгорела от перегрузки. Все знали, что Хомяк, старейший сталкер Зоны, — крестный отец Дока. Он привел Дока в Зону, он научил его всем премудростям. Он до сих пор продолжал опекать Дока, хотя виделись они редко. Раз в три месяца, случайно, где-нибудь на базе. Долговязый, нескладный, с двумя широкими, чуть торчащими вперед передними зубами. За эти зубы да за редкую хохляцкую запасливость и прозвали его в Зоне Хомяком. Незлобивый и покладистый — если не заводить. Командовать другими не любил и не мог, а потому в рейды никогда не брал «отмычек». Но еще больше не любил подчиняться. Ходил всегда в паре с другом — сталкером по кличке Крокодайл. Где Хомяк, там и Крокодайл. Стрелять Хомяк умел с обеих рук навзлет — «по-македонски». И дрался отменно — только Док и мог его «уработать» в товарищеском поединке. С Хомяком и Крокодайлом Док ходил в связке первые свои три года в Зоне. Потом ушел в автономное плавание. А Крокодайл два года назад угодил во «временную жарку». «Временные» аномалии — проклятие и ужас Зоны. Они возникают внезапно, на короткое время, абсолютно непрогнозированно. На ровном и доселе безопасном месте. И так же внезапно исчезают. Словно Божье наказание. С тех пор Хомяк ходил один. Позвал как-то полгода назад Дока в напарники, но Док отказался. До сих пор не мог себе объяснить почему… Теперь ясно почему. — Это судьба, — прошептал Док и привычно пробежал пальцами по крохотной клавиатуре ПДА: «А что случилось с Хомой?» «По проверенным данным, Хомяка четыре месяца назад сожрала химера на границе Рыжего леса. Где нашел ПДА?» «В логове химеры». «Как у тебя с головой?» «В полном порядке. Надеюсь, я не нарушил Закон, пользуясь ПДА мертвого сталкера в исключительных обстоятельствах?» «Нет. А где твой?» «Разбит вдребезги». «Понял. Снимаю с регистрации. Удачи тебе, Док». — Спасибо, ой, спасибо тебе, Хомяк. — Док потянулся к фляге со спиртом. — Я все понял. Док дернул за металлический хвостик банку с консервами. Банка зашипела, разогреваясь, — приятный, знакомый каждому сталкеру звук реальной работы Нобелевской премии. Затем отвинтил крышку фляги со спиртом. Следовало, конечно, заняться раной, но она не кровоточила и почти не болела. Док по опыту знал — рана подождет, а от соблазна поесть после трехдневной голодовки удержаться не мог. — Что ж, еще раз спасибо тебе, Хомяк, спасибо за все, что ты для меня сделал, и царствие тебе небесное. — Он сделал большой обжигающий глоток. Щедрая слеза оросила глаза и дыхание перехватило, но то было приятное ощущение. Док выхватил из-за левого голенища старорежимного кирзового сапога алюминиевую ложку и жадно врубился в горячую тушенку. Невероятно, но он совсем забыл о химере. А она безмятежно почивала в своем углу. Док знал, что она спит. Желтые пятна глаз потухли, черная масса в углу словно застыла. Ни намека на дыхание или храп. «Эх, скотина, всадить бы тебе гранату из подствольника в бочину», — совершенно незлобиво подумал он. Странно, но сейчас он не испытывал к твари никаких чувств: ни злобы, ни ненависти, ни благодарности. Ничего. А вот долгожданное ощущение покоя вдруг пришло. Сладкое и томное, словно в колыбельке под ласковой рукой любящей и нежной мамы. «Нужно перевязать рану. — Док стряхнул оцепенение. — Потом уж поспим». Он расстегнул молнию комбинезона, осторожно вытянул из бронированной кевларовой скорлупы раненую руку. Лезвием распорол снизу доверху рукав хб-рубахи. Осмотрел рану. Как и предполагал, ничего серьезного. Кость не задета, пуля прошла в сантиметре от плечевой артерии. Это главное. Если бы повредило плечевую артерию, он бы сюда не дошел. Даже если бы наложил жгут и дошел, что дальше? Наложить зажим на артерию и ждать, пока рука отвалится? Лучше пулю в висок или вот… химера. Крови из мелких сосудов натекло, конечно, с литр, может, больше. Но это не летальная кровопотеря. Ранение сквозное. А если бы не сквозное? Ерунда. Это только в дебильных боевиках главное — достать пулю, и проблема решена. В жизни и в реальной полевой хирургии все по-другому. Страшна не сама пуля, а разрушения, которые она наносит на своем пути. А пуля — дура. Угнездилась в тканях — ну и пусть себе сидит. Попытка достать такую дуру приносит подчас больше вреда, чем сама пуля. К тому же в тканях, где застряла пуля, не развивается нагноение. Так что с раной можно вообще ничего не делать. Но все-таки… Док достал из аптечки пакет с губкой. Эта универсальная губка и кровь останавливала, и обезболивала, и микробов убивала. И при этом сама растворялась. Стиснув зубы, он зондом запихнул ее в раневой канал. Так спокойнее. Потом аккуратно протер рану и всю руку салфеткой со спиртом, сунул обратно в рукав комбинезона, застегнул молнию. Еще раз приложился к горлышку фляги, запил спирт водой и безмятежно улегся на правый бок. «Темно, тепло, и мухи не кусают», — подумал напоследок и провалился в черную бездну блаженного сна без сновидений. Своды зала терялись в голубоватой вышине. Почти небо — только искусственное небо, без облаков, которые так причудливо и необъяснимо трансформируются, ежеминутно и ежесекундно превращаясь в лица и фигуры. Лица и фигуры людей, животных… Может, и правда, что облака — это души. Души, мгновение назад навсегда отлетевшие в бесконечное небо, и теперь с недосягаемой и несоразмерной для человеческого разума вышины беспристрастно созерцают дела и греховные делишки люда земного. Созерцают… наблюдают… осуждают… одобряют… Но никак не могут вмешаться в процесс по причине своей эфемерности и небесного происхождения. Понятно, что и тучи, мрачные и грозные, словно Божье предупреждение, в этом небе не собирались. Самое обидное — непонятно, для кого обидное, — что никогда и никто в этом искусственном небе не зажигал звезд. Значит, не нужно это никому. И правда, существа, которые собрались под сводами искусственного неба, не нуждались ни в звездах, ни в облаках и тучах. Может, оттого что ни один ученый не взял бы на себя смелость достоверно определить происхождение этих существ. Земное ли, космическое? Впрочем, земное, точно земное. Космос не может существовать без звезд. Семь контролеров, одинаковых, словно однояйцовые близнецы, расселись полукругом на идеально квадратных плитах черного мрамора. У каждого в ногах возлежала химера — семь абсолютно черных химер, страшных в своем безмолвном покое и неподвижности. Безмолвствовали и контролеры. И никакому обычному, земному человеку — если бы он мог наблюдать собрание странного конклава — и в голову не пришло бы, что самые ужасные порождения Зоны спорят. Ибо не дано смертному услышать язык, на котором общались избранные. Да и никакой прибор его бы не уловил. Между тем спор шел яростный и непримиримый. И мысли, словно клинки шпаг, скрещивались, переплетались, отскакивали, вновь атаковали, устремляя острие свое в невидимого противника. — Я не верю, что человек может решить проблему Зоны, — человеческий разум слишком слаб. — Но кто, кроме человека, в состоянии ее решить? — Разве мы, контролеры, сами не можем разобраться? — Нет, скажем откровенно, не можем. — Но почему ты выбрал именно этого человека? — Я сканировал его разум. Он незаурядный человек, он может справиться… — Да, ты прав, я тоже читала его мысли: он сильный человек, он может справиться… — Тебя, химера, пока никто не спрашивал. — А я не собираюсь ждать, пока меня спросят. Я имею здесь право слова — как и каждая из нас, химер. — Лично я против того, чтобы человек вмешивался в наши дела. — А как, скажи на милость, ты собираешься остановить войну, которую люди ведут против нас? — Они всегда любили войну, и всегда кто-то побеждал, а кто-то проигрывал. — Да, но сейчас они воюют с нами, и я не хочу проигрывать. — Я тоже не хочу. — И мы ничего не можем противопоставить их бронированным машинам и самолетам. — Неужели мы настолько слабы, что готовы сдаться и вверить наши судьбы жалкому человечишке? — Мы не слабы, и мы победим — разумом. — И потом, мы не вверяем судьбы человеку. Мы просто используем человека и сами будем им управлять. — Если не зомбировать его разум, управлять этим человеком будет трудно. — Химера права. Но если мы превратим его в зомби, он не сможет выполнить возложенную на него миссию. — Что же ты предлагаешь? — Мы будем направлять человека и помогать ему. — Согласен. — А я — нет. — Будем решать большинством… — Решено: мы используем человека. Химера будет помогать ему и станет посредником между нами и человеком. Как там его зовут? — Док. ГЛАВА 4 — Что ж, пора и честь знать. — Док поднял тяжелый рюкзак, перекинул его за спину, поерзал, притираясь к ноше. — Я ухожу. «Уходи», — совершенно явственно услышал он в своей голове, словно химера произнесла слова вслух, а дальше, «на кочуме», размыто и неясно: «Если сможешь». Поразительно, но за двое суток пребывания в логове химеры между ними наладилась телепатическая связь. Вернее, подобие ее — обрывки мыслей, слов, призрачных и далеких, химеричных, как и сама химера. Как и почему? Док не знал. Пока не задумывался над сутью явления. Собственно, эти двое суток он только и делал, что ел, пил и спал. Ел, пил и спал. На большее, даже на мысли, силенок не хватало. Химера не мешала этому приятному, если честно, времяпрепровождению. Приятному потому, что за последние три года Доку ни разу не удалось отдохнуть по-человечески. Знавал он некогда и томную негу южных морей, и нежность декольтированных до трусов женщин, и тугую упругость смокинга, и звон теннисной ракетки, и изысканность ресторанных деликатесов, и заумный выпендреж всех степеней. То был не отдых — легкий, необременительный труд. Только здесь, в Зоне, он понял по-настоящему, что значит «отдохнуть по-человечески». А это значит досыта поесть — пусть обычной консервированной тушенки; выпить норму — пусть неразведенного медицинского спирта; и главное, выспаться вволю, безмятежно и спокойно. За семь лет в Зоне это удалось впервые. Обычно за ночь, если удавалось провести ее в надежном убежище, он просыпался раз пять-шесть. И сон был тревожен и чуток. Иначе нельзя — Зона. Этой ночью он проснулся всего один раз. Разбудил его заунывный, тоскливый вой чернобыльского пса — предвестник близкого выброса и полнолуния. Все твари в Зоне редко подают голос, у некоторых, похоже, вообще нет голосовых связок. Но чернобыльский пес был и остается по сути собакой. Не псевдособакой — слепой, безмозглой и тупой тварью, в которой от собаки остались лишь нюх да название, — а настоящим, пусть и мутировавшим псом. Самое страшное, что основной составляющей частью мутации чернобыльского пса стала ненависть к человеку. К любому существу, которое хоть отдаленно напоминает человека. Старожилы Зоны утверждали, что стая слепых собак под предводительством, вернее, под телепатическим контролем чернобыльского пса редко атакует псевдоплоть, кабанов, крысиных волков — разве что сильно жрать хотят. Иногда атакуют снорков и кровососов, даже псевдогигантов. А вот бюреров, зомби и человека, особенно человека, слепые собаки, когда их направляет чернобыльский пес, атакуют всегда. Потому-то бюреры и предпочитают подземелья. Сказки сказками, но чернобыльский пес, как и все твари в Зоне, ощущал приближение выброса и, в отличие от других, мог выть. И этой ночью он выл. Док очнулся и в зеленоватых сумерках, еще сквозь пелену сна, увидел, как вспыхнули два желтых пятна. Химера проснулась. Она не сочла нужным обратиться в серый туман, и Док ясно видел очертания тела. Тварь встряхнулась, сладко потянулась, зевнула и насторожилась — ее уши, два треугольных асимметричных нароста, выдвинулись из головы, словно локаторы. Она замерла на мгновение, вслушиваясь в далекий вой пса. А затем… Затем Доку показалось, что она улыбнулась. Улыбнулась — и тенью выскользнула из логова. «Удачной охоты», — буркнул вслед Док и снова провалился в черную пропасть сна. А утром химера принесла ему кусок мяса. Славный кусок — килограмма на два; сочного, теплого, еще кровоточащего мяса. Док представил его на сковородке — аппетитный, обильно приправленный луком, перцем, чесноком — и проглотил слюнку. Сказать, что Док был изумлен, значит, ничего не сказать. Он был шокирован. Минуту, не меньше, он безмолвно созерцал кусок свежей плоти, затем встал, прокашлялся и, стараясь быть как можно убедительнее и в словах, и в мыслях, произнес: — Спасибо, я тронут… Большое спасибо! — Он даже поклонился в пояс, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. — Но я не могу съесть это мясо. Я не ем сырого мяса. Мне нужен огонь, чтобы его приготовить. Но если бы и был огонь, я не стал бы его есть. Потому что не знаю, чье это мясо. Я могу умереть, съев его. Понимаешь? Химера поняла. Именно тогда Док явственно ощутил наличие некой телепатической связи. Черт ее подери, поняла! Сверкнув своими желтыми пятнами, она махом сгребла кусок мяса, швырнула себе в пасть, проглотила не разжевывая и невозмутимо улеглась в своем углу. — Еще раз спасибо за гостеприимство. — И Док шагнул за порог убежища. По сталкерской привычке он сначала оглядел небо. Осеннее, серое и бесприютное. Чернобыльский пес не воет понапрасну. Редкие розоватые всполохи, вспышки молний без грома на горизонте — предвестники выброса. Чем ближе время выброса, тем ярче полыхает небо. Перед самым выбросом — сплошной фейерверк. Судя по всем признакам, у него осталось двое суток, чтобы добраться до «схрона». Затем Док опытным, теперь уже трезвым, взглядом оценил окружающую обстановку. Узенькая тропинка, устланная по обочине черепами, вела от логова химеры на юг. Справа — Рыжий лес, слева — болото. Метрах в пятидесяти, по правую руку от тропинки, слегка потрескивает и искрит «электра». По левую руку, метрах в ста, — зеркальная лужица «студня». Больше ничего тревожного. Док бодрым шагом двинулся вперед — и замер, насторожившись. Далекий долгий свист реактивного снаряда — и километрах в трех горизонт вспучился черными зонтиками взрывов. Отдельные частые хлопки канонады вскоре слились в единый грозный гул. Военные, как всегда в последнее время, работали по полной схеме — реактивные минометы модернизированной системы «Град-3» одним залпом накрывали площадь в десять квадратных километров. Гаубичная артиллерия, минимум тридцать орудий, тоже молотила по заданному квадрату. «Сейчас в небе появятся „сушки“, — печально констатировал Док. — А потом…» Это «потом» сквозь гул канонады донеслось едва уловимым стрекотом. Только опытное ухо могло уловить и растолковать странный звук. Вертолеты «Ка-50» — «черные акулы» — материализовались практически из ниоткуда. Вначале только едва уловимый стрекот, а после него… Девять-двенадцать крохотных, почти неразличимых точек в небе мгновенно превратились в огнедышащих монстров. Первый заход — залп из всех систем по уже обработанным минометами и артиллерией квадратам. Второй заход — из дополнительных подкрыльных пилонов, и на уже исковерканную, изуродованную, сожженную землю щедро пролился напалм «Н». Но перед этим… «Сушки» с характерным визгом пронеслись прямо над головой Дока — и горизонт вырос сплошной серой волной. Волна, играя всеми оттенками черного и серого, неотвратимо двигалась на него. — На хрен! — вслух выругался Док и что есть сил рванул обратно, в берлогу химеры. На ходу посмотрел на экран пискнувшего ПДА: «Всем! В квадрате 55-3, на границе Рыжего леса, начата войсковая операция!» — Спасибо, сам вижу, — буркнул Док и нырнул под своды пещеры. Забился в свой угол, тяжело отдуваясь, искоса глянул на химеру. Та как ни в чем не бывало нежилась на своем излюбленном месте, и — черт подери! — Доку опять показалось, что она улыбается. — Скалишься… — процедил Док и многозначительно кивнул. — Сейчас саданут по заданному квадрату — и в пыль сотрут. И тебя, и меня, и твое уютное гнездышко. Химера зевнула, не спеша поднялась и, лениво потянувшись, мягко скользнула к черному зеву лаза. Остановилась перед ним и уставилась на Дока желтыми пятнами глаз. — Понял, — мгновенно сориентировался тот. — Приглашение принимаю. Верный главному сталкерскому принципу выживания «все свое ношу с собой», он сбросил рюкзак, швырнул его в лаз и вмиг юркнул следом. Ход, практически идеально круглый в сечении, был настолько узок, что Доку приходилось извиваться червяком, чтобы двигаться вперед. А еще он толкал перед собой тяжелый рюкзак. «Жить захочешь — не так расстараешься, — утешал себя Док. — Интересно, а как здесь протискивается эта… благородная тварь?» Слава богу, метр за метром лаз становился шире и просторнее. Еще метров тридцать по наклонной покатой плоскости — и Док ткнулся носом в гладкую горизонтальную поверхность. Подтянул ноги, вывалился на пол, настороженно огляделся. Бункер! Настоящий бункер «леге артис».[5] Просторный и надежный. Квадратов пятьдесят при высоте потолка метра три. Только вместо бетонных стен и перекрытий — глина. Естественная глина. Самое поразительное — как можно было вырыть в глинистом грунте, на глубине метров в десять, подобную нору, без подпорок, перекрытий, всего того, что называется у шахтеров «крепеж». А вот поди ж ты! Факт остается фактом. Освещение, как и в берлоге химеры, — куча гнилушек. Только чернобыльские гнилушки светятся раза в три ярче обычных древесных, и при подобном освещении можно даже читать книгу. Док выпрямился, отряхнул колени — старая, неистребимая и, по сути, ненужная привычка. Теперь, уже более тщательно, осмотрел укрытие. Невероятно, но опять-таки факт! В одном углу сложены — не свалены в беспорядочную кучу, а аккуратно сложены — охотничьи трофеи химеры. Сталкерские рюкзаки и котомки — потертые, ношеные и совсем новенькие. Тощие и туго набитые под завязку. Полтора десятка бронешлемов — американские, японские, немецкие, китайские, отечественные — всех ведущих мировых марок. Винтовки, автоматы, пистолеты — любой системы и на любой вкус. Гранатометы — от шведского «густава» до отечественного «шмеля». И еще набор всякой всячины: ПДА, фонарики, приборы ночного видения, тепловизоры, наручные сканеры, даже аудиоплееры и цифровой фотоаппарат. — Твою мать… С-сука, — пробормотал опешивший Док. Но еще больший сюрприз ожидал его в другом углу бункера. Там, опять-таки аккуратно разложенные, красовались артефакты. Самые редкие и дорогие артефакты. Правда, некоторые из них не лежали на полу, а парили в воздухе, как и полагается артефактам такого типа. Три «красных сердца». Три!!! И одно «черное». «Красное сердце» залечивает практически любую рану. «Черное», наоборот, убивает — медленно, но верно. «Куриный бог» — гладкий серый камешек, галька с дырочкой посредине. Только галька светилась изнутри мягким голубым сиянием и висела сантиметрах в десяти от пола. Абсолютная защита от любого пси-воздействия. Абсолютная! Контролер отдыхает, и даже «выжигатель мозгов» бессилен. Док только слышал об этом артефакте, но никогда не видел воочию. Вот «пирамиду» видел. И она, изумрудная красавица, парила в воздухе рядом с «куриным богом». С «пирамидой» в кармане не страшно любое излучение. Любое! Мало того, «пирамида» наделяла владельца антигравитационными качествами. Не то чтобы он парил подобно артефакту в воздухе, но становился легче килограммов на сорок — это проверено. Десяток конденсаторов. Мощность одного конденсатора точно замерена и достаточно велика — шесть киловатт в час. У Бармена вся система энергообеспечения работала на двух конденсаторах. Хватало на все. Освещение, бойлерная, прачечная, кухня, радар. Главное, никому не удалось определить срок годности конденсатора. С момента эксплуатации первого найденного и внедренного артефакта прошло уже двадцать лет, а конденсатор работал как ни в чем не бывало, и неизвестно, сколько он еще протянет. Может, лет сто, а может, и больше. Для транспортировки конденсатора не нужен контейнер: завернул в полиэтилен, положил в карман — и иди спокойно — током не шарахнет. «Звезда» — вон она, крохотная, багрово-красная, как и положено пятиконечной звезде, — легко уместится на ладони. Мощнейшее магнитное поле. Правда, всего в радиусе метра от «звезды». Владельца такого артефакта можно поразить только длинной деревянной дубиной. Все металлическое, все равно из какого металла — пули, ножи, гранаты, — отражалось полем с силой, пропорциональной силе воздействия. Проще говоря, пуля, граната или осколки гранаты летели обратно. Но в рукопашную на обладателя «звезды» идти можно — в одних трусах и без металлических зубов во рту. Два «пупсика» — эти артефакты действительно походили на маленькие фигурки негритят. В чем сила и фишка «пупсиков», Док не знал. Только стоил «пупсик» дороже «пирамиды». Еще с десяток контейнеров. Док, конечно, в них не сунулся, но не сомневался: там тоже покоятся ценные экспонаты странной и страшной коллекции химеры. Сама хозяйка серым облаком вплыла в убежище и замерла, выдвинув уши-локаторы. Теперь она не выглядела спокойной и привычно томной. Наоборот, желтые глаза налились красноватым пламенем, и в них полыхали злые зеленые искорки. Тело материализовалось на мгновение, и Док заметил, как напряжены мышцы химеры, тугими буграми выпирающие из-под лоснящейся кожи. «Нервничаешь, голубушка, — со злорадным удовлетворением констатировал Док. — Сейчас ты бессильна и от бессилия бесишься». Грохот канонады не проникал в глубины подземного укрытия, но, судя по содроганию земли, бомбардировка и артобстрел шли полным ходом. При этом толчки становились все сильнее и вскоре перешли в сплошную мощную вибрацию. Земля, разрываемая килотоннами тротила и металла, возмущенно гудела, рокотала, но достойно держала удар. А затем все стихло. «Сейчас пойдут танки, за ними — пехота. Тотальная зачистка под „ноль“, — подумал Док, прикинув расклад. — В логово химеры, если его, конечно, не разворотило, что мало вероятно, военные все равно не сунутся. Саданут прямой наводкой, потом добавят пару гранат из подствольника. Интересно, а как же я буду отсюда выбираться? Неужто похоронен заживо? Нет, у этого разумного исчадия ада наверняка есть запасные пути отхода. Подождем». Химера между тем вновь обратилась в облако и, резво скользнув в черный лаз, растаяла. — Куда ты, дура?! — с неожиданной тревогой выкрикнул вслед Док. — На танк с шашкой наголо?! А… поступай как знаешь… Дура. Он с досадой махнул рукой и устроился поудобнее на полу — ожидание обещало быть долгим, если не вечным. Но химера возвратилась на удивление быстро — через час, не более. Док, почти обрадовавшись, приветствовал ее крепким словцом, а затем пригляделся повнимательнее и добавил еще дюжину непечатных нетленок. Хозяйка выглядела неважно, плохо выглядела — не нужно было иметь и медицинского образования, чтобы понять это. Левая бочина разворочена — скорее всего, крупным осколком. Сквозь рану вывалилась и свисала синеватая петля кишки. Правая задняя лапа обвисла и безвольно волочилась по земле. На этой лапе, на внутренней стороне бедра, зияла еще одна громадная рваная рана. Это не считая множества мелких повреждений по всему телу от хвоста до головы. Странно, что раны почти не кровоточили. Все равно: с такими повреждениями ни одно нормальное животное, а тем более человек не живет. «Травма, несовместимая с жизнью, — профессионально отметил Док. — Впрочем… С чьей жизнью? С жизнью химеры? Что мы знаем о ее жизни? О строении ее тела, адаптационных способностях, живучести, наконец? Почти ничего. И еще никому не удавалось анатомировать дохлую химеру, не говоря уж об исследовании живой особи. Но! Попробуем помочь». Он развязал затянутый в тугой узел шнурок на рюкзаке и, вздохнув, достал свою знаменитую аптечку с малым хирургическим набором. Затем осторожно — мало ли что придет в раненую долбешку? — приблизился к изувеченной твари. Медленно протянул руку, чтобы ощупать повреждения. — Ну… если тебе больно, потерпи, потерпи… Я хочу помочь. Конечно, она понимала, все понимала и без слов. Покорно улеглась на здоровый бок, подставив Доку раненый. Док привычно осмотрел рану: одна сквозная дырка в кишке — не страшно. Главное, кровотечения нет. Он щелкнул иглодержателем, захватив подходящую по размерам круглую иглу, зарядил нихромовую нить и обвивным непрерывным швом привычно и споро, за пару минут, заштопал дыры в кишке. За стерильностью Док не гнался — какая уж тут стерильность, — но на всякий случай плеснул на ушитую кишку антисептиком — хлоргексидином из пластикового флакона. — Дренажи ставить не буду — и так заживет. А теперь залатаем дыру в боку. Ого! То, что на первый взгляд казалось несложной задачей, неожиданно обернулось проблемой. Шкура, шкура химеры! С одной стороны — эластичная, легко растяжимая. Док легко свел ладонями края обширной раны и подумал: они легко сведутся даже отдельными узловыми швами. Но толщина шкуры — сантиметра четыре. И, что самое неприятное, на ощупь настолько плотная и твердая, словно лист металла. Куда там слону и носорогу! — Хреново! — выругался Док. — Никакая хирургическая игла твою броню не возьмет. Попробую проткнуть сапожным шилом. Хорошо, что оно у меня есть. Он продел в ушко шила нить. Шило прошло сквозь ткань — натужно, но прошло. Ощущение было странное, будто буравил толстый лист резины. — Класс! — восхищенно причмокнул Док. — Пробить подобную эластичную скорлупу труднее, чем бронежилет. И раневой канал сразу закрывается. Просто класс! Приноровившись, он быстро стянул края раны редкими отдельными швами, смахнул пот со лба, полюбовался работой. — Теперь займемся ногой. Это будет, пожалуй, побольнее, если, конечно, ты испытываешь боль. Химера испытывала боль — это Док понял по тому, как дернулось ее тело, когда он попытался руками сделать репозицию — соединить обломки перебитой кости. Мало того, тварь впервые подала голос — то ли всхлип, то ли стон. Доку вдруг стало жаль это уродливое и страшное порождение Зоны, которое, к слову, уже дважды спасло ему жизнь. Самое обидное заключалось в том, что он не знал, подействуют ли на химеру обычные человеческие обезболивающие препараты. Но попробовать все же стоило. Док вскрыл две ампулы с ультракаином, мощным местным анестетиком, и экономно, но со знанием дела обколол ткани вокруг раны. Еще вкатил химере две ампулы морфина, позаимствованные из аптечки Хомяка. — Ну, с Богом! — Он медленно и осторожно, но со значительными усилиями — уж больно толстой и мощной была бедренная кость химеры — соединил в ране поломанные кости. После обработки раны следовало зафиксировать их гипсовой повязкой, на худой конец — обычной шиной. Но у Дока в его драгоценной и неоценимой в условиях Зоны аптечке имелось кое-что получше. Несколько пластин для остеосинтеза, специальные к ним шурупы и аккумуляторный шуруповерт. Набор, правда, рассчитан на человеческую кость соответствующего диаметра. Но можно было использовать две пластины, что Док и сделал. Две пластины, шестнадцать шурупов, десять минут работы — и обломки кости были прочно и надежно зафиксированы. Так что никаких повязок и шин не потребовалось. Справившись с одной проблемой, Док сразу столкнулся с другой. Мышцы химеры сильно отличались от человеческих. И не только цветом. Структурой и строением! Более всего они походили на стальные тросы разного диаметра. Каждый трос четко контурирован, отделен от остальных и густо смазан вязкой слизью. Сухожилий нет — ткань мышцы на всем протяжении однородна. Но это не проблема — просто особенности строения. Сложность заключалась в том, что самый толстый трос-мышца, основной трос, был перебит. И не просто перебит: осколок или снаряд выбили фрагмент длиной сантиметров в десять. И сколько Док ни пытался свести концы мышцы, ему это не удалось. А без основного троса химере, похоже, на лапу не встать. А если и встанет, то ходок, а тем более прыгун из нее получится неважнецкий. Химера с первой группой инвалидности в Зоне не жилец — ежу понятно. — Что же делать… — Док задумчиво потер давно не бритый подбородок. — А… будем делать аутопластику! Вот этот тросик, пожалуй, подойдет. Обойдешься без него. Ничтоже сумняшеся, он выкроил из другой мышцы нужной длины отрезок и вшил его вместо выбитого фрагмента основной. Фрагменты, правда, не совпадали по диаметру, идеального стыка не получилось, но все равно было неплохо. — Потом нарастишь до нужной толщины, — заверил химеру Док. — Что ж, «секанд лук»[6] — и будем штопать. Он внимательно осмотрел рану — мышцы химеры и шкура изнутри были словно покрыты мельчайшей ажурной сеточкой. «Кровеносные сосуды или нервные сплетения, — догадался Док. — Возможно, и то и другое вместе». Научного любопытства ради он сунул руку в рану, пытаясь нащупать пульсацию сосуда. Ведь именно в этом месте у любого животного проходит бедренная артерия — один из самых крупных сосудов. Ничего, даже отдаленно напоминающего пульсацию, обнаружить не удалось. Под пальцами только кость и веревки мышц. «Похоже, у нее совсем нет центральной сосудистой системы! — восхищенно ахнул Док. — Насос, подобный сердцу, наверняка есть, но он перекачивает кровь непосредственно в капиллярную сеть. Вот почему даже обширные раны почти не кровоточат. Неимоверно! А как же с центральной нервной системой? Тоже нет? Говорят, что у химеры три основных нервных узла, и, только поразив все три, можно ее убить. Но как же тогда головной мозг? Ведь моя подружка, без всяких сомнений, наделена интеллектом. Ладно, со временем разберемся — если получится». Док уже механически наложил шилом кожные швы, обработал рану хлоргексидином и удовлетворенно выдохнул: «Все! Отдыхай». Сам прислонился спиной к стене, достал сигарету и затянулся. Конечно же, с неизменным чувством удовлетворенности после тяжелой, но любимой работы. И с неизменным удовольствием, понятным только ремесленнику. А хирургия — не отрасль медицины. Как говорится, курица — не птица, а хирург — не врач. Он — ремесленник. А по глубокому, с философской точки зрения, может, и ошибочному, но чисто личному убеждению Дока, мужик, который руками не может сотворить нечто, — мужик неправильный. Химера жила. Дышала, как любое млекопитающее. Только тяжело, медленно и натужно. Как больное млекопитающее. А была ли она млекопитающим? Док включил свое аналитическое мышление. Ему хотелось подумать в спокойной обстановке. И он никогда в подобной роскоши себе не отказывал. «Итак, что мы знаем о химерах? Мы?.. Сузим понятие — я. Основные параметры… Минимум три метра в длину. Масса неизвестна, но не менее чем полтонны. Сорокасантиметровые когти треугольной формы, твердые, словно алмаз, и с гранями, отточенными до остроты лезвия. Страшное оружие. Хотя даже таким когтем бронекостюм, рассчитанный на прямое пулевое попадание, не пробьешь. Но костюм не рассчитан на разрыв. Потому тактика, предположительно, проста и эффективна. Удар лапой сверху вниз — и костюм раздирается. Свободной лапой наносится смертельный удар. Всего-то дела — секунда. К тому же у химеры не две, а четыре лапы. Удивительно, но сорок сантиметров когтей легко втягиваются внутрь лапы, как у любой кошки, исключая гепарда. Пасть — почти идеально круглая. Около метра в диаметре — за счет того, что челюсти, как у яхттерьера или таксы, размыкаются на 180 градусов. Зубы — в два ряда, мелкие, кинжально острые, треугольной же формы, акульи. Всего — триста… Анатомическое строение изучил, но не полностью, в общих чертах. Но и того, что видел и щупал, достаточно, чтобы понять — идеал! Идеал хищника!» Химера вздохнула глубоко, протяжно и посмотрела прямо в лицо Доку желтыми пятнами глаз. А в глазах… В глазах боль, страдание и… благодарность. Док шмыгнул носом, выщелкнул из пачки еще одну сигарету. — Что, будем знакомиться? И четко, предельно четко услышал в мозгу: «Будем знакомиться». — Я — Док. Так меня зовут. А тебя? — Не знаю. У меня нет имени. — Хорошо. Тогда я буду звать тебя… Чудо. — Что означает это имя? — Оно… оно означает нечто непонятное. Я — человек. И с человеком, правда, очень редко, происходят странные вещи. Сталкер задумался на минуту. Химера прочла его мысли. «Я поняла… Я могла убить и сожрать тебя, как убила и сожрала десятки тебе подобных. Но не сделала этого. Потому я — Чудо». — Да. Именно так, — Док произнес это вслух. — Итак, познакомились. Я — Док. Ты — Чудо. А сейчас, Чудо, я сделаю тебе еще один укол — и спи, отдыхай. В течение последующих четырех дней, пока химера выздоравливала, он сделал еще несколько практических умозаключений. Двигается прыжками. Средняя длина прыжка — десять метров. Чудо, постаравшись, наверняка может сигануть и на пятнадцать метров. В прыжке помогает хвостом, который выполняет функцию еще одной лапы. Парапсихические способности подобны способностям контролера, но слабее и специфичнее. Контролер подчиняет человека своей воле, «зомбирует» по полной схеме. Химера этого сделать не может, да и не нужно ей это. Ужас, парализующий страх, блокирование воли к сопротивлению — вот ее «фишка». Способность к мимикрии. Кровосос на время может становиться полностью невидимым. Абсолютная мимикрия к «заднему фону». Фактически кровосос видим, просто человеческий глаз не может его различить на фоне окружающей среды. Американцы уже разработали и внедрили защитный комбез, используя тот же принцип, но пока в единичных экспериментальных экземплярах. Шибко дорого стоит такой комбез — пол-лимона зеленых американских. Химера мимикрировать полностью, подобно кровососу, не может, но ее трансформацию научным языком можно было бы назвать «достаточной» — этакое эфемерное серое облако, абсолютно неразличимое ночью. Что еще? Главное!!! Химера наделена интеллектом! Настоящим интеллектом, пусть не человеческим. А что такое человеческий интеллект? Лично Док затруднился бы дать полное и всеобъемлющее определение понятию «человеческий интеллект». Вот и все. Взятые в комплексе качества химеры полностью подходили под определение «идеальный хищник». Не более того. Против танка, тем более против авиации, химера не выстоит. Даже со своими тремя дублирующими точками центральной нервной системы и идеальной кровеносной сетью с гремя же сердцами-насосами. А против ядерного взрыва выстоит — если спрячется в своем логове или любом подземном, даже самом ненадежном, укрытии. В этом пункте Док не сомневался. Так что ядерный удар по Зоне смысла не имеет. Порождения Зоны, подобные химере, его переживут, как пережили сотню выбросов, и останутся живы и при полном здравии. Теперь Док знал это твердо. — Завтра нам нужно уходить. Док поперхнулся тушенкой и недоуменно уставился в желтые пятаки Чуда. — Нам? — Да, нам. — Куда и зачем? Вопрос чисто риторический, философский, но жизненно важный. — А тебе не все равно, куда и зачем? Инфернальная кошка Зоны была права. Док не раз задавал себе проклятый вопрос: куда и зачем он идет? Ответа на вопрос не находил. Так… шел себе и шел, а куда и зачем… Но риторика вопроса касалась лично его. И только его. А Чудо ставила вопрос по-иному, и в ее телепатии явственно прозвучало понятие «Мы!» — Хорошо, — химера смилостивилась, — вначале мы пойдем к твоему… «схрону». Там есть нечто, что тебе очень понадобится и чего нет у меня. — Что же это? — Деньги, доллары. А еще еда и вода. Ты ведь не можешь жить без еды и воды. — Да, без воды и еды я жить не могу. Но откуда ты знаешь, что у меня есть грины и что они могут мне понадобиться? Химера замешкалась, потом недоуменно вопросила: — Что такое грины? — Тьфу ты! — в сердцах выругался Док. — Грины, баксы, зелень — все это словесные эпитеты к долларам. — Что такое эпитеты? Док сокрушенно выдохнул и устало вытер пот со лба. — Доллары — они и есть доллары. Но ты не ответила на вопрос: зачем они мне понадобятся? — Это сложный вопрос, я не могу на него ответить. — Кто может? — Скоро узнаешь. А сейчас просто делай так, как я скажу. — Ну, спасибо, родная. — Док, ерничая, низко, в пояс поклонился. — Значит, иди туда — не знаю куда. Принеси то — не знаю что. Четко поставленная задача. — Так мы идем к твоему «схрону»? С каким бы удовольствием Док запустил сейчас прямо в морду химеры банкой тушенки! Однако сдержался: после столь опрометчивого поступка он сам мог превратиться в тушенку. И потому лишь крякнул досадливо: — Хрен с тобой, идем. Только завтра. А сейчас, после сытного обеда, я посплю. Он тщательно вылизал ложку, сунул ее за голенище, подложил под голову рюкзак Хомяка, завалился на бок и через минуту захрапел сладко и безмятежно. ГЛАВА 5 Их путешествие можно было бы назвать увеселительной прогулкой. Док голову давал на отсечение: никто из сталкеров — и бывших, легендарных, и нынешних, подающих надежды, — так по Зоне не ходил. А он шел, правда, след в след за химерой. Чудо двигалось не торопясь, как и все представители породы кошачьих. И Док легко поспевал за проводником, нисколько не тревожась по поводу аномалий. Химера, элитное дитя Зоны, обходила аномалии играючи, практически не отклоняясь от прямой. Мало того, они шли местами, куда ни один нормальный, здравомыслящий сталкер не сунется. К примеру, в лесопосадку на восточной окраине Припяти. Лесопосадка давно превратилась в густой вечнозеленый лес из деревьев черт знает какой породы. Весь лес был оплетен сетью кабаньих тропинок, но люди по ним не ходили. Док, старожил Зоны, неоднократно слышал об этом проклятом месте, куда заказан вход существу человеческой породы, но только теперь понял, где корни черного сталкерского проклятия. В лесопосадке кипела жизнь. Ее густо населяли странные и страшные существа, истые порождения Зоны, среди которых человеку места нет. Вот беззвучно вывалился из-за поворота кабан — громадный, трехсоткилограммовый, со злющими, налитыми кровью глазами. Док даже не успел вскинуть автомат. Легким взмахом правой лапы химера опрокинула кабана на спину, левой прижала его голову к земле. Кабан забился — вначале судорожно и хаотично, пытаясь высвободиться из-под когтистой лапы, затем слабо, рефлекторно — и наконец задергался в конвульсиях. Химера обернулась к Доку: «Я поем». — Кушай на здоровье. — Док пожал плечами. — А я пока перекурю. Он повернулся спиной к Чуду — созерцание трапезы химеры не доставляло удовольствия даже человеку с закаленными нервами, — неспешно скинул рюкзак, уселся на зеленую травку, закурил. Торопиться некуда — Док впервые за время своих скитаний в Зоне ощутил это явственно. Изумленно и недоверчиво прислушался к новому ощущению. Странное, смешанное чувство покоя и умиротворенности. Покой и умиротворенность в Зоне!!! В кустах завозились псевдоплоти, привлеченные запахом свежей крови, — Док узнал их по легкому, но жадному специфическому хрюканью. Однако он даже не повернулся на звук. Химера позавтракала, Док перекурил, и они так же неспешно отправились дальше. Шагов через двести открылся неглубокий овражек. Кабанья тропинка круто спускалась на дно оврага. Там ржавели остовы двух бульдозеров, трех тракторов и двух «КамАЗов» — идеальное пристанище для кровососов. Точно! Три кровососа! Один — старый, матерый, громадный кровососище. Двое других — молодые, несмышленые, еще мелкие. Все они вылупили зенки — именно вылупили. Обычно глаза кровососов, подернутые мутной багровой пленкой, глубоко прячутся под кожными складками, а у этих они выперли из орбит, словно кровососы были донельзя удивлены. Наверное, так оно и было. Док хмыкнул. Старый кровосос угрожающе шевельнул щупальцами. Химера остановилась, присела на задние лапы, повернула в сторону кровососов голову и лениво зевнула во всю пасть. Кровосос что-то буркнул себе под нос, вернее, под щупальца, и недовольно убрался в кабину бульдозера. Молодые уроды торопливо юркнули под кузов «КамАЗа». Больше в овраге им никто не повстречался на пути — кровососы четко контролировали свою территорию, но на выходе ждал очередной сюрприз. «Коренной» обитатель Зоны — псевдогигант. Док, как и большинство сталкеров, никогда не мог понять, откуда взялась приставка «псевдо». Гигант, просто гигант, исполин, великан — без всяких «псевдо». Рост — три с половиной метра, не меньше; несоразмерно длинные руки — если их можно назвать руками — и такие же несоразмерно короткие ноги. Все в уродливых буграх чудовищно развитых мышц. Складчатая бурая кожа: на туловище складки крупные, редкие, на голове — мелкие, частые. Возле глазных орбит они переходили в мелкие морщины. Псевдогигант никого не поджидал и ни на кого не охотился. Мирное, в сущности, травоядное создание беззаботно паслось на полянке. За один раз псевдогигант загребал в лапищи целый сноп травы, запихивал его в широко раззявленную пасть и мерно пережевывал, тупо глядя куда-то в сторону. Но впервые Док наблюдал, как насторожилась и напряглась химера. Как замерла она, приникнув к земле, вытянув хвост в струну. Псевдогигант медленно повернул голову, встретил хищный взгляд желтых глаз, замер. И тотчас совершенно явственно телепатическая SMS: «Нужно обойти стороной. Он атакует, если мы приблизимся на критическое расстояние». Странно, но от простых односложных фраз в странном, безмолвном общении они с химерой очень быстро переходили на более высокий уровень. «И откуда у нее это… „критическое расстояние“? Откуда?» — удивлялся Док. «От верблюда», — последовал мгновенный ответ. «Интересно, это я подумал или она?» — Док совершенно обалдел. «Медленно обходим стороной, иди за мной». На три четверти бык, на четверть человек, псевдогигант питался растительной пищей. И свято, как настоящий бык, охранял свою территорию. Любого непрошеного гостя, вторгшегося в его владения, атаковал стремительно и решительно, не взирая на лица. Убитую жертву мог и слопать — это, как и проблески интеллекта, от человека. Вернее, от человеческой всеядности. Химера неспешно двинулась, круто забирая вправо. Док поспешил за ней. Псевдогигант проводил их томным взглядом. К счастью, бычья ярость в его мутных, отрешенных глазах не зажглась, и он снова принялся за свое мирное занятие. В конце концов они выбрались из оврага, спугнув на выходе недружную стайку снорков. Вернее, это химера их вспугнула. Еще сотня метров по тропинке — и они вышли из лесопосадки. До «схрона» оставалось с полкилометра — если по прямой. Док глянул на циферблат часов. В дороге они всего-то шесть часов. В худшие времена Доку понадобилось бы не менее двух суток, чтобы выйти на расчетную точку. «Лафа», — возрадовался Док. Вскоре выяснилось, что радовался он рано. Местность, которая открылась перед их взором, напоминала лунный ландшафт. Выжженная дотла, густо перепаханная кратерами взрывов, без малейшего намека на присутствие жизни. Только мутные лужицы «студня» да редкие всполохи «электр». Военные потрудились на славу. — Твою мать!.. — в сердцах выругался Док и плюнул под ноги. — Пойдем дальше? — осведомилась химера. — Да. Все равно нужно посмотреть. Может, «схрон» уцелел. Надеялся он напрасно. На месте «схрона» зияла огромная воронка. Результат прямого попадания авиабомбы. Напалм-М довершил дело, и от надежного, казалось бы, убежища остались лишь воспоминания и вот этот кратер. «И что теперь? Куда…» — задумался Док. В боеприпасах он не нуждался — еще ни одного не израсходовал. Таблеток для обеззараживания воды достаточно — на месяц хватит. Все есть, кроме пищи. Будь трижды проклят этот хлеб насущный, без которого человек в Зоне, увы, не протянет и пяти дней. Где найти этот хлеб? А еще доллары. И зачем они, по утверждению химеры, ему понадобятся? Док оторвал тоскливый взгляд от злополучной воронки, уселся на землю, достал сигареты. Следовало сейчас перекурить и основательно обмозговать сложившуюся обстановку. Химера прилегла рядом с ним, и Док, совершенно неожиданно, видимо, повинуясь какому-то странному рефлексу, положил ей руку на голову и… любовно потрепал исчадие Зоны в том месте, где из головы химеры выдвигались уши-локаторы. И… Чуду, похоже, этот жест Дока явно понравился — оно довольно потянулось и сладко прижмурилось. — Замурлыкай еще, — хмыкнул Док. — Не… ну точно кошка… К категории тупоголовых сталкеров Док себя не относил. И не потому, что имел образование. Просто естественная любознательность, свойственная любому развитому человеку, брала свое. Знал он немало, особенно из того, что относилось к Зоне. В свободное время часами не вылезал из Сети. И не гонял, как большинство сталкеров на отдыхе, по монитору бравых суперменов, а копался в информации по Зоне. А еще много думал, анализировал — на то он и человек разумный. Генетика, благодаря материалу из Зоны, резво шагнула вперед, причем далеко шагнула. Материал богатейший — есть над чем поработать и над чем подумать. Самое интересное — хитросплетение генов в порождениях Зоны. Невероятное и жуткое хитросплетение. Жуткое, потому что в большинстве творений Зоны присутствовали человеческие гены. Кровосос — на три четверти человек, на четверть — пиявка. Обыкновенная пиявка, которыми кишели местные болота. Снорк — три четверти человека, четверть — хорька. Зачем сноркам испорченные противогазы, объяснить никто не мог. Бюрер — на восемьдесят пять процентов человек. Остальные пятнадцать процентов ДНК в генах бюреров, вернее, комбинации цепочек, в животном мире не встречаются. То же самое контролер — человек на девяносто процентов. Десять процентов — похоже, от сатаны. Другого объяснения наука не нашла. Поговаривали, что контролеры — результат тех самых научных исследований в области генной инженерии. Факт если не доказанный, то, во всяком случае, надежно похороненный в глубине тайных архивов. Псевдогигант — тот только на четверть человек, а на три четверти — обыкновенный, некогда колхозный племенной бык. Псевдоплоть человеческих генов не имела — обыкновенный мутант домашней хрюшки, генотип которой был изуродован выбросом. То же самое — слепые собаки, чернобыльский пес, крысы, псевдоовцы, сороконожки. Мутанты — и все. Что до химеры… Тут ученые накопали материала ровно на «ноль». За последние десять лет далеко не точная статистика зафиксировала лишь два случая, когда редким счастливчикам — сначала группе сталкеров «Долга», а затем трем отмороженным одиноким сталкерам — удалось «завалить» химеру. Ткани на генетическое исследование, естественно, не забирались. Ученые готовы были отвалить за кусок мяса химеры кругленькую сумму, но кандидатов в покойники пока не нашлось. Доку повезло. Он наблюдал химеру в естественной обстановке, изучал ее строение воочию. Он знал химеру как никто другой и потому вывод сделал однозначный. Кошка! Домашняя кошка! Если в ней и присутствовал человеческий ген — а в последнее время Док отнюдь не отвергал подобную мысль, — то отвечал этот человеческий ген за интеллектуальную деятельность мозга. Только за нее, ни за что более. Все остальное — размеры тела, особенности строения и поведения, способность к мимикрии — результат мутагенного воздействия. Вот так заумно, но в то же время просто. Почему домашняя кошка, а не лев или тигр? Первое и главное — из материала порождений Зоны ученые не выделили ни одного экзотического, чужеродного гена. Генофонд составляли только местные виды — пиявки, хорьки, свиньи, собаки, лягушки. Список весьма обширный. Но никаких обезьян, акул и бегемотов. Второе… К этому Док пришел эмпирическим путем. Когда-то, очень давно, по каналу «Дискавери» он смотрел очень увлекательную научно-познавательную программу «Десятка самых-самых». Смотрел — и поражался: какую уйму зеленых американцы потратили на мало востребованную, казалось бы, научную хренотень. А ведь тратили и нисколько не жалели кровно заработанных. Так вот, в списке десяти самых-самых идеальных хищников первые места делили тигр, белый медведь и белая акула — кархарадон. А в списке самых-самых идеальных хищников из породы кошачьих твердое первое место занимала… одичавшая домашняя кошка. Обоснование железное: рацион питания — три тысячи видов животных и насекомых; охотно лазит по деревьям, плавает, хотя и неохотно. Когти, зубы, ловкость, реакция, скорость, прыжок — все при ней. Наконец, непередаваемая грация, поразительная живучесть и не менее поразительная чистоплотность. Кошка, которая ходит сама по себе. И… чем не портрет химеры? Когда-то в далеком детстве у Дока был кот по кличке Пижон — так назвал его отец. Пепельно-черный Пижон полностью соответствовал кличке. Человека, обладающего подобными качествами, следовало бы или расстрелять, или изолировать подальше от общества. Хитрый ворюга и мелкий подхалим, безжалостный убийца, развратник, но при этом редкий чистоплюй. Нахальный и дерзкий котяра терроризировал весь дом и весь двор. Собаки его откровенно боялись. Что уж говорить об остальной мелкой живности. Жрал Пижон все и всех подряд — мух, ос, шмелей, тараканов, лягушек. После подобной трапезы долго и обстоятельно умывался, а потом лез к хозяевам целоваться. Любовь к верхолазанию у Пижона была неистребимой и страстной. Дважды он шлепался с высокого пятого этажа прямо на асфальт — ломал при этом лапы, выбивал зубы, блевал кровью, но выживал. Отлеживался недельку — и снова брался за свое. Но самое поразительное заключалось в том, что сволочной кот мог «заговаривать» боль — зубную, головную, кишечную. Любую. Вспрыгнет без спроса и приглашения на диван, приложит на пару секунд мохнатую лапу к больному месту — и боль уходит потихоньку. И сдох тот кот красиво — на десятом году жизни заболел, ушел из дома и не вернулся. Черт знает почему, но Чудо напоминала Доку именно Пижона, разве что кошка не могла передавать свои мысли человеку. А вот могла ли она читать человеческие мысли? В последнее время у Дока появились серьезные подозрения на этот счет. Химера подождала, пока Док покурит и обмозгует ситуацию, а потом решительно поднялась. — Идем. — Куда? — Тебе нужно поговорить… пообщаться. — С кем? — Увидишь. Спорить с химерой — абсолютно безнадежное дело. Док не подвергал данную истину сомнению, а потому встал, поправил лямки рюкзака и безропотно двинулся вслед за ней. Предполагаемого собеседника он вначале ощутил и лишь потом увидел. От легкого пси-воздействия волосы на голове взъерошились, по телу прокатилась волна легкой дрожи. «Контролер!» — ахнул Док, замер на месте, а затем начал медленно пятиться. «Не бойся». — Химера встала между ним и предполагаемым источником пси-излучения. И тут Док наконец увидел. Одно из самых страшных и странных порождений Зоны, облаченное в черный балахон с капюшоном, который почти полностью скрывал лицо, уютно устроилось на прогретом чернобыльским солнцем камешке. Рядом, по правую руку от контролера, на корточках сидели два зомби и сталкер. Сталкера Док знал — некогда знал. Лось — так его прозвали за сутулую фигуру и рост под два метра — пропал месяц назад. Числился он «пропавшим без вести», поскольку подтверждений гибели не было, а его ПДА продолжал работать, хотя и не отвечал на входные сигналы. Метрах в ста, за контролером, беззаботно пасся псевдогигант, а чуть правее, в кустах, возились трое снорков. — Идиллия, — иронично хмыкнул под нос Док. Первая легкая волна пси-воздействия схлынула, зато совершенно явственно Док услышал в голове: «Подойди». Он подошел. «Садись. Можно курить. Если хочешь, можешь выпить. Разговор будет долгим и серьезным». «Спасибо. — Док вежливо склонил голову, пристроился на траве слева от контролера, достал сигареты, неспешно закурил, пустил в небо густое облачко дыма. — Пить не буду — нужна трезвая голова». «Правильно, — одобрил контролер. — Трезвая голова — трезвые мысли». «Ну и… о чем будем говорить?» Это нельзя было назвать разговором. Общение. Самое рациональное общение из всех возможных на Земле. Если умные собеседники понимают друг друга с полуслова, то они понимали друг друга с полуфразы. Слова теряли смысл. А мысли… Мысли Док попытался загнать глубоко в подсознание и извлекать их только в случае необходимости, чтобы ответить на вопрос странного собеседника. «Никакая ложь не пройдет. Только откровенность». «И это правильно, — тотчас подтвердил контролер. — А говорить мы будем о нас… о нас всех». «Логично», — отделался односложной мыслью Док. «Мы намерены предложить тебе сделку». «Кто это „мы“?» «Все существа Зоны, наделенные интеллектом… или разумом, — как тебе удобнее. За животных мы не отвечаем. Мы не можем их контролировать». Док, стараясь в этот момент ни о чем не думать, попытался разглядеть под капюшоном лицо контролера. Вернее, его глаза. Разглядел: под покатым мертвенно-бледным лбом два оловянных пятака. Они ничего не выражали. Почему-то вспомнился старый совдеповский анекдот о мужике, который утром, с дикого похмелья, услышал звонок в дверь. Посмотрел в «глазок» — старуха в белом балахоне, с косой в руке. «Ты кто?» — спросил мужик. — «Я — Смерть», — ответила старуха. — «Ну и что?» — «А все!» — Смешно, — надтреснутым басом неожиданно вслух произнес контролер. — Так что по поводу сделки? «В чем суть сделки?» — деловито подумал Док. «Мы предлагаем тебе стать нашим представителем или посредником во Внешнем Мире». «Зачем?» «Мы хотим если не мира, то равновесия, разумного равновесия. Вы не трогаете нас, а мы не расширяем границы Зоны. Мирное сосуществование двух государств с разным политическим строем — так, кажется, это у вас называется?» Док, не удержавшись, покатился по траве, захлебываясь истерическим смехом. Веселился он долго, минуты полторы. Псевдогигант на поляне прекратил жевать траву и недоуменно уставился на возмутителя спокойствия. Снорки перестали возиться в кустах, и только зомби и Лось продолжали безучастно созерцать свое невообразимое, пусть беззаботное, но далеко не безоблачное будущее. Наконец Док угомонился, вытер рукавом набежавшие слезы и поинтересовался с изрядной долей самоуничижения, но совершенно искренне и объективно: «Я — посредник и представитель?! Я — ничтожный червь, дерьмо, изгой! Тебе достаточно шевельнуть пальцем, точнее, мыслью, чтобы я превратился в безмозглую тварь, в растение. — Он кивнул в сторону зомби и Лося. — Вот как они. Ну… разве что Чудо вступится. И я — посредник и представитель? Бред! Полный бред!» «Почему бред? — совершенно невозмутимо вложил ему в голову очередную сентенцию контролер. — В вашем Мире все и всегда решало золото. Мы дадим тебе столько золота, чтобы ты мог купить весь Мир. Остальное зависит только от тебя». Док, ошарашенный, поник, выдохнул натужно: — Почему я? «Была бы лучшая кандидатура — избрали бы ее». «Как я понимаю, выбора у меня нет?» — Док потер ладонью взопревший лоб. Контролер не ответил, а молчание в данном случае означало знак согласия. «Ладно, я должен подумать». «Сколько времени понадобится тебе на раздумье?» «Дай хотя бы минут десять». «Хорошо. Я обещаю, что десять минут не буду зондировать твой мозг. Думай спокойно». Док выудил из пачки внеочередную сигарету, закурил, поднялся, по привычке отряхнул штаны и направился к химере. Чудо беззаботно дремала в сторонке, вытянувшись на спине во всю длину тела, задрав кверху задние лапы, а передние скрестив на груди. Но как только Док приблизился, химера перевернулась на живот и томно полыхнула навстречу желтыми пятнами глаз. «А что ты скажешь? — Док упер руки в бока и вызывающе встретил взгляд Чуда. — Хотя… что ты можешь сказать? Это ведь ваше общее мнение. Так решили мыслящие существа Зоны. Иначе ты не привела бы меня сюда, к контролеру». «Да, это наше общее мнение. И выбора у тебя нет». «Спасибо за откровенность». — Док, ерничая, послал химере воздушный поцелуй, развернулся на каблуках, отбросил сигарету и решительно зашагал к контролеру. «Я согласен. Но сразу несколько вопросов по делу. Вопрос первый: чего хотите вы?» «Мы хотим немного. Главное — прекратить любые войсковые операции в Зоне. Второстепенное — прекратить любые научные и околонаучные исследования в Зоне без нашего ведома и разрешения. Все». «А это немало… — протянул Док. — Что взамен?» «Первое и главное: мы обязуемся не расширять границ Зоны. Второе: мы готовы предоставлять вашему Миру материал и артефакты для научных исследований, совершенно безвозмездно, заметь. Но! Только те артефакты, которые сами сочтем нужным предоставить. Мы даже готовы пропускать вглубь нашей территории исследовательские группы, но при условии, что будем точно знать объект и цель исследования. Группы должны быть безоружны. Мы сами обеспечим им охрану и проводников. Сразу предупреждаем — любой человек, вторгшийся в Зону с оружием и без нашего ведома, будет уничтожен. Так что… — Док прочувствовал эту паузу в мыслях контролера, — сталкерству придет конец». «Что ж… вы тоже предлагаете немало. Теперь технический вопрос. Хорошо, вы дадите мне столько золота, что хватит купить весь Мир. Как я протащу эти эшелоны с золотыми слитками за границу Зоны? И вообще, как вы себе представляете подобную операцию, которая буквально подорвет мировое финансовое равновесие?» «Тебе не придется тащить эшелоны с золотом. Мы дадим тебе артефакт — он любой металл превращает в золото. Но только на восемьдесят лет. Этого срока достаточно, чтобы завоевать, вернее, купить Мир. Имей в виду: этот артефакт, философский камень, по определению ваших древних алхимиков, дается в руки только человеку. Если же к нему прикоснется любой исконный обитатель Зоны, он умрет немедленно и мучительно. Все остальное… хм… как говорят у вас, людей, дело техники. А инструкции будешь получать по ходу… по ходу дела. Все ясно?» «Хм… в общих чертах, как говорят у нас, людей». «На первое время тебе будут нужны доллары. Я подскажу тебе, как и где их добыть». «Валяй, подсказывай». — Док вздохнул глубоко, шумно и безнадежно махнул рукой. А что ему еще оставалось делать? ГЛАВА 6 В полукилометре виднелись черные коробки многоэтажек Припяти. Все, что осталось от «спального» микрорайона города. В центре Припяти, в грандиозном бомбоубежище здания бывшего райкома партии, засел Крысятник — «черный» торговец. Колоссальные подземные убежища Припяти были рассчитаны на атомную войну. Десятки километров подземных коммуникаций, труб водоснабжения, канализации, телефонных и электрических кабелей. Одноколейка железной дороги, десятки бункеров, в которых были оборудованы резервные командные пункты, столовые и спальни, склады и мастерские. Все, что необходимо для ведения автономной, длительной и упорной партизанской войны. И все лазы и ходы, тоннели и шахты сходились в одном месте — под зданием райкома партии. В центре грандиозной паутины ранее заседал несокрушимый красный паучище. Теперь там прочно обосновался крохотный черный паучок по кличке Крысятник. Неписаная история Зоны сохранила в памяти страничку той локальной войны за пространство, за крохотный клочок земли, вернее, подземелья. Размеры паутины сократились кардинально. Крысятник отхватил от каждого тоннеля где пятьдесят, где двадцать, а то и меньше, метров. И каждый метр приходилось отвоевывать у инфернальных порождений Зоны потом и кровью сталкеров. Кровью и потом. Бюреры и кровососы, снорки и крысы дрались за территорию, которую считали исконно своей, отчаянно. И не один сталкер сложил свою буйную голову и полег костями в проклятых подземельях. Но не напрасно. И дело не в том, что Крысятник щедро платил за пролитую кровь. Каждый сталкер, даже зеленый новичок-отмычка, хорошо понимал: в центре Зоны, в самом ее сердце, человеку нужна, просто жизненно необходима надежная база. База, где он сможет найти убежище во время выброса, пищу, воду, боеприпасы, медицинскую помощь. Все, без чего невозможно выжить в Зоне. Крысятник, исконный старожил, всегда чутко воспринимал веяния и насущные потребности человеческого контингента Зоны. А потому вложился, поиздержался, затратил уйму усилий и времени, но достиг желаемого для всех результата. Все ходы, тоннели, шахты и даже крысиные норы были надежно замурованы, заложены железобетонными плитами и залиты цементом. В лабиринт еще можно было попасть, открыв три сложных кодовых замка трех бронированных дверей, а затем пройдя двести метров по минному полю под прицелом двух автоматических крупнокалиберных пулеметов. Классическая схема идеального самоубийства в духе и по понятиям Зоны. Желающих психов пока не находилось. Так что кротовье убежище Крысятника всерьез претендовало на звание неприступной цитадели. Но цитадель Крысятника, как и любая крепость, имела один существенный изъян — попасть в это пристанище или покинуть его можно было только через два наружных хода. По периметру все здание бывшего райкома Крысятник оградил трехметровым бетонным забором. Поверху забора пустил пять рядов колючей проволоки под напряжением. Центральные ворота на южной стороне были защищены двумя сторожевыми башнями. На каждой башне — спаренный крупнокалиберный зенитный пулемет. Основной вход и выход. На восточной стороне — небольшая калитка. Запасной выход. Расстояние между воротами и калиткой — сто метров. Обе эти точки можно контролировать и держать под обстрелом из одного места, например, с крыши пятиэтажки-хрущевки, что напротив бывшего здания райкома. «Монолит» как-то попытался взять берлогу Крысятника в осаду. Ничего путного у боевиков «Монолита» не вышло. Мало того — они попали в настоящее молотилово. Одновременный залп из двух десятков гранатометов, затем шквал огня — Крысятник задействовал все имеющиеся в наличии огневые средства, а их нашлось с избытком. Потом из цитадели под прикрытием пулеметов выкатились полсотни разъяренных сталкеров, а с тыла по монолитовцам ударили бойцы «Долга». «Монолит» потерпел тогда сокрушительное поражение и навсегда отказался от попыток выкурить Крысятника из его логова. Военные же не трогали торговца вовсе, хоть и был он «черным». Существовала, явно существовала некая тайная договоренность. В конце концов, и военные, и Крысятник делали одно дело. Только каждый на свой лад и со своим интересом. Док хорошо знал как перипетии того, уже давнего, сражения, так и внутреннее устройство крепости Крысятника — сам участвовал и в битве, и в зачистке подземных коммуникаций. И Крысятника знал. Знал как облупленного! Потому шел теперь, нарочито бравируя: неторопливо, уверенно, не заглядывая в ПДА. Автомат свободно болтался на плече, левая рука — в кармане куртки. Так по Зоне даже зомби не ходят. Он мог себе это позволить. Потому как в голове под каждый его шаг всплывали подсказки. «Слева, двадцать метров — „жарка“. Держи правее. Прямо, тридцать метров — „карусель“. Обходи ее слева. Держи прямо — дорога свободна». Химера выполняла функции штурмана лучше, чем любой самый продвинутый ПДА. Так, чуть ли не вразвалочку, он добрался да самых ворот. Крохотное оконце в бронированной створке ворот отворилось навстречу — конечно же, за его продвижением следили зоркие глаза и спаренные стволы пулеметов. И, конечно же, гостеприимством тут не пахло. — Чего надо? — высунув в узкий проем длинный красный нос, угрюмо осведомился Гриша — персона номер четыре в придворной табели о рангах крысиного королевства. И то: честь! — Здравствуй, Гриша. — Док вежливо наклонил голову. — Как здоровье? Как семья, детишки и прочее? — Ты че… — испуганно отшатнулся Гриша. — Со… совсем крыша по… по… поехала? Когда Гриша волновался, то начинал заикаться — это знал любой мало-мальски опытный сталкер. Сейчас Гриша волновался. — Почему крыша поехала? — Док в деланном испуге выкатил глаза. — Я в полном порядке. Все ОК. — Все ра… а… вно — тебя пускать не… е… велено. Приказ хо… о… зяина. Док пожал плечами. — И не надо меня пускать. — А чего тогда надо? — Мармелада и шоколада, — буркнул Док. — Крысятника позови, разговор есть. Гриша шмыгнул носом и нерешительно протянул: — Ну… не знаю… захочет ли хозяин с тобой говорить. — А тебе и знать незачем — просто позови. Видимо, угадывалось нечто авторитетное в тоне, которым разговаривал Док. Гриша при всей кажущейся простоте был далеко не глуп. А нюансы общения улавливал интуитивно, словно собака, за что его и ценили. Ценили, впрочем, и еще за одно, чисто собачье качество — преданность. — Ладно. Пойду позову. Гриша с лязгом захлопнул заслонку. Док сбросил с плеча автомат, тяжелый рюкзак. Потянулся всем телом так, что хрустнули косточки. Вел себя нарочито беззаботно, словно на загородном пикничке. Минуты через две бронированная заслонка снова лязгнула и в проеме нарисовалась круглая добродушная физиономия Крысятника. Клички, которые присваивались в Зоне ее обитателям, были весьма точны. Но отражали отнюдь не внешний облик владельца, а его внутреннее содержание. Вот кличка Крысятник, к примеру, подразумевала нечто хищное, юркое, злобное, серое, хитрое и беспощадное. Таким Крысятник и был — в глубине натуры. А внешне — безобидный сельский колобок, розовощекий и беззаботный. Рубаха-парень, готовый любому в беде подставить покатое жирное плечо. — Привет, Док, — почти радушно оскалился в окошко Крысятник. — Извини, что не могу тебя впустить. Сам знаешь… — Привет, Крысятник, — улыбнулся в ответ Док. — Конечно, знаю, что не можешь. Сам выйди, поговорим. Надолго не задержу. А то как-то не по-людски получается… Ты там — за воротами, а я — здесь. В чем-чем, а в трусости Крысятника никто не мог упрекнуть. Да и знал он Дока не хуже, чем Док его. И вообще, в Зоне Крысятник был личностью. Личностью неординарной и сильной. А потому, ничтоже сумняшеся, он отдал приказание, и уже в следующую секунду зашумел механизм, тяжеленные створки ворот раздвинулись на метр. Крысятник шагнул навстречу Доку. — Извини, руки не подам. У тебя пять минут. — Спасибо, я вложусь в отведенное время. Док неспешно потянул из кармана пачку сигарет «Капитан Блек». Невиданная и нахальная роскошь в Зоне! В Зоне этого не понимали и не одобряли. Ценили крепкий дешевый табак, спирт или ядреную сивуху «ханку» — все самое необходимое для полноценного отдыха и расслабления. Наркотиками не баловались — наркоманы в Зоне не выживали и месяца. Коньяк, сигары и прочая мура — снобизм, дешевые понты. Не к лицу настоящему сталкеру. Так гласил Закон. Док, демонстрируя полный нигилизм, прикрыл глаза, затянулся с наслаждением и пустил в небо ароматную струйку дыма. Крякнул удовлетворенно и раздельно, подчеркивая каждое слово, произнес короткую тираду: — Мне нужны доллары. Пятьдесят тысяч долларов. Еще по мелочевке — консервы, галеты, шоколад. Все в обмен на два «конденсатора». Это нормальный обмен, ты знаешь. Крысятник досадливо поморщился, словно от зубной боли, вздохнул глубоко и шумно. — Док, ты же знаешь Закон. Ты его нарушил. И никто в Зоне — ни один торговец, ни один сталкер — не примет у тебя даже самый редкий и дорогой артефакт. И не продаст ни одного патрона или банки консервов. Закон есть Закон, и все должны ему подчиняться. У тебя все? — Нет, не все. — Док сделал еще одну глубокую затяжку, отбросил недокуренную сигарету. — Теперь послушай меня. Да, я знаю Закон! Только кто его установил? А? Судьи-то кто? Не важно… Теперь у меня свой Закон. Я его установил… и для себя, и для других. И эти другие будут ему подчиняться. Крысятник рассмеялся совершенно искренне, но резко оборвал смех и снова досадливо поморщился: — А ведь я уважал тебя, Док. Все ребята тебя уважали. Да… Гриша сказал мне, что у тебя не все в порядке с головой. Теперь я сам это вижу, и, поверь, мне больно. Да! Больно и обидно. Но что я могу сделать? Скажи спасибо, что хоть ПДА тебе не вырубили. Да и то это заслуга Юрася, его прихоть и… — А я сказал: все будут подчиняться моему Закону! — резко оборвал торговца Док. — И я не шучу! — Да кто ты такой!? Господь Бог?! — заорал всерьез разозлившийся Крысятник и люто брызнул слюной. — Да ты, чтобы не сдохнуть, можешь рассчитывать только на чудо. — Именно на чудо я и рассчитываю. Док развернулся к торговцу спиной, воздел руки и, театрально хлопнув в ладоши, выкрикнул: — Чудо! Крысятник, хороший бизнесмен, коммерсант, ростовщик и психолог, никогда не занимался сталкерским ремеслом. Да и опытный сталкер вряд ли сумел бы разглядеть призрачные серые блики, которые то появлялись, то исчезали на стене полуразрушенной пятиэтажки, находившейся метрах в ста от ворот. Теперь там буквально из ничего во всем своем ужасном, но совершенном великолепии материализовалось трехметровое тело химеры. И химера выглядела отнюдь не добродушной. Наоборот, весьма разъяренной. А справа от нее, еще метрах в ста, напротив запасной калитки, четко вырисовывались очертания другой химеры — точной копии первой и не менее свирепой. Сразу накатила мощнейшая волна пси-воздействия. И хотя волна прошла мимо Дока и накрыла Крысятника и сторожевых на вышке, леденящая дрожь охватила и тело Дока, так что волосы встали дыбом. Стараясь унять адский озноб, Док вновь полез в карман за сигаретами и искоса посмотрел на окаменевшего и посеревшего Крысятника. Казалось, на лице торговца живыми остались только глаза, до самых краев наполнившиеся смертельным ужасом. И тут химера зарычала! Да, этот звук действительно можно было назвать рыком. Глава из давно забытого институтского учебника биофизики вдруг всплыла в голове Дока. «Инфразвуковые колебания частотой десять-двенадцать герц вызывают у человека состояние острого психоза. Колебания частотой шесть-семь герц — рефлекторную остановку сердечной деятельности». «Нет, Чудо, только не это», — мысленно простонал Док. Он еще заметил, как по ширинке штанов Крысятника расплывается черное пятно. Затем черная полоска прочертила сверху донизу правую штанину и тонкой струйкой вылилась на новенький армейский ботинок. Торговец обмочился самым непристойным образом. — Чудо! Хватит! — натужно выдохнул Док, и волна пси-воздействия сразу схлынула. Обе химеры растаяли в воздухе, оставив после себя лишь эфемерные серые блики. Док выдержал паузу, достойную самого великого артиста. И то, Крысятнику, чтобы прийти в себя и обрести способность продолжать разговор, требовалось изрядное время. Наконец он снова обрел дар речи, хотя его речь сейчас трудно было назвать членораздельной. — А… ва… ва… ты… ы… при… и… ручил хи… и… хи… меру? — Целую стаю химер, — пожав плечами, беззаботно ответил Док и внутренне злорадно хихикнул. — Так вот, мои пять минут уже истекли. Но я подожду еще десять минут. И через десять минут ты, лично ты, вынесешь мне пятьдесят тысяч долларов, двадцать банок мясных консервов и галеты. А еще килограмм шоколада — люблю сладкое. И получишь в обмен два конденсатора. Если нет, то я уйду. Я — слабый человек, и мне нужно есть, пить и спать. Но химеры останутся. Они будут сидеть здесь хоть месяц, хоть год. Сколько нужно. И любого, кто пожелает войти в твою крысиную нору или выйти из нее, сразу можете снимать со сталкерского учета и заносить в ранг покойников. Ну как, нравится тебе мой Закон? Теперь иди и поменяй штаны — от тебя воняет. Док демонстративно глянул на циферблат часов и отвернулся. Когда через десять минут он отвалил от бывшего здания райкома, рюкзак, набитый битком, приятной тяжестью давил на плечи, а в нагрудном кармане угнездилась тугая пачка американских банкнот. Док неторопливо отмерил метров триста, свернул за угол понурой, обреченной на медленное саморазрушение девятиэтажки и ускорил шаг. Не оглядываясь, осведомился: — Чудо, что это было? — Где? Что? — немедленно ответила вопросом на вопрос химера. — Ну… вторая химера. Откуда она взялась? — Это телепатический обман, иллюзия. Вторая химера существует только в твоем мозгу и в мозгах всех, кто на меня смотрит. Стоит отвернуться — и призрак исчезнет. — Понятно. И много подобных копий ты можешь одновременно нарисовать в мозгу человека? — Сколько угодно. — Неплохо, — усмехнулся Док. Воистину телепатические возможности его новоявленного друга или подружки приближались к безграничным. Они отмахали еще с полкилометра, ловко лавируя между немногочисленными в этом районе аномалиями, и оказались на пустыре, на восточной окраине города. Справа тянулся ряд старых полуразрушенных гаражей. Слева — чахлая полоса лесопосадки. Впереди виднелось здание трансформаторной будки, такое же серое, грустное и безнадежное, как и все строения в Зоне. «Стой!» — подала отчетливую команду химера. Док и сам, без этой команды, ощутил нарастающую тревогу. Нечто назревало — неопределенное пока и опасное. Опытный сталкер чувствовал это «нечто» каждой клеточкой своего тела. А вот и оно, «нечто»! Из-за трансформаторной будки свирепо и, как показалось Доку, злорадно скалясь, скакнул громадный чернобыльский пес. Особей подобных размеров Доку еще не приходилось встречать. Буро-коричневая грязная тварь, сплошь покрытая коростой и гноящимися ранами, торжествующе завыла, и на ее призывный зов из гаражных подвалов, щелей, нор, из каждой дыры полезли не менее свирепые и отвратительные твари. Стая слепых собак — с полсотни клыкастых безглазых голов. Док и не знал, что они могут собираться в таком количестве и в одном месте. Если бы его не прикрывала химера, Док бы помолился и приготовился принять мученическую смерть. Верную и неотвратимую. Но при нынешнем раскладе можно и подраться. Док быстро сбросил тяжелый рюкзак с плеч, расстегнул подсумок на поясе со спаренными изоляционной лентой запасными обоймами, передернул затвор автомата. Еще за спиной у него болтался реактивный штурмовой гранатомет новейшей конструкции — из «подарочного» набора химеры. Док снял его, тиснул красную кнопку на корпусе, и тотчас на месте прицела с легким электрическим шипением развернулся и засветился голубым сиянием небольшой экран-монитор, а под ним — крохотная панель с клавиатурой управления. Гранатомет приведен в полную боевую готовность. Напоследок сталкер нащупал вакидзаси за голенищем сапога и с удовольствием ощутил тепло рукояти старинного японского оружия, щедро согретой кровью врагов, и леденящий холод клинка. «Все, к бою готов», — резюмировал Док и ехидно произнес: — А как же обещанная контролером защита и курортный режим? — Чернобыльские псы и слепые собаки не подчиняются контролерам. — Безмолвный ответ химеры, в человеческом понимании, прозвучал угрюмо. — И еще… собаки всегда атакуют химеру. Всегда! — Это потому, что ты — кошка, — удовлетворенно хмыкнул Док. — Я — Чудо! — гордо заявила химера и припала к земле, на свой лад готовясь к бою. — У них есть шансы? — Не знаю. Собаки между тем неторопливо сжимали вокруг них плотное кольцо. Торопиться им было некуда, как некуда было деваться и их предполагаемой добыче. — Ну, падлы, понесла…ась! — выкрикнул Док и полоснул короткой очередью по ближайшей твари. Автомат забился в его умелых и крепких руках, раз за разом выплескивая из ствола смертоносные струи металла, выбивая из смрадных уродливых тел собак ошметки шерсти, клочья серого мяса, студень зеленоватых мозгов и фонтаны желтой лимфы. Потеха началась. Бросив мгновенный взгляд назад, через плечо, Док краем глаза подметил, как на химеру ринулись сразу с десяток собак. И, как только наиболее рьяная из них уже, казалось, вцепилась в тело ненавистного противника, Чудо без малейшего усилия взвилась вертикально вверх, метров на десять. Затем химера рухнула прямо на головы собак. Четыре одновременных удара всеми четырьмя лапами, двадцатью когтями-кинжалами, один удар челюстями — и тут же послышались хруст костей, треск раздираемой в клочья материи, визг и вой. Пять тел забились в предсмертных конвульсиях. Еще прыжок с места, и химера снова взвилась горизонтально вверх, чтобы приземлиться прямо в месиво тел. И пошло: прыжок — удар, а затем — визг, вой, рык, предсмертный хрип. Прыжок — удар. Перед одним из очередных акробатических трюков одна из собак изловчилась и умудрилась вцепиться мертвой хваткой в заднюю лапу химеры. Чудо, как и прежде, без видимых усилий взвилась вверх вместе с собакой. Один удар в полете свободной лапой — и тело собаки, кувыркаясь, отлетело в сторону. Док отщелкнул пустой рожок, мгновенным отработанным движением воткнул новый. Странно, но собаки, атаковавшие его, разомкнули плотный строй, отхлынули в стороны и все свое внимание сосредоточили на химере. «Хорошо», — отметил Док и повел стволом в сторону трансформаторной будки. Присев на задние лапы, чернобыльский пес, казалось, спокойно наблюдал со своего пункта за развитием битвы. Но как только оказался на мушке прицела и как только Док выбрал свободный ход курка, он так же спокойно, но быстро юркнул за угол. — Подожди, сука, сейчас я тебя завалю, — прошипел сквозь зубы сталкер и выкрикнул через плечо: — Чудо, никого ко мне не подпускай! Мне нужна минута! Минута! Он подхватил с земли гранатомет, активизировал лазерный прицел и сканер. Навел их на угол будки. Зафиксировал цель, зеленым пятном замерцавшую на экране монитора. Сразу же высветились строки информации: «Удаление до цели — 106 м. Цель за заграждением. Высота заграждения — 4 м. Глубина заграждения — 5 м. Уничтожить цель?» Док вдавил кнопку на клавиатуре: «Да». «Задайте высоту разрыва боеприпаса», — тотчас вопросила умная машинка. «0,5 м», — ввел цифры Док. «Рекомендуемый угол наведения — 75–80». Док почти вертикально задрал трубу гранатомета, дождался очередной информации: «Рекомендованный угол выдержан. Произвести пуск?» «Да». Отдача была не такой уж сильной, но весьма ощутимой. Реактивная граната, волоча за собой дымный хвост, с шипением взвилась вверх, описала крутую дугу, упала за будку, и тотчас прозвучал взрыв. Взрыв такой силы, что бетонную коробку смяло, словно спичечный коробок. — Обалдеть! — прокомментировал Док. Напряжение боя сразу спало. Собаки, тоскливо и обиженно подвывая, стали медленно отползать к своим логовам. На поле осталось десятка три изуродованных трупов. Химера проводила их победным рыком, отчего волосы на голове Дока вздыбились, потянулась всем телом и удовлетворенно выгнула спину. — Потрись мне о ногу, — хмыкнул Док. — Зачем? — Так кошки всегда делают. — Я не кошка. Я — Чудо. Док снял шлем, вытер рукавом пот со лба, устало опустился прямо на рюкзак, потянулся за сигаретами — он честно заслужил передышку. Химера изучала поле боя пристальным взглядом. — Будешь жрать? — безразлично поинтересовался Док. — Я не ем… собачатины. — И откуда ты знаешь слово «собачатина»? — удивился Док. — Я не знаю этого слова, просто оно появилось в твоем мозгу, и я его… прочитала. — Ладно, куда дальше? ГЛАВА 7 Бункер резервного командного пункта ПВО и его подземелья издавна пользовались в Зоне дурной славой. Неизвестно почему, но именно там происходили наиболее кровавые разборки между группировками, сталкерами и обитателями Зоны, между бандитскими кланами и военными. Короче, проклятое место. А в подземельях, по слухам, до сих пор работали секретные лаборатории, и именно там, «где-то там», находился главный сталкерский компьютер Зоны. Мозг любого сталкера, неусыпно работающий под надзором Юрика — Юрия Михайловича. Док никогда в глаза не видел Юрия Михайловича и понятия не имел, где именно располагается компьютерный центр Зоны. Да и никогда не стремился узнать, ибо одно из главных правил Зоны гласило: знай только то, что тебе полагается знать. Излишние знания укорачивают жизнь. Бронированная, полуметровой толщины дверь бункера была наполовину распахнута. Заходи, мол, не бойся. Только в последние годы желающих воспользоваться гостеприимством бункера и его подземных лабиринтов что-то не находилось. Даже во время выброса. Просто потому, что оттуда не возвращались. Дока даже передернуло, когда он вспомнил некоторые из сталкерских легенд, посвященных проклятому месту. Он оглянулся и поймал сочувствующий взгляд химеры. Именно сочувствующий! «Думаешь, я боюсь? — подумал Док. Он уже привык не произносить мысли вслух. — Хрен тебе». «Конечно, боишься. Ты же человек». В ответ Док снял с плеча автомат, передернул затвор и расстегнул подсумок. Затем уверенно шагнул в приоткрытый дверной проем. Затхлый запах плесени, вековой пыли, еще какой-то гадости резанул ноздри даже через фильтры защитного шлема. А еще в мерзостном воздухе ощущалась явственная примесь озона. И от этого, чисто субъективно, казалось, стало легче дышать. Прямо за порогом валялся полуразложившийся труп в истлевшем камуфляже. И Док был бы искренне удивлен, если бы сразу на старте его не ожидало нечто подобное. Он невозмутимо перешагнул через останки, толчком ноги, по-ковбойски распахнул покосившуюся деревянную дверь в «дежурку». Там в разных позах и в разной степени разложения валялись еще с десяток трупов. Судя по многообразию форм, шевронов и прочих знаков отличия, упокоились здесь и «долговцы», и «монолитовцы», и просто люди без роду-племени — такие же, как Док. Почему-то вспомнилась фраза из фильма конца девяностых: «Откуда здесь столько мертвых людей?» Цементный пол, густо усеянный стреляными гильзами, звенел, шелестел и скрипел под ногами. Док, не задерживаясь, быстро пересек помещение «дежурки», пнул еще одну дверь и остановился перед крутой винтовой лестницей, которая уходила вниз и терялась где-то в мрачных недрах подземелья. Он повернулся, взглянул вопросительно на химеру. — Да, спускайся смело. — Ага, смело, — иронично хмыкнул Док. — Ступени насквозь проржавели. Навернусь — костей не соберешь. — Не навернешься. Док только люто засопел, но ослушаться не посмел. Осторожно и неуверенно шагнув на первую ступеньку, прислушался. Ничего — заскрипела, закряхтела, прогнулась, но выдержала вес его тела. Спуск занял минут десять, не меньше, но, как оказалось, они спустились только на первый ярус подземелья — в помещение центрального пункта управления. «Жуткое место», — отметил Док, пристально оглядев громадную комнату. Поразило его не то, что при входе в центральный пункт управления автоматически зажегся свет. Этим в Зоне никого не удивишь. Электрической энергии Зоны хватало, чтобы осветить и согреть весь земной шарик. Даже разбитые лампочки горели, приборы включались, а двигатели насквозь проржавевших машин заводились и начинали работать. Взять хотя бы вот тот осциллограф в углу: нажми кнопку — и он начнет вычерчивать на экране зеленые параболы. Нет. Изумляло и пугало другое — все оборудование, приборы, скудные предметы меблировки были обтянуты многослойной паутиной. «Вот откуда здесь, на двадцатиметровой глубине, пауки? — недоуменно размышлял Док. — И чем они питаются?» «Не знаю, — откровенно ответила химера. — Нам сюда». Она когтем ковырнула рифленый чугунный люк, находившийся прямо посередине комнаты, и тот с грохотом отлетел в сторону. Из черного круглого зева открывшегося колодца пахнуло могильной сыростью. Ржавые скобы, вбитые в гладкие осклизлые стены, уходили вниз и терялись в бездонной черноте. «А интересно, как ты, Чудо, будешь спускаться?» — злорадно подумал Док. Химера не ответила — просто нырнула головой вниз в провал и растворилась во мраке. Док включил «шахтерский» фонарик на шлеме и неспешно начал спускаться во владения Аида. Подземное царство на переломе XX–