Страница 33 из 67
— Я не хочу, папа, — твердо сказал мальчик, вытирая лицо. «Прости, пожалуйста. Я не буду больше плакать, обещаю, я ведь уже взрослый».
— Ты плачь, милый, — Волк, сел на кровать, устраивая сына рядом. «Плачь, пожалуйста».
Мальчик положил светловолосую голову на колени отцу, и, свернувшись в клубочек, затих.
— Мирьям, — Хосе указал на Грегори.
Девушка подошла к Марте и взяла ребенка: «Давай, милая, пусть тетя с вами побудет, мы за мальчиком последим».
Марта только кивнула, не отводя глаз от лица матери.
— Идите, — махнула им миссис Стэнли, — я тут, не волнуйтесь.
Уже в детской, опустив Грегори в колыбель, Мирьям прислонилась к стене и сказала, измучено: «Ну почему, почему так? Почему мы ничего не можем?».
Грегори заворочался, и Хосе, наклонившись к нему, тихо, ласково запел:
— Мне это мама пела, — Мирьям покачала ребенка. «Это про девочку, про красивую девочку, чтобы у нее не было, ни горя, ни страданий».
— Я помню, — Хосе все стоял, глядя на малыша. «Голос доньи Эстер помню, и слова эти. Она мне их тоже пела. Я и не знал, что это — про девочку».
— Все равно, — Мирьям положила голову ему на плечо, и почувствовала, как Хосе обнимает ее — крепко, привлекая к себе. «У меня никто еще из пациенток не умирал, — шепнула она, — никто».
Хосе вздохнул и проговорил: «У меня умирали. И все равно — никогда к этому не привыкнешь, никогда».
Мирьям прижалась к нему, глядя на спокойно сопящего мальчика. «Господи, — подумала она, — ну хоть бы дети наши были счастливы, прошу Тебя».
Волк распахнул ставни и оглянулся на кровать. Марфа сидела рядом с дочерью, так и держа ее за руку.
— Даже попрощаться не смогли, — горько подумал мужчина. «Ну, хоть не страдала Тео, тихо ушла, просто сердце остановилось, и все. Бедный Стивен, хорошо, что у миссис Стэнли с собой разные снадобья были, она сказала, что теперь поспит он, как настой этот выпил. Так плакал, так плакал. Четыре года ему, куда он, без матери.
— Дэниела надо к Джованни в усадьбу послать, — голос тещи был сухим, жестким и Волк подумал: «Она ведь и не слезинки не проронила, не умеет она, что ли?».
— И в Лондон, там мой брат вернуться уже должен, и Питер — пусть он Уильяма из школы заберет, привезет на похороны, — Марфа потянулась и, сняв что-то с шеи дочери, попросила:
«Иди сюда, Михайло Данилович».
Он посмотрел на желтый лист дуба, что качаясь, падал на серые камни террасы и вдруг вспомнил ту баню, что рубил он в их сибирском доме. «А я хочу так, — услышал он свой юношеский, задорный голос и подумал: «Детей бы вырастить только. Стивена, Беллу.
Дэниел большой уже мальчик, слава Богу. Господи, ну дай ты мне сил».
Теща заставила его сесть в кресло и сказала: «Голову наклони». Она сняла его крест, — простой, деревянный, на кожаном шнурке и, положив на ладонь, едва слышно спросила: «С Москвы еще, что ли?».
Волк кивнул, и заплакал, спрятав лицо у нее в руках. От них пахло как всегда — жасмином.
Марфа погладила дергающиеся плечи:
— Тео пусть с ним похоронят. А ты, — она помедлила и застегнула золотую цепочку у него на шее, — этот возьми. Это мужа моего покойного, Воронцова Петра Михайловича, мы с ним еще детьми крестами поменялись, а потом я Тео его отдала. Пусть теперь он у тебя будет, Михайло Данилович, — женщина перекрестила его и попросила: «К священнику сходи, и в деревню, пусть гроб приходят делать, ладно?».
Он кивнул, и, вытерев лицо рукавом рубашки, сглотнул: «А вы, Марфа Федоровна?»
— А я с дочерью своей побуду, — ответила женщина, закрывая за ним дверь. Повернув ключ в замке, она легла рядом с Тео, и, положив ее голову себе на плечо, поцеловав высокий лоб, вздохнула: «Ты не бойся, доченька, за детей. Беллу мы привезем, Стивена вырастим. Спи спокойно, Федосеюшка».
Марфа стерла с лица слезы и запела — едва слышно, нежно:
— Котик-котик, коток, Котик, серенький хвосток, Приди, котик, ночевать, Федосеюшку качать.
Миссис Стэнли спустилась вниз, и, заглянув на кухню, сказала мистрис Доусон: «Спят детки-то, и Грегори, и Пьетро, и Анита. Давайте, я вам на стол помогу накрыть, они уж все и вернутся скоро.
— Бедный мистер Майкл, — вздохнула экономка, снимая с очага противень с колбасками. «Лица ведь на нем нет, миссис Стэнли. И то — они же так недолго с миссис Тео прожили, как встретились, пять лет всего. И Уильям — тоже так плакал, любил он сестру, конечно».
— И Белла, — теперь уже и матери не увидит, — акушерка достала из поставца тарелки. «На кресте-то все равно написали — «Тео Вулф, возлюбленная жена Майкла, мать Дэниела, Марты, Беллы и Стивена. Хоть на могилу девочка придет, как привезут ее, помолится за душу матери».
— Третья могила-то, — мистрис Доусон остановилась, нарезая хлеб. «Мистер Питер-старший, леди Мэри и вот — миссис Тео. Дай бог, чтобы последняя».
— И мистер Джон тоже приехал, я смотрю, с Констанцей, — миссис Стэнли подхватила тарелки.
«Все же верно — они одна семья».
Джон взял за руку Марфу и тихо сказал: «Мне очень, очень жаль. Может быть, вы все же не поедете в Картахену?».
Марфа посмотрела на спины идущих впереди людей, и ответила: «Как раз теперь и поеду, внучка моя круглой сиротой осталась».
Она оглянулась на золотой, мощный дуб, что осенял собой кладбище и подумала: «Петя же говорил, да, эта церковь тут с незапамятных времен стоит. Ну и хорошо, Тео там, рядом с ним будет, рядом с Машей. Хорошо».
В синем небе кружил сокол, с Темзы пахло свежестью, дул чуть сырой, еще теплый ветер и Марфа, на мгновение закрыв глаза, сжала в пальцах подол бархатного, черного платья — сильно, до боли.
— Из Новых Холмогор почта пришла, — помолчав, едва слышно проговорил Джон. «Я вам привез, там для вас, личное, — он протянул ей конверт.
— Федина рука, — женщина остановилась и взглянула на него зелеными глазами. «Говори, — попросила она.
— Сэр Роберт погиб, — вздохнул Джон. «Защищал сына царя Бориса, Федора, юношу этого. И где могила его — не знает никто. А Мэри и Энни в порядке, они в монастыре, на севере».
— Вечная ему память, — Марфа перекрестилась и помедлила, все еще глядя на письмо сына.
— Ты вот что, — наконец, сказала она, — как Тео помянем, поднимемся ко мне в кабинет. Что-то там случилось, — она указала на конверт, и, дернув углом рта, замолчав, пошла вперед.
Джон увидел, как женщина обнимает Стивена, и подумал: «Господи, я прошу тебя, Господи — только не она. Только бы с Лизой все хорошо было, пожалуйста».
Он оглянулся и заметил две фигуры — повыше и пониже, что шли к нему. «Правильно, их же в церкви не было, нельзя им, — он замер, увидев, как Мирьям, сказав что-то Хосе, обогнала его.
— Подожди немного, Джон — девушка поравнялась с ним, и мужчина почувствовал запах трав.
Ворота усадьбы были уже рядом, и он ласково ответил: "Конечно, Мирьям».
Она остановилась и, глядя на него, как всегда, — чуть сверху, поправляя простой, холщовый передник, сказала:
— Я очень, очень благодарна тебе за все, Джон. Правда. Я обручаюсь с Иосифом и уезжаю в Амстердам — вместе с бабушкой и дедушкой. Вот, — она быстро вздохнула и продолжила, накрутив на длинный палец каштановый локон: «А когда он станет евреем, мы поженимся».
Джон посмотрел в карие, обрамленные длинными, черными ресницами глаза, и, чуть улыбнулся: «Пригласите меня на свадьбу, хорошо?».
Она зарделась и что-то пробормотала. «Обязательно, — раздался сзади знакомый голос и Хосе, протянув ему руку, проговорил: «Приезжайте, конечно, мы всегда будем вам рады».
Джон пожал теплую, крепкую ладонь и попросил: «Вы мистеру Джованни-то скажите, он счастлив за вас будет».