Третий ангел

Элли молниеносно провела лезвием по ладошке сестры. Насчет боли она оказалась права. Было почти совсем не больно, только чуть обожгло кожу.

— Получилось, — прошептала Элли. И так же быстро сделала порез себе. Хоть и глубокий, но она и глазом не моргнула. — Теперь надо держать руки над ямкой.

Девочки терпеливо постояли, наблюдая, как кровь капала на землю, потом Элли набросала на это место жидкой грязи.

Спутанные волосы лезли в глаза, но девочкам было не до этого, сейчас они взбирались по стволу сикомора, самого высокого дерева на три мили в округе.

— Что-нибудь точно должно случиться, — сказала старшая.

Но ничего не случилось. Они ждали и ждали, а ничего не происходило. Элли была глубоко разочарована. Ведь все это задумала она, именно она принимала решения, а теперь… Что им делать теперь? Девочка никогда не плакала, но сейчас была близка к слезам.

— Цапля никогда не прилетит, — прошептала она. — И не спасет маму.

Для Мадлен мысль о том, что ее старшая сестра способна заплакать, была самым ужасным испытанием той ночи.

— То, что мы ее не видим, еще не значит, что ее здесь нет, — вдруг сказала она.

Элли удивленно взглянула на сестру. Честно говоря, Мэдди и сама удивилась своим словам, но продолжала:

— Здесь же темно, а возможности человеческого глаза довольно ограничены.

В школе на уроках анатомии они сейчас как раз проходили устройство глаза. Сестры продолжали смотреть в сторону болот, однако разобрать, где кончается полоска земли и начинается вода, было невозможно. В ночи серебристый тростник казался угольно-черным.

Мэдди продолжала, и, как ни странно, теперь голос ее зазвучал уверенно:

— Могу поспорить, что она сейчас здесь, рядом с нами, просто прячется. Но мы не должны сомневаться в ее присутствии.

На следующий день матери стало лучше. Она расположилась в шезлонге на лужайке, радом с ней лежало вязанье, и бледный солнечный свет ласково согревал ее. В полдень мама пошла на кухню и приготовила дочерям завтрак. Позже в тот же день они услышали, как она рассмеялась. Болезнь отступила, и это сделали они. Сделали с помощью капавшей в ямку крови из порезов на ладошках и своей веры в чудо.

Больше об этом происшествии сестры никогда не говорили, словно оно было их общей мрачной тайной. В таких семьях, как у них, не верили в чудеса, подобные вещи кратко именовали «чепухой». И девочки вели себя так, будто они никогда не выскальзывали из дома глубокой ночью и не просили о помощи голубую цаплю. Тем не менее Мадлен боялась, что проклятие может обрушиться на нее за то, что она иногда врет сестре. И когда на нее находили приступы такого страха, она брала бритву и, выбрав на теле место понезаметней, наносила порез. Где-нибудь под коленкой, на подошве ноги, внутренней стороне предплечья. Элли, как оказалось, была права. Боль скоро проходила.

Шел второй лондонский вечер Мадлен, и ее сестра затеяла готовить индийское карри. Квартиру заполнили ароматы специй, наводя на мысль о том, что из Элли мог бы получиться великий повар. Она способна была повторять процесс снова и снова, пока не удавалось достичь совершенства. А не бросала дело на половине, как это делала ее сестра, например, в том, что касалось личной жизни.

Мадлен вышла из кухни, даже не поинтересовавшись, когда накрывать на стол. Разумеется, это карри никогда не окажется достаточно совершенным.

Пола ждали к семи часам. Мадлен устроилась на кушетке, поставив рядом с собой бокал вина, и принялась красить ногти, внутренне готовясь испытать разочарование. Все подруги и ухажеры сестры вечно оказывались занудными книжными червями, совсем не в ее стиле. Гораздо важней сейчас были ногти, лак, выбранный ею, имел серебристый оттенок, так что они стали похожими на овальные стальные пластинки. Лондон она возненавидела: магазины слишком дороги, и все — даже преподавательница хатха-йоги — разговаривают с ней свысока. Жалко, что нельзя улизнуть отсюда. Она бы с удовольствием съездила в Париж. Никогда еще там не была. Мадлен сняла бы номер в «Рице», в этом отеле стены обиты зеленым шелком. Она бы гуляла по саду Тюильри и пила кофе в таких местах, где никто не говорит по-английски. Вся эта суета со свадьбой… пишут, что половина всех браков заканчивается разводом. Кажется, даже семьдесят пять процентов. Каковы в таком случае могут быть шансы на успех?

Когда раздался звонок в дверь, отворять пошла Элли. До слуха младшей сестры донеслись тихие голоса, к которым она даже не стала прислушиваться. Разговор явно ни о чем. Элли ничего толком не рассказывала о Поле, разве что уточнила детали брачной церемонии. Она не из тех, кто станет откровенничать. Все, что Мадлен было известно, это история их первой встречи: Кенсингтонский дворец, принцесса Диана, белые розы… этот Пол, наверное, самый скучный человек на свете. И сейчас Элли, стоя в дверях, бубнила что-то о его вечных опозданиях, а мужчина уверял в ответ, что всегда является вовремя, это она приходит рано. Голоса звучали устало и явно не принадлежали тем влюбленным голубкам, которыми Мадлен их представляла.

— А это моя младшая сестра, — объявила Элли, вводя Пола в комнату.

Мадлен подняла глаза.

В одном Элли оказалась определенно права — этот Пол удивительно красив. Ему было слегка за тридцать, но выглядел он молодо, явно принадлежа к тому типу мужчин, которые до самой старости сохраняют юношеский облик. Высокий рост, очень коротко подстриженные светлые волосы, так что его голова кажется обритой, некоторая заторможенность в манерах, которая делает его одновременно и опасным, и притягательным.

Жених сестры подошел, склонился к ней, поочередно коснулся губами ее щек. Ощутив отчетливый запах спиртного, она сказала себе: «Разочарование номер один». Мадлен определенно не доверяла людям, которых считала склонными к выпивке в одиночку, хоть сама довольно часто позволяла себе по пути с работы заглянуть в бар, чтобы расслабиться и немного отдохнуть после трудового дня.

— Добро пожаловать в нашу семью.

«Вот как?» — Она подняла бровь.

— Могу ли я сказать вам те же слова?

Мадлен также не чувствовала расположения к красавчикам мужчинам. Составила о них мнение, исходя из собственного опыта в прошлом.

— Разумеется. Мы ведь одна семья. Но позвольте сказать, что этот цвет лака не для вас. — Он уставился на ее ногти. — Слишком мрачный для такой красавицы, как вы.

— Не слушай его, — вмешалась Элли и потащила жениха на кухню пробовать карри.

Когда они вышли, Мадлен перевела взгляд на ногти. Пол прав. Цвет их наводит на мысль, что она сделана из титана или стали. И люди догадаются, что ей неизвестно о существовании такой человеческой детали, как чувства.

Обед удался. Карри оказался превосходным и даже не слишком пряным. Хозяйка раскраснелась от тепла разогретой кухни. И, к удивлению Мадлен, выпила несколько бокалов виски с содовой. Ее сестра не была любительницей спиртного, которое прежде не добавляло ей веселости. И сейчас тоже — с каждым бокалом Элли становилась все более молчаливой и мрачной. Позабыв о желании сбежать в Париж, Мадлен с тоской вспоминала свою нью-йоркскую квартирку и хотела поскорей оказаться там в блаженном и приятном одиночестве и лакомиться на ужин йогуртом прямо из баночки.

— Можно узнать, чем вы зарабатываете на жизнь? — поинтересовался у нее Пол.

— А можно попросить вас обойтись без этого сакрального вопроса? — Она пожала плечами. — В вашей стране все, словно сговорившись, только об этом меня и спрашивают.

— Я ведь рассказывала тебе, — напомнила жениху Элли, — что Мадлен юрист, и довольно влиятельный. Работает в одной инвестиционной компании на Манхэттене. Специализируется по вопросам недвижимости.

— Ясно. Значит, делаете деньги.

Пол откровенно насмехался над ней. И уже казался довольно раздраженным, готовым спорить обо всем на свете, не соглашаясь ни с чем.

— Надеюсь, это не преступление?

Мадлен сама ощутила, какой воинственной становится ее поза. Да, она занимается инвестированием средств богатых людей; может, прикажете извиняться за то, что она умеет делать свое дело?