Третий ангел

— Жизнь принцессы вселяла в меня такое ужасное чувство безнадежности, наверное, любовь вообще невозможна в этом жестоком и холодном мире…

Когда же Элли явилась со своими розами к Кенсингтонскому дворцу, оказалось, что бесчисленные букеты выложены линией, уже достигшей в длину нескольких сотен ярдов. А Пол… Молодой человек лишь в самый последний момент решил прийти к Кенсингтону. Он оказался там едва ли не случайно, больше того, цветы, которые он принес, были им сорваны в соседнем саду, какие-то красные, неизвестные ему даже по названию. Решился же он на это ради своей матери, большой поклонницы леди Ди. Миссис Райс жила в небольшой деревушке рядом с Редингом и была сражена известием о гибели принцессы. Пол и подумал, что маме будет приятно узнать, что ее сын не пожалел времени и почтил память погибшей.

Элли призналась сестре, что в момент встречи с Полом она до того отчаянно рыдала, что молодой человек подошел к ней и спросил, не требуется ли ей помощь. И так как у нее буквально потемнело в глазах, когда она увидела такого красавца, она могла только молча покачать головой, даже не в состоянии нормально ему ответить. Они отправились выпить кофе, и с этого момента все и началось.

— До неправдоподобия романтично. Любовь может нагрянуть в самый неожиданный момент. — Элли так и сказала ей.

Когда Мадлен впервые услышала историю сестры, она едва сумела сдержаться. «Что может быть романтичного в вашей идиотской любви?» — хотелось ей спросить. Но она пробормотала только, что Диана могла бы сразу сообразить, за кого выходит замуж. Мадлен случайно видела по телевидению интервью, во время которого у принца Чарльза спросили, влюблен ли он в свою невесту. «Любовь? А что, собственно, это такое?» — заявил он, не моргнув глазом и не смутившись присутствия самой Дианы, сидевшей рядышком. Принцессе просто следовало встать и уйти не попрощавшись.

Во время прогулки после ланча сестры решили забежать в магазин «Харви Николс» и посмотреть новую коллекцию обуви. Обе они обожали хорошие туфли, что было одной из немногих общих для обеих сестер черточек, сохранившихся до сих пор. В старших классах они без конца менялись одежками, все так и думали, что у сестриц полно тряпок, а на самом деле их было даже меньше, чему большинства сверстниц.

В магазине взгляд Мадлен сразу упал на замшевые туфли с серебряными пуговицами. Они были великолепны, а стоили целых 300 фунтов. Но когда она что-нибудь хотела, она хотела этого отчаянно. И теперь прекрасно знала, что если она эти туфли не купит, то будет мучиться и мучиться раскаянием. Так что уж лучше сразу бесповоротно решиться на отважный поступок и приобрести их, выложив требуемую сумму.

Она ничуть не терзалась завистью из-за чужих свадебных хлопот. Определенно не тот случай. Тускло-белый костюм, который выбрала в качестве свадебного наряда Элли, наводил на грустные мысли. Не изменяя своему практичному стилю, сестра, конечно, остановила выбор на такой вещи, которую потом сможет носить едва ли не каждый день. Мадлен же определенно отыскала бы что-нибудь из органзы с атласом, причем такого умопомрачительного фасона, что надеть подобное произведение портновского искусства женщина отважится лишь один раз в жизни. Так что когда Элли предупредила ее о непрактичности замши и о том, что эти туфли не выдержат первого же дождя, Мадлен тут же достала кошелек, заплатила и стала владелицей непрактичных, дорогих, восхитительных туфель.

Во время лодочных прогулок вдоль хмурых берегов, именно в тех пустынных местах, где селились голубые цапли, мама неизменно напевала дочкам песенку с таким припевом: «Плыви, моя лодочка, греби, греби, мое весло». Но случались такие катания редко, только в те дни, когда мама чувствовала себя хорошо. Но и тогда Люси Хеллер была слишком слаба, чтобы брать в руки весла, обязанность грести лежала на девочках. Когда Мэдди и Элли было, соответственно, десять и одиннадцать лет, их мать тяжело заболела и в течение нескольких лет, до того времени, как сестры стали старшеклассницами, проходила курс лечения от злокачественной опухоли. В те годы их и оставил отец. Люси все же поправилась и стала чуть ли не единственным пациентом онкологической клиники, у которого не было ни одной вспышки рецидива, но в ту пору ее сил хватало только на то, чтобы нести в руках сумочку с вязаньем. Мать самой Люси тоже когда-то скончалась от той же болезни, и хоть Люси избегала этой мрачной темы и держала свои страхи при себе, девочки неизменно чувствовали их. И считали мать обреченной.

На случай, если одна из прогулок на лодке обернется катастрофой — неожиданно нагрянет шторм или ялик перевернется, — девочки даже разработали план спасения. Несмотря на их почти ежедневные ссоры и даже драки, несмотря на взаимные провинности: Мэдди случалось стащить у сестры какое-нибудь украшение или книжку, а Элли в ходе уборки их комнаты выбросить коллекцию ракушек, собранную сестрой, — все равно они должны спасать друг друга. Просто схватятся за руки и будут помогать одна другой держаться на поверхности воды. Перед каждой прогулкой они проверяли, есть ли в ялике спасательные жилеты, и наводили в газетах справки относительно прогноза погоды.

Они не сомневались, что над их матерью висит проклятие. Из-за него их и оставил отец. Иначе разве мог бы нормальный мужчина бросить жену, мать своих детей, которая проходит курс лечения от рака? Постепенно сестры пришли к решению, что они единственные на свете, кто может разрушить это колдовство. И способ сделать это тоже один-единственный кровь за кровь, око за око, зуб за зуб. Они обратятся за помощью к цапле, которой когда-то было поручено присматривать за их семьей. Но ведь дух цапли может потребовать жертвоприношения?

Поэтому однажды ночью сестры, вместо того чтобы лечь спать, прокрались на задний двор дома. Босиком. Стояла ужасная темень, и, конечно, Мэдди споткнулась о камень. Элли пришлось удержать ее за руку, чтобы та не упала. Обе были одеты в одни лишь ночные сорочки. В доме исчез привычный порядок. В холодильнике закончилась еда; постиранная когда-то одежда превратилась в грязную и заношенную; никто не заботился о вывозе мусора; тучи мух роились над ящиками, в которых громоздились упаковки риса и макарон. Так проявляла себя болезнь, оставляя везде трагические следы, в углах, в щелях между половицами, на полках шкафов.

Когда девочки дошли до конца лужайки перед домом, Мэдди охватили сомнения. Проклятие, в конце концов, — нешуточное дело. За оградой уже ничего не было видно. Казалось, что в мире, кроме них двоих, не осталось других живых существ. Если они пойдут дальше, что там окажется? Придет ли к ним цапля, если они позовут ее? А если и вправду придет, что им тогда делать? Мэдди вообще-то птиц не любила. А голубая цапля была ростом не меньше ее самой. Про это написано в книге Одюбона [2]— как и про то, что цапли считают территорию, на которой живут, своею и вполне могут наброситься на захватчика.

— Нечего трусить, — заявила старшая сестра. — Теперь за дело.

И начала копать (лопату Элли прихватила из гаража). Влажная земля отзывалась громким чавканьем, на поверхности выступали небольшие лужицы. Мадлен держалась поближе к сестре, ощущая запах мыла и пота. Она казалась человеком, который точно знает, что надо делать.

— Ты только мешаешь, — заявила ей Элли. — Путаешься тут под ногами. Я и сама могу справиться.

Когда яма была выкопана, Мадлен протянула сестре бритву, которую накануне стащила из ванной комнаты.

— Тебе не будет больно, — пообещала Элли. — Зато к нам придет цапля. И защитит нас.

Она всегда знала, что нужно сказать, чтобы заставить сестру делать то, что той совсем не хотелось. Иногда ее слова были правдой, иногда — нет.

— Когда что-нибудь болит, лучше всего все время повторять про себя какое-нибудь слово, — прошептала Элли. — Что-нибудь успокаивающее.

Отец бросил их. Мать скоро положат в больницу. Или ее схватят таинственные силы, утащат и запрут в высокой заколдованной башне. Или она умрет. И Мадлен выбрала слово «рисовый пудинг». Собственно, два слова, но зато это было название ее любимого блюда. Рисовые пудинги ужасно вкусные, и она их так давно не ела!

2

Одюбон Джон Джеймс (1785–1851) — американский натуралист, автор иллюстрированных книг о птицах Северной Америки.