Страница 19 из 28
— Ты ж ему руку сломал, — сказал Вил. — Так что вы уже в ссоре, как ни крути.
— А он разбил мне лютню, — сказал я. — Так что мы квиты. И я предпочитаю не поминать старого.
— Ага, щас! — заметил Сим. — То-то ты бросил ему в трубу фунт тухлого масла! И подпругу на седле ослабил…
— Обожженные руки! Заткнись!
Я поспешно огляделся по сторонам.
— Это было почти месяц назад, и никто не знает, что это сделал я, кроме вас двоих! Ну, теперь вот еще Манет знает. И все, кто мог нас слышать…
Сим пристыженно побагровел, и разговор затих до тех пор, пока Лили не принесла нам напитки. Вилу подали скаттен в традиционной каменной чаше, мед Сима сиял золотом в высоком бокале. Нам с Манетом подали деревянные кружки.
Манет улыбнулся.
— Я даже и не помню, когда я последний раз заказывал себе саунтен, — задумчиво произнес он. — По-моему, я себе его вообще никогда не заказывал.
— Да ты единственный человек, который это пьет, — сказал Сим. — Кроме Квоута, конечно. Вот Квоут его дует как воду. По три-четыре кружки за вечер.
Манет взглянул на меня, приподняв лохматую бровь.
— Так они ничего не знают?
Я покачал головой и отпил из кружки, не зная, смеяться мне или стыдиться.
Манет подвинул свою кружку к Симмону. Тот взял, отхлебнул. Потом нахмурился и отхлебнул еще раз.
— Да это же вода, нет?
Манет кивнул.
— Это старая уловка, ее все шлюхи знают. Вот, предположим, сидишь ты с ней в общем зале борделя и желаешь показать ей, что ты не такой, как все прочие, ты человек культурный. И ты предлагаешь ее угостить.
Он потянулся через стол и взял у Сима свою кружку.
— А она же на работе. И вина ей совсем не хочется. Она предпочла бы взять деньгами. И тогда они заказывают саунтен, или певерет, или еще что-нибудь этакое. Ты платишь за выпивку, бармен наливает ей воды, а в конце вечера она делит деньги пополам с заведением. Если девушка умеет хорошо слушать, то в баре она может заработать не меньше, чем в постели.
— Вообще-то мы делим деньги натрое, — вмешался я. — Треть заведению, треть бармену, треть мне.
— Значит, тебя надувают, — напрямик сказал Манет. — Бармен получает свою долю с заведения.
— Но я никогда не видел, чтобы ты заказывал саунтен у Анкера, — заметил Сим.
— Значит, это грейсдельский мед, — сказал Вил. — Ты его все время заказываешь.
— Да нет, грейсдельский мед я заказывал! — возразил Сим. — Он на вкус — как маринованные огурцы с мочой. И к тому же…
Он осекся.
— И к тому же он стоит дороже, чем ты думал? — ухмыльнулся Манет. — Не стоит пить такую дрянь по цене приличного пива, верно?
— Когда я заказываю у Анкера грейсдельский мед, там знают, что я имею в виду, — объяснил я Симу. — Если бы я заказал напиток, которого не существует, рано или поздно все бы догадались, что к чему.
— А ты про это откуда знаешь? — спросил Сим у Манета.
Манет хмыкнул.
— Я старый пес, все трюки наизусть знаю!
Огни начали тускнеть, и мы снова обернулись к сцене.
* * *
Вечер шел своим чередом. Манет удалился на более тучные луга, а мы с Вилом и Симом не успевали опрокидывать бокалы: благодарные музыканты то и дело нас угощали. Угощали нас очень много. Куда больше, чем я смел надеяться.
Я заказывал по большей части саунтен, поскольку затем и явился сегодня в «Эолиан», чтобы собрать денег на оплату учебы. Вил с Симом, узнав, в чем дело, тоже несколько раз заказали саунтен. Я был им вдвойне благодарен: иначе мне пришлось бы везти их домой на тачке.
В конце концов мы поняли, что по уши сыты музыкой, болтовней и бесплодным ухаживанием за подавальщицами (это что касается Сима).
Перед уходом я задержался и втихомолку побеседовал с барменом, выторговав у него разницу между половиной и третью. В результате я заработал еще талант и шесть йот. Большую часть этого за выпивку, которой угощали меня мои товарищи-музыканты.
Я ссыпал монеты в кошелек. «Ровно три таланта».
Помимо денег, я получил еще две темно-коричневые бутылки.
— Это что такое? — спросил Сим, когда я принялся укладывать бутылки в футляр с лютней.
— Бредонское пиво.
Я разложил тряпки так, чтобы бутылки не терлись о корпус.
— Бредонское! — презрительно фыркнул Вил. — Оно больше похоже на хлеб, чем на пиво!
Сим кивнул и скривился.
— Не люблю такое густое. Его же жевать можно!
— Оно не такое уж плохое! — возразил я. — В Малых королевствах его пьют беременные женщины. Арвил упоминал о нем в одной из своих лекций. Его варят из цветочной пыльцы, рыбьего жира и вишневых косточек. Оно очень богато питательными веществами…
— Да ладно, Квоут, мы же тебя не осуждаем! — Вил сделал озабоченное лицо и положил руку мне на плечо. — Мы с Симом тебя не бросим, даже если ты окажешься беременной иллийкой!
Симмон фыркнул, потом заржал над собой, оттого что фыркнул.
Мы втроем потихоньку двинулись в обратный путь, к Университету, через высокую арку Каменного моста. На мосту, поскольку поблизости никого не было, я спел Симу песенку про ишака.
Вил с Симом побрели к себе в гнезда. Но я пока не был готов ложиться спать и потому отправился бродить по пустынным улочкам Университета, вдыхая прохладный ночной воздух.
Я проходил мимо темных витрин аптекарей, стеклодувов и переплетчиков. Я пересек аккуратно подстриженный газон, ощутив отчетливый пыльный аромат палой листвы и зеленой травы под ней. Почти все трактиры и питейные заведения уже спали, только в борделях еще горел свет.
Серые каменные стены Зала магистров отливали серебром в лунном свете. Там горела одна-единственная лампа, подсвечивая изнутри витражное окно с классическим изображением Теккама: босого, беседующего у входа в свою пещеру с толпой молодых студентов.
Я миновал тигельную. Ее бесчисленные трубы, которые сейчас не дымили, мрачно топорщились на фоне ясного неба. Даже ночью оттуда несло аммиаком и жжеными цветами, кислотой и спиртом — тысячами разнообразных запахов, которые за минувшие века впитались в каменные стены здания.
И вот, наконец, архивы. Пятиэтажное здание без окон напоминало мне гигантский камень-путевик. Его массивные двери были закрыты, но сквозь щели сочился красноватый свет симпатических ламп. Во время экзаменов магистр Лоррен держал архивы открытыми и по ночам, чтобы все члены арканума могли заниматься вволю. Все, кроме одного, само собой.
Я вернулся к Анкеру. В трактире было темно, все спали. У меня был ключ от черного хода, но, чем бродить в темноте, я предпочел свернуть в соседний проулок. Правой ногой на бочонок с дождевой водой, левой на подоконник, левой рукой за водосточную трубу… Я бесшумно вскарабкался к себе на третий этаж, подцепил задвижку проволочкой и влез в окно.
В комнате царила непроглядная тьма, а я слишком устал, чтобы спускаться вниз и разыскивать огонь в очаге. Поэтому я просто коснулся фитилька лампы, что стояла рядом с постелью, слегка запачкав пальцы маслом. Потом я пробормотал связывание и ощутил, как похолодела рука, отдавшая часть тепла. Поначалу ничего не произошло, и я нахмурился, сосредоточившись, чтобы преодолеть алкогольный туман в голове. Холод глубже проник в мою руку, меня пробрала дрожь, но наконец фитиль вспыхнул.
Поскольку мне сделалось холодно, я закрыл окно, окинул взглядом тесную каморку со скошенным потолком и узкой кроватью и с удивлением понял, что это единственное место, где мне хотелось бы сейчас находиться. Я чувствовал себя здесь почти как дома.
Для вас это, может быть, звучит естественно, но мне показалось странным. Ведь я вырос среди эдема руэ и никогда не чувствовал себя как дома под крышей. Домом для меня была вереница фургонов и песни у костра. И когда мою труппу перебили, я лишился не только семьи и друзей детства. Мне казалось, будто весь мой мир сгорел по самую ватерлинию.
И вот теперь, проведя почти год в Университете, я наконец прижился здесь. Начал чувствовать себя своим. Странное это было чувство — привязанность к месту. Отчасти оно было утешительным, однако эдема руэ во мне бунтовал и бесился при мысли, что я пустил корни, точно растение.