Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 9



Халва, книги, родители, которым лишь бы не было проблем и все было хорошо. И однажды я просто позвонил маме Кости и, как бы невзначай, спросил, почему его так часто не бывает в школе.

Не знаю, что я тогда хотел по-настоящему. Отомстить другу, без которого стало так хреново, или вернуть друга, или вырвать его из той среды и прекратить нюхать этот отстойный сигаретный запах. В общем, все это меня расстраивало, раздражало, и я стуканул на него.

Был скандал у него дома. Потом он все мне рассказал, спрашивал меня, как его мама узнала, и я, конечно же, отнекивался. Ну, скорее всего его мать, как и любая другая женщина, все равно потом рассказала ему, что ей стало все известно именно после разговора с Андрюшей. Андрюша — это потому, что хорошо учился, потому, что пример для ее сына распиздяя Кости.

Затем случилось то, что обратило мою жизнь в ад. Все вроде бы пошло как прежде, Костя сидел рядом. Мы общались, хихикали на уроках, жили своей жизнью, нормально приятельствовали. Я уж думал, что это просто здорово, что я так поступил. Не скрою, внутри что-то подсказывало, что не будет все хорошо.

Знаете, есть у меня интуиция. Воспитанная с детства, воспитанная на том, что вокруг всегда и все опасно. Потом, много позже, она встала передо мной проблемой панических атак и тревожности, но тогда это просто было ощущение опасности и постоянные «ушки на макушке».

И здесь она меня не подвела. Сидим на уроке химии, приходит Костя, от него пахнет сигаретами. Говорит — иди вниз, тебя там ждут. Тогда я не пошел, ну струхнул отчаянно и весь урок сидел как на иглах. Но после уроков возле раздевалки ко мне подошел он. Худенький шестиклассник с выдвинутой вперед челюстью, весь в веснушках, рыжий.

Его звали Олег, среди друзей и за глаза, как это обычно бывает, — Олега (с ударением на второй слог). Он сказал мне, что я стуканул на Костю и теперь я должен ему бабки. Ситуация была абсурдной — шкет еле-еле доставал мне до подбородка, был на пару лет меня младше, но разговаривал нагло, зло и постоянно пытался меня ударить в грудь.

Только потом из своего жизненного опыта я понял, что чаще всего жертвами становятся именно такие, как я, — красивые, стройные, высокие, смазливые, с домашним пирожком в заднице и абсолютно не приспособленные к жизни в целом. Никогда не рулит физическая сила, но всегда — наглость и готовность драться. Будь я злее, истеричнее, психованнее и просто более тупым — я бы отмутузил этого недомерка ногами.

Но я был умным парнем и знал, что за ним стоит целая кодла, а самое страшное то, что это был брат того самого Вовы, который меня пиздил в шестом классе. Сработал давний страх, закольцевал своими удушающими объятьями, я зациклился окончательно и каждый раз при встрече просто мычал как корова, даже не зная, что сказать.

Потом я разговаривал с Костей, он сказал, что сгоряча сболтнул среди «друзей» о моей подставе. Я умолял его отшить от меня Олегу, извинялся перед ним. Ему самому было неудобно, я это видел. Да, он поговорил с малолетним ублюдком, но это не произвело на того впечатления и нагоны на меня продолжались.

Прошло месяца три, ко мне стали подходить другие парни из его кодлы, толкая невнятные речи о том, что кто-то по моей вине попал в ментовку, кого-то убили, кто-то реально встрял. Этот бред они несли постоянно. Я старался не попадаться им на глаза, скрываясь то в крыле младшеклассников после уроков, то выходя через черный ход школы.

Знаете, самой любопытной реакцией была реакция моих одноклассников. Они боялись, очень боялись эту кодлу. Я ни в коем случае не надеялся на то, что кто-то меня защитит, но пару раз все же за меня вступались двое новеньких — Эльвир и Айдар.

Мне было это непонятно, потому что именно тогда я как-то зарубил себе на носу — тебя могут бить посреди улицы, тебя могут макать в унитаз и издеваться при куче народу в общественном туалете, но никто и никогда за тебя не вступится. А эти парни вроде даже старались что-то предпринять, мне было непонятно их поведение.

Я не спал ночами, похудел, у меня появилось сразу три нервных тика. И наконец мать заметила, что со мной что-то не так. Почему я ору по ночам, что со мной? И пару раз заставала меня на коленях перед иконами: я молился и плакал. Маленький долбоеб думал, что откуда-то сверху помощь придет быстрее.

Но… в конце концов я опять все рассказал отцу. Он не стал паниковать. Опять и опять я убеждаюсь в том, что, когда ситуация становится критической, мой вечно апатичный, затюканный отец начинает действовать жестко и довольно решительно.



Мы опять пошли в ту знакомую по шестому классу квартиру Отец говорил о том, что это уголовное преступление — вымогать деньги. Я помню, что тогда еще в недоумении про себя думал — у нас куча народу поставлена на бабки цыганами, гопниками, всякими уродами и наркоманами. У нас ловят пацанов за школой и постоянно требуют у них денег. Так что, получается, это все уголовники?

Мама Олеги пообещала, что больше это не повторится. Да, это больше и не повторялось. Я ходил в каком-то растерянном, шоковом состоянии, руки мои дергались, как и глаза, и подбородок, в классе меня вообще не трогали и не разговаривали — потому что я был ходячим олицетворением ужаса, который мог случиться с любым из них.

Кстати, Эльвир и Айдар меня стали провожать до дома, а потом требовать, чтобы я давал им списывать контрольные в первую очередь. Конечно, я немного приходил в себя, но моей настоящей мечтой тогда стало — закончить школу побыстрее, уйти из этого ада. Вполне нормально я провел 10 и 11 классы, все тогда думали о поступлении в университет, ходили деловые, выбирали себе факультеты.

А тот урок для меня остался на всю жизнь — следить нужно за своим языком, потому что именно он становится источником наибольших бед. Наврал — ответишь рано или поздно. Настучал — ответишь. Сказал лишнее — готовься краснеть от стыда, когда тебя выведут на чистую воду. Я никогда потом не встречал в своей жизни людей, которые бы врали и никогда за это не получали по голове.

В классе девятом я видел, как за стукачество опускают какого-то паренька, заставив целовать член у цык за нашим троллейбусным депо. Видел пистолеты с глушителями из пластиковых бутылок, которыми махали перед лицом совсем завравшегося парня. Я пришпилил своей язык страхом к нёбу и с тех пор либо врал нагло и открыто, зная, что и как могу за это получить, либо чаще просто говорил правду, какой бы неимоверно горькой она ни была.

Что потом стало с Олегой, не знаю. Вроде бы он пошел в другую школу, я его так и не видел. Нет, вообще-то пару раз на улице видел, но очень быстро переходил на другую сторону. Тот восьмой класс я сидел дома, в покое и уюте, с книгами, и мне ничего не надо было. Мамин вечный крик по поводу неубранных полов для меня стал милым, я даже плакал, когда понимал, насколько сильно меня выручили тогда родители.

Ведь сколько бы обид мы на них ни таили, но за тысячей легко вспоминаемых ссор теряется всего пара, возможно, вещей, которые тебе когда-то спасли жизнь.

Вспоминаю детство и вижу не только свою школу. Я вижу свои игры за гаражами с девчонками, вижу уже других двух девочек, которые очень хотели с нами поцеловаться на стройке дома.

Вспоминаю свою первую сигарету с Костей, это была «Балканская звезда», и потом я в троллейбусе почему-то упал в обморок. Помню свои книги и газету «Антенна», где я представлялся как Кастер Трой (персонаж моего любимого фильма), чатясь на страницах знакомств. Для этого надо было вырезать небольшие бланки из газет и отправлять их в эту самую газету.

Поймите меня правильно, в моем детстве тоже были приятные моменты, но почему-то возвращаться туда я совсем не хочу.

Первая любовь

Зуля. Зульфия. Зулька. Мне 16, ей 13. Хотя поначалу она говорила, что ей 14. Не знаю, напоминает ли это вам известное произведение, но в деревне не особо смотрят на возраст при посиделках вокруг пруда.

Сейчас мне даже немного дико, но когда я первый раз приехал в деревню и мы пошли на первую в моей жизни реальную пьянку, мне «представили» тамошних девчонок в стиле — Назира, отличная задница, можно всегда полапать; Аня, минетчица, ну только надо позаигрывать сначала; Зульфия, титьки большие, клевая; Альмира, она с Павликом, не подходи. И так далее. Я сейчас вспоминаю и… елки, те девчонки учились в 7–9 классах.