Страница 3 из 9
В соседней 12-этажке жили сразу три счастливых обладателя видиков и вещевых киосков. Они были основными скупщиками. Но в доме напротив появился еще один потенциальный покупатель, который поинтересовался порнушкой с геями. Я о геях знал уже лет с десяти, но называли мы их пидорами и обсуждали, как в тюрьмах их опускают. Наша страна была большой тюремной зоной, а в девяностых блатняк несся из всех окон. Уже в восемь лет слово «петух» принято было произносить с презрением.
Уже не помню, о какой цене там шла речь, она была раза в три больше, поэтому Ренат даже не стал смеяться. Мы вместе пошли к брату, и я набрал там гомосячины. Удивительно, но родители не знали о том, чем я занимаюсь. Со временем гей-видео стало преобладать на моем прилавке, хотя с начала торговли прошел всего месяц.
Видимо, сообщество геев было очень плотным, они друг за друга держались.
Отвлекусь немного от темы. В принципе, я всегда знал, стоит мне проявить интерес и начать что-то делать с сильным желанием, у меня это обязательно получится. Парадокс в том, что я больше идейный вдохновитель, чем исполнитель, и желание быстро пропадает.
Знаете, меня никак не отпускает одна мысль. Почему, хотя я всегда умел хорошо общаться с людьми и на дворе была пора расцвета бизнеса, я все же пошел в институт, а потом еще и на завод? Я был так уверен, что бизнесом мне заниматься не стоит, и только сейчас понял, насколько ошибался. Пытался задать себе этот вопрос на протяжении нескольких лет и находил всего один ответ — страх.
Вернусь к теме и составлю потрет среднестатистического гея 1994 года. Если вы думаете, что это напомаженный пидор, то ошибаетесь. Почти все в основном были женаты и выглядели довольно добродушными зажиточными мужчинами. Парней мне не попадалось. Всем было чуть за тридцать. Хрен знает, может, они просто делились сведениями обо мне?
Они были немного зашуганными и осторожными в общении со мной. И уж ни о каком приставании ко мне речи вообще не шло. Хотя я тогда об этом не думал и вообще мало что в этом понимал.
А потом лавку прикрыли. Именно тогда я понял, что бизнес, любой бизнес в России, всегда обязан кому-то за что-то отстегивать. Цыганам, ментам, чиновникам. Не важно. И, видимо, поэтому тот восьмой класс и неверие цыган в то, что у меня нет уже никаких денег, навсегда отбили охоту чем-то заниматься и делать деньги.
А того мужика из дома за остановкой «Магазин Юбилейный» я вижу до сих пор, кстати. С девочкой, с молодой женой (с той, видимо, развелся). Выглядит хорошо. И часто заходит в киоск с DVD.
Поставили на бабки
— Муху пиздануть, как два пальца обоссать. — Юра сидел расслабленно, нога на ногу.
— Муху?
— Ну да, еп. Он вообще ни о чем.
Юра Ильин и Андрей Кочетков обсуждали меня. Муха — мое погоняло класса с третьего. Как только пацаны научились каверкать фамилии и извлекать из них что-то смешное или звучное, так в нашем классе стали появляться погоняла.
Радик, Молодой, Новый, Овца, Роман (с ударением на первый слог), Лоб, Залеська (девочка Олеся, которая почему-то не носила трусов). Ну а я Муха, потому что фамилия такая… жужжащая. Не объяснишь же, что она вообще белорусская, от слова «мукач», то бишь мельник.
Они сидели на втором ряду, я на первом. У меня была своя небольшая группа парней, с которыми я общался. Знаете, как на зоне есть паханы, воры в законе, мужики, погонялы и опущенные. Вот Ильин и Кочетков были ворами в законе, а мы с этими парнями — мужиками.
Нас можно было обсуждать, и мы обычно не возражали. В восьмом классе все было настолько жестко, что драки стали обычным делом, цыгане приходили прямо в классы, а гопники бродили по коридорам на уроках. Я вспоминаю восьмой класс с явным ужасом. Ну, наверное, во многом именно тот восьмой класс и стал для меня очень поучительным. То, чего, возможно, никто не переживает вообще в течение всей своей жизни, я пережил по полной.
Мы с парнями, а нас было трое, сидели впереди лохов. Два лоха обычно служили развлечением для остальных на переменах. К ним можно было подойти, гаркнуть, поржать, с деланым сожалением взять пакет с учебниками (если кто помнит, то тогда именно в полиэтиленовых пакетах носили учебники, а самыми модными были черные), вынести в коридор и разбросать из него все книги и тетради.
Лохи сносили это покорно, мы тоже просто отворачивались. Каждый был на своем месте, у каждого была иерархия, и в замкнутых коллективах, которые я потом видел немало, это всегда было обычным делом.
Рядом со мной сидел Костя, и его, как правило, никто не трогал. Все дело в том, что он дружил с очень гоповатыми ребятами из своего двора. Они шакалили (отнимали деньги) на улицах возле киосков, бухали, и трогать Костю было себе дороже. Тем более что он умел драться.
В начале восьмого класса я стал замечать странный запах от него. Мы много времени проводили вместе, и раньше этого запаха не было. Пахло отвратительно изо рта и особенно сильно перед первым уроком.
Несколько раз я, недоумевая, спросил его об этом, но он то говорил о каком-то чесноке, то еще какой-нибудь бред нес. В общем, только спустя некоторое время я понял, что так пахнет человек после того, как покурил. Поймите меня правильно, я особо больше ни с кем так близко не дружил, мы всегда были вместе. И новый запах от Костяна стал для меня каким-то новым этапом в жизни, как бы глупо это ни звучало. Тем более что на запахи я всегда был сверхчувствительный — такое отличное обоняние досталось мне от отца, и я всегда мог различить по запаху, человек боится, поел острого или покурил траву.
Он стал часто прогуливать уроки, иногда его не было в школе целыми днями. И он с увлечением рассказывал мне, как сдружился с парнями из своего двора. Я этих парней видел — мы с братишкой называли таких «цыки». Ну, это гопники, шакалы, опасные типы, которые гоняют таких, как я. На улице такие типы всегда распознают такого, как я, подойдут — и начнут вымогать деньги.
Я боялся их отчаянно. И несколько раз видел в компании Кости Вовчика. Вовчик — тема отдельная. Это толстый, уродливый парень, который в шестом классе мутузил меня до и после уроков, ловил возле раздевалок, сладострастно зажимая голову себе под мышку и ударяя с оттягом в живот.
Он ничего не добивался, не спрашивал, не отнимал деньги, он просто находил меня и бил. Одноклассники убегали, Костя стоял рядом и в общем-то просто говорил: «Ну Вован, ну давай это… прекрати, а».
Я бы не сказал, что я боялся в шестом классе этого Вову, но как-то уже привык к тому, что меня бьют. Пару раз недоумевал, смотрел на рыхлое лицо Вовы и готов был ударить. Особенно после того, как он поносил мою ушанку на ноге в грязном ботинке. Я смотрел на него, страха не было, но так и не ударил, потому что тупо не умел этого делать. В меня просто никто этого не заложил.
Папа, человек набожный и боязливый, не умел драться и меня никогда этому не учил. Но однажды, когда Вова избил меня особенно сильно, я пришел домой весь в крови (она хлестала из носа), да и обосрался вроде, потому что Вова в тот день просто скакал на мне, я с ревом сказал отцу, что меня избивают.
Папа быстро собрался и пошел со мной в тот двор. Я настучал, и отец пришел в квартиру к Вове. Его мама была спокойна, она сказала, что ее толстого мальчика часто пиздили в школе раньше, и теперь он, видимо, отрывается. Отец поговорил нормально, он иногда может быть жестким, когда припрет.
С тех пор меня Вова не трогал, но я видел его в компании цык с Костей. И я понимал, что между мной и Костяном больше нет того открытого понимания, обмена книжками в газетной обложке (я оборачивал их, так как читал в основном мистику, а на обложках у них обычно были изображены всякие гадости).
Сказать по правде, я его чертовски ревновал. Он пропускал уроки, рассказывал мне, как весело в водку добавлять Yupi. Помните тот жуткий концентрат, из которого мы в девяностых делали «сок» и даже ставили эту химию на стол в праздники? Костя был мне другом, он относился точно так же ко мне, но я-то понимал, что у меня лично вообще больше нет друзей.