Страница 19 из 74
Брю хотел было подхватить эту тему, но тут подал голос Мелик, стоящий у окна на своем посту.
— Так там и стоят, — рыкнул он по–немецки, выглядывая на улицу из–за занавески. — Эти две ведьмы. Ювелирные украшения их больше не интересуют. Теперь одна читает объявления на аптеке, а другая у входа разговаривает по сотовому. Для проституток они слишком уродливые, даже в нашем квартале.
Аннабель подошла к нему и выглянула в окно, Лейла же сложила ладони «домиком» перед собой в молитвенном жесте.
— Обыкновенные старые женщины, — сказала Аннабель тоном, не терпящим возражений. — Не надо драматизировать, Мелик.
Но Иссу это не успокоило. Отреагировав на слова Мелика, он уже был на ногах, с седельной сумкой через плечо.
— Что вы там видите? — Голос его зазвенел, а на лице, обращенном к Аннабель, читалось обвинение. — Опять этот ваш КГБ?
— Никого там нет, Исса. Если возникнет проблема, мы о тебе позаботимся. Иначе зачем мы здесь?
И вновь у Брю возникло ощущение, что мальчик–певчий слишком уж старается придать своему голосу непринужденность.
#
— Вернемся к Анатолию, — решительно продолжил Брю, после того как всё более–менее успокоилось и Лейла по настоянию Аннабель ушла на кухню заваривать свежий яблочный чай. — Я так понимаю, он ваш хороший друг.
— Сэр, можно сказать, что этот Анатолий в самом деле хороший друг заключенных, тут двух мнений быть не может, — живо отозвался Исса. — К несчастью, он также большой друг насильников, убийц, гангстеров и мародеров. Анатолий на дружбу смотрит широко, я бы сказал. — Он выдавил из себя жутковатую ухмылку и тыльной стороной ладони смахнул пот со лба.
— Для полковника Карпова он тоже был хорошим другом?
— Я бы сказал, лучшего друга, чем Анатолий, убийца и насильник вряд ли сумел бы найти, сэр. Для Карпова он устраивал меня в лучшие московские школы, даже когда меня выгоняли за нарушение дисциплины.
— И этот самый Анатолий дал деньги, чтобы вы могли бежать из тюрьмы. А, собственно, почему? В благодарность за оказанные ему услуги?
— Карпов дал деньги.
— Простите? Только что вы сказали, что Анатолий.
— Это вы меня простите, сэр! Я допустил непростительную оговорку! Вы вправе поставить мне на вид. Я надеюсь, это не будет отражено в моем досье? — Он захлебывался словами, взглядом призывая и Аннабель услышать его мольбу. — Деньги дал Карпов. Это сущая правда, сэр. А за деньгами скрываются драгоценные золотые ожерелья и браслеты, снятые с убитых чеченцев, именно так. Анатолий же лично подкупил тюремных начальников и охрану. И он дал мне рекомендательное письмо к вам, высокочтимый господин. Анатолий умный и прагматичный поверенный в делах, хорошо знающий, как все обстряпать с коррумпированными тюремными начальниками, не оскорбив при этом их высокие стандарты, ведь они люди неподкупные.
— Рекомендательное письмо? — повторил Брю. — Не помню, чтобы мне кто–то показывал письмо. — Он вопрошающе смотрел на Аннабель, но ничего не выпытал. Она умела держать лицо не хуже, чем он. Если не лучше.
— Это мафиозное письмо, сэр. Оно написано криминальным адвокатом Анатолием в связи со смертью убийцы и насильника Григория Борисовича Карпова, бывшего полковника Советской армии.
— И кому оно адресовано?
— Мне, сэр.
— Оно у вас при себе?
— Всегда. На сердце. — Надев браслет, он еще раз выудил из недр своего просторного черного пальто мешочек и протянул Брю помятое письмо. Наверху страницы стоял логотип адвокатской фирмы в Москве на кириллице и латинице. Сам текст был напечатан по–русски и начинался словами «Мой дорогой Исса». Ниже высказывались соболезнования по поводу смерти от инсульта его отца, умершего в кругу боевых товарищей по оружию. Похоронили его с воинскими почестями. Имя Карпова не упоминалось, зато «Томми Брю» и «Брю Фрэры» были выделены жирным шрифтом, а после слова «липицан» стоял номер банковского счета, подчеркнутый ручкой. И внизу подпись: Анатолий, без фамилии.
— И что же конкретно, по словам этого Анатолия, мой банк и я можем сделать для вас?
Из–за матированной двери донеслось громыхание чашек и блюдец.
— Вы возьмете меня под свою защиту, сэр. Так, как это сделал сам Анатолий. Вы честный и влиятельный человек, один из олигархов этого прекрасного города. С вашей помощью я стану студентом–медиком в университете. Благодаря вашему уважаемому банку я, став врачом, буду служить Богу и людям и вести законопослушный образ жизни в соответствии с клятвой, которую ваш достойнейший отец дал преступнику и убийце Карпову и исполнение которой после его кончины перешло к его сыну. Вы же сын своего отца, как я понимаю.
Брю отозвался живым смешком.
— Да, в отличие от вас, я сын своего отца, — признал он и в ответ был награжден лучезарной улыбкой. На мгновение взгляд, в котором сквозила рабская покорность, остановился на Аннабель, а затем Исса снова повернул лицо к своему собеседнику.
— Ваш отец раздал полковнику Карпову много обещаний, сэр! — выпалил Исса. Он вновь вскочил на ноги, охваченный страхом и возбуждением. Набрав в легкие воздуху побольше и дико гримасничая, он заговорил властным скрипучим голосом, изображая перед Брю его воображаемого отца: — Григорий, мой дорогой друг! Когда ваш маленький Иван придет ко мне, хотя будем надеяться, что это произойдет нескоро, мой банк отнесется к нему как к родному. — Он прижал руку к сердцу, словно давая священную клятву. — Если к тому времени меня уже не будет на этом свете, тогда мой сын Томми позаботится о вашем Иване, обещаю вам. Эту торжественную клятву, мой дорогой Григорий, вам дают мое сердце и мистер Липицан. — Дальше он заговорил своим обычным голосом. — Эти слова вашего досточтимого отца, сэр, мне передал криминальный адвокат Анатолий, который из сомнительной любви к моему отцу выручал меня из многих передряг. — Он захлебнулся, дыхание сделалось прерывистым.
Повисло молчание. На этот раз пришел черед Мелику высказаться.
— Вы с ним поосторожнее, — грубовато обратился он к Брю по–немецки. — Если вы его заведете на все обороты, он может хлопнуться в обморок. — И на случай, если до Брю с первого раза не дошло, добавил: — Короче, полегче с ним. Он как–никак мой брат.
#
Брю снова заговорил, уже по–немецки, обращаясь не к Иссе, а к Аннабель в непринужденной манере, хотя и взвешивая каждое слово.
— А эта торжественная клятва, фрау Рихтер, где–то существует в письменном виде, или мы должны полагаться исключительно на устные свидетельства мистера Анатолия в передаче вашего клиента?
— В письменном виде есть только имя и номер счета в вашем банке, — был ему сухой ответ.
Брю сделал вид, что задумался.
— Позвольте, Исса, объяснить вам, в чем состоит небольшое затруднение, — заговорил он по–русски, выбрав из крутившихся в голове вариантов тон рассудительного человека, решающего арифметическую задачку. — У нас есть Анатолий, как вы утверждаете, бывший адвокат вашего отца. У нас есть полковник Карпов, которого вы называете своим биологическим отцом и от которого тем не менее вы всячески открещиваетесь. Но у нас нет вас. Никаких документов, зато, по вашим собственным словам, внушительный послужной список тюремных отсидок, что, какими бы ни были резоны, в общем–то не укрепляет доверия банкира.
— Я мусульманин, сэр! Черножопый! — протестующе вскричал Исса, глазами ища поддержки у Аннабель. — Какие мне нужны резоны, чтобы оказаться в тюрьме?
— Я должен услышать нечто более убедительное, понимаете? — Брю гнул свое, игнорируя мрачные гримасы Мелика. — Я должен знать, как к вам попала конфиденциальная информация, касающаяся привилегированного клиента моего банка. Если говорить о ваших семейных обстоятельствах, я должен, по возможности, копнуть глубже, начиная с того, с чего в этом мире все начинается, — с вашей матери. — Он был жесток, знал это и даже желал этого. Как бы Мелик его ни предупреждал, но нарисованный Иссой гротескный портрет Эдварда Амадеуса достал его до печенок. — Кто она, ваша мать, или кто она была? Есть ли у вас братья и сестры, живые или умершие?