Обман Зельба

— Безусловно, — перехватил эстафету Блекмайер. — Фрау Зальгер мы в каком-то смысле разыскиваем по распоряжению свыше. Нам известно, что она некоторое время находилась в психиатрической больнице в Гейдельберге, была пациенткой доктора Вендта и около месяца назад исчезла. Вы знаете, где она.

— Вы говорили с доктором Вендтом?

— Он сослался на врачебную тайну и отказался сотрудничать с нами. Нас это не удивило. Доктор Вендт — человек с подмоченной репутацией.

— Вы объяснили ему причину вашего интереса к фрау Зальгер?

— Господин доктор Зельб, — вмешался Равитц, — мы хотим, чтобы вы нас правильно поняли. Вы ведь бывший прокурор, стреляный воробей. Что вы хотите от нас услышать? Мы можем вам сказать только то, что можем, и если вы в свою очередь скажете нам то, что знаете, дело пойдет быстрее. — Он сидел напротив меня, с последними словами он подался вперед и дружески похлопал меня по колену.

— Если мы правильно информированы, вы разыскивали фрау Зальгер по поручению некоего господина, который в каком-то смысле выдавал себя за ее отца? У вас еще есть связь с этим человеком?

— Ты совсем смутил господина доктора — нельзя же задавать сразу все вопросы одновременно, — мягко упрекнул Равитц своего коллегу.

Я не мог понять, был ли это один из их вариантов пресловутой игры в злого и доброго полицейского, или Равитц действительно имел более высокий чин. Блекмайер был заметно старше, но перипетии чиновничьей жизни иногда выносят наверх иерархической лестницы довольно странные фигуры.

— Если ты задаешь вопрос и тут же переходишь к следующему вопросу, не дожидаясь ответа на предыдущий, твой собеседник может подумать, что поставленный вопрос — «в каком-то смысле», выражаясь твоими словами, — не так уж и важен. А между тем поиски фрау Зальгер как раз имеют для нас особое значение.

Блекмайер покраснел и несколько раз кивнул. Потом они оба в ожидании уставились на меня.

Я покачал головой:

— Я хочу знать причину этих поисков.

— Господин Зельб, — продолжил Равитц, преувеличенно отчетливо артикулируя каждое слово, — какова бы ни была эта причина — торговля наркотиками, подделка казначейских билетов, терроризм или покушение на жизнь и свободу президента страны, — вам, как частному детективу и как бывшему прокурору, не пристало препятствовать нашему расследованию. А если вам — кстати сказать, бывшему нацисту — угодно пособничать террористам, не думаете ли вы тем самым вызвать у нас жгучую симпатию?

— Я не думаю, что ваша симпатия имеет для меня жизненно важное значение. А вы, если уж сказали, что речь идет о терроризме, так договаривайте, не ходите вокруг да около.

— Надо же, он не думает! — с издевкой воскликнул Равитц и хлопнул испуганного Блекмайера по ляжке. — Он не думает, что наша симпатия имеет для него значение. Я и так уже сказал вам больше, чем следовало. Но если вы не хотите по-хорошему, — он прицелился в меня указательным пальцем правой руки, — то можно и по-плохому. Вы обязаныдать показания.

— Вы не хуже меня знаете, что я не обязан давать вам никаких показаний.

— Вас вызовут к прокурору. А перед ним вы вынуждены будете говорить.

— Да, но только после того, как он назовет мне причину, по которой ведется следствие.

— Что?..

— Если я не знаю, против кого и по какому поводу ведется следствие, я не могу судить о том, в какой мере мои показания могут быть обращены против меня.

Равитц повернулся к Блекмайеру:

— Ты слышал? Он не хочет, чтобы его показания были обращены против него! В них есть нечто, что может ему повредить, а он не хочет себе вредить. Нас это интересует? Нет, нас это вообще не интересует. Все, что мы хотим знать, — это нынешний адрес фрау Леоноры Зальгер. То же самое вам скажет и прокурор. Все, что я хочу знать, скажет прокурор, — это настоящий адрес фрау Леоноры Зальгер. Ни о каком вреде для вас при этом не может быть и речи. «Выкладывайте!» — скажет прокурор. — Равитц посмотрел мне прямо в глаза и повысил голос: — Выкладывайте! Или вас что-то связывает с фрау Зальгер? Помолвка? Прямое или косвенное родство? Какую сказку вы нам приготовили?

Я взял себя в руки.

— Я не собираюсь рассказывать вам никаких сказок. Да, выполняя очередной заказ, я вышел на след фрау Зальгер. Но предоставьте мне самому судить о том, что я могу рассказать о своей незавершенной работе над тем или иным делом, а что нет.

— Вы так говорите, как будто вы духовник фрау Зальгер, или ее врач, или адвокат. А вы всего-навсего маленькая, жалкая частная ищейка с разбитой физиономией. Кстати, кто это вас так отделал?

Я в свою очередь хотел спросить его, откуда у него эти идиотские методы ведения допроса. Может, этому обучают в школе полиции? Но Блекмайер опередил меня.

— Это делается очень быстро, господин доктор, — я имею в виду вызов к прокурору. И даже к судье. Это дело нескольких часов. У вас на руках плохие карты, так сказать.

Меня мои карты вполне устраивали. Может быть, мне удастся выкрутиться с помощью аргумента, что мне необходимо знать причину расследования, чтобы не навредить себе своими показаниями. Если нет, то они, конечно, могут наложить на меня штраф за отказ от дачи показаний или даже временно взять под арест, но это еще долгая история. К тому же у меня было такое ощущение, что эти господа из Федерального управления уголовной полиции, как и генеральный прокурор, совсем не горят желанием поднимать шум, а все эти официальные процедуры никак не способствуют тишине.

— Мы не прощаемся. — Равитц встал, Блекмайер последовал его примеру.

Я проводил их до двери и пожелал им всего доброго. Так сказать.

28

Психотерапевтический трюк

Я позвонил в психиатрическую больницу в Гейдельберге. До Вендта я, правда, не дозвонился, но узнал, что он на дежурстве. И я отправился в Гейдельберг. Апрельский ветер гнал по голубому небу серые тучи. Время от времени они разражались коротким дождем. Потом мокрый асфальт опять блестел на солнце.

Вендт куда-то спешил.

— Опять вы? Мне надо в другое отделение.

— Они уже побывали у вас?

— Кто?

Я явно действовал ему на нервы, но в то же время его разбирало любопытство. Он стоял в странной, вывернутой позе — ноги были готовы продолжить движение, голова повернута в мою сторону, а рука лежала на ручке двери.

— Господа из Федерального управления уголовной полиции и старший братец Лео.

— Отец Лео, брат Лео — каких еще родственников родила ваша неуемная фантазия? — Он старался казаться уверенным и независимым. Но это ему плохо удавалась.

— Он не брат Лео. Он чувствует себя таковым. И желает знать, где она.

Вендт открыл дверь.

— Мне действительно пора идти.

— У людей из Федерального управления уголовной полиции всего лишь плохие манеры. У друга Лео, который чувствует себя ее братом, — пистолет с глушителем. И кулаки. Если бы у него еще была возможность поработать со мной подольше, он, наверное, выколотил бы из меня адрес Лео.

Вендт отпустил дверную ручку и повернулся ко мне. Его глаза лихорадочно ощупывали мое лицо, как будто он пытался прочесть то, что ему хотелось узнать, у меня на лбу, на носу или на подбородке. Он был на грани срыва.

— Вы… вам… известно?..

— Нет, я не сказал ему, где Лео. И этим типам из полиции тоже. Но мне нужно поговорить с вами. Что сделала Лео? Почему ее ищут?

Он несколько раз порывался что-то сказать, открывал и снова закрывал рот. Наконец, словно очнувшись от наваждения, сказал:

— У меня до двенадцати дежурство. Встретимся в час в гостинице, внизу, на Хауптштрассе.

Он быстрыми шагами удалился.

Без четверти час я сидел за накрытым клетчатой клеенкой столиком на террасе гостиницы. Мне хорошо были видны обе двери — на улицу и в зал ресторана. Но ни Вендт, ни официант не показывались. Я был единственным посетителем. Я разглядывал клеенку, пересчитывал клетки, смотрел, как подсыхают на них дождевые капли.