Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 14

Василий очнулся от тревожной дремоты, услышав рядом возню. Открыл глаза, посмотрел в ту сторону и подумал, что кошмар, преследовавший его во сне, продолжается. Из кустов, сплошной стеной опоясывающей поляну, на него надвигалось какое-то чудище. Точь в точь такое же, как в детских сказках, поведанных когда-то давно бабкой. Он вздрогнул, захотел отодвинуться, но путы не пускали. Чудище вдруг оскалилось, показывая гнилые губы, а потом замычало. Страшно так, протяжно, отчего Василия прошиб холодный пот.

— Господи!!! — пробормотал обреченно. — Настал последний мой час. Спаси и помилуй раба твоего, Василия. Лишь на твою защиту уповаю.

Чудище перестало скалиться, протянуло огромные лапы и стало дергать за веревки, которые держали Василия. И тут, наконец, до боярина дошло.

— Господи, — выдохнул, ужаснувшись и обрадовавшись своей догадке. — Михалко, неужто ты? Как я рад видеть рожу твою немытую! Вот спаситель! Не бросил, значит, хозяина своего. А я-то думал…

Михалко замычал, закивал головой и, вспомнив, наконец, про меч, перерезал путы. Потянул боярина за собой и первым исчез в кустах. Обдирая в кровь лицо и руки об острые шипы, Василий поспешил следом.

Ползли долго, до тех пор, пока стан ногайцев остался далеко позади. Наконец остановились. Василий привалился к дереву, тяжело дыша. Михалко улегся рядом, сжимая в руке меч. Когда немного отдохнули, Василий разлепил глаза, обозрел местность вокруг. Лес окружал их со всех сторон, а беглецы оказались в овраге на дне высохшего ручья.

— Куды теперь?

Михалко вытянул руку в направлении, противоположном тому, куда они ползли.

— Там что, люди?

Михалко кивнул головой.

— А ты отколь знаешь?

Михалко опять замычал, пытаясь что-то объяснить боярину.

— Ладно, что с тебя взять! — Василий махнул рукой. — Освободил, и то ладно. Когда возвернемся обратно — грамоту вольную получишь. И деньгу кое-какую на первое время. Я добро помню… — Василий закашлялся, выплюнул тягучий сгусток крови. Отдышавшись, проговорил: — Торопиться надо. Думается мне, что ногаи задумали что-то недоброе. Когда был у них, видел, что готовятся к чему-то. Хоть и не понимаю их языка, но догадался. Дорогу к селению найдешь?

Михалко почесал грязной пятерней спутанную бороду, неуверенно кивнул.

— Тогда двигаемся далее. — Василий поднялся, погрозив кулаком в сторону леса, проговорил зло: — Я кишки этого хана на кулак намотаю. Долго будет помнить мое унижение. Палец, на коем царский перстень покоится, вместе с башкой отрублю!

Сказав так, пошел следом за Михалко, полностью доверившись его чутью.

— Беда, хан! Русс пропал. Не иначе как духи леса утащили его с собой. — Начальник сторожевой сотни распластался у ног Каюма.

— Где? — Хан пнул ногой обнаженную голову.

— Там! — Сотник махнул рукой себе за спину.

Хан переступил через лежащего воина, прошел к месту, где содержали пленника. Увидел мертвого воина с перерезанным горлом. От злости у Каюма заходили желваки. Страшно посмотрел на сотника.

— А его, — кивнул на мертвеца, — тоже духи леса зарезали?

Сотник упал на колени, проговорил чуть слышно:

— Прости, недоглядел.

— Ты заслуживаешь смерти. — Хан смерил воина презрительным взглядом. — Ты забыл, что мы находимся в походе и все подчиняемся единому закону и единому богу. Богу войны Сульде. Поэтому ты умрешь.

Каюм шевельнул пальцами, клинок рассек воздух и обезглавленный сотник свалился в траву.

Немного успокоенный хан вернулся в центр становища. «Казнь пойдет на пользу воинам», — подумал, усевшись на седло. Тем злее будут, когда пойдут на штурм города. А русса жаль. Так хотелось преподнести его в дар… Но ничего, боги все решают за нас, значит, так надо было. Если штурм удастся, то там они наберут новых полоняников и вернутся домой героями, о которых еще долго будут слагать легенды.





Когда стало смеркаться, вернулся посланный на разведку воин. Он был в пыли с головы до ног, и только глаза лихорадочно блестели, выдавая нетерпение.

— Какие вести принес своему хану?

— Я исполнил все, что ты велел! — Воин вздохнул, успокаиваясь, и начал рассказывать: — Городок, что лежит перед нами, небольшой и стены в нем невеликие, а местами и худые. Долго я наблюдал, как входили и выходили из него воины и жители. Селян было больше, и я думаю, что людей там немного… — он осекся своей дерзости, взглянул на хана.

— Продолжай! — Каюм сцепил пальцы на животе.

— В город ведут две дороги. Если перекрыть обе, то гарнизону будет некуда деваться. Они окажутся запертыми и легко лягут под наши мечи. — Воин замолчал.

— Сколько воинов ты насчитал у руссов?

— Тридцать десятков, хан. Да жителей десятков пять.

Каюм откинул в сторону валявшиеся под ногами сухие ветки, велел воину:

— Начертай то, что видел.

Воин взял в руки перо с косо притупленным наконечником из тонкого тростника, примерился и начал выводить рисунок. Временами он поднимал глаза к небу, беззвучно шептал, шевеля губами и вспоминая виденное. Каюм внимательно следил. Ни один раз рука у него не дрогнула. Значит, прав оказался хан, выбрав этого востроглазого воина в разведчики. Подметил все точно. Закончив, склонил голову.

— Это все, что я видел.

Каюм задумался. Воинов у руссов меньше, чем у него. Это хорошо. Но они сидят за стенами и много положат его богатырей, прежде чем откроют ворота. Это плохо. У него нет ни приставных лестниц, ни стенобитных орудий, чтоб разломать эти стены. Но у него пять сотен славных бахадуров, озверевших от бездействия и жаждущих крови. Они готовы идти за ним, куда он ни пожелает. Это хорошо. Тогда надо брать хитростью. В этом — единственная его удача.

Прервав размышления, Каюм велел сторожевому воину подозвать сотников. Когда все собрались, он встал, обошел место, где был начертан рисунок.

— Сегодня на рассвете мы пойдем на приступ крепости руссов. Взяв ее, вернемся домой еще с одной победой и полными сумами золота.

Сотники заулыбались. Бездействие утомило всех настолько, что они не могли дождаться, когда опять окажутся на боевом коне с мечом в руке. Каюм на это и рассчитывал. Он поднял руку.

— Ты, мой храбрый Абубекир, со своей сотней перережешь вот эту дорогу… — Суковатая палка упала позади рисунка. — А ты, Баубек, встанешь вот здесь… — Острая ветка прочертила черту на песке. — Руссы будут заперты, словно в мешке. Вы начнете закидывать их горящими стрелами. И тогда я, во главе трех сотен, пойду на штурм. Я думаю, долго они не продержатся, и через малое время мы отпразднуем победу. Выступаем на рассвете, когда сон у руссов будет наиболее крепок. Готовьте воинов. Боги не оставят нас.

Боярин Василий вместе с Михалко долго пробирались окольными тропами, прежде чем выбрались на проезжую дорогу. Василий совершенно потерял ориентацию, в которую сторону идти.

— Где городок тот? — спросил у немого.

Михалко, недолго думая, махнул рукой.

— Ну, веди тогда. Нечего тут стоять.

Сил у обоих оставалось чуть и, если бы не близкая опасность, то легли бы прямо тут, у дороги, и заснули, позабыв обо всем. Но шли, стараясь быстрее достичь городских стен.

До рассвета оставалось совсем немного, когда вдали замаячили городские стены. Михалко, а за ним и Василий прибавили шагу. Вскоре уперлись в ворота.

Крепость эта была построена давно, минуло тому уже почти пять десятков лет. Одолели о ту пору степняки, вот и повелел Великий князь Василий Темный, прадед нынешнего царя, построить такие малые крепостцы на всей протяженности границы с Дикой степью. Возвели их быстро и в каждой посадили крепкий гарнизон, да головастого воеводу поставили во главе. Время шло, Московское княжество набирало силу и крепло. Менялись государи, и про крепостцы эти стали забывать. Не до них было, других дел в государстве хватало. Да и степняки вроде поутихли.

Воинов в гарнизонах менять перестали, да и сама крепость начала приходить в упадок. Прохудились стены, обвисли ворота, ров, когда-то опоясывающий стены, почти доверху заполнился разным мусором. Воеводы, должные следить за порядком и надежностью городских стен, давно на все рукой махнули и чувствовали себя здесь, на краю Руси, удельными князьями. Воины и немногочисленные жители за столько времени прикипели к этому месту, обзавелись семьями, дети пошли, затем внуки. Так и жили, с божьей помощью обороняясь от иногда случавшихся набегов. Да и сами делали вылазки в Степь, тревожили ханские юрты.