Страница 14 из 14
— Помнишь меня! Помнишь, как измывался, относясь, словно к собаке? Вот и тебе пришел конец. Сам умрешь, как собака!
Каюм не понял сказанного, но смысл до него дошел. Он поднял глаза к небу, шепча слова последней молитвы, и в этот момент волосяной аркан захлестнул его за плечи и выдернул из седла. На него сразу навалились, скрутили, поставили на ноги.
Василий подошел, с ненавистью посмотрел в лицо хану, поднял руку и хотел ударить, но стоявший рядом воин перехватил.
— Не тронь его, боярин. Не велено воеводой. Ему решать, что с басурманином делать.
Тарас Петрович появился как раз в тот момент, когда ногаев уже добивали. Все время битвы он, как и предугадал Василий, отсиделся в глубоком погребе, выкопанном как раз вот для таких осад. Он корил себя за трусость, но ноги сами привели его в погреб и усадили на перевернутый бочонок из-под вина. Там он и просидел все время, пока не решился выбраться наружу, поняв, что все-таки удалось одержать верх над супостатом. Страх сразу прошел, и Новосильцев вновь почувствовал себя грозным воеводой.
Он протиснулся сквозь строй воинов, обступивших связанного Каюма. Хан стоял с гордо поднятой головой и никого не видел вокруг. Он знал, что его ожидает, но смерти не страшился, принимая ее как избавление от того позора, который испытывал сейчас.
— Спеленали мы его, батюшка. Лютый оказался, все сдаваться никак не хотел. Ну, да Бог помог, поймали злодея.
— То славно! Победа, стало быть, за нами осталась.
— За нами, батюшка, за нами. Одолели басурман, — зашумели воины вокруг.
— Хана этого смерти предать, — распорядился воевода. — Чтоб все видели. Отсеките голову и выбросьте через стену остатним басурманам. Пусть забирают ее и детям своим и внукам расскажут, что ходить на Русь опасно. Обратно можно без головы вернуться.
Хана схватили, поволокли в центр крепости.
— Погодь, воевода, — выступил Василий вперед. — Позволь должок мой с него взыскать. Ждал я этого долго да, видать, дождался.
Воевода кивнул головой. Василий подошел к Каюму, достал из-за пояса меч.
— Ну-ка, подмогните.
Воины прижали хана к земле. Василий выпростал ханскую руку, взмахнул кинжалом и отсек большой палец, на котором красовался перстень, царский подарок. По толпе прошел вздох, а Каюм даже не вздрогнул, а только глаза прикрыл, да веки чуть шелохнулись. Грязное, в подтеках крови лицо пересекла борозда от капельки пота.
Василий выбросил обрубок пальца, надел кольцо и, не глядя на поверженного хана, проговорил:
— Не тебе дарено, не тебе и носить.
— Ну-ка, покажь, — заинтересовался воевода.
Василий подошел ближе, протянул руку.
— Это мне самолично государь наш Иван Васильевич в дар преподнес. За службу верную и подвиги ратные. А этот басурман отнял его у меня и всячески надругался.
Воевода, видя такое дело, склонил голову.
Каюма казнили тут же, на крепостной площади. Одним взмахом меча отделив голову от тела. Мужик, вызвавшийся быть палачом, поднял голову над собой, чтобы все видели, а потом перекинул через стену. Так окончилась жизнь Каюма, ногайского хана. Хоть и сопутствовала ему удача, но у небольшой русской крепости, на самом порубежье с Дикой степью, боги отвернулись от него.
Ближе к вечеру следующего дня ногаи снялись и тихо ушли в степь, куда так стремились. Унося в холщовом мешке голову своего хана.
А в крепости еще долго приходили в себя от нежданного набега. Хоронили убитых, восстанавливали порушенные дома. Воевода вдруг расщедрился и велел возводить новые стены, взамен устаревших. И выделил для этого немалые деньги. Верно, много передумал Тарас Петрович, сидя в темном подвале и слыша, как наверху беснуется вражеская нечисть.
Боярину Василию воевода выделил в провожатые десять воинов, чтоб беспрепятственно доехал до родных мест. Напоследок, когда сидели в горнице, молвил, хитро прищурившись:
— Спасибо тебе, боярин. За то, что предупредил вовремя, и за то, что совет дельный дал, как от ворогов оборониться. Не поверил я тебе вначале, был такой грех, но потом уразумел, что твоя правда, и поступил по-твоему.
Слушая слащавую речь воеводы, все ждал, когда тот скажет главное. И наконец услышал.
— Будешь в стольном граде, кланяйся от меня церквам златоглавым да куполам соборным. А, если представится случай быть перед царем-батюшкой, то и за меня словечко замолви. Скажи, что сидит де в крепости у Сабакинских ворот воевода Новосильцев. Днем и ночью блюдет он границы русские и всячески их оберегает. Ни сил, ни живота своего для этого не жалеет. Еще скажи, что случился набег недавно большой. Не менее трех тысяч басурман налетело. Воевода держал оборону крепко, три дня бились и с божьей помощью врагов обратили в бегство, а часть порубили… Скажешь?
— А чего не сказать? Замолвлю за тебя словцо. — Василий подумал, что избави его Бог еще раз появиться пред грозные очи царя.
— Ну, то и славно! — Воевода потер руки, предложил: — Выпьешь вина чарку на дорогу?
— Благодарствую. Но путь неблизкий и надо бы уже выезжать.
— Тогда с Богом! — Воевода, как показалось, не расстроился отказу Василия, а наоборот — даже обрадовался.
Выпроводив боярина, Тарас Петрович сел на лавку, набулькал целую чашу вина и, перекрестившись, выпил одним махом. Отдышавшись и пригладив бороду, потянулся за пирогом с зайчатиной.
Опять под копытами коня мелькала проезжая дорога. Рядом скакал Михалко, одной рукой сжимая повод. Вторая безвольно висела вдоль тела. Досталось в схватке с кочевниками, когда кинулся в самую гущу за боярином. Сам Василий почти не пострадал, только бок немного саднило от шальной стрелы. Чуть отстав, скакали конники, выделенные воеводой. С такой охраной Василий не страшился и надеялся благополучно добраться до Борисова.
К вечеру остановились на короткий отдых. Василий, сидя у костра, подумал, как удачно все складывается. Угодил в плен и выскользнул. Утерял царский перстень, а вот он красуется на пальце, сверкая дорогим камнем. А ведь не чаял уже и живым быть. За всеми этими передрягами забыл, что отец его, боярин Твердислав, умер. Теперь он единственный наследник и владетель всего. И того тайного, ради чего все и затевалось.
Боли от утраты не было. Да и какая боль, если сам и спровадил отца на тот свет? Интересно, похоронили уже отца, аль его дожидаются? Скорее всего, ждут. Не осмелятся без его ведома предать тело отца земле, убоясь гнева наследника. Значит, надо спешить. С этими мыслями Василий и прикорнул, привалившись к нагретому за день стволу большой смоковницы. Вскоре его разбудил Михалко, и они тронулись дальше.
Город Борисов встретил перезвоном колоколов. Звонили к обедне, и свободный люд спешил в церковь. Василий вместе с верным холопом минули городские ворота и по булыжной мостовой поскакали к хоромам бояр Колычевых. Сопровождающих Василий отпустил еще за полдня до того, как показались стены древнего града. Места пошли родные, знакомые с детства, и тут он уже мог двигаться без опаски. Молчаливые воины, приставленные воеводой, слезли с коней, поклонились боярину в пояс и поскакали обратно, торопясь быстрей достичь дома, чуть не порушенного ногайским отрядом.
Дома стоял стон и плач. Кормилица, которую он помнил с младых лет, увидев боярина живого и здорового, кинулась в ноги, заголосила:
— Слава тебе, Господи, батюшка! А мы уж и не чаяли тебя увидеть. Все глаза проглядели, все слезы повыплакали. Ждем, а тебя все нет. Думаем, не случилось ли чего, может, беда какая одолела.
— Много чего случилось, бабка. Много. Всего и не расскажешь, — устало проговорил Василий, слезая с коня.
Подошел ключник Матвей, поклонился.
— Отца похоронили уже? — спросил Василий, внутренне напрягшись.
— Нет, боярин. Тебя все дожидались. Как же мы могли без твоего соизволения?
— Где он?
— В холодной лежит. На улице-то жара. Вот и положили его туда. Ждали, пока ты приедешь. Захочешь проведать его, возьми это, — Матвей протянул чистую тряпицу, добавил: — Жара на улице.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.