Ветер из Ига

— Вы это верно заметили, — осторожно поддакнула Юкки, проверяя свой новый голос. Ничего такой голосок: тонкий, мальчишеский, даже не начал ломаться.

— Лучник может выбирать себе цель и снимать ее на большом расстоянии, но на лучника может найтись другой лучник, поэтому лучника необходимо прикрывать щитами. Кроме того, выстрелил, выпустил сколько может стрел зараз, обычно до трех, и сразу же за щит, не то без лучников беда. Конный воин хорош для преодоления большого расстояния, но он бесполезен, если, скажем, ты пушечным ядром брешь в стене крепости проделал, и теперь через эту брешь нужно отправить сколько возможно воинов. Лошадь там враз ноги поломает, а то и не пролезет. В то время как безлошадный воин везде протиснется и на стороне противника бой даст. Дай ему только броню покрепче, а меч поострее.

Юкки кивнула, украдкой оглядываясь по сторонам, рядом с ней жгли костры самураи, было довольно-таки темно, и веселые искорки поднимались в беззвездное небо. Недалеко ржали лошади, слышался запах воды, скорее всего войско остановилось вблизи какого-нибудь озерца или речки, чтобы напоить коней. Но сколько Юкки ни глазела по сторонам, ей так и не удалось определить, где они все-таки находятся.

— Конь — это и благо, и проблема, потому как конь — он же большой! — Самурай вскинул вверх костлявые руки. — Даже слепой попадет в коня. А ведь это деньги… да и как самураю без коня, смерть да и только. Люди, даже если очень старательны и хотят услужить своему господину, никогда не разгонятся так, как лошади. Если же взять, к примеру, отряд конников, который летит во весь опор через чистое поле, да еще и с копьями наперевес… — Он присвистнул. — Да такая сила сметет кого угодно!

— А ежели такая силища и против нас? — К костерку подошел невысокий мальчишка в непомерно великом панцире, из которого сверху выглядывали глаза и нос новобранца, в то время как рот находился под броней, голос из-за этого получался глухим, точно из бочки.

— Трусость — плохой помощник, — пожал плечами старик. — А завтра нам всем понадобится мужество. Биться с врагом — это вам не камни на строительстве замка таскать. — Он снова захихикал.

— Мой отец умер, задавленный этими самыми камнями, — глухо хмыкнул в броню подросток.

— Умер, значит, не выполнил своего долга, — отрезал старик.

— Умер, значит, никаких долгов на нем больше нет. Мертвые ничего и никому уже не должны. Зато мои дети будут когда-нибудь глядеть на замок Хидэёси и говорить, что их дед умер строя его. Отец говорил, что это самый лучший, самый укрепленный из всех замков в Японии. А уж он их повидал… это я вам точно говорю. У Нобунага был похожий замок, но наш господин его пересилил и построил замок, которого еще не было до него. Громадина. В основание легли целые скалы, которые тащили лошади и впряженные в ярмо самураи и крестьяне. Они шли и падали, умирая за своего господина. А из каких черных камней выложены стены. Черных, точно взятых из самой преисподней.

— Это верно, наш господин сильнее и мудрее всех, пусть его и называют мужичьим генералом, он все равно самый-самый. — Старик довольно потирал руки. — Скажу больше, Хидэёси-сама давным-давно бы уже установил в стране сёгунат, если бы не предатель сёгун Асикаги Йосиаки, отказавшийся признать его сыном [33]. Говорит, мол, в нашем господине кровь недостаточно благородная. А лично я так считаю, что если бы беглый сёгун признал Хидэёси-сан своим сыном и помог ему принять полномочия сёгуна, он бы тем самым не только смыл с себя позор, но и прославил свое имя. Во как!

«Ага. Хидэёси уже построил замок, и не сумел стать сёгуном. Стало быть, сейчас где-то 1583 год или даже раньше. В 1585 году он получит ранг регента-кампаку, через год он буден называться уже благородной фамилией Тоётоми и получит должность главного министра дайдзёдайдзин, высочайшую при императорском дворе». — Дома мать настаивала, чтобы Юкки назубок выучила все, что происходило в ее стране еще задолго до ее появления. И вот теперь это пригодилось.

— А я что-то запамятовал, — Юкки сделала растерянную гримасу, — а как имя правителя, против которого… ну… в общем… — Она не знала, как подобрать слова, чтобы не выдать себя с головой. Хотя кто может догадаться, что в спокойно сидящем у костра вакато вдруг оказался дух еще не рожденной девушки? В жизни никто не догадается.

— Ты спрашиваешь, на чьих мы теперь землях? — Старик кивнул пламени. — Его имя Тёсокабе Мототики, и вправду мудреное, но да ты скоро привыкнешь. Когда-то мой отец говорил мне, что на Сикоку все немного с придурью, и говорят они не совсем так, как мы, ну, как нормальные люди, и одеваются… м-да… неспокойно, когда рядом с тобой люди, о которых ты не можешь сказать наверняка, что у них на уме…

Теперь Юкки вспомнила, как же — знаменитое завоевание Сикоку! Стотысячная армия под командованием ее отца Дзатаки. Осиба говорила, что войско разделилось на две армии, которые обошли… Тёсокабе Мототики с севера и востока, взяв его армию в плотные клещи.

Война закончилась бегством Тёсокабе Мототики, а Хидэёси с разгона врезался в провинцию Кага, в которой правил бывший вассал Ода Нобунага — Саса Наримаса.

Все правильно. Можно, если что, набиться к Хидэёси официальным предсказателем. Хотя вряд ли удастся. Перед сдачей Тёсокабе Мототики отец говорил, что произошло несколько кровопролитных битв, из которых не привыкшей к военному ремеслу Юкки вряд ли удалось бы выбраться живой.

Впрочем, если это войско Дзатаки, а не Иэясу, должно быть, ее занесло немного в сторону, так что оставалось гадать, что она сумеет узнать о синоби здесь?

Глава 47

Последнее стихотворение

Самурай, занятый сочинительством стихов или музицированием, отнимает время от тренировок и теряет силу. Казалось бы — это наблюдение должно было породить вывод, согласно которому самурай не должен заниматься искусством. Но это не верно. Зная, что искусство может его ослабить, самурай обязан заниматься искусством, чтобы воспринять его сильные стороны и не позволить сделать себя слабаком и ходячей мишенью.

Юкки хотела уже отправиться обратно, но тяжелое предчувствие до боли стиснуло горло, мешая дышать. Она оглянулась, невольно отмечая, что и остальные бойцы не слишком веселы. У всех на лицах запечатлелась тревога, кто-то сидел с отрешенным лицом, кто-то через силу балагурил.

— Твой отец говорил о тебе, мальчик, что ты отличный поэт, — обратился старик к Юкки, — всегда завидовал людям, способным связать вместе несколько строк. — Он вздохнул. — Жаль, что не удастся тебе вырасти и стать действительно хорошим поэтом, сидеть за спиной какого-нибудь даймё или принца…

— Не удастся? Отчего же? — Мерзкое предчувствие кожаной перчаткой стиснуло горло с такой силой, что Юкки решила было уже сию минуту покидать тело, и только любопытство оставило ее на месте.

— Так ведь все мы, хе-хе, смертники, слава Хидэёси и Дзатаки… — Старик сплюнул. — Все мы призваны пасть в этом бою, отвлекая на себя основные силы противника, в то время как Тайку обходит его позиции с тыла. Еще днем я видел шпионов Тёсокабе Мототики, сейчас уже совсем стемнело, а это значит, что он нападет уже очень скоро. Над нашими головами развеваются личные знамена Хидэёси и Токугава, а это значит, что в плен нас брать не будут, а уничтожат со всей яростью, на которую только будут способны.

— Уничтожат?.. — Юкки затряслась.

— Ну да, мальчик. Как и было распланировано заранее. Поэтому огромная просьба, буквально от всех наших неученых самураев и асигару, напиши стихотворение, с которым мы все теперь и сложим свои головы. Одно на всех, юный поэт. И пусть меня черти раздерут на части, я хочу умереть с честью, головой в сторону противника и мыслями, обращенными к твоему последнему стихотворению. Я не стану призывать Будду и богов, у них и так полно своих дел. Все, что я хочу, это перед смертью заучить несколько строк, которые войдут мне в душу и откроют врата в рай. Напиши их, парень, и все наши люди будут благодарны тебе за это.