Не могу забыть

Именно это и явилось главной причиной их разрыва. Если бы он не уехал с того приема…

— Да, я уделял тебе мало внимания, — скрепя сердце признал он. — Но тогда у меня не было другого выхода. Моя мать умерла, когда я учился на первом курсе Оксфорда. Это произошло совершенно неожиданно. Отец, который безумно ее любил, быстро сломался и начал пить. В то время на счете нашей компании было несколько сотен миллионов долларов. Но отец быстро потерял интерес к делу и волю к жизни. Он наделал столько ошибок и принял столько неверных решений, что к окончанию мною университета компания «Роуд» катилась под откос. Но подлинную картину я узнал только после смерти отца от белой горячки. Наш дом был заложен, а фирме грозило банкротство. Поскольку дом приносил одни убытки, я избавился от него и поселился в самой дешевой квартирке, которую смог найти. Чтобы спасти «Роуд», нужно было работать тридцать часов в сутки…

Сердце Моны заболело так, словно в него всадили нож. Почему он не сказал этого сразу? И зачем говорит сейчас, когда стало слишком поздно?

— Если бы ты хотя бы намекнул, почему так много работаешь, я поняла бы. Но ты и словом не обмолвился.

— Я старался держать это в секрете. В торговле недвижимостью все строится на доверии. Достаточно намека на то, что фирма испытывает трудности, и ты пропал.

— Но со мной-то ты мог поделиться?

— Я долго думал и в конце концов решил этого не делать. Ты работала на «ЛФГ» и могла оказаться меж двух огней… — Мона покачала головой, но он продолжил: — К тому времени ты знала, что Хаббард согласился частично финансировать большое строительство на Глостер-стрит…

Это было утверждение, а не вопрос, но она ответила:

— Да.

— Я вложил в этот проект все, что у меня осталось. Пошел на авантюру, но я знал: если дело выгорит, это будет первым шагом на пути к восстановлению моей компании. Однако я знал и другое: стоит Хаббарду почуять, что дело рискованное, как он откажется от сделки и тогда пиши пропало…

— Если бы ты верил мне… если бы поделился…

— А разве это могло что-то изменить? — перебил он ее.

— Да, могло. — И не что-то, а все, подумала она.

Знай Мона правду, она бы горы свернула для него. Терпеливо ждала бы сколько нужно. Но понимание пришло слишком поздно. Она попала в ловушку, выхода из которой не было. Ее сотрясла дрожь.

— Холодно? — спросил Брет.

— Немножко.

— Ты побледнела и похудела, — не отставал он. — Болела?

— Нет. — Болела, но не так, как ты думаешь.

— Тогда что с тобой?

Внезапно разговор принял опасное направление.

— Ничего, — быстро ответила Мона, поднялась и напряженно сказала: — Мне пора.

Брет слегка сжал ее запястье и удержал.

— Куда тебе спешить? Еще рано.

По заведенному обычаю Рик завтракал в постели и хотел, чтобы она сидела на кровати и ела с ним вместе.

— Если Рик проснется, то будет ждать меня к завтраку.

— Завтрак в постели, верно? Очень мило! — Увидев, что у Моны порозовели щеки, он ядовито добавил: — Любой на моем месте решил бы, что вы спите.

— Брет, пожалуйста, — взмолилась Мона.

Он поднялся и навис над ней как башня.

— Отлично. Мы пойдем вместе.

— Не надо! — быстро попросила она.

— Почему? Потому что он соскучился и ждет у дверей?

Когда Мона промолчала, Брет выпустил ее руку, бросил на стол несколько долларов, обнял ее за талию и повел к дверям.

Город зевал и потягивался, пробуждаясь к жизни.

Пока они шли по пустынному тротуару, Мона так остро чувствовала его близость, что ей изменило самообладание. Ее защитная броня оказалась весьма хрупкой.

Осознание того, что Брет все же любил ее и что оба они лишились счастья в результате нелепого стечения обстоятельств, жгло Моне душу.

Пока он не уйдет, придется держать себя в руках и избегать дальнейших неприятных вопросов. Приняв это решение, она придала беседе новое, менее болезненное направление.

— Давно вернулся?

— Полтора месяца назад. — Брет криво улыбнулся и добавил: — Похоже, я многое упустил. Хотя я люблю Англию и долго прожил там, но привык считать домом Филадельфию. Разлука с ней казалась мне вечностью.

Почти год… Да, за такое время многое может измениться. И тут Моне пришло в голову, что Брет мог завести новую связь. Мужчина он горячий, а в Штатах и в Англии хватает сговорчивых женщин. Достаточно одного взгляда этих чарующих глаз и медленной лукавой улыбки… Он мог даже жениться. Конечно, мог. Сама не зная почему, Мона была уверена, что Брет склонен к семейной жизни, а мужчине с такой внешностью и обаянием найти себе жену ничего не стоит.

— Ты женат… или? — выпалила Мона и тут же раскаялась. Она выдала себя. Густой румянец, покрывший ее щеки, довершил дело.

— Нет, не женат. — Брет бросил на нее насмешливый взгляд. — А вторую часть вопроса я не понял. Что значит твое «или»?

Мона заскрежетала зубами, но промолчала.

— Ты имеешь в виду любовницу? А что было бы, если бы я сказал «да»?

— Это меня абсолютно не касается! — солгала она. — Даже если бы у тебя был целый гарем.

— Не мой стиль, — небрежно ответил он. — Хоть я и не монах, но отношусь к однолюбам. Так же, как мои дед и отец.

Ох, если бы этой любовью была она…

— Долго пробудешь в Штатах? — задала новый вопрос Мона.

— Вернулся насовсем. Дед умер.

— Ох, извини… — Она знала, что Брет очень любил старика.

— Здоровье деда сильно пошатнулось. Жить ему оставалось всего несколько месяцев, и он знал это. Это было главной причиной моего отъезда. Нужно было помочь ему привести в порядок дела.

— Давно он умер?

— В декабре. Я бы вернулся быстрее, но нужно было найти человека для руководства английским отделением фирмы.

— Судя по последним финансовым отчетам, дела у тебя идут отлично.

— Держу пари, Хаббард счастлив, — усмехнулся Брет.

Рик, которого эта весть действительно не порадовала, не скрывал своей досады, но Мона не стала подливать масла в огонь.

— А почему бы ему не радоваться?

— Брось. Сама знаешь, что он всегда меня терпеть не мог. При вести о том, что я все-таки преуспел, его должен был хватить инсульт. — Брет невесело рассмеялся.

— Ты преувеличиваешь. В конце концов, Рик финансировал проект перестройки Глостер-стрит, который так много для тебя значил.

— К чему притворяться? Ты прекрасно знаешь, что Хаббард отменил свое предложение.

Увидев, что Мона открыла рот от удивления, он спросил:

— Неужели ты ничего не знала?

— Не знала, — эхом повторила она. У нее пересохло во рту.

— Он тянул до последнего, пока не удостоверился, что я не успею получить финансовую поддержку у кого-то другого.

Мона знала, что эти двое не любят друг друга, но не могла поверить, что Рик мог быть таким беспощадным.

— О да, он сделал все, чтобы покончить со мной. Он хотел, чтобы моя компания перестала существовать.

— Конечно, он… — Мона махнула рукой.

— Можешь не защищать его. Я прижал его к стенке, и он во всем признался. Он открыто насмехался надо мной. К сожалению, я вышел из себя и ударил его.

Мона вспомнила, что действительно видела у Рика синяк на подбородке. Несколько дней Рик был не в духе, но, когда она спросила, что случилось, Хаббард ответил, что ударился о косяк.

— Но, если дело обстоит именно так, каким образом фирма сумела выжить? — спросила Мона.

— Спасибо деду. Когда компании стал грозить крах, он продал часть ценных бумаг, обратил их в капитал и дал мне нужную сумму. Благодаря информационным сетям бизнес по обе стороны океана процветает.

— Я так за тебя рада! — искренне воскликнула она.

На смуглом лице Брета появилась саркастическая улыбка.

— Может, ты все-таки останешься со мной? После наследства, полученного от деда, я стал намного богаче Хаббарда. — Когда Мона, почувствовавшая странную нотку в его голосе, подняла глаза, Брет небрежно добавил: — Ты не ослышалась. Я действительно хочу, чтобы ты вернулась.