Страница 18 из 66
Дэниэл закрыл глаза.
— Там было столько крови. — Он всхлипнул. — Я знал, что это неправильно. Стефан, это был ребенок. Плачущий ребенок. Так хорошо пахло.
Я успела заметить, как пожилой вампир облизнул губы. Потом снова посмотрела на Дэниэла. Не знаю, сколько вампиров после его рассказа почувствовали голод.
— Ребенок, которого ты убил в саду? — опросил Стефан.
Дэниэл кивнул и прошептал:
— Да.
— Дэниэл, сад за Бентон-сити, в получасе езды от Паско. Как ты туда попал?
Марсилия перестала постукивать пальцами. Я вспомнила слова Стефана о том, что вампир в приступе жажды крови не способен вести машину. Очевидно, Марсилия с этим согласна.
— Должно быть, приехал. Машина была там, когда я пришел в себя.
— Почему ты поехал в Бентон-сити, Дэниэл?
Дэниэл ответил не сразу. Наконец он сказал:
— Не знаю. Помню только кровь.
— Сколько бензина было в твоей машине, когда ты приехал в отель в Паско? — спросил Стефан.
— Бензина не было, — медленно сказал Дэниэл. — Я помню, потому что потом мне пришлось заправляться.
Стефан повернулся к молчаливой аудитории.
— Бернард, сколько бензина было в машине Дэниэла, когда ты нашел его?
Бернард неохотно ответил:
— Полбака.
Стефан выжидательно посмотрел на Марсилию.
Неожиданно она улыбнулась — ясной улыбкой, придавшей ей сходство с невинной девочкой.
— Хорошо. Я думаю, в ту ночь с Дэниэлом кто-то был. Я поверила бы, что под бременем жажды крови ты можешь вести машину двадцать миль и заправиться, но новый вампир, такой, как Дэниэл, на это не способен.
Дэниэл повернул голову к Стефану.
— Это не значит, что я не убивал тех людей. Ведь я это помню, Стефан.
— Язнаю, что помнишь, — ответил Стефан. — Можно ему покинуть кресло, если Вольфи убедился в. правдивости его слов?
Подросток рядом с Марсилией — она занялась чисткой ногтей — кивнул.
— Хозяин? — прошептал Дэниэл.
Андре смотрел в пол, но, услышав вопрос Дэниэла, сказал:
— Можешь покинуть кресло, Дэниэл.
— Это доказывает только, что в ту ночь с Дэниэлом кто- то был. Кто-то умеющий вести машину и заправляться, — сказал Бернард.
— Совершенно верно, — спокойно согласился Стефан.
Дэниэл попытался встать, но ноги под ним подогнулись. Да и руки он не мог оторвать. Стефан помог ему освободиться и поднял с кресла. Было очевидно, что, несмотря на кормление, Дэниэл слишком слаб, чтоб стоять.
Стефан сделал шаг в сторону Андре, но остановился и повернул туда, где стояли вервольфы и я.
Он опустил Дэниэла на пол в нескольких футах от Уоррена.
— Оставайся здесь, Дэниэл, — сказал он. — Можешь?
Молодой человек кивнул.
— Да.
Но руку Стефана не отпустил, так что тому пришлось отцеплять пальцы Дэниэла, прежде чем он смог вернуться к креслу. Достав из кармана носовой платок, он протер подлокотники, и те заблестели. Никто не пожаловался на то, что на это ушло время.
— Мерси, — сказал Стефан, убирая платок в карман. — Пожалуйста, иди сюда и расскажи правду моей госпоже.
Он хотел, чтобы я насадила руки на эти ужасные шипы. Эти шипы и пронзенные руки не только казались мне святотатством — это больно! Конечно, для меня это не стало сюрпризом — после Дэниэла и самого Стефана.
— Иди, — сказал он. — Я все протер. Ты не осквернишь себя.
Древесина прохладная, а сиденье для меня велико, как любимое кресло моего приемного отца. После его смерти я часами просиживала в том кресле, впитывая папин запах, засевший в полированном дереве за долгие годы использования. Мысль об отце укрепила меня, но мне потребовалось все мужество.
Шипы оказались длиннее и острее, чем когда я просто смотрела на них, а не вонзала в плоть. Лучше побыстрее отделаться. Я плотно обхватила концы подлокотников и нажала.
Вначале было совсем не больно. Потом горячие щупальца магии проникли сквозь разрыв в коже, прошли по жилам и кулаком сжали сердце.
— Ты в порядке, Мерси? — спросил Уоррен; его голос прозвучал вызывающе.
— У волков нет права говорить на нашем суде, — рявкнул Бернард. — Не можешь молчать — уходи.
Я была рада, что Бернард что-то сказал. Он дал мне время понять, что магия мне не вредит. Было неприятно, но не больно. Не стоит из-за этого начинать драку, к чему уже готов Уоррен. Адам послал его охранять меня, а не начинать из-за легкого неудобства войну.
— Со мной все в порядке, — сказала я.
Подросток шевельнулся.
— Неправда, — сказал он.
Правду? Что ж, отлично.
— У меня болит лицо, болят плечи, болит шея там, где укусил проклятый демон-вампир, а магий стула нежна, как удар молнии, но постоянным ущербом это не грозит.
Мальчик — Вольфи — возобновил свое кататоническое раскачивание.
— Да, — сказал он, — правда.
— Что произошло прошлой ночью? — спросил Стефан. — Пожалуйста, начни с моего телефонного звонка.
Я обнаружила, что рассказываю свою историю гораздо подробнее, чем собиралась. Конечно, им не нужно знать, что езда Стефана меня испугала, или чем пахнет смерть женщины. Но оказалось, я не способна отбирать: воспоминания исходили из моих уст в том же виде, в каком возникали в голове. Кажется, у вампиров все же есть магия, которой нипочем моя кровь ходячей.
Но Бернард, по-видимому, считал иначе.
— Противоположности сосуществовать не могут, — сказал он, когда я умолкла. — Нельзя верить, что она подчиняется креслу и в то же время может сопротивляться вампиру, который вложил в голову Стефана чужие воспоминания. Стефан единственный из нас способен противиться приказам госпожи, своей создательницы.
— Кресло зависит от нашей силы, — сказал Стефан. — Оно функционирует благодаря крови, но его магию создал ведун. Не знаю, сумел бы колдун сделать с Мерседес то, что сделал со мной? Он не знал, кто она, и не пытался.
Бернард начал возражать, но Марсилия подняла руку.
— Хватит. Даже пятьсот лет назад, — продолжила она, обращаясь к Стефану, — колдуны встречались редко. С тех пор как мы пришли в эту пустыню, я не видела ни одного. Кресло показало, что ты веришь в существование колдуна, которого превратили в вампира. Но, прости меня, я в это не верю.
Бернард с трудом сдержал улыбку. Мне хотелось бы лучше знать, как осуществляется правосудие в семье. Я не знала, что сказать, чтобы обеспечить безопасность Стефана.
— Показания ходячей убедительны, но, как и у Бернарда, у меня есть сомнения в отношении того, как действует на нее кресло. Я была свидетельницей того, как ходячие не подчинялись гораздо более могущественной магии.
— Я чувствую ее правду, — прошептал мальчик, продолжая раскачиваться. — Ясней, чем у других. Резко и отчетливо. Если убьешь сегодня Стефана, лучше убей и ее тоже. Койоты поют не только ночью, но и днем. Это ее правда.
Марсилия встала и прошла туда, где я сидела в плену кресла.
— Ты будешь охотиться на нас, когда мы спим? Будешь?
Я открыла рот, собираясь отрицать это, как всякий, перед кем стоит рассерженный вампир, потом снова его закрыла. Кресло заставляло говорить правду.
— С моей стороны это было бы глупостью, — сказала я наконец и сказала серьезно. — Я не ищу неприятностей.
— Вольфи?
Она взглянула на мальчика, но тот только качнулся.
— Неважно, — сказала она, взмахом руки отпуская меня, и повернулась к своим подданным. Вольфи верит ей. Правда это или нет, но мы не можем позволить вампиру, какому бы то ни было вампиру, — она бросила быстрый взгляд на Стефана, чтобы подчеркнуть свои слова, — убивать без разрешения. Это недопустимый риск. — Она несколько мгновений смотрела на сидящих вампиров, потом снова повернулась к Стефану. — Хорошо. Я верю, что убивал тот вампир, а не ты. Даю тебе четыре седьмицы на то, чтобы найти колдуна и представить нам его или его тело. Если не сможешь, мы будем считать, что колдуна не существует, а ты виноват в том, что подверг опасности семью.
— Согласен.
Стефан поклонился, а я пыталась вспомнить, что такое седьмица. Семь ночей? Значит, четыре недели.