Страница 17 из 66
— Мне пришло в голову, — говорил он неторопливым тоном рассказчика, — что, если мои подозрения справедливы, мне предстоит встретиться с вампиром, способным подчинить себе другого вампира, зачаровать его. Ведь Дэниэл так молод! И я подумал, что этот вампир до того, как его обратили, был ведьмаком.
— Он показался тебе таким опасным, что ты прихватил ее, а не другого вампира?
Голос Бернарда источал презрение.
Стефан пожал плечами.
— Повторяю — я решил, что Литтлтон ведун. Ничего такого, с чем мне не приходилось бы иметь дело. Я не думал, что встречу того, с кем не справлюсь. Мерседес служила мне страховкой, но я не думал, что она понадобится.
— Да, — резко сказала Марсилия. — Расскажи нам всем, почему ты обращаешься за помощью именно к Мерседес Томпсон.
Глаза ее сузились, пальцы теребили край черной испанской шали. Я видела, что она сердится, но не понимала, из- за чего.
— Мерседес ходячая, — сказал Стефан.
Напряженность в комнате еще больше усилилась, хотя никто из вампиров не шелохнулся. Я считала, что все вампиры обо мне знают, но, очевидно, ошибалась. Возможно, Марсилия сердилась, потому что Стефан вынудил ее объявить обо мне всем остальным. Хотелось бы знать, почему я их так тревожу. Может, тогда я бы не чувствовала себя цыпленком в лисьей норе.
Мальчик рядом с Марсилией перестал раскачиваться. А когда посмотрел на меня, мне показалось, будто к моей коже приложили лед.
— Как интересно, — сказал он.
Торопливо, словно стремясь отвлечь от меня внимание мальчика, Стефан заговорил.
— Она согласилась сопровождать меня в обличье койота, чтобы вампир считал ее частью моего костюма. Я полагал, что это убережет ее, а ее частичная невосприимчивость поможет мне. Я был прав и ошибался в одно и то же время.
С этого момента его рассказ стал очень подробным. Когда он сказал, что почувствовал запах демона еще на стоянке, и это подсказало ему, что Литтлтон колдун, вмешался Бернард:
— Колдунов не существует, — сказал он.
Мальчик рядом с Марсилией покачал головой и звонким тенором, который так никогда и не станет голосом взрослого, сказал:
— Существуют. Я встречал их. Встречали все из нас, кому больше двухсот лет. И будет очень плохо, госпожа, если один из нас окажется колдуном.
Ответом на слова мальчика стала тяжелая пауза, но я не понимала, что она означает.
— Пожалуйста, продолжай, — сказала наконец Марсилия.
Стефан повиновался. Когда мы вошли в отель, он уже знал, что все в нем мертвы. Поэтому он и нашел Литтлтона так быстро: только в одном номере еще оставался кто-то живой. О женщине в ванной Стефан узнал раньше меня. По-видимому, чутье вампира острее моего.
Я думала, что Стефан прервет рассказ в том месте, где Литтлтон остановил его и изменил воспоминания, но нет. Он продолжал рассказывать так, словно его ложные воспоминания были истинными, пока мальчик рядом с Марсилией не сказал:
— Подожди.
Стефан замолчал.
Мальчик наклонил голову и закрыл глаза, негромко гудя. Наконец, не открывая глаз, он сказал:
— Это то, что ты помнишь, но ты этому не веришь.
— Да, — согласился Стефан.
— Как это понимать? — спросил Бернард. У меня сложилось впечатление, что Бернард Стефану вовсе не друг. — Зачем садиться в кресло, если собираешься лгать?
— Он не лжет. — Мальчик подался вперед. — Продолжай. Расскажи нам все, как ты помнишь.
— Как я помню, — согласился Стефан и продолжил. То, что он помнил о смерти горничной, было хуже того, что он рассказал нам утром, даже хуже моих воспоминаний. В его версии убийцей был он, и он купался в крови и смерти этой женщины. Казалось, ему трудно припомнить любое из этих мгновений. Я предпочла бы краткое изложение, которое он представил нам раньше. Некоторые вызванные им образы были слишком близки к моим кошмарам.
Он умолк. Марсилия смотрела на него, постукивая пальцами по ручке кресла; остальное ее тело оставалось совершенно неподвижным.
— Таковы твои воспоминания о том, что случилось, хотя Вольфи говорит, что ты сам им не веришь. Значит, мы должны поверить в то, что колдун вмешался в твои воспоминания, как и в случае с Дэниэлом? Ты, так и не смирившийся пред твоим создателем, считаешь, что только что созданный вампир, прошу прощения, колдун способен держать тебя в плену?
Бернард добавил:
— И почему он не наделил тебя воспоминаниями о других людях, погибших в отеле? Если бы он хотел возложить вину на тебя, то, конечно, мог бы приписать тебе и эти убийства.
Стефан наклонил голову и задумчиво ответил:
— Не знаю, почему он не внушил мне воспоминания о других убитых. Может, я для этого должен был присутствовать при их смерти. У нас есть другие доказательства его способности вторгаться в память вампира. Я бы хотел, чтобы заговорил Дэниэл.
Глаза Марсилии превратились в узкие щелки, но она кивнула.
Стефан осторожно снял руки с подлокотников кресла. Медные шипы почернели от его крови.
Андре прошел вперед и опустил слишком худое тело Дэниэла в кресло на место Стефана. Дэниэл свернулся тугим клубком, убрав руки подальше от подлокотников и выставив плечо, когда Стефан попытался коснуться его.
— Андре? — спросил Стефан.
Андре бросил на него неприязненный взгляд, но повернулся к Дэниэлу.
— Дэниэл, ты должен сесть как подобает в Кресле Вопрошения.
Молодой вампир заплакал. Движениями артритного старика он выпрямился в кресле. И дважды пытался поднять руки, пока сам Андре не взял их и не насадил на шипы. Дэниэл задрожал.
— Он слишком слаб для этого, — сказал Андре Стефану.
— Ты его создатель, — холодно молвила Марсилия. — Прими меры.
Андре поджал губы, но поднес запястье ко рту Дэниэла.
— Ешь, — велел он.
Дэниэл медленно отвернулся.
— Дэниэл, ешь.
Я никогда не видела, как кусает вампир. Стремительное движение головы Дэниэла заставило меня прижать руку к бинтам, скрывавшим следы укуса Литтлтона у меня на шее. Андре поморщился, но руку не отнял.
Дэниэл ел долго. Все это время вампиры не шевелились, только Марсилия ярко накрашенными ногтями нетерпеливо постукивала по ручкам своего кресла. Никто не ерзал, не возил ногами. Я сделала шаг к Уоррену, и он положил руку мне на плечо. Я взглянула на Стефана, обычно подвижного, как щенок, но и он был захвачен общими чарами.
— Хватит.
Андре начал отнимать руку, но зубы Дэниэла оставались в его запястье. Дэниэл оторвал обе руки от подлокотников — я видела, как рвалась при этом его кожа, — но продолжал удерживать руку Андре.
— Дэниэл, довольно.
Вампир заскулил, но отвел лицо. Он по-прежнему удерживал Андре руками. Глядя на кровь, идущую из укуса в запястье, он дрожал, и его глаза блестели, как бриллианты. Андре убрал руку, схватил Дэниэла за руки и снова насадил их на шипы.
— Сиди так, — прошипел он.
Дэниэл тяжело дышал, его грудь поднималась и опускалась неровными толчками.
— Задавай свои вопросы, Стефан, — сказала Марсилия. — Меня утомило это представление.
— Дэниэл, — сказал Стефан, — я хочу, чтобы ты вспомнил ту ночь, когда, как ты считаешь, убил тех людей.
Голос Стефана звучал мягко, но глаза Дэниэла опять наполнились слезами. А мне говорили, что вампиры не умеют плакать.
— Не хочу, — сказал он.
— Правда, — подтвердил Вольфи.
— Понимаю, — кивнул Стефан. — И все равно расскажи, что последнее ты помнишь перед приступом жажды крови.
— Нет, — сказал парень.
— Хочешь, чтобы вопросы задавал Андре?
— Парковка отеля.
Дэниэл говорил хрипло, словно после долгого молчания.
— Парковка отеля в Паско, где остановился Кори Литтлтон, вампир, с которым ты должен был встретиться?
— Да.
— Жажда крови не начинается беспричинно. Ты ел в тот вечер?
— Да, — кивнул Дэниэл. — Когда вечером я проснулся, Андре дал мне одну из своих овечек.
Не думаю, что он говорил о четырехногой овце.
— Так что вызвало твой голод? Не помнишь?