Страница 119 из 123
— Да так как-то…
— Знаете толк в велосипедах?
— У меня «Мэрлин».
Он улыбнулся:
— Ну, значит, знаете. — Посмотрел куда-то в сторону и добавил: — У меня «Кэстрел» был, чуть больше года назад. Из углеволокна. Были и у него кой-какие недостатки, но до чего легкий! Отличная машина. Пришлось продать.
Остальное я домыслил. Такая игрушка стоит три тысячи долларов. Деньги понадобились из-за развода.
— А сейчас я на стареньком «Фудзи» катаюсь, он у меня в гараже висел.
— Ездите по Манхэттену?
— На работу езжу из Уэстчестера. У меня там квартира.
— Вряд ли много таких, как вы!
Это явно доставило ему удовольствие. Он рассказал, сколько времени уходит на дорогу, и каков маршрут, и как он переодевается и душ принимает прямо здесь, в конторе. Со всеми этими разговорами он мне понравился еще больше, да и я тоже стал для него не просто клиентом.
— Но сегодня я на машине, мне надо по делу в Коннектикут.
К Ванде. Наверно, собирается навестить дочурку; только раз в неделю он может с ней повидаться. Я задумался, представив его с ребенком, когда он вдруг спросил:
— Так куда ж мы с вами заехали?
— Простите, не понял.
— Вы о велосипедах хотите поговорить или все-таки о телефонах?
Так это славно у него получилось, добродушно, по-дружески. А я тем временем увидел еще одну фотографию его девочки. Еще одна икона с копией Ванды в миниатюре. Он стал мне еще интереснее. Чтобы не отпугнуть его — и задержать, — я заговорил о телефонах.
— Знаете, это очень узкий, специализированный рынок, — подхватил он.
А мне трудно было слушать — отвлекала его атлетическая наружность. В нем было два человека — спортсмен и торговец, — и настолько они были разные, что он казался раздвоен, что ли, и от этого неуклюж.
— Мы были маленькой компанией, начинали с полупроводников… — (Как раз в этой области работала Ванда.), — но потом сосредоточились на телекоммуникациях. Отдел полупроводников мы продали и… Хотите сравнение? Большие компании — они вроде слонов. Видели когда-нибудь слоновью ногу? Громадная такая, круглая. Представьте себе такую ногу в комнате — она же в угол не поместится, верно? А мы как раз там, в уголках, куда все ваши гиганты — «Айбиэмы», «Тошибы» и «Майкрософта» — забраться не могут.
Я поздравил его с прекрасной аналогией и сказал, что хотел бы узнать о спутниковых телефонах поподробнее.
— Могу вам дать технические описания. Сейчас найду.
— Нет, я хотел просто посмотреть, как он работает.
— Правильно. Зачем вам все эти подробности? Давайте позвоним кому-нибудь.
— Вашей жене, например?
— Бывшей жене. Нет, спасибо.
Ему до сих пор больно. Он все помнит.
— Я попробую в центральный офис. Это на Лонг-Айленде.
Мы сделали три попытки — неудачно.
— Не подключается к спутнику. А я ведь правильный код набрал. — Он нахмурился, глянув на окно. — Наверно, больница загораживает.
— Тогда ничего не получится, — предположил я.
Он улыбнулся в ответ:
— Ну что вы, никаких проблем! Я сам виноват. Настроению поддался, соображать перестал.
Мне так понравилось это «настроению поддался», что я почти не заметил, как он переставил телефон на подоконник. Нацелив крышку со встроенной антенной мимо верхнего угла больничного здания, он протянул мне трубку. Я услышал пару гудков — и тут же:
— Добрый день, «Глоубл»…
Я и представить себе не мог, что такая крохотулька будет так отлично работать. То, что телефон его был мне вовсе не нужен, а пришел я сюда единственно, чтобы посмотреть на человека, с которым жила и развелась Ванда, не помешало мне восхититься товаром, который он старался продать.
— Вы мне должны помочь, — сказал он. — Объясните, для чего вам нужен этот телефон? Отдаленные места? Стройплощадки? Защита от прослушивания? Вы знаете, сотовый телефон работает в самых разных местах!..
— Я собираюсь много путешествовать за границей. Наверно, наилучшее определение — «отдаленные места».
— Я же не спрашиваю, чтовы собираетесь делать. — Это прозвучало чуточку лукаво. — Мне важно где.
— Новая Гвинея, например.
— Там какие-то ультракороткие волны есть; рудники работают, им связь нужна. Но вы правы, такой телефон может очень и очень пригодиться.
— И сколько стоит эта игрушка?
— Вам я устрою хорошую цену.
Так продавцы говорят, когда речь идет об очень больших деньгах.
— Мне надо знать, потому что… — тут меня понесло, — потому что я перебираюсь в Манхэттен и, очевидно, надо включить этот расход в общую смету. Вообще-то я знаю, что такие телефоны стоят порядочно.
Последнюю мою фразу он не услышал. Спросил вдруг:
— Ищете место под офис?
— Я много чего ищу, но офис — первым делом.
Он стал еще оживленнее — и дружелюбнее, — ну совсем свой парень:
— Возможно, я смогу вам помочь. Вы не торопитесь?
— Но я не хочу отнимать у вас весь день. Вы говорили, у вас какое-то дело?
— Если вы не прочь прокатиться, я могу показать несколько мест. Это займет не больше часа. Сколько квадратных футов вам нужно?
Вопрос вполне логичный. Но я понятия не имел, что ответить.
В отчаянье я развел руками, показывая на его офис:
— Примерно столько.
— Это чуть меньше трехсот. Давайте покажу вам два местечка.
Я был рад возможности провести с ним еще какое-то время, пусть и под выдуманным предлогом. Это был не больший обман, чем предложение купить у него телефон за 20 000 долларов. Он извлек свою машину с подземной стоянки на Семьдесят седьмой улице. Это оказался старенький «вольво-универсал» со специальным багажником под велосипед на крыше. На заднем сиденье целый склад рекламных материалов «Глоубл» с описаниями всевозможных спутниковых телефонов.
— Я предпочел бы велосипед, — сказал он в гуще движения по Лексингтон-авеню.
— А я бы здесь, пожалуй, не смог.
— Вы знаете, когда мой брак развалился, мне не хотелось рисковать иммунной системой при случайных интрижках. Велосипед сделался просто необходим. И работать я стал больше. Не только ради денег. Отвлекало.
Выбираясь на Третью авеню, мы попали в плотную колонну позади грузовика. Фолкэнберг покачал головой и кисло улыбнулся; а я вспомнил, как он сказал «настроению поддался».
— Вот так и получилось, что стал я подрабатывать в недвижимости, — сказал он. — Забавно, я ведь не с продаж начинал.
На приборной доске в его машине был еще один алтарь его дочки: к металлу примагничен любительский снимок в пластмассовой рамке, в уголке завязанная бантом лента, наверно, из косички. Явно реликвия. Я подумал, что отлучение от детей может превратить безнадежную родительскую любовь в религиозный фанатизм.
— Славная девчушка, — сказал я.
— Да, — ответил он хрипло. Слишком был взволнован, чтобы добавить еще что-нибудь.
Когда я увидел, что он старается спрятать боль — что он испытывает эту боль, что он действительно ранен, — я увидел в нем себя самого. Он был похож на ту мою слабую, впечатлительную половину, которую я и жалел и ненавидел.
Хорошо, что я мог ему сочувствовать: теперь он замкнулся, ушел в себя — мне трудно было бы с ним, если бы я не понимал его боли. Направляясь к стоянке, он заметил машину, отъезжавшую от счетчика, и закричал. Громко и как бы радостно; но это такая невеселая была пародия на веселье, что я содрогнулся.
Пока мы шли к первому из офисов, он показал мне дерево внутри металлической ограды перед домом и сказал:
— У меня тоже такое было. Японский клен. И ограда была вроде этой. Они очень хорошо смотрятся, но возни с ними чертовски много. Чуть похолодает — трескаются.
Мне повезло, что мы были не в офисе, а на улице. Его профессия требовала везде и всегда производить хорошее впечатление, и по ходу он сообщил мне много интересной информации. Дерево было не в Уайт-Плейнс, там он временно. Нет, он его сам посадил в Данбери, там у него семья была, дети росли. Старшие — мальчик и девочка — давно отучились, работают оба, им уже под тридцать.