Страница 25 из 39
Нам надо было пройти к угловой башне Южного крепостного двора. Считается, именно с её веранды мечтательно осматривал пейзаж поэт Пушкин. К известняковому торцу башни прислонились заброшенные ворота. Полураскрытые створки так и не встретили бурю. Их придерживал обрывок цепи. Невесело вздохнув, мы покинули крепость.
С той стороны крепостной стены догорал костер. Полдюжины местных ребят застыло смотрели на багровую чашу. В пепле валялись обугленные панцири днестровских раков. Воздух насыщал кислый запах вина. У нас было отвратительное настроение, волна его пришла к ребятам из темноты: они почувствовали чужих, ещё не увидев. А рассмотрев нас, особенно меня – при ружье, с заправленным для выстрела гарпуном, – ребята пришли в серьёзное беспокойство.
Я успокоил их: всё нормально, извлёк стрелу и не спеша прикурил от тлеющей ветки.
Кто-то спросил:
– Приключенья искали?..
– Что-то вроде того…
– Сегодня духота – около цитадели самое время.
– И что же может случиться?
– Если не знаете, приходите ещё.
В этих словах был свой резон. Я спешно кивнул на прощание, потому как Сандуляк уже исчез в темноте.
Не забуду фразу, которую едва услышал. Один из ребят, дождавшись, когда я отошёл достаточно далеко, заметил:
– А я говорю, опять прилетал!
Мы погружались в песочную тень огромной стены, словно в пену. Теперь, за пределами крепости, можно было включить фонарь. Я выбрал самый сильный режим.
Сандуляк нетерпеливо попросил:
– Давайте посмотрим ещё раз!
На крепостной стене, когда я выбрал шнур и поднял гарпун, он протянул мне салфетку.
– Стоит протереть острие. Думаю, остались следы. Я видел, как гарпун чиркнул по цели.
– Задел, как минимум.
Тогда я старательно протёр жало. А теперь вновь посветил на салфетку.
– Ничего существенного.
Видимых следов крови, пыльцы с тела или крыльев не наблюдалось. Но факт, что на салфетке осталось нечто, похожее на шерстинки.
Расстались мы сухо,разочарованные друг другом, результатом ночной охоты. Пробирались по скользкой влажной стене, которая местами возносится на высоту семиэтажного дома, полагаясь на свет луны…
Чувствовалось, что большую часть вины он перекладывает на меня. Я подумал, через два-три месяца мы будем рассказывать про эту ночь разные вещи.
На воротах двора, где он жил, было написано краской: «Посторонним вход воспрещен!»
Этим вечером кто-то исправил:
«Потусторонним…»
Поздним утром следующего дня мы встретились возле базара. Сандуляк чувствовал себя отвратительно, ему хотелось запереться в квартире, лечь на диван, натянуть одеяло до своих измученных глаз. Но ведь он обещал, что мы обязательно поговорим на дорогу.
Отнюдь, сил у него не хватило: несколько кварталов мы прошли молча. Затем остановились возле Вознесенского храма.
– Отсюда близко, вокзал за углом, – он забыл, как накануне мы вместе проделали этот путь.
Я попробовал найти несколько теплых слов:
– Я понимаю: теперь ждать ещё год, и неизвестно, будет ли следующее лето удачным.
– Понимаете?.. Вот так вы решили… Вы сказали сейчас: ухо взрослого африканского слона весит 85 килограммов. А я рассказывал о звуках саванны.
Напрасно он так. Я сказал инертные, простые слова. Сандуляк был уверен: надо возвращаться или со щитом, или через огороды. Я знал третий – неизвестный ему по самой его сути путь – не возвращаться вообще. Не отказываться от тайны.
Его отец, младший лейтенант из затертого сорокового года, был уверен: надо жить там, где осталась тайна.
Сумерки лет – и такой сноп света!..
Я думал о тайне. О тайне вообще и о тайне в крепости Аккерман. Разве это лишь нечто, сокрытое от остальных? Много больше тайна – иное движение мыслей, желание не жить известным всем другим способом.
Он попросил ещё раз посмотреть на салфетку. Теперь в его кармане нашлась мощная линза.
Я предложил:
– Могу оставить…
– Не стоит, в Одессе гораздо шире возможности экспертизы. Ко всему же… М-да… Смею уверить, что результат не обрадует в должной мере.
Собственно, так и случилось.
С экспертизой мне любезно помог одноклассник.
– Кошачья шерсть. Животное ведет полудикий образ жизни.
Мне сразу вспомнилось: Сандуляк подмешал в состав щепотку толчёного корня валерианы. Феромоны аккерманского мотылька имели привлекающий кошек запах.
Я спросил:
– А кровь?
– Крови нет. Отсутствует по определению. Повторяю: только несколько шерстинок с признаками каких-то аптечных ингредиентов.
– Так следы – или признаки?
– Признаки!
– Дела-а… Напиши. Максимально подробно, если не затруднит.
– Не затруднит. Этих данных достаточно?
– А что, есть другие?..
Трудно поверить, но Сандуляк связался со мной лишь спустя неделю. Он поздоровался с таким спокойствием, что я решил: «Другой человек».
– Это вы, Игорь Петрович?.. Я с вами говорю?..
– Я, кто же ещё…
– Тогда слушайте!
Я медленно прочитал предоставленное лабораторией заключение, вспомнил детали проведения экспертизы.
Сандуляк не сказал ни слова.
– Прочитать второй раз?
Молчание затянулось.
– Вот, видите, как получилось, – сказал я.
Из трубки сочилось невидимое разочарование.
От чужой сильной усталости у меня онемела рука. И всё-таки пробудилось чувство персональной вины.
Я сказал в трубку:
– Мы с вами полностью реализовали собственные ресурсы. То, что произошло, можно – и следует! – считать за удачу. Мотылёк прилетел. Я готов лично – вербально и письменно – подтвердить факт существования исполинского мотылька. Людоедские штучки – не знаю, мы оба, извините меня, уцелели, но мотылёк невероятных размеров – это реальность дня.
– А толку?
Здесь он был прав: эффективный результат не просматривался даже как перспектива.
Теперь молчал я.
Он продолжил:
– Статья в газете? Фактов – аж ноль. Статья манифестирует вас неумным или уж точно – неглубоким автором. Согласны?.. И это притом, что в крепости, вернее, под цитаделью, непостижимым образом видели рогатых людей. Видели, и, какздрасьте, прочитали об этой подземной фата-морганев центральной прессе.
– Ладно, а как тогда пацанята возле костра? Их несложно найти, задать вопросы. Насчет мотылька у ребят не было никаких сомнений.
– Пацанята?.. О да! Их мнение послужит нашему делу, как никакое другое. Кстати, ребята уже в том возрасте, когда задумываются, что могут подумать о них другие.
– Феромоны! Ваш состав…
– Не рвите мне сердце! Без мотылька – главного артефакта событий – состав не более чем настойка от кашля.
– У тайны нет фактурного качества темноты.
– Вы правы даже, если вы не правы, – сказал Сандуляк.
– Итак, до следующего лета?..
Его логика оказалась проста:
– Если читателям не по силам верить в исполинского мотылька, напишите про летающих котов. Экспертиза на вашей стороне. Да и чем не отличная тема?..
Помолчал, язвительно хмыкнул, затем передразнил меня во время нашего первого разговора:
– «Для полноты жизни…»
И, не добавив больше ни слова, совершенно неожиданно повесил телефонную трубку
Олег Костенко
Козни чёрного колдуна (Рассказ)
Стадо шло, поднимая пыль. Когда оно проходило, пыль ещё долго висела клубами в воздухе, медленно опускаясь на землю. Весь день сильно пекло солнце. Янек, старший пастух, поднял руку, стирая со лба выступившие капли пота. Потом он снял с пояса флягу с водой и сделал короткий глоток. Воды оставалось немного, на самом дне.
«Скорей бы добраться до места, – подумал Янек, – хотя теперь уж недалеко».
Где-то позади громко залаял пёс, загоняя в стадо отбившуюся овцу. Старший пастух повернул голову, но Репей – опытная собака – уже справился сам. Ситуация явно не требовала вмешательства, и Янек кивнул одобрительно. Репея он уважал. Ни у кого из окрестных пастухов не было такой хорошей собаки.