Страница 8 из 14
Из спальни второго этажа мы выходим на L-образную террасу, облокачиваемся о перила, и перед нами открывается изумительный вид на долину, фруктовые и оливковые рощи. Мы воображаем себе будущие завтраки здесь, под нависающим цветущим абрикосовым деревом. Перед нами — склон холма, заросший дикими ирисами, — сейчас повсюду торчат их засохшие стебли. Я вижу, как моя дочь со своим другом, намазавшись маслом для загара, читают романы, разлёгшись на шезлонгах, а рядом стоит кувшин с охлаждённым чаем. Пол на террасе кирпичный, как во всём доме, только тут плитки живописно истёрлись и обросли мхом. Однако синьор Риццатти хмурится при виде этих плиток. Когда мы спускаемся, он указывает на потолок лимонария, — он находится как раз под этой террасой: потолок тоже оброс мхом и даже местами крошится. Протечки. Похоже, ремонт обойдётся нам недёшево. Каракули в записной книжке землемера растягиваются на две страницы.
Мы убеждаем себя, что нас устраивает эта нелепая планировка. Зачем нам восемь спален? Пусть останутся четыре, а к каждой лучше присоединить кабинет, гостиную, гардеробную: правда, комнату по соседству с нашей спальней мы решаем превратить в ванную. Двух ванных как будто достаточно, но мы бы хотели позволить себе роскошь иметь личную ванную рядом со спальней. Если получится перестроить примитивный туалет в фермерской части дома, находящийся сразу за нашей комнатой, у нас может получиться отдельная уборная. Землемер указывает металлической рулеткой на заделанный кирпичом проём двери, которая когда-то вела из нашей спальни в спальню фермера. Мы считаем, что её можно будет пробить снова.
В нижнем этаже комнаты, пожалуй, расположены неудобно. Когда мы впервые увидели этот дом, я легкомысленно заявила: «Эти стены снесём, устроим тут, внизу, две большие комнаты». Теперь наш землемер объясняет, что в этих стенах нельзя пробивать большое отверстие из-за опасности землетрясений. Интуитивно я понимаю смысл такой планировки дома. Я вижу наклон стен первого этажа возле пола, он соответствует наклону больших камней фундамента. Дом этот строился в каком-то смысле по аналогии с каменными террасами холма — камни укладывались без известки, они были обтёсаны и заклинены. Я сужу по толщине дверных проёмов и подоконников: стены, поднимаясь кверху, утончаются. На третьем этаже стены вдвое тоньше, чем на первом. Что же удерживает верхние этажи дома? Может быть, встроить несколько современных двутавровых стальных балок в пробитые отверстия?
Когда во Флоренции начали строить купол главного городского собора, ещё не знали технологии сооружения такой большой полусферы. Кто-то предложил засыпать внутрь большую кучу земли и построить купол вокруг неё, а в кучу спрятать деньги и по завершении строительства предложить крестьянам покопаться там, поискать монеты и заодно вывезти землю. К счастью, Брунеллески вычислил, как возвести купол. Я надеюсь, что и этот дом кто-то строил по основательным принципам, но всё же у меня возникают дурные предчувствия — не рискованно ли пробивать толстые, как крепостные, стены первого этажа, вытаскивать из них камни.
У землемера много своих соображений. Он считает, что следует убрать заднюю лестницу, которая ведёт в комнату фермера. Но она нам нравится, ведь забавно иметь в доме секретный выход. Землемер считает, что надо заново оштукатурить покрытую трещинами и осыпающуюся лепку фасада, а фасад покрасить охрой. Ну уж это ни за что. Мне нравится окраска дома, меняющаяся в зависимости от освещения, нравится её интенсивное золотое сияние во время дождя, как будто стены пропитаны солнцем. Землемер считает, что для нас приоритетом должна быть крыша. Но крыша не протекает — зачем её трогать, когда так много более насущных проблем? Мы объясняем ему, что не можем сделать всё за один раз. Мы уже потратили на покупку дома уйму денег. Реконструкция должна идти постепенно. Многие работы мы выполним сами. Я пытаюсь втолковать синьору Риццатти, что среди американцев иногда встречаются «мастера на все руки». Говоря это, я замечаю по лицу Эда, что он впадает в панику. «Мастер на все руки» на итальянский не переводится. Землемер качает головой: мы безнадёжны, если нам приходится втолковывать такие простые вещи.
Он разговаривает с нами ласково, как будто, если отчётливо произносить слова, мы поймём его лучше. «Послушайте, крышу надо укрепить. Черепицу сохранят, пронумеруют её и снова уложат в том же порядке, но у вас будет изоляция: крыша станет более прочной».
И вот вопрос ставится так: или крыша, или центральное отопление, но не то и другое сразу. Мы обсуждаем, что важнее. В конце концов, мы будем жить здесь в основном летом. Однако не хотим замёрзнуть в Рождество, когда приедем собирать оливки. Если мы вообще собираемся проводить центральное отопление, это надо делать одновременно с системой водоснабжения и канализацией. Крышей можно заняться в любое время — или никогда. Сейчас вода хранится в цистерне, стоящей в фермерской спальне. Когда принимаешь душ или сливаешь воду, срабатывает насос, и вода из колодца льётся в цистерну. Отдельные колонки для нагревания воды (чудом они оказались в рабочем состоянии) висят над каждым душем. Нам нужны центральная колонка и большая цистерна, соединенная с колонкой, чтобы шумный насос не работал постоянно.
Мы решаем дилемму в пользу отопления. Землемер, уверенный, что мы всё-таки опомнимся, говорит, что подаст запрос и на получение разрешения ремонтировать крышу.
В трагический период жизни дома некий безумец во всех комнатах покрыл балки из каштана ужасным лаком. Эта невообразимая технология была в какой-то период популярна на юге Италии. Согласно ей, балки полагается окрасить чем-то клейким и вязким, а потом прошкурить, чтобы имитировать древесину. Поэтому теперь единственный выход — пескоструйная обработка. Работа жуткая, но быстро даёт результаты, а потом мы сами сделаем пропитку и покроем балки воском. Я однажды выполняла повторную чистовую обработку матросского рундучка, и мне понравилось.
Нам понадобится отремонтировать двери и окна. Все оконные переплёты и внутренние ставни покрыты одним и тем же составом, имитирующим древесину. На совести того же самого безумца, вероятно, и камин, который покрыт керамическими плитками «под кирпич». Какой-то извращённый вкус — уродовать балки из натурального дерева покрытием «под древесину». Всё это надо убрать, а заодно и голубые изразцы на подоконнике, «бабочек» в ванной. В кухнях — и в главной, и в фермерской — стоят грубые цементные мойки. Список необходимых работ в записной книжке землемера уже занимает три страницы. В фермерской кухне полы выложены плитками из мраморной крошки, донельзя безобразной. Под потолком на белых фарфоровых роликах висят мотки старых проводов. Иногда, когда я включаю свет, там пробегает искра.
Землемер сидит на стене террасы, утираясь огромным полотняным платком с монограммой, и с жалостью смотрит на нас.
При реставрации правило номер один для хозяина: находиться на месте действия. Мы же окажемся за океаном, когда будет проводиться основная часть фундаментальной работы. Мы готовимся выслушать предложения на тендер, чтобы выбрать подрядчика.
Нандо Лучиньоли прислал к нам синьор Мартини. Нандо приезжает в «ланчии» и останавливается внизу, у подъездного пути, глядя не на дом, а на долину. Должно быть, решаю я, большой любитель пейзажей, но вижу, что он говорит по мобильному, размахивая сигаретой и жестикулируя. Потом бросает трубку на переднее сиденье.
«Отличное место». — Он снова размахивает сигаретой «голуаз», пожимает нам руки и чуть ли не кланяется мне. Его отец — каменщик. А этот красивый парень стал подрядчиком. Его, как и многих итальянских мужчин, окружает лимонная солнечная аура — запах одеколона или лосьона для бритья с лёгкой примесью сигаретного дыма. Он пока больше не сказал ни слова, но я уверена, что он и есть нужный нам подрядчик. Мы ведём его осматривать дом. «Ничего, ничего, — повторяет он. — Проложим трубы отопления в коробах по задней стене дома, на это нужна неделя; на ванную — три дня, синьора. На всё уйдёт один месяц. У вас будет прекрасный дом. Просто заприте дверь, отдайте мне ключ, и к вашему приезду всё будет готово». Он уверяет нас, что для переделки конюшни в кухню может достать старинные кирпичи, не отличающиеся от тех, из которых сложен дом. Электропроводка? У него есть друг электрик. Кирпичи для террасы? Он пожимает плечами: о, тут нужно немного известкового раствора. Пробить стены? Его отец — специалист в этом вопросе. Ему на лоб падают пряди чёрных волос, зачёсанных назад. От природы они вьются и норовят вернуться в своё исходное состояние. Он был бы вылитый Вакх с картины Караваджо — если бы не глаза цвета зелёного мха и не лёгкая сутулость, вероятно от постоянного наклона вперёд во время езды на автомобиле. Он считает мои соображения дельными; по его словам, мне надо было стать архитектором, у меня великолепный вкус. Сидя на стене террасы, мы выпиваем по стакану вина. Эд уходит в дом варить себе кофе. На обратной стороне конверта Нандо рисует схемы трубопроводов. Мой итальянский очарователен, хвалит он. Он понимает каждое произнесённое мной слово. Он говорит, что завтра завезёт нам свои расчёты. Я уверена, что за зиму Нандо с отцом и несколькими рабочими преобразят Брамасоль.