Под солнцем Тосканы

Я захвачена врасплох, и в то же время меня умиляет эта святая простота.

«Полагаю, что слишком много», — кричу я в ответ.

Один человек вспомнил, что очень давно здесь жил какой-то художник из Неаполя: но на памяти большинства дом всё время стоял пустой.

Мы каждый день скребём и перетаскиваем. Мы купили чистящие средства, новую печь и холодильник. Из козел для пилки дров и двух досок соорудили в кухне стол. Нам приходится для стирки таскать горячую воду из ванной в пластмассовом корыте, но зато наша кухня на удивление удобная. Там у нас есть три деревянные ложки — две для салата, одна для размешивания: сковорода для жаренья под крышкой, нож для резки хлеба, нож-секач, тёрка для сыра, горшок для отваривания пасты, форма для выпечки и ёмкость для варки кофе. Мы привезли кое-какое старое столовое серебро для пикников и купили новые стаканы и тарелки. Наши первые пасты божественны. После долгих часов работы мы едим всё, что попадает под руку, потом падаем в постель, усталые как батраки. Наше любимое блюдо, которое мы поглощаем в огромных количествах, — спагетти с лёгким соусом, приготовленным из нарезанной кубиками pancetta — корейки, некопчёного бекона, быстро обжаренных, потом смешанных со сметаной и нарубленной дикой рукколой (этот нежный и пряный салат с небольшой перчинкой тут называется ruchetta). Рукколы тут много — она растёт на нашем подъездном пути и вдоль каменных стен террас. Сверху посыпаем тёртым пармезаном и едим. Мы научились делать лучший салат — местные помидоры, нарезанные толстыми ломтиками и поданные с нарубленным базиликом и моцареллой, а ещё готовить тосканские белые бобы с шалфеем и оливковым маслом. По утрам я очищаю от шелухи эти бобы и варю на медленном огне, потом даю им постоять при комнатной температуре, затем тушу в масле. Мы чуть ли не тоннами поедаем чёрные оливки.

По вечерам мы успеваем готовить блюда только из трёх компонентов, но их оказывается достаточно, чтобы получилось нечто великолепное. Меня вдохновляет мысль о стряпне в этих условиях — при таких суперкомпонентах всё кажется лёгким. Оставленная в доме мраморная доска — столешница от туалетного столика — служит мне столом для приготовления теста, когда я решаю испечь сливовый пирог. Раскатывая тесто изготовленной вручную бутылкой из-под кьянти, которую выудила из хлама, я вспоминаю свою кухню в Сан-Франциско: пол из чёрно-белого кафеля, зеркальная стена между шкафчиками и кухонной стойкой, длинные стойки, сверкающие белизной, плита как в ресторане, достаточно большая, чтобы взлетать с неё как с аэродрома, солнечный свет льётся через окно в потолке, и всегда звучит Вивальди, или Роберт Джонсон, или Вила-Лобос. Здесь же компанию мне составляет решительная паучиха, плетущая в камине свою новую паутину. Новенькие, блестящие плита и холодильник смотрятся странно на фоне облупившихся стен и голой лампочки.

Вечером я долго отмокаю в сидячей ванне, наполненной пеной, вымываю паутину из головы, абразивную пыль из-под ногтей, оттираю ожерелья грязи с шеи. Я не была такой грязной с тех пор, как в детстве долгими летними вечерами гоняла по улице консервные банки. Эд возвращается из душа заново родившимся, он кажется сильно загорелым в белой хлопковой рубашке и шортах цвета хаки.

Пустой дом, теперь уже отдраенный, выглядит очень просторным. Большинство скорпионов куда-то эмигрировали. Благодаря толстым каменным стенам в доме прохладно даже в самые жаркие дни. Примитивный фермерский стол, оставленный в лимонарии, мы вытащили на террасу перед домом и садимся за ним обедать. Мы допоздна беседуем о ремонте, смакуя козий сыр — горгонзолу — с грушами, снятыми с дерева, и вино из винограда, растущего у Тразименского озера, которое от нас всего через долину. Ремонт кажется куда менее страшным, чем вначале. Нужны всего лишь центральная колонка, новая ванная (уже имеющиеся ванные подсоединить к ней) да новая кухня — просто, правда ведь? Как скоро мы получим разрешения на работы? Нужна ли нам на самом деле центральная колонка? Оставить ли кухню там, где она сейчас, или лучше перенести её туда, где сейчас стойло для волов? Тогда нынешняя кухня превратится в гостиную с большим камином. В темноте нам видны «остатки» английского сада — длинная разросшаяся самшитовая изгородь. Что нам с ней делать? Выкорчевать и посадить что-нибудь другое, скажем лаванду? Я закрываю глаза и стараюсь мысленно увидеть сад через три года, но разросшиеся джунгли слишком зримы. К концу трапезы я уже готова уснуть, как лошадь, стоя.

Дом надо переориентировать в соответствии с китайским учением фэн-шуй. Почему-то нас не покидает ощущение полного благополучия. У Эда энергии хватит на троих. Я же, всю жизнь страдавшая бессонницей, тут каждую ночь сплю как убитая, и мне снятся исключительно гармоничные сны, как будто я плыву по течению в чистой зелёной реке, играя с водой и чувствуя себя в ней как рыба. В первую ночь я увидела сон: мне дали понять, что на самом деле дом называется не Брамасоль, а Сотня Ангелов и что я буду их обнаруживать одного за другим. Менять ли имя дома — не навлечёт ли это несчастья, как бывает при смене названия корабля? Я, как боязливая иностранка, не стала бы. Но для меня мой дом теперь носит ещё одно имя, секретное.

Бутылки выброшены, полы, натёртые воском, сияют. Мы вешаем несколько крючков на обратную сторону дверей, просто чтобы вытащить одежду из чемоданов. Используя пару ящиков и несколько квадратных плиток мрамора, найденных в конюшне, мы оборудуем два прикроватных столика, подходящих по стилю к нашим двум стульям, купленным в садовом магазине.

Мы чувствуем, что готовы приступить к реставрации дома. Мы пешком идём в город попить кофе и позвонить Пьеро Риццатти, geometra — землемеру. Эта профессия не совсем точно переводится словами «чертёжник» или «землеустроитель», таких специалистов в Соединенных Штатах нет — это посредник между владельцем, строителями и городскими планировщиками. Ян убедил нас, что синьор Риццатти — лучший в округе; это следует понимать так, что у него лучшие контакты и он сможет быстро раздобыть разрешения.

На следующий день Ян уезжает с синьором Риццатти и его записной книжкой. Мы начинаем трезвый осмотр своего пустого дома.

В нижнем этаже пять помещений, расположенных в один ряд: кухня для фермера, главная кухня, гостиная, две конюшни, — после первых двух комнат имеется зал и лестница. Дом разделён пополам этой большой лестницей с каменными ступенями и сделанными вручную железными перилами. Странно спланирован этот этаж: как кукольный домик, где одна комната большая, а все остальные одинакового размера. Это как будто всем детям в семье дали одно имя. На верхних двух этажах по две спальни с каждой стороны лестницы; чтобы попасть во вторую комнату, надо пройти через первую. До недавнего времени частная жизнь не была так уж важна в итальянских семьях. Даже Микеланджело, как я читала, когда работал над проектом, ночевал вместе с тремя своими каменотесами. В больших флорентийских палаццо надо пройти через одну огромную комнату, чтобы попасть во вторую; коридоры, видимо, считались разбазариванием метража.

Западная часть дома — по одной комнате на каждом этаже — отгорожена стеной; это помещения для contadini — крестьян, семейств фермеров, которые выращивали оливковые деревья и возделывали виноградник. Узкая каменная лестница поднимается вверх к этим комнатам, в них нет входа из хозяйской части, разве что через переднюю дверь кухни. На фасаде дома эта дверь, две двери, ведущие в конюшни, и большая парадная, а ещё четыре окна. Я мысленно вижу их с новыми ставнями, распахнутыми настежь, в дом плывёт нежный аромат лаванды и роз, между окнами стоят горшки с лимонными деревцами, и дом полон людей и движения — внутри и вокруг. Синьор Риццатти поворачивает ручку двери в фермерскую кухню — ручка остаётся у него в руке.

Позади жилища для фермеров к третьему этажу гвоздями приколочена комнатка с санузлом, вцементированным в пол, — это следующий шаг к прогрессу после уборной без канализации. В этой части дома не было наверху проточной воды, так что фермеры, должно быть, сливали за собой из ведра. Две настоящие ванные комнаты располагаются на лестничных площадках. Такая планировка всё ещё встречается в каменных домах, построенных до появления внутридомной сантехники. Нередко я вижу дома с уборными, висящими на стене; иногда их поддерживают тонкие деревянные столбы, выходящие под углом из стены здания. В небольшой ванной комнате, которая, по-моему, была устроена в Брамасоле первой, — низкий потолок, пол выложен камнями в шахматном порядке и установлена очаровательная сидячая ванна. Большая ванная комната, видимо, была добавлена в пятидесятые годы, незадолго до того, как в доме перестали жить. Кто-то принял безрассудное решение: стены от пола до потолка выложены кафелем — розовым, голубым и белым, — получились бабочки, пол облицован голубыми плитками другого тона, и вода течёт из душа прямо на пол, растекается по нему. Головка душа прикреплена на стене так высоко, что от струи воды поднимается легкий ветерок и повешенная нами в углу штора заворачивается вокруг ног.