Сплетенные судьбами

Свет в пещере освещает наши грязные ботинки, оставляя лица в тени. Я слышу, как Хантер что-то вынимает из своего рюкзака.

— Анна оставила тебя, — ошеломленно произношу я. — Она оставила тебя и свою внучку…

— Ей пришлось, — отвечает Хантер. — У нее были другие дети и внуки, и местечко, которым нужно управлять, — он прерывается. — Теперь ты понимаешь, почему мы не хотим так строго судить Восстание. Для своей группы они желают только благо. И мы не можем винить их в том, что делаем сами.

— Это разные вещи, — говорит Кай. — Вы живете здесь с момента создания Общества. А мятежи появляются и исчезают.

— Как вам удавалось скрываться все эти годы? — с нетерпением спрашивает Инди.

— Мы не прятались, нас просто не трогали. — Рассказывая свою историю, Хантер заново наносит голубые линии на свои руки с помощью кусочка мела, вытащенного из сумки.

— Не нужно забывать, что тогда народ выбралОбщество и его законы, как способ предотвращения последствий грядущего Потепления, и как путь устранения заболеваний. Мы не выбирали, поэтому и ушли. Не хотели участвовать в жизни Общества; из-за этого не получали их защиту и помощь. Мы занимались сельским хозяйством, сами добывали пищу и обеспечивали охрану, и они нас не трогали. В течение довольно долгого времени. И если кто-то нападал, мы сражались и убивали.

Хантер продолжает рассказ. — Пока еще были живы настоящие сельские жители, они часто приходили к нам в ущелья за помощью. Рассказывали нам истории о тех, кого отсылали за любовь не к тому человеку или за то, что хотели заниматься другим делом. Некоторые приходили жить к нам, а другие просто торговали. После возникновения комитетов Ста, наши документы и книги стали невероятно ценными предметами. — Он вздыхает. — Люди, подобные архивистам, существовали всегда, я уверен, что они и сейчас есть. Но нам пришлось свернуть всю деятельность, когда сельские жители погибли.

— А на что вы обменивались? — спрашивает Элай. — У вас в ущельях было все.

— Нет, — возражает Хантер, — не все. Лекарства из Общества, которые были лучше наших, также другие вещи, в которых мы нуждались.

— Но если ваши бумаги настолько ценные, как вы могли оставить их здесь в таком количестве?

— Просто груза оказалось слишком много, — поясняет Хантер. — Мы бы не смогли перенести все через равнину. Многие просто вырвали страницы или взяли с собой те книги, которые им нравились. Но взять с собой абсолютно все оказалось невозможно. Поэтому-то мне и пришлось запечатать пещеру, спрятав оставшиеся ценности. Мы не хотели, чтобы у Общества была возможность уничтожить или забрать все с собой, если бы они обнаружили их.

Он заканчивает разрисовывать одну руку и собирается положить мел обратно в сумку.

— Что означают эти отметки? — спрашиваю я, и он замирает.

— А на что они похожи, по-твоему?

— На реки, — предполагаю я. — На вены.

Он увлеченно кивает. — Они похожи на то и то. Можешь думать, что так оно и есть.

— Но чем они являются для тебя? — настаиваю я.

— Сетью, — отвечает он.

Я сконфуженно трясу головой.

— Всем тем, что соединяет. Когда мы рисуем их, мы обычно делаем это сообща, вот так. — Он вытягивает свою руку так, что наши пальцы соприкасаются. Я чуть не отскакиваю от неожиданности, но сдерживаюсь. Он проводит мелом по своим пальцам, потом по моим, рисуя голубую линию дальше, вверх по моей руке.

Он отстраняется, и мы глядим друг на друга. — Теперь ты можешь продолжить рисовать линии сама, — говорит он. — Сначала на своей руке, а затем, коснувшись кого-нибудь, начать разукрашивать и его. И так далее по цепочке.

А что, если соединение прервалось?Хочу я спросить. Например, когда твоя дочь умерла?

— А если больше некому передать линии, — он словно услышал меня, — ты делаешь так. — Он поднимается и ударяет руками по стене из песчаника над своей головой. Я представляю, как десятки крохотных трещин расползаются во все стороны из точки удара. — Соединяешься с чем-нибудь.

— Но Каньону на это наплевать, — говорю я ему. — И ущельям тоже.

— Да, — соглашается Хантер. — Но зато мы по-прежнему соединены.

— Я прихватила вот это, — говорю я Хантеру, залезая в свою сумку и чувствуя внезапную робость. — Подумала, может, тебе захочется почитать.

Это страница со стихотворением, строчку из которого он написал на могиле Сары. То самое, где « когда июньский ветер рвет их пальцами с цветов». Я вырвала ее из книги.

Хантер берет листок и громко декламирует:

Как звезды падали, Как снег

Как ворох лепестков,

Когда июньский ветер рвет

Их пальцами с цветов…

Он останавливается.

— Это похоже на то, что происходило с нами в деревнях, — произносит Элай. — Люди умирали так же. Как звезды падали.

Кай опускает голову на руки.

Хантер снова читает.

Они лежат в густой траве -

И их не увидать -

Но Бог в свой бесконечный лист

Всех сможет записать.

— Некоторые из нас верили, что когда-нибудь у них будет еще одна жизнь, — произносит он. — Кэтрин верила, и Сара тоже.

— Но ты не веришь, — говорит Инди.

— Не верил, — поправляет ее Хантер. — Но Саре об этом не говорил. Как бы я мог лишить ее веры в это? Она была для меня всем, — он шумно сглатывает. — Я держал ее на руках каждый вечер, когда она засыпала, и так на протяжении всех лет ее недолгой жизни. — Слезы снова бегут по его щекам, как и тогда, в пещере-библиотеке, и он снова не замечает их.

— Мне приходилось отодвигаться мало-помалу, — продолжает Хантер. — Я поднимал руку. Отрывал лицо от местечка на ее шее, где прятал его; отстранялся, так что мое дыхание больше не взъерошивало ее волосы. Движение за движением я делал это так тихо, что она даже не знала, что меня больше нет рядом. Я провожал ее в ночь.

— В Каверне я думал, что разобью все пробирки и умру в темноте. Но я не смог.

Он снова переводит взгляд на страницу и читает строчку, которую посвятил дочери. — Когда июньский ветер рвет их пальцами с цветов, — почти напевая, проговаривает он, его голос печален и тих. Затем Хантер встает, засовывая листок в свой рюкзак. — Я посмотрю, что там с дождем, — и выходит наружу.

К тому времени, как Хантер возвращается в пещеру, все, кроме нас с Каем, уже спят. Я слушаю дыхание Кая, лежащего за Элаем. Здесь все так тесно прижаты друг к другу, что мне не составило бы труда протянуть руку и коснуться Кая, но я сдерживаюсь. Как странно, мы путешествуем вместе, и в то же время так далеки друг от друга. Я никак не могу забыть, что он натворил. И что натворила я. Ну, зачем я сортировала его тогда?

Я слышу, как Хантер устраивается напротив выхода, и думаю, лучше бы я не давала ему этот стих. Я не хотела причинить ему боль.

Если бы я умерла здесь, и было кому нацарапать эпитафию для меня на стене этой пещеры, я бы не знала, что хотела, чтобы он написал.

А что бы выбрал дедушка для своей эпитафии?

Не уходи безропотно во тьму

Или

Я надеюсь столкнуться лицом к лицу с Лоцманом у руля

Дедушка, который знал меня лучше, чем кто-либо еще, стал для меня загадкой.

И Кай тоже.

Неожиданно, я вспоминаю тот эпизод в кинотеатре, когда он изливал всю свою боль, о которой мы и понятия не имели, и когда мы смеялись, он плакал.

Я прикрываю глаза. Я люблю Кая. Но не понимаю его. Он не позволяет мне приблизиться к нему. Да, я тоже наделала кучу ошибок, но я так устала, преследуя его по всем ущельям, по равнинам, протягивая ему руку несколько раз, лишь бы принял ее. Возможно, именно это и является истинной причиной того, что он Отклоненный. Возможно, даже Общество не сумело предугадать его поступки.

Кто поставил лицо Кая на первое место в базе данных для подбора пар?Моя чиновница лгала, говоря, что она знала об этом. Но я решила, что теперь это не имеет никакого значения — я выбралалюбить его, я выбраланайти его — но вопросы снова лезут в голову.