Страница 37 из 63
Я никогда не видела подобных картин — они, действительно, настоящие, в отличие от тех, что мы смотрели через порт, или напечатанных на листах бумаги. Как много живых красок. Какая богатая гамма цвета — рисунки украшают стены, ими покрыт весь потолок. Я поворачиваюсь к Каю. — Но, как? — спрашиваю у него.
— Должно быть, это дело рук фермеров, — отвечает он. — Они знали, как сделать краски из растений и минералов.
— А еще есть? — спрашиваю я.
— Там, в местечке, многие дома разукрашены рисунками, — подтверждает Кай.
— А это что такое? — интересуется Инди. Она указывает на другое произведение искусства на дальней стене пещеры — вырезанные изображения диких, примитивных фигур, застывших в движении.
— Они более древние, — говорит Кай. — Но тематика у них та же.
Он прав. Работы фермеров менее грубые и более утонченные: целая стена изображает девочек в красивых платьях и юношей в ярких рубашках и с голыми ступнями. Но движения людей повторяют те, что на более ранних гравюрах.
— Ох, — шепчу я. — Как думаешь, они нарисовали банкет Обручения? — как только я произношу эти слова, тут же осознаю, что это глупость. Здесь у них не проводились банкеты Обручения.
Но Инди не смеется надо мной. В ее глаза отражается все: тоска, злость, надежда, когда она проводит пальцами по стенам, рисункам.
— Что они делают? — спрашиваю я Кая. — На обеих группах фигуры… движутся. — У одной из девушек руки подняты высоко над головой. Я поднимаю свои руки вслед за ней, стараясь повторить ее движения.
Кай глядит на меня таким взглядом — печальным и, в то же время, полным любви, — какой бывает у него, когда он знает что-то, чего я не знаю, как будто что-то украл у меня.
— Они танцуют, — говорит он.
— Что? — не понимаю я.
— Как-нибудь я покажу тебе, — обещает он, и его голос, нежный и глубокий, пробирает меня до дрожи.
Глава 25
Кай
Моя мама умела петь и танцевать, и каждую ночь она выходила полюбоваться на заход солнца. — В большинстве провинций не бывает таких красивых закатов, как здесь, — говорила она. Мама во всем умела найти хорошую сторону и использовала для этого всякий удобный случай.
Она верила в моего отца и посещала его собрания. Он ходил с ней по пустыне после бурь и продолжал быть с ней, пока она искала ложбины, заполненные дождевой водой, и рисовала свои картины. Он всегда хотел делать вещи, которые жили бы долго. А она всегда понимала, что те вещи, которые делает она, рано или поздно исчезнут.
Когда я вижу Кассию танцующей и не понимающей, что именно она делает — кружится и кружится в полном восторге, разглядывая картины и фигуры на стенах пещеры — я начинаю понимать, что мои родители оба верили в то, что делали.
Это прекрасно и это реальность, но наше совместно проведенное время может оказаться таким же быстротечным и мимолетным, как тот снег на плато. Мы можем попытаться все изменить, либо просто со всей возможной пользой использовать отведенное нам время.
Глава 26
Кассия
Кай оставляет один фонарик включенным, поэтому мы можем видеть друг друга, пока разговариваем. Когда Элай с Инди улеглись спать, и мы с Каем остаемся вдвоем, он выключает свет, чтобы сберечь энергию. Девочки на стенах пещеры танцуют, отступив в темноту, поэтому мы, действительно, остаемся наедине.
Кажется, что воздух в пещере вокруг нас тяжелеет.
— Одну ночь, — произносит Кай. В его голосе я слышу звуки Холма. Я слышу дуновение ветра на Холме, и как густой подлесок ветвей цеплял нас за рукава, и как звучал его голос, когда он впервые сказал, что любит меня. Раньше мы могли украсть время у Общества. Мы можем сделать это снова, хотя времени у нас будет не так много, как мы хотим.
Я закрываю глаза и жду.
Но он не продолжает. — Идем со мной наружу, — шепчет Кай, и я чувствую его ладонь на моей руке. — Совсем недалеко. Я не могу его видеть, но зато слышу сложную смесь эмоций в его голосе и ощущаю ее в прикосновениях. Любовь, волнение и что-то необычное, со сладко-горьким привкусом.
Выйдя из пещеры, мы с Каем прошлись немного по тропинке. Я прислоняюсь к скале, а он встает напротив, положив руку на мою шею, проскользнув под волосы и воротник пальто. Его ладонь загрубела от порезов и мозолей, но прикосновение получается нежным и теплым. Ночной ветер завывает в ущелье, но тело Кая укрывает меня от холода.
— Одну ночь… — снова напоминаю ему. — Что там было дальше в рассказе?
— Это не рассказ, — тихо произносит Кай. — Я хотел сказать тебе кое-что.
— Что? — наши силуэты вырисовываются на фоне неба, изо рта вырываются облачка холодного пара, а голоса звучат приглушенно.
— Одна ночь, — повторяет Кай. — Тебе не кажется, что этим все сказано?
Я молчу. Он придвигается ближе, и его щека касается моей, в его дыхании аромат шалфея и сосны, пыли и свежей воды и его самого.
— Хоть на одну ночь, можем ли мы подумать друг о друге? Не об Обществе или Восстании, или даже о наших семьях?
— Нет, — отвечаю я.
— Что нет? — пальцы одной его руки запутываются в моих волосах, а другой он притягивает меня к себе еще ближе.
— Нет, я не думаю, что мы можем, — говорю я. — И нет, тут еще есть о чем поговорить.
Глава 27
Кай
Раньше, я никогда не давал названий тому, что сочинял
не было причин
а сейчас
я бы всем своим сочинениям давал лишь одно название
«Для тебя»
но это сочинение я хочу назвать
одна ночь
этой ночью
когда мы позволили миру принадлежать только мне и тебе
когда стояли, а он кружился
зеленым, и синим, и красным
музыка закончилась
но мы
продолжали
петь нашу песню.
Глава 28
Кассия
Когда солнце встает над Каньоном, мы снова готовы двинуться в путь. Тропа настолько узкая, что мы предпочитаем идти гуськом, хотя Кай держится рядом со мной, его рука касается моей поясницы, а наши пальцы цепляются и переплетаются при каждом удобном случае.
Никогда раньше с нами не случалось подобных вещей: целая ночь разговоров, поцелуев и объятий; и в голове засела мысль, что этого больше никогда не случится снова,и не останется скрытым там, где должно, даже этим прекрасным солнечным утром в Каньоне.
Когда остальные проснулись, Кай поделился с нами планами дальнейших действий: вернуться в местечко ближе к ночи и попытаться проникнуть в один из домов, стоящих как можно дальше оттуда, где он видел свет. А затем понаблюдать. Если, по-прежнему, будет светить только один фонарь, тогда утром мы попытаемся подобраться поближе к тому месту. Кай считает, что нас будет четверо против одного или двух из них.
Конечно же, не стоит забывать, как молод Элай.
Я оглядываюсь в его сторону. Он не замечает взгляда. Идет с опущенной головой. Не смотря на то, что я видела его улыбающимся, я знаю — потеря Вика тяжелым грузом легла на них обоих. — Элай хотел, чтобы я прочитал стихотворение Теннисона над могилой Вика, — рассказал мне Кай. — Но я не смог.
Шествуя во главе нашей маленькой колонны, Инди перекладывает свою сумку и оглядывается, проверяя, следуем ли мы за ней. Мне становится интересно, что бы случилось с ней, если бы я умерла. Плакала бы она по мне, или покопалась бы в моих вещах, взяв все, что необходимо, и пошла бы дальше?
Мы прокрадываемся в поселение в сумерках, с Каем во главе.
В прошлый раз я не успела ничего внимательно разглядеть, а теперь эти домишки интригуют меня, пока мы быстро передвигаемся вниз по улице. Должно быть, люди строили каждый дом по отдельности, кому как нравится. И они, наверно, ходили друг другу в гости, переступая порог дома в любое удобное для них время. На это указывают вытоптанные тропинки, так не похожие на те, что были в Городке; здесь они не ведут напрямую от двери к тротуару. Они извиваются, опутывают землю паутиной, связываются друг с другом во многих местах. Люди не оставляли их на долгое время, они приходили в гости и уходили, поэтому тропинки не успевали зарастать. Я отчетливо вижу их там, на земле. Я почти слышу в ущелье отголоски их окликов: здравствуйте, до свидания. Как поживаете?