Врата Валгаллы

Лучше бы он сел в пилотское кресло сам, не обращая внимания на предписания врачей и протесты старческого тела. Идеалом были бы, конечно, сын или внук. Но сын принадлежал Империи, кажется, найдя в том свое собственное спасение, и уж конечно не стал бы тратить драгоценное время, потакая капризам старика, а внук... Адмирал в сердцах ударил тростью в стеклоплит мостовой, и тут же судорога пронзила правую икру, будто злая старуха стукнула сзади клюкой. Так и упасть недолго – на потеху. Сердито звякнули на груди ордена. Полный парадный набор.

Юная дева в приемной глянула хмуро, по и в иные дни имя Эстергази служило тут пропуском вне очереди. Чиновникам с их делами и жалобами, даже самым высшим, пришлось закусить раздражение и уступить место ветерану, навстречу которому, выпроводив очередного посетителя, Кирилл вышел сам.

Серебристо-серые панели, поляризованное притемненное окно и анатомические кресла в личном кабинете Императора, примыкающем к торжественному конференц-залу на сто человек, были именно тем, что нужно пожилому человеку после утомительного путешествия по магистралям Рейна. По крайней мере мальчик вырос предупредительным. Несомненная заслуга Адретт. Витаминный напиток, заказанный секретарше, и два бокала легкого красного в обход нее, через пульт городской доставки, замаскированный под сейф. Одному запрещал протокол, другому – медицина. Ничего, прорвемся.

Вид этого пульта напомнил адмиралу историю, поведанную ухмыляющимся внуком, предусмотрительно обождавшим, покуда матушка покинет компанию. После сдачи последнего экзамена Императора сотоварищи пробило на безобразия. Прости господи, какие безобразия могли прийти в голову пареньку, выросшему под камерами круглосуточного наблюдения! В отвязный кабак они завалиться не могли из-за боязни угодить под случайный объектив – снимки пьяного императора в стрип-баре отнюдь не поспособствовали бы престижу власти – а оторваться хотелось. Не все же пиво дуть в личных покоях, и Кириллу пришла в голову чумовая мысль заказать прямо сюда, в центр управления Империей – в этом была вся соль – знаменитую генетически оптимизированную экзотическую танцовщицу Никиту Бонус дель Торо с ее номером на столе.

– Эту? – с веселым изумлением воскликнул Харальд.

– Эту? – эхом возмутился дед.

Чикита, однако, была избалована контрактами и публикой, более управляемой, нежели гурт двадцатилетних, изрядно поддатых юнцов, пусть даже выпуск весь целиком состоял из первых имен Империи. Тем более, кстати – этим позволено все. Договариваться с ней выпало Рубену, и дед полагал, что без знаменитой улыбки не обошлось.

В семнадцать лет Руб высокомерно отказался сняться в рекламе зубной пасты, предоставив это тем, кому не хватало на карманные расходы. Б двадцать один та же участь постигла эротический сайт, представитель которого был специально предупрежден насчет попытки монтажа. Никто не рискнул бы связываться с разъяренными Эстергази. Адретт, каким-то образом узнав о предложении, была скандализирована, а для мальчишки все хиханьки. Нынешнее поколение куда развязнее. Разве вообразишь на их месте себя и Императора Улле?

Сколько в нем было жизни.

Так или иначе Чикита дала согласие, но стол, откуда осуществлялось управление Империей, так и остался неосквернен. К немалому шоку СБ, сканеры на входе показали человеческий скелет, скорчившийся внутри упаковки из-под ксерокса, и Чикита во всех ее цветах и перьях была извлечена посередь вестибюля под прицелом бластеров охраны. Виновники конфуза могли наблюдать всю процедуру с помощью камеры слежения из императорского кабинета. Кир, вероятно, был немного разочарован, однако прочие ржали как целый табун и в целом остались удовлетворены. Космические пилоты в общем привыкли постоянные помыслы и разговоры о сексе разрешать здоровым хохотом. Как правило – общим. С огромным трудом удалось уберечь происшествие от попадания в СМИ.

– Ну и, – осторожно поинтересовалась родня, – как она... вблизи?

– Вблизи, – сын и внук промокнул губы салфеткой, – пылает и плавится, как и обещали.

Весело поглядел на физиономии отца и дела.

– Ширпотреб. Но Киру надо попробовать что-то в этом роде. Вправить... предпочтения.

– Милорд? – вопросительный императорский голос вернул адмирала в здесь и сейчас.

– У меня просьба, сир, – Олаф Эстергази помедлил, потому что Император не должен был ему отказать. Ни в коем случае. – Возможно, вы сочтете ее экстравагантной. Я прошу аудиенции у вашего деда.

Белобрысые императорские брови взлетели вверх. Потом чуть опустились, хотя напряжение на лице сохранилось.

– Мне следовало знать, что сокровенные тайны императорской фамилии повторяются шепотом в каждой кухне. Ужо найду я и у Эстергази скелет в шкафу.

– Я готов предоставить в ваше распоряжение свой собственный скелет. Я прошу... нижайше.

– Ох, вот нижайше-то не надо, – буркнул Кирилл. – Не такое уж приятное... явление, скажем прямо. Но если вы настаиваете...

– Да.

– Ну, пойдемте тогда.

Судя по лицу, Император не был в восторге от этой идеи. Но – шел впереди, указывая дорогу, сперва через личный выход из кабинета, в лифтовый холл, в стальную капсулу, где предложил пожилому адмиралу сесть и взяться за поручень, прежде чем та стремительно ухнула вниз. Где-то в нижних этажах капсула остановилась, Кирилл вежливо выпустил гостя вперед себя.

Опираясь на трость и прищурившись, адмирал огляделся, узнавая коридоры старого крыла, пустынные и, кажется, даже слегка пыльные. Он не был тут лет двадцать. Совершенно иной стиль. Вместо небольших функциональных помещений вдоль осевой линии, снабженных выразительными граффити для простоты ориентировки – громоздкие многооконные залы, переходящие один в другой. Или не переходящие. Причем это не решительно не поддавалось никакой логике. Кипение имперской деятельности осталось там, выше, а тут не попадались не только служащие, но даже автономные дроиды, наводящие чистоту.

И еще тут не было мебели. Совсем. Ни диванов, ни картин, ни ваз с вензелями, создававших тяжеловесный имперский шик. Только выцветшие панели и пыль. И эхо шагов в две переплетающиеся нитки, сопровождаемые стаккато трости как мементо мори.

Последнюю дверь Кирилл отпер своим ключом.

Некоторое время они стояли на пороге огромного зала, почти ослепнув от света, лившегося через бронестекло во всю стену. Потом Кирилл прошел в центр зала и неожиданно сел прямо на пол, спиной к Эстергази и лицом у окну, словно выведя ситуацию из схемы «государь-подданный», а также предоставив Олафу действовать на свое усмотрение. Самоустранившись. К слову – взгляд со стороны отлично у него получался.

Адмирал, разумеется, узнал комнату. Панели одной стены так и остались оплавлены. Глядя на них, он так и не знал, принесло ли это больше шока или облегчения.

– Никак Эстергази? Ну, я и представлял себе что-то в этом роде: иконостас... и ишиас.

Адмирал знал, чего следует ожидать, но при звуках этого высокого надтреснутого старческого тенорка сердце в груди чуть не разорвалось. Колено преклонять не стал – сделал себе скидку на возраст, на последовательную демократизацию общества, да и ритуал обращения к мертвому императору едва ли вошел даже в стадию разработки. И, судя по паузе, Император Улле не преминул это отметить. При жизни он был весьма чувствителен к выражениям пиетета.

– Я мог бы предложить тебе сесть, – произнес голос Императора, – но они вынесли все.

– Ты сам вынудил, – откликнулся Кир. – Зачем швыряться мебелью в дроидов и ни в чем не повинных слуг?

– У меня есть веская причина быть раздражительным. Меня убили в собственных покоях. Первый визит за четверть века... Впрочем, немудрено. Избирательная верность все так же характерна для Эстергази?

– Никто не сделал для династии больше, Улле. Мы спасли твоего внука.

– Вы могли попытаться спасти меня.

– Мы не участвовали в перевороте, – твердо сказал Олаф. Его очень затрудняло отсутствие у собеседника глаз и самого лица. Некуда смотреть и некуда адресовать слова, разве в пространство. Впрочем, если вспомнить обычное выражение глаз Улле, когда тот бывал не в духе – почти всегда в последнее время при жизни – этому обстоятельству можно бы втихую и порадоваться. – И я уверен, ты знаешь, что мы делали потом.