Врата Валгаллы

Стоя посреди безлюдной площадки перед Главным Управлением Компании, Натали ошеломленно перечитывала только что врученное уведомление – стандартный кусок желтого штампованного пластика.

«В связи с сокращением объемов пассажирских переволок... уменьшением общего количества рейсов на линиях... Компания пользуется нравом расторгнуть трудовое соглашение... Империя позаботится о вас... будете трудоустроены согласно нуждам военного времени». Горстка мелочи на кредитной карточке. Все.

Давно к тому шло, вовсю пахло жареным, и те, кто побойчей, уже воспользовались связями, укрепив почву под ногами и подготовив плацдарм к отступлению. Натали, пребывавшая последние недели попеременно то в эйфории, то в ступоре, то в сладких грезах, в делах житейских показала себя сущей дурой. Впрочем, если подумать, обратиться за помощью ей было особенно не к кому. Разве что к Никс... К Никс, скорее всего, уже очередь выстроилась.

Ну и куда ее теперь трудоустроят?

Барышни с образованием из хороших семей могли рассчитывать на работу в цехах электроники. Сфера обслуживания и производства предметов потребления также стремительно сокращалась: Империя, вставшая под ружье, решительно ограничила аппетиты подданных. Закрылись увеселительные заведения, зато раскочегарились топки резервных мощностей. Правительство отрабатывало сценарий «Вторжение».

Вот в это горнило тебя и кинут, подруга. Империя не может позволить себе разбрасываться кадрами. Каждый винтик пристроен к делу. Даже князю не стыдно послужить заклепкой в «железном щите».

Невольно она подняла глаза к небу, затянутому плотными тучами. Тусклый свет красного карлика, сочась сквозь облачность, превращал небо в зловещий театральный задник. Ветер, завихряясь, хлестал пылью со всех сторон, а сама она, казалось, стояла в самом центре бури. Сигнал тревоги – сирена с одной из башен – как будто накликан был дурными мыслями. И тут же над корпусом администрации пронеслись поднятые по тревоге АКИ-перехватчики. Неподходящее время предаваться раздумьям о судьбе. Интуитивно наклонив голову, чтобы спрятаться скорее от пронзительного звука реактивных двигателей, чем от огня, готового хлынуть с небес – от огня едва ли помогло бы, да и от звука тоже спасало не слишком – Натали опрометью ринулась в ближайшее убежище.

Ей досталось место на скамье у входа. К счастью, это был бункер Компании, большинство укрывшихся здесь носили форменные рубашки и платья серо-голубого цвета и имели адекватное представление о дисциплине. Но и они, хаотически перемещаясь между Натали, прижавшейся спиной к холодной стене, и скудными источниками света, преображали сцену в полотно постмодерниста, ужаснувшегося самому себе. Неопределенность, бездеятельность и страх, цепкий шепоток слуха, передаваемого из уст в уста. Гул и вибрация систем очистки воздуха. Кремальера герметичной двери, служащая сосредоточием всех взглядов. Чувство дикого одиночества в охваченной ужасом толпе. Картина ада, выполненная приверженцем кубистической манеры, в противоположность светлой, деятельной, громкоголосой Валгалле. Где-то так, в рамках господствующей если не религии то общепринятой культурной схемы.

Впредь ей придется пользоваться городскими бункерами. Там будут дети, а значит – истерика. Сегодняшний, коснувшийся сознания шепоток был насчет того, что муниципальные службы в спешном порядке готовят подземные площади под расселение: на случай массированных бомбардировок. Резервисты-мужчины наземных родов войск были мобилизованы, прочие находились в готовности номер один, здоровым молодым женщинам также рекомендовано было освежить в памяти военные специальности на случай отражения десантов. «Не исключено», – так звучала правительственная формулировка. Занятых в военном производстве это, впрочем, не касалось. Другое дело – на военное производство могли встать пенсионеры, инвалиды и матери семейств.

Неужели он не защитит меня?

Этот налет продолжался особенно долго. Заключенным в бункерной утробе даже раздали обед – дешевые армейские консервы с саморазогревом. Давясь, Натали съела весь брикет со вкусом говядины. Припасенный на потом, он станет совершенно негоден к употреблению. К «Сэхримниру» следовало привыкнуть – если пайки войдут в систему. Нигде не существовало статистики, согласно которой сбалансированный, медицински одобренный и официально утвержденный корм для «армейского скота» наносил пищеварению сколько-нибудь существенный вред. Утешайся этим.

К счастью, торопиться, мучительно ерзая на скамье, было некуда. Дома никто не ждал, а исполнять обязанности... что ж, ее только что уволили. Пытаясь успокоиться посреди накатывавших со всех сторон волн безмолвного безумия, Натали прикрыла глаза, активируя свой собственный маленький секретный арсенал.

Три дня – слишком мало по сравнению с общим их количеством, составляющим жизнь. Три дня – статистически, можно сказать, их и вовсе не было. Иногда, когда боль делалась невыносимой, Натали так себе и говорила. И с течением времени все слаще становилась эта боль.

Фрагменты. Выразительный росчерк брови, как от решительно настроенного пера, веселый блеск глаз, божественно золотистый природный тон кожи и плечи, верно, самые красивые в мире. Рука... последнее, что впечаталось в память одновременно с хлопком дверцы лимузина. Отчеркнутая свежей манжетой, такая твердая в управлении всем, что летает, и такая нежная, ласковая, умелая.

В одну из ночей в Тавире – тех ночей, что по уму забыть бы как можно скорее – жажда безумств овладела ими, и давясь со смеху, как проказливые дети, в кромешной тьме они загрузились во флайер... пять минут головокружительного лета не пойми куда, нырок под низко нависшие ветви, на долю секунды мелькнувшие перед лобовым стеклом. И тишина.

Черное небо и озеро, вода, тяжелая и гладкая, как ртуть, с отражениями сияющих лун. Мотор заглушен, ни шороха, ни вибрации, ни огонька на приборной доске. Фантасмагорическая картина перед глазами, и мистическое, пугающее ощущение в душе. Полное, чрезмерное уединение, когда не видишь даже соседа в кресле рядом. Только голос с бархатистой нотой, поднявшейся с самой глубины, полный желания, и ощущение присутствия, когда голос умолкал. Волшебная сила, превратившая ее самое в незыблемый и неоспоримый центр мироздания, и обладатель этой силы, сотворивший их мир для двоих и слегка ошарашенный результатом...

Тоже, в сущности, форма безумия, сказал внутренний голос. Натали раздраженно цыкнула на него: какого черта она не имеет права на форму безумия, раз больше ничего не осталось? Кремальера наконец повернулась, аромат мокрой зелени из мира мечты уступил место запаху нагретой вечерним солнцем пыльной мостовой, в убежище проник свет угасающего дня. Натали, поднявшись на онемевшие от неподвижности ноги, твердо сказала себе, что нет никакого Эстергази. И не было никогда.

И только привычно оглянулась в ту сторону на юго-западе Рейна, откуда уже неделю тянуло жаром спекшейся в стекло почвы. И башни в той стороне стояли покосившиеся, оплавленные как свечи и закопченные.

Добравшись до общежития уже в темноте, подолгу ожидая транспорта на пустынных улицах, она обнаружила карточку, прихваченную на дверь магнитом. Сообщение от Службы Занятости, несомненно продублированное на комм.

Итак, я работаю в бухгалтерии. Учет военной продукции. На общем фоне местечко теплое и уютное. Повезло?

И ещё одно на домашнем комме – от Никс. «Довольна? Гляди, не наделай глупостей». И почему-то отдельной строчкой: «Я сожалею».

Олаф Эстергази воспользовался услугами наемного флайера и остался недоволен. Путь до дворца с соблюдением формальностей магистрального движения занял недопустимо много времени. Учитывая, что дороже времени ничего нет. Старая истина, почти аксиома, из тех, что прорастают в сознании примерно к его возрасту. Молодежи свойственно прожигать лучшие годы и только потом оглядываться на них с сожалением.

Если придется. Нынче умирают молодые.