Флирт

Чтобы предупредить его действия (каковы бы они ни были), я сказала:

— Сочувствую вашей утрате, мистер Беннингтон, и очень сожалею, что не могу ничем помочь.

Джейсон в душе отличный мужик, и лицо у него тут же стало серьезным. Он понял намек. Натэниел обернулся на звук моего голоса, но и у него лицо стало серьезным. Он знал, какой я занимаюсь работой, и знал, что мне куда чаще любого полицейского приходится иметь дело с убитыми горем родственниками.

Передо мной оказались огромные фиалковые глаза, похожие на пасхальные сюрпризы, на лице, красивом и не по-женски, и не совсем по-мужски. Я никак не могла понять, в чем секрет его красоты — то ли в глазах, то ли в волосах, которые ему приходится убирать, чтобы видно было лицо. Но я достаточно часто видела его спящим, чтобы знать: да, он именно так прекрасен.

Беннингтон остановился сразу за дверью, глядя на двоих мужчин.

— Вы не собираетесь меня представить?

Он снова возвращался в бесстрастную маску, и гнев с разочарованием затолкнула вглубь его железная воля.

Вообще-то я не собиралась.

— Не уверена, что имею право, — ответила я.

Беннингтон посмотрел на Натэниела и Джейсона.

— Вы танцовщики из «Запретного плода». На сайте написано, что один из вас — оборотень-леопард, второй — вервольф. Моя жена была у вас на вечере оборотней. Сказала, что невероятное было зрелище, когда вы выскальзывали из кожи и меняли образ.

Я вздохнула.

— Мистер Беннингтон, перед вами Брэндон и Рипли.

Сценические псевдонимы я произнесла автоматически, потому что если кого-то узнали по выступлению в клубе, то лучше оставаться именно той личностью, которую узнали. У всякого танцовщика есть группа чересчур усердных поклонников и поклонниц, а у танцующих оборотней проблем вдвое больше: преступлений на почве ксенофобии везде хватает. Да вообще есть еще западные штаты, где в закон об опасных животных включены оборотни, так что можно спокойно убить оборотня, а потом сказать, что он на тебя напал. Если анализ крови подтвердит, что мертвое тело принадлежит ликантропу, дальнейшего разбирательства не будет. К тому же Натэниел — леопард моего зова, а Джейсон — волк моего зова. Из-за вампирских меток Жан-Клода и моей собственной некромантии я стала чем-то вроде живого вампира, обладающего некоторыми силами мастера. Жан-Клод принадлежит к линии вампирши Белль Морт, а вампиры этой линии питаются похотью и любовью. Вот эту потребность я от него и унаследовала. Если мне периодически не кормиться, я начинаю умирать. Я бы, может быть, от упрямства и смущения и довела бы себя до такого исхода, но задолго до моей смерти умрет Натэниел, истощенный до смерти своим «мастером», и Дамиан, мой слуга-вампир, и Джейсон тоже. Самоубийство вообще поступок эгоистичный, а уж такое — просто ни в какие ворота. Вот я и пытаюсь как-то приспособиться к метафизическому хаосу, в который превратилась моя жизнь.

Когда-то, стоило кому-нибудь из них появиться еще в приемной, я уже через дверь ощущала его зверя. Но я учусь держать себя в руках, и они тоже, и мы общаемся, как нормальные люди. Они вполне могли бы застать меня врасплох, если бы захотели.

Джейсон, он же Рипли, улыбнулся, и эта улыбка придала ему жизнерадостное выражение «до чего же я тебе рад, приятель!». Он умеет это лицо надевать и снимать по заказу.

— А я не помню вас в клубе, мистер Беннингтон.

— Я там не был. Но, как я уже сказал, моя жена приходила к вам раз или два. — Он поколебался, потом вынул из кармана пиджака сотовый телефон. Такой, современный, с большим экраном, на котором можно смотреть видео, если тебя не напрягает, что картинка всего размером с ладонь. Беннингтон нажал какие-то кнопки и показал телефон Джейсону. — Вы ее помните?

Джейсон улыбнулся, но покачал головой.

— Наверное, было в тот вечер, когда я не работал. Не могу вспомнить.

Беннингтон показал экран Натэниелу. Тот не коснулся телефона, но лицо у него стало печальным. Он покачал головой.

— Она очень красива.

— Была, Брэндон. Была красива.

Он повернул телефон экраном ко мне. Женщина была светловолосой и красивой — по-голливудски, то есть действительно красивой, но ничего такого, что выделило бы ее из дюжины других блондинистых красавиц. Мне такой тип привлекательности всегда казался искусственным, будто их всех сделали на одной фабрике и выпустили в мир — очаровывать и удачно выходить замуж.

— Сочувствую вам, — сказал Натэниел.

— Чему именно вы сочувствуете? — спросил Беннингтон, и снова послышалась струйка гнева.

— Анита сказала, что сочувствует вашей утрате. Вы потеряли жену?

Беннингтон кивнул.

— Этому я и сочувствую.

Я достаточно знала Натэниела, чтобы понять: его эмоции слегка сильнее простого сочувствия. Решила спросить его позже, когда Тони Беннингтон уйдет.

Я собралась уже выставить его окончательно, но за дверью оказался еще один мой бойфренд. Мика собирался пообедать вместе с нами, если сможет, и он, видимо, смог. Вот он и вошел, моего роста, с волнистыми каштановыми волосами ниже плеч, завязанными в хвост, который из-за их волнистости не хотел лежать ровно. Глаза у него зелено-желтые, не человеческие. Лицо красивое, почти женственное — без резких углов, с тонкими чертами, с точеным контуром подбородка, было все же несомненно мужским. А леопардовые глаза только усиливали впечатление. Обычно он ходит в темных очках, чтобы не показывать глаз. И сейчас, увидев у меня за спиной незнакомца, он их машинально стал доставать из кармана.

— Не надо, глаза прятать не обязательно, — сказал Беннингтон. — Я видел ваше интервью по телевизору. Вы — глава Коалиции за лучшее понимание между людьми и ликантропами, и я знаю, что вы — леопард.

Мика оставил очки и шагнул вперед с улыбкой.

— По-моему, если мы будем скрывать свою суть, это лишь увеличит фактор страха.

Он не стал протягивать руку, потому есть люди, которые ни за что до тебя пальцем не дотронутся, когда узнают, что ты оборотень. Беннингтон сам протянул руку, и Мика ее пожал.

— Тони Беннингтон, это Мика Каллахан, — сказала я.

Они пожали руки, как нормальные люди, и Беннингтон заработал очко.

— Я вам еще должна сказать, мистер Беннингтон: хотя мне очень жаль, что я не могу вам помочь, но настоятельно вам рекомендую не обращаться больше ни к кому, чтобы подняли вашу жену.

— Это мои деньги, и я найду кого-нибудь, кто их возьмет.

— Найдете, но никто не в силах вернуть вам жену. Поверьте мне, мистер Беннингтон, зомби — это совсем другое.

Он кивнул, и снова мелькнуло у него в глазах страдание.

— Я уже наводил справки, миз Блейк. И все говорят, что если кто-то и сможет поднять мою жену так, чтобы она была на себя похожа и не знала о своей смерти, то это вы и только вы. А вы мне отказали.

Он снова прикусил губу и, судя по мимике, самообладание начало ему изменять.

— Я сочувствую вашей утрате, мистер Беннингтон, — сказал Мика, — но Анита по нежити — эксперт. Если она говорит, что последствия будут плохими, я бы ей поверил.

Взгляд Беннингтона наполнился гневом, и он обратил этот взгляд на Мику:

— Потерять любимое существо — это страшно, мистер Каллахан.

— Да, страшно, — согласился Мика.

Они смотрели друг на друга. Мика излучал то спокойствие, которое помогало ему уговаривать оборотней-новичков, находящихся на грани потери самообладания. От Беннингтона, туго взведенного, как пружина, исходила злость. Он обернулся ко мне:

— Это ваш окончательный ответ: вы мне ее не вернете?

— Это единственный ответ, который у меня есть, мистер Беннингтон. Мне очень жаль, что я не могу вам помочь.

— Не хотите помочь.

— Я сказала то, что хотела сказать. Не могу.

Он затряс головой, и будто свет какой-то исчез у него из глаз. Может быть, свет надежды. Я бы ему эту надежду вернула, если бы могла. Но я честно не могла сделать того, что он хотел, да и никто не мог бы.

Он повернулся, посмотрел на троих моих мужчин, потом обернулся ко мне.