Флирт

— Я любил жену, миз Блейк.

Казалось, что слова его душат. Когда он поднял голову, темно-серые глаза подозрительно блестели. Но непролитые слезы он сдержал так, как все сдерживал: туго.

— Я вам верю и очень соболезную вашей утрате. Но мне нужно знать, на что вы рассчитываете, если поднять ее в таком виде. Она будет зомби, мистер Беннингтон. Зомби, поднятые мною, похожи на людей, очень похожи, но они — не люди. Не надо думать, будто я ее смогу поднять и вы оставите ее при себе — потому что это невозможно.

— Почему невозможно?

Я постаралась сказать ему правду как можно мягче:

— Потому что в конце концов она станет разлагаться, и ей-богу, не надо, чтобы последним было такое о ней впечатление.

— Я слыхал, поднятые вами зомби даже не знают, что они мертвы.

— Поначалу — да, — признала я. — Но магия выветривается, и тогда... получается некрасиво, мистер Беннингтон.

— Я прошу вас, — сказал он. — Никто, кроме вас, этого сделать не сможет.

— Если бы я могла вам ее поднять из мертвых по-настоящему, может быть, согласилась бы. Не стану обсуждать с вами все религиозно-философские аспекты, но суть в том, что даже я не могу выполнить ваше желание. Я поднимаю зомби, а это, мистер Беннингтон, совсем не то, что воскресение из мертвых. Я это хорошо умею, может быть, лучше всех, кто это делает, но не настолько хорошо. Так, как нужно вам, не может никто.

По щекам у него покатились слезы, и я знала, потому что сама терпеть не могу плакать, что эти слезы жгли, и горло у него болело от попытки их сдержать.

— Я не умею умолять, миз Блейк, ни разу этого не делал. Но сейчас я умоляю вас. Я заплачу вам двойной гонорар. Я сделаю все, что вам будет нужно, чтобы вы смогли выполнить мою просьбу.

Его готовность удвоить мой гонорар значила, что у него именно столько денег, сколько кажется: многие владельцы сшитых на заказ костюмов и часов «ролекс» все свои деньги носят на себе. Я снова встала.

— Простите меня, но у меня не хватит способностей выполнить то, что вы хотите. Никто на всей земле не может вернуть вашу жену из мертвых так, как вы хотите.

— Значит, вампиром стать ей тоже поздно?

— Во-первых, чтобы был хоть какой-то шанс поднять ее вампиром, нужно, чтобы она была укушена еще при жизни. А во-вторых, вы сказали, что она погибла при взрыве.

Он кивнул. В глазах читалось страдание, на скулах выступили желваки. Но слезы смотрелись на этом закаменевшем лице как чужеродные.

— Огонь, в отличие от многого другого, уничтожает все. В том числе и противоестественное.

— Одна из причин, по которым я пришел к вам, состоит в том, что почти все аниматоры затрудняются поднять мертвеца, если от него остались лишь обгорелые клочья. Я думал, что тут проблема в малом количестве рабочего материала, а на самом деле причина — это огонь?

Хороший вопрос, свидетельствующий об интеллекте. Но хорошего ответа на этот вопрос у меня не было.

— Если честно, я не знаю наверняка. Знаю, что большинству аниматоров нужно тело почти целиком, чтобы поднять мертвого, но не могу вспомнить каких-либо работ на тему, мешает ли этому процессу смерть от огня. — Я встала, обошла стол и протянула ему руку. — Мне очень жаль, что я не могу помочь вам, мистер Беннингтон. Но поверьте мне: то, что я могу сделать — совсем не то, чего вы хотите.

Он не встал — только посмотрел на меня.

— Вы подруга мастера города Сент-Луиса. Не хватит ли у него мощи преодолеть все эти препятствия и поднять ее вампиром?

Я Жан-Клоду далеко не только подруга. Я его слуга-человек, но это мы стараемся скрыть от репортеров. И без того полицейские, с которыми я работаю как федеральный маршал, мне не доверяют, потому что у меня секс с вампиром. Наша мистическая связь понравилась бы им еще меньше.

Я опустила руку и попыталась объяснить:

— Мне жаль вас огорчать, но даже мастер города связан теми же законами метафизики, что и прочие вампиры. Необходимо было бы, чтобы ваша жена была еще до смерти укушена несколько раз, и все равно взрыв бы ее уничтожил, даже будь она вампиром.

Я снова протянула руку, надеясь, что на этот раз он ее возьмет.

Он встал и пожал мне руку, серьезно глядя в глаза.

— Вы могли бы ее поднять как зомби, и она не знала бы, что мертва, и не выглядела бы, как мертвая.

Я не стала убирать руку, хотя мне не понравилось, что он ее не выпустил. Не люблю прикосновения посторонних.

— Я могла бы, но через несколько дней она начала бы распадаться. Если сначала исчезнет разум, она просто перестанет быть вашей женой, но если начнет сначала распадаться тело, она окажется в плену разлагающейся плоти, и будет это осознавать. — Я положила свободную руку на наши соединенные. — Вы ведь этого не хотите ни для нее, ни для себя.

Он тогда отпустил мою руку и шагнул назад. Глаза у него стали уже не злые, а потерянные.

— Но всего несколько дней, попрощаться, побыть еще с нею — может быть, это того стоит?

Я чуть не спросила, имеет ли он в виду секс, говоря «побыть с нею», — но не спросила. Не хотела знать, потому что этого зомби я поднимать не стану. Несколько случаев было, когда аниматоры поднимали покойных супругов и такое происходило. Собственно, поэтому почти все мы сразу даем клиенту понять, что зомби отправится в могилу в ту же ночь, когда встанет. Если покойника вернуть в могилу немедленно, удается избежать целого букета проблем. Причем таких, что потом приходится отгонять картинки, совершенно мне у меня в голове ненужные. Я слишком много видела зомби, чтобы мысль о сексе с разлагающимся трупом считать удачной.

Я повела его к двери, и он пошел, более со мной не споря. Но вряд ли я его убедила. Скорее всего, он попытается найти кого-нибудь другого, кто поднимет из могилы его жену. Есть в США пара аниматоров, которые на это способны, но они, вероятно, откажут на том же основании, что и я. Слишком уж жуткая жуть может получиться.

Дверь открылась, он вышел. Казалось бы, можно было закрыть дверь и о нем забыть, но тут я увидела кое-кого, кто заставил меня улыбнуться, несмотря на траур моего клиента. Но опять же я сто лет назад поняла, что если бы я истекала кровью с каждым разбитым сердцем, то давно бы уже умерла на работе. От кровопотери.

Натэниел стоял к нам спиной, и просторная футболка с короткими рукавами показывала хорошо развитые мышцы. Рыжеватые волосы были увязаны в толстую косу, спускающуюся вниз почти на все пять футов семь дюймов его роста. Она тянулась по широким плечам, вниз по спине, через узкую талию и крутую выпуклость зада, вдоль мускулистых бедер, голеней и заканчивалась чуть не дойдя до лодыжек. Из всех моих кавалеров всех времен самые длинные волосы были у него. Они были темнее обычного, все еще влажные после душа, который он успел принять после танцкласса перед тем, как заехать за мной на ленч. Я пыталась придать лицу осмысленное выражение до того, как он повернулся, но если даже от созерцания его вида сзади у меня делалась глупая морда, что уж тут говорить, когда он повернулся лицом.

А из-за широкого плеча Натэниела мне скалился Джейсон. У него в глазах светилась обычная проказливая искра, говорящая, что сейчас он что-нибудь отмочит. Злобности в нем ни капли, просто несколько обостренное чувство юмора. Я ему бросила серьезный взгляд, который должен был значить: не делай ничего такого, о чем я потом пожалею. Говорить «о чем ты потом пожалеешь» было бы без толку — черта с два он пожалеет.

Он тоже красив, но в присутствии Натэниела меркнем что он, что я. Он у Натэниела лучший друг, а я с самым красивым мужчиной в этой комнате живу вместе, так что меркнуть мы привыкли. Привлекательность Джейсону придавала не упаковка — синие глаза, соломенно-желтые волосы, теперь уже такие длинные, что он начал убирать их для танцев в такую же французскую косу, как Натэниел, почти отсутствующая майка и шорты, открывающие мускулистое и очень хорошее тело, пять футов четыре дюйма, — нет. Дело было в улыбке и в этой проказливой искорке, от которой глаза у него светились шаловливыми мыслями. В этой физиономии читался не секс, хотя и он тоже, а куча всякого такого, чего ему делать не надо бы, но очень хочется.