Страница 9 из 74
Судья, видимо, заранее предвкушавшая все прелести нудного слушания, тянула до последнего. Не знаю, чем она занималась в своем кабинете – покраской ногтей или болтовней по телефону, – но ожидали мы под кабинетом больше часа.
Так что маяться в коридоре нам пришлось долго, клиентка уже почти исчерпала рассказы о своих милых малышах. По правде говоря, от описаний их шалостей и болячек у меня волосы становились дыбом – вот так и зарекаются заводить собственных детей!
– А младший позавчера упал в погреб и ногу поломал! – громогласно возвещала она, многозначительно глядя на супруга. – Теперь вот в гипсе, бедняжка, и еще на костылях! А все изза того, что замок на погребе сломался, а чинитьто некому!
Словом, во всех бедах был виноват понурившийся муж. Впрочем, он особо не возражал: вид «Судите, люди! Грешен, каюсь». Как будто он не ответчик по гражданскому делу, а подсудимый!
В общем, мы проводили время, участвуя в любительской постановке семейной драмы (хотя на фарс это представление походило больше!). Несмотря на регулярный раздел имущества, супруги так ни разу и не развелись. Вдохновенно поделив пожитки, уже к осени Дваргия и Свартальд както тихо мирились и жили душа в душу до следующих зимних праздников.
Видимо, поняв, что мы все равно не уйдем, судья наконец решила заседание всетаки начать. Сразу скажу, предчувствия и опыт меня не обманули. Более того, все оказалось еще хуже, чем я ожидала.
Стандартное начало судебного заседания хорошо тем, что сторонам практически не дают возможности высказаться.
Выяснение явки сторон, объявление состава суда, отводы, заявления и ходатайства, – своеобразная увертюра, исполняемая без особого энтузиазма. Пальцы секретаря летают над клавиатурой, судья лениво листает материалы дела и механически задает привычные вопросы…
Вся эта тягомотина записывается на особые кристаллы и хранится в архиве. Раньше секретари нередко записывали происходящее весьма вольно, что создавало множество проблем. Теперь же все сказанное сохраняется в точности, но расплачиваться за это приходится уймой времени, которую занимает судебный процесс. А уж если судятся гномы, он и вовсе растягивается на неопределенный срок. Не зря ведь дотошность и въедливость гномов вошли в поговорки!
Начало заседания прошло без эксцессов.
Моя клиентка четко, как по шпаргалке, проговорила, что свои исковые требования поддерживает в полном объеме, а вот дальше понеслось…
– Прошу вас помочь, иначе наши пятеро деток останутся без крыши над головой! С такимто отцом! – Утирая скупую слезу пушистым шарфиком, принялась жаловаться она. – Он же пропьет последнюю рубаху!
Я поморщилась: с надрывом Дваргия определенно переборщила. Вряд ли гном может допиться до такой степени, скорее всего клиентке просто хотелось отплатить мужу за все, а заодно и некоторой новизны в отношениях. Как она сама объясняла: – «Чтоб ему жизнь малиной не казалась».
Судья недовольно поморщилась и ее вечно кислое лицо стало совсем уксусным. Похоже, причитания истицы не произвели на нее желаемого впечатления.
Дальше Дваргия попыталась перейти к подробностям их не сложившейся семейной жизни, пришлось дергать ее за рукав и знаками показывать, что хватит уже подробностей. Знаками, потому что ведется звукозапись, а я не вправе затыкать рот собственной клиентке! Впрочем, результата я этим не добилась, пришлось применить решительные меры – нагло наступить ей на ногу. Иногда в нашем деле сапожки на шпильках – это большое подспорье…
Клиентка вздрогнула и оглянулась на меня. Я провела рукой поперек горла, недвусмысленно объясняя, что подробности излишни. Надо думать, подействовало, только она почемуто побледнела… Неужели у меня такое зверское выражение лица? Впрочем, не важно – главное, что подействовало.
Наконец мы перешли к пояснениям ответчика. Ожидаемо заявив, что исковые требования его клиент не признает, адвокат Дьюрин начал подробно перечислять имущество. Надо сказать, списки добра у истицы и ответчика не совпадали (к примеру, они не сошлись во мнениях о числе полотенец и спичечных коробков).
Если вы никогда не встречались с гномамиадвокатами, то могу сказать без преувеличения: вам очень повезло. Я и сама внимательна к мелочам (вполне положительное профессиональное качество), но коллеги этой расы рассматривают каждый документ буквально под микроскопом. Все эти бесконечные пререкания не имеют значения для дела, разве что демонстрируют клиентам, как много времени и сил уделяются их делу.
Пожалуй, когда речь идет о стоимости спорного имущества, я могу согласиться, но остальные возражения меня просто покорили.
– Хочу обратить внимание глубокоуважаемого суда, – гулко вещал коллега, – что черных кур, каковые указаны в пункте двенадцатом искового заявления, в действительности на тридцать две, а тридцать три. Без сомнений, истица пыталась скрыть от суда наличие тридцать третьей курицы, что вообще ставит под сомнение правдивость сведений, изложенных в исковом заявлении…
Тут он был вынужден прерваться, поскольку моя клиентка вскочила с места и возмущенно возопила:
– Неправда, у нас осталось только тридцать две курицы! Я же этому гаду, – она погрозила крепким кулаком сжавшемуся мужу, – суп из этой курицы еще месяц назад сварила. Ты что же, гад такой, последние мозги пропил?!
– Ответчик, признаете ли вы заявление истицы? – с трудом скрывая усмешку, подалась вперед судья.
Кажется, она начала находить в этом муторном деле светлые моменты.
Побуревший Свартальд Ломмсон только кивнул, но судью это не устраивало.
– Ответчик, напоминаю вам, что ведется звукозапись судебного процесса, а ваши жесты микрофон не воспринимает. – Строго сказала судья Мышкина, угрожающе постукивая трубкой телефона по столу. Вылитая учительница младших классов на уроке, ей бы только указку вместо мобильника!
Окончательно потемневший лицом ответчик вынужден был выдавить из себя «да».
Явно не слишком огорчившись, (с точки зрения гномов, главное – не выиграть дело, а сделать все по справедливости!), коллега продолжил:
– Полагаю несправедливым предложенный истицей вариант раздела имущества, указанного в пунктах сто двадцатом и сто двадцать шестом. На каком основании ответчику должны быть переданы трусы мужские, семь штук, а истице оставлены трусы женские, кружевные, двадцать пять штук? Мало того, что количество женских трусов намного больше, чем мужских, так они и по стоимости не равноценны! Кроме того, истица не указала в иске наличие у нее бюстгальтеров! Ваша честь, прошу вас истребовать данные предметы в качестве вещественных доказательств. Мы представим эти трусы – и мужские и женские – суду для ознакомления, чтобы вы сами в этом убедились.
Такое предложение судье пришлось не по вкусу – вон как брезгливо сморщила нос. Копаться в чужом грязном белье, причем в самом прямом смысле слова, у нее не было ни малейшего желания. Забавно, конечно, но я ведь тоже не фетишистка…
– Возражаю, ваша честь! – Вскочив, заявила я. – Истица не оспаривает, что ее белье дороже, чем белье ответчика. А согласно положениям гражданскопроцессуального кодекса, обстоятельства, которые признают обе стороны, не требуют дальнейшего доказывания.
На лице судьи прорезалась робкая благодарность. Конечно, она формалистка, каких поискать, но ничто человеческое ей не чуждо…
Далее мы потрясающей скрупулезностью рассматривали каждый пункт, споря даже о запятых. Например, в нашем списке значилось тридцать девять вилок, а в списке ответчика – всего тридцать восемь. С точки зрения гномов, это вопиющая неточность, для устранения которой требовалось вызвать свидетелей.
Больше всего раздражало, что заседание всетаки было предварительное, а значит, в следующий раз вновь придется разбирать то же самое.
В конце концов коллега слегка выдохся, и судья на радостях попыталась на этом закончить. Но не тутто было, он отдышался и продолжил.
– Ваша честь, у меня есть ходатайство! – Важно проговорил он, смешно выпячивая грудь. – Прошу приостановить производство по делу до осени.