Лорд-обольститель

— Ничто не заставит меня отправиться в ваш замок. Я там уже побывала.

— Кейт, ситуация зловещая.

— Я знаю. Но, тем не менее, останусь здесь. Теперь это мой дом, а если жизнь станет совершенно невыносимой, думаю, что смогу уехать в Англию.

— Путешествовать в военное время очень нелегко.

Я пристально взглянула на него, и в памяти всплыли воспоминания о том, как он смотрел на меня в той башенке, как в его глазах светились торжество и твердая решимость утвердить свою волю.

— Я остаюсь здесь.

— Вы ведете себя попросту глупо. И конечно же, не представляете себе, что бывает, когда оккупационная армия захватывает какую-либо территорию.

— А как же вы? Вы ведь находитесь на той же самой территории.

— Враг не захватит мой замок.

— Почему же?

— Я этого не допущу.

— Вы… вы собираетесь выступить против прусской армии?

— Мы понапрасну тратим время! — нетерпеливо воскликнул он. — Вам следует приготовиться к немедленному отъезду!

Я взглянула на Николь и проговорила:

— Поезжай, если хочешь. Я остаюсь здесь.

— Кейт… это опасно.

— Приходится выбирать из двух зол. Я выбираю меньшее.

Барон изучающе смотрел на меня. На его лице появилось хорошо знакомое мне насмешливое выражение.

— Поезжай, Николь, — повторила я. — Ты ему веришь. Я — нет.

Он беспомощно пожал плечами.

— Ты же знаешь, что я не оставлю тебя и Кендала, — ответила Николь.

Барон еще раз пожал плечами.

— В таком случае я ничем не могу вам помочь. Прощайте, милые дамы. Пусть удачи у вас будет больше, чем здравого смысла, отсутствие которого вы сейчас так убедительно демонстрируете.

С этими словами он ушел.

Николь сидела, глядя в пространство перед собой.

— Тебе было бы лучше уехать с ним, — сказала я.

Она покачала головой.

— Нет… я останусь здесь. Это мой дом. Ты и малыш — моя семья.

— Но ты считаешь, что я не права.

Она пожала плечами почти так же, как несколько минут назад это сделал барон, и проговорила со вздохом:

— Будет видно.

Эти сентябрьские дни были на удивление изменчивыми. По утрам над городом зависала зловещая дымка, а когда солнце поднималось высоко, весь Париж был пронизан радостными золотыми нитями. Но при этом на улицах чувствовалось растущее напряжение и город напоминал перегретый паровой котел.

В итоге Париж восстал против императора, который, по мнению горожан, предал их. Прошло совсем немного времени с тех пор, как они восторженно приветствовали Наполеона III и его прекрасную императрицу. Теперь их презирали. Раньше так же обстояло дело и с королями. Бонапарты уподобились королям, а Париж еще восемьдесят лет назад азартно и решительно отверг монархию. Все возвращается…

Благодаря этим дням я смогла получить представление о типичной обстановке в Париже накануне революции.

Когда Франция в очередной раз провозгласила себя республикой, улицы Парижа охватило буйное волнение. Больше никаких королей. Никаких императоров. Страна будет народной.

Впрочем, это никак не остановило наступления немецкой армии. Сентябрь уже близился к концу, когда неприятель нанес решающий удар. Капитулировал Страсбург, один из последних оплотов французов, и немцы двинулись на Париж.

Потом грянула ужасающая новость: король Пруссии занял Версальский дворец.

Напряжение нарастало. Из магазинов стремительно исчезало продовольствие. Николь сказала, что мы должны запастись продуктами. Если у нас будет достаточно муки, то, по крайней мере, сможем печь хлеб. Поэтому мы скупали все, что могли.

Затем настал день, которого я никогда не забуду. Николь отправилась на поиски продуктов, и пока она отсутствовала, начался артиллерийский обстрел.

Я услышала взрыв и предположила, что на окраине города идет бой. Испугавшись за Кендала, я впервые подумала о том, что следовало послушать барона. Мы должны были покинуть Париж.

Больше взрывов не было.

Кендал находился в мастерской с Жанной. Он делал уроки. У меня уже несколько недель не было заказчиков, так что мастерская превратилась в классную комнату.

Меня волновало долгое отсутствие Николь, и я уже собралась выйти на улицу, чтобы встретить ее, когда услышала голос консьержа.

Я сбежала вниз. В вестибюле стоял подросток.

— Мадам Коллисон, — обратился он ко мне, — вы не могли бы поскорее прийти в Hфpital St. Jacques? Вас там спрашивает одна дама.

— Дама?

— Мадам де Сент-Жиль… Ее ранило. Проклятые немцы…

От ужаса у меня подкосились ноги. Тот взрыв! Они обстреливали Париж, и Николь…

Я бросилась было бежать в больницу, но вспомнила о Кендале.

— Подожди одну минуту, — сказала я подростку. — Я должна предупредить домашних.

— Мадам де Сент-Жиль ранена, — сообщила я Жанне. — Пока меня не будет, присмотри за Кендалом.

Жанна кивнула. Я могла на нее положиться.

К счастью, больница находилась неподалеку.

Я с трудом узнала лежащую на узкой койке Николь. Ее переодели в белую рубашку, на которой проступили пятна крови.

Упав на колени возле койки, я впилась взглядом в ее лицо.

Николь узнала меня, но видно было, что ей это далось нелегко.

— Кейт, — прошептала она.

— Я здесь, Николь. Я прибежала, как только мне сообщили.

— Они обстреливают Париж. Мы окружены… Я спешила домой, чтобы сказать тебе…

— Тебе лучше молчать.

— Я должна говорить, Кейт.

— Нет, — возразила я, — ничего ты не должна. Тебе что-нибудь нужно? Чем я могу помочь? Тебе больно?

Она покачала головой.

— Я… почти ничего… не чувствую. Со мной что-то не так.

— О Николь! — прошептала я, охваченная раскаянием и стыдом. Она давным-давно могла покинуть Париж. Если бы не я…

— Кейт…

— Да?

Она вяло улыбнулась мне. В ее лице не было ни кровинки. Если бы не глаза, можно было бы подумать, что она мертва.

— Я… я хочу рассказать тебе…

— Тебе нельзя говорить.

— Это мой… конец. Странно… Погибнуть на парижской улице. Мне всегда хотелось знать, каков будет мой конец… Теперь знаю.

— Тебе нужно поспать.

Она улыбнулась.

— Хочу, чтобы ты… поняла.

— Я и так понимаю, мой дорогой друг, что без тебя я никогда бы не справилась со своими бедами.

Мои глаза затуманились слезами.

Казалось, она пытается покачать головой.

— Это все он… Кейт.

— Он?

— Барон.

— Он сейчас пребывает в своей норманнской цитадели. И в полной безопасности.

— Попытайся… Кейт. Попытайся понять. Это все был он. Это его дом… Он заботился о тебе…

Что она хотела сказать?

— Не волнуйся, — проговорила я. — Что бы там ни было, теперь это не имеет значения.

— Нет… нет… — бормотала она. — Попытайся понять его. В нем так много хорошего…

Я улыбнулась ей, и в невнятное бормотание закрались нотки нетерпения.

— Он поручил мне… разыскать тебя, Кейт. Все это… не случайно. Он хотел… знать, что о тебе кто-то заботится.

— Ты хочешь сказать, что все это время он знал, где я нахожусь?

— Это его дом, Кейт. Он позаботился обо всем… за все заплатил… все устроил… и роды тоже… не переставал… заботиться о тебе… Он посылал людей, которые заказывали… портреты. Видишь, Кейт… ему не все равно.

Это было уже слишком. Сначала один шок, а затем другой. Так, значит, барон наблюдал за мной. Все это время он точно знал, где я нахожусь. Должно быть, догадался, что у меня будет ребенок, и послал Николь заботиться обо мне… притворившись другом… Нет, только не это. Она действительно была мне верным другом. Но вначале пришла по его поручению. Он предоставил в мое распоряжение комфортабельный особняк с прекрасной мастерской. Николь исправно докладывала ему обо всем, а со временем он и сам пришел в Люксембургский сад, чтобы взглянуть на своего сына.

Это было шокирующее открытие, но сейчас оно не показалось мне таким уж важным. Передо мной лежала Николь, и она… умирала. Да, я понимала, что она умирает. И уже никогда не вернется к нам. Ее богемная жизнь хозяйки элегантного салона и любовницы одного из самых влиятельных вельмож Франции окончилась на парижской улице, и теперь она умирала в больнице для бедных.