Страница 54 из 67
— О, еще бы! Ведь я ощущаю лишь смутное присутствие болезни.
— Я говорил о работе и прочем, только чтобы скрыть главную проблему, — сказал Марк.
— Может, поделишься? — спросил Дэвид тоном помощника хилера, который готовит пациента на операционном столе.
— Не имеет смысла, — довольно беспечно ответил Марк, еще не предполагая, какие тучи собираются у него над головой.
— Дядя Марк, сейчас ГудНьюс сделает тебе массаж — и все пройдет, — сообщила Молли как о чем-то вполне естественном и само собой разумеющемся. — У него руки становятся горячими, а у тебя пропадает любая печаль. Я уже больше не тоскую по бабушке Попугайчик, по кошке Поппи и по маминому ребенку. Который умер.
Марк едва не поперхнулся.
— Господи, Кейти, что здесь происходит?
— Надо попробовать, дядя Марк. Вот увидишь, это так здорово.
— Мам, можно еще ветчины? — вмешался Том.
— Мы правда можем тебе во многом помочь, Марк, — сказал Дэвид. — Ты избавишься от многих проблем, стоит только захотеть.
Марк отодвинул стул и поднялся из-за стола.
— Будем считать, — бросил он напоследок, — что я всего этого не слышал.
Выйти замуж и обзавестись семьей — это все равно что эмигрировать. Я привыкла к своей исторической родине — родительской семье, и переезд вызвал определенные перемены в образе мыслей. И вот меня снова потянуло в родные края. Возникла ситуация, знакомая эмигрантам всех времен и народов, — снова захотелось под родную крышу. Не в туристических целях, а для натуральной репатриации. Теперь мне стало ясно, что я совершила огромную ошибку, что новый мир оказался вовсе не таким, каким я его себе представляла. Марк, забери меня домой, я хочу к папе с мамой. Мы будем жить счастливо и беспечно, совсем как в детстве. И у тебя не будет этого нового облика несостоявшегося самоубийцы. И я не буду ходить с затравленным видом, со всех сторон виноватая. И мы бы опять, как Молли с Томом, дрались за пульт от телевизора, решая, какие программы смотреть, а каких нам сто лет не надо. Совсем как в былые времена… Да что там… Главное — мы бы уже никогда не повторили прежних ошибок. И не стремились бы взрослеть и жить самостоятельно. Спасибо, хватит, один раз уже попробовали.
Я вышла следом за Марком, и мы сели в машину. На некоторое время между нами повисла тишина.
— Что за бред? — наконец сказал он. — Я ничего не понимаю. Что происходит? Ты не можешь так жить.
Я пожала плечами.
— А что ты предлагаешь?
— Ты же сойдешь с ума. Как ты будешь воспитывать детей в такой обстановке? О твоих больных я уже не говорю — лечить скоро придется тебя.
— Может быть. Но иногда мне кажется, я слишком драматизирую ситуацию. Что здесь такого? У мужа появилось новое увлечение. Новый друг. Он пригласил его на время пожить у нас. Ничего не поделаешь, такое у них хобби — спасать заблудшие души. Может, мне просто надо с этим как-то смириться?
— Смириться? С чем и с кем — смириться? Они же просто полоумные. И скоро окончательно спятят, если этого уже не случилось.
— А знаешь, ведь им удалось кое-что сделать. Они целую улицу заселили бездомными детьми.
— Да, но… — Тут Марк осекся. Он уже не мог придумать новых возражений. Все начинается с этого «Да, но…» — и дальше не идет, когда речь заходит о бездомных.
— А ты что можешь предложить с другой стороны? Крыть нечем. Тебе тридцать восемь, никакой толковой работы, вечно в депрессии и одиночестве, и даже начал посещать богослужения, потому что уже не знаешь, что делать дальше в этом мире.
— Я не «с другой стороны». Я… просто нормальный человек.
Я рассмеялась.
— Да. Нормальный. Суицидальный и потерявший надежду. В том-то и дело, что все они безумны. Но я никогда не видела Дэвида таким счастливым.
Вечером того же дня я снова забилась на соседней улице в свой кокон в апартаментах Дженет. Став окончательно взрослым человеком, я старательно просматривала критические обзоры в газете. В одном из них я натолкнулась на отзыв о книжке, в которой рассказывалось о Ванессе Белл, сестре Вирджинии Вульф, и о том, какую она провела «насыщенную и плодотворную жизнь». [54]Эта штампованная фраза мгновенно поставила меня в тупик. Что она могла означать? Как можно прожить «насыщенную и плодотворную жизнь» в Холлоуэйе? С Дэвидом? И ГудНьюсом? С Томом и Молли, и с мисс Кортенца? С почти полутора тысячами пациентов и рабочим днем, который иногда затягивается до семи вечера? Но если в конце концов выяснится, что мы прожили не. насыщенную и не плодотворную жизнь — то кто мы тогда и зачем жили? И чья здесь вина? И — возвращаясь к Дэвиду — скажет кто-нибудь потом над его могилой, что он прожил насыщенную и плодотворную жизнь? Может, именно от этого я и пытаюсь его удержать?
Все произошло именно так, как хотела Молли: ее день рождения мы праздновали вместе с Хоуп. Сначала пошли в аквапарк, потом ели гамбургеры, а в заключение отправились смотреть «Побег из курятника» — полнометражный мультик, в который Хоуп, как оказалось, «не въехала». Заметив это, Молли вскоре взяла на себя роль добровольного комментатора, что вызвало раздраженные реплики из заднего ряда.
— Послушайте, хватит, наверное? Можно помолчать?
— Она же не понимает, — обиженно повернулась Молли. — Сегодня мой день рождения, я ее пригласила. У нее совсем нет друзей, и мне ее жалко. Я хочу, чтобы она порадовалась, а как же она будет радоваться, если не понимает, что там происходит.
Последовала тишина — или, как я могла себе вообразить, в своем позоре это должна была быть ужасающая тишина, — а затем наш сосед старательно изобразил, как его тошнит.
— Почему этот дяденька делал вид, что ему плохо? — невинно спросила Молли, когда мы возвращались домой, забросив по пути Хоуп.
— Потому что его от тебя чуть не вырвало, — ответил Том.
— Но почему?
— Любого бы стошнило от твоих слов.
— Перестань, Том, — вмешался Дэвид.
— Пусть сама перестанет выделываться. Тоже мне — добренькая.
— А что плохого в том, что она, как ты выражаешься, «добренькая»? Тебя это чем-то задело?
— Да плевать. Просто она все делает напоказ.
— Откуда ты знаешь, напоказ или не напоказ? Да и в любом случае какая разница? Главное — Хоуп понравилось. Ей с нами было хорошо. Все остальное не имеет значения — пусть даже ради этого Молли пришлось выставлять доброту напоказ.
И Том заглох, как и все остальные, сраженные убийственной логикой Дэвида.
— «Милосердие не хвалится и не кичится», — вспомнила я про свое отложенное оружие.
— Что?
— Ты прекрасно слышал. Что она, что ты — хвалитесь и кичитесь при каждом удобном случае.
— Вот именно, — буркнул Том. Не совсем понимая, о чем речь, он тем не менее опознал агрессивность тона и тут же примкнул ко мне в начавшихся боевых действиях.
— Откуда это? — спросил Дэвид. — Ты же не сама это придумала?
— Из Библии. Послание апостола Павла к Коринфянам, глава тринадцатая. Мы слушали это в церкви на воскресном чтении.
— A-а, понял. Это же та самая глава, что читалась на нашей свадьбе?
— Что-что? — Меня снова застали врасплох.
— Ну как же. К Коринфянам, глава тринадцатая. [55]
— Марк ничего не читал о милосердии. [56]Там было только о любви. Недаром эта глава читается накануне бракосочетания, — раздраженно заметила я.
Да простит меня апостол Павел, я совсем не имела в виду, что это все сентиментальщина — напротив, именно эта глава меня всегда восхищала и казалась одним из самых прекрасных мест в Священном Писанин.
— Не знаю, не знаю. Но я точно запомнил: К Коринфянам, глава тринадцатая.
— Ладно, не в этом суть. На воскресной службе говорили о настоящем милосердии. И я сразу вспомнила о тебе и твоем кичливом дружке.
54
История взаимоотношений двух сестер показана в «оскарном» фильме «Часы» с Николь Кидман и Мерил Стрип в главных ролях.
55
Первое послание к Коринфянам, 13; 4: «Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, 5: Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, 6: Не радуется неправде, а сорадуется истине; 7: Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. 8: Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».
56
Это слово имеет в английском языке также значения-оттенки: сострадание, отзывчивость, доброжелательность, любовь к ближнему, и — благотворительность, филантропия, альтруизм.