Страница 93 из 141
Ведущие критики журналов и газеты «Северная пчела» Булгарин, Греч, Л.Ф. Бранд называли творчество Гоголя «грязным». Отрицательным оценкам подверглись «Физиология Петербурга» и другие сборники писателей «натуральной школы». Объектом критики стал и журнал «Современник». Булгарин выступил против правдивого изображения жизни социальных низов. Так, в альманахе «Наши, списанные с натуры русскими» был помещен очерк Башуцкого «Водовоз». Булгарин в «Северной пчеле» в полемических целях опубликовал очерк под названием «Водонос», в котором изобразил благополучную жизнь водоноса, скопившего в Петербурге «тысячу рублей капитала».
К продажным деятелям литературы Белинский относил, имея в виду продажность и беспринципность общественно-литературной позиции, также А.Ф. Воейкова, с его журналом «Русский инвалид», объединяя его с Булгариным, Гречем и другими: «Где бы ни писали, в каком бы журнале ни помещали своих изделий и сколько бы ни получали за них г.г. Греч, Булгарин, Масальский, Калашников, Воейков, — они всегда и везде останутся теми же», т.е. «гениями Смирдинского периода словесности» 1.
Несколько иное положение занимал в публицистике и критике 1840-х годов О.И. Сенковский. У О.И. Сенковского имелись действительные заслуги перед отечественной культурой. Он был крупным востоковедом, видным писателем и литературным критиком. Сенковский издавал журнал «Библиотека для чтения» (некоторое время его соредактором был Греч). По своим литературно-критическим позициям Сенковский был близок к Булгарину и Гречу, но, пожалуй, его в большей мере отличали каприз, своеволие в литературных оценках, и притом беспричинно вкусовой критический подход в разборе литературных явлений.
Программа журнала Сенковского была очень широкой, и это привлекло к «Библиотеке для чтения» множество неискушенных в литературных делах читателей, вкусы которых не были ни достаточно развиты, ни достаточно взыскательны. Но именно это обусловило популярность журнала, достигшего значительных по тем временам тиражей (свыше 5000 экземпляров). Популярность журнала увеличивалась в 1830-е годы еще и потому, что в нем печатались крупные писательские имена (Пушкин, Лермонтов, Бенедиктов, Н. Полевой, Даль и др.). Однако у Сенковского были два неисчезающих недостатка — отсутствие верного и безупречного эстетического вкуса и беспринципность. Сенковскому ничего не стоило поставить Н.В. Кукольника, писателя третьего ряда, на одном уровне с Гете, превознести довольно слабый роман Булгарина «Мазепа» и отвергнуть «Мертвые души» Гоголя, допустив при этом неуместные ерничество, насмешки, зубоскальство. Сенковский считал Вальтера Скотта «шарлатаном» и тем же именем «награждал» Шеллинга и Гегеля.
В 1840-е годы авторитет журнала «Библиотека для чтения» начал падать, а имя Сенковского стало для русской публики одиозным. Писатель решительно расходился с общественным мнением, усилив нападки на творчество Гоголя, авторов «натуральной школы», называя их стиль «низким» и «грязным». Несколько лет спустя Н.Г. Чернышевский (как и A.B. Дружинин) отметит и «замечательные силы и знания», и энциклопедическую образованность Сенковского (Дружинин скажет о нем: «самый энциклопедически образованный ценитель тех времен»), и «проницательный ум и остроумие», но будет сожалеть о растраченном на мелочи таланте.
Что же касается славянофильского журнала «Москвитянин» (1841-1855), который возглавили сначала историк и писатель М.П. Погодин, а затем критик, публицист и писатель И.В. Киреевский, то он сразу занял
воинствующую антизападническую позицию. Ведущим критиком «Москвитянина» в 1840-е годы был С.П. Шевырев. Он одобрительно отозвался о «Мертвых душах» Гоголя, но возникшая полемика Белинского с «Москвитянином», выявила различие в понимании смысла произведения. Белинский делал упор на социальной, реально-сатирической направленности «Мертвых душ», тогда как «Москвитянин» настаивал на общечеловеческом и глубоко эпическом (и вместе с тем благодушно комическом, лишенном сатирического жала) характере творения Гоголя, напоминающем в новое время древний античный эпос, свойственный поэмам Гомера.
Еще ранний Шевырев связывал критику с историей. Ему, например, принадлежит развитая впоследствии И.В. Киреевским мысль о «восходящем» движении творчества Пушкина, об органичности этого процесса. Эта идея легла в основу концепции о трех фазах развития русской литературы и даже триадной схемы исторического движения всей современной европейской культуры. Исторические воззрения уберегали Шевырева от абстрактности построений, прямолинейности, схематичности и скороспелости выводов. Его отличали аналитическая конкретность, интеллектуальная осторожность, стремление к объективности 144 .
В 1840-е годы Шевырев написал несколько замечательных книг, в том числе «Историю русской словесности, преимущественно древней». В этом сочинении сказались как сильные, так и слабые стороны литературных воззрений Шевырева, которые повлияли не только на его оценки текущей русской литературы, но и на оценки его сподвижников по журналу «Москвитянин».
В своих критических сочинениях Шевырев стоит за то, чтобы соединить науку с религией. Но, с его точки зрения, такое слияние науки возможно не со всякой религией, а только с православной, поскольку православие в отличие от католицизма Запада, не препятствует, а, напротив, покровительствует развитию науки. «Наука Запада, — пишет Шевырев, — принуждена была объявить мятеж против церкви, ее притеснявшей», тогда как «науке русской не нужно было восставать на церковь, под покровом и благословением которой она начала свой рост в русском народе. Отсюда ясно, что история и характер науки у нас иные, чем на Западе» 2. «Наша история, — продолжает Шевырев, — есть дар нашей церкви» 145 . Стало быть, «основа и крепость бытия народного — вера». Четыре «стихии» — наука, «гражданская жизнь», искусство и вера, религия («божественная стихия») — в России сливаются идеально. «На земле, — утверждает Шевырев, — нет еще народа, который бы совершенно правильно олицетворял это отношение» 146 . Шевырев видит в этом не только своеобразие России, но высшую предначертанность ее исторического пути, которая выделяет Россию из всех стран мира и противопоставляет им. Именно это противопоставление дало основание причислить Шевырева к славянофилам. На самом деле он был достаточно осторожен.
Превознося быт и культуру Древней Руси, Шевырев сочувственно относился к «западным» реформам Петра I. По его мнению, «Петр явился впору» 147 , и с Петра начался в России «период развития человеческой личности» 2.
Вместе с тем, в отличие от Запада, избравшего долю Марфы, Русь избрала долю Марии, «оставив домашнее служение со всею его суетою и прелестью, только слушала Слово Божие» 3.
Это различие между Западом и Россией проявилось, в частности, в том, что всякая возможность перенесения на русскую почву западной культуры несостоятельна, как заимствования русской литературы из западной. Действительно лишь общечеловеческое влияние, но обязательно очищенное «в Божественном».
Эти положения Шевырева были направлены против Белинского и реального направления в литературе. Дело в том, что, допуская изображение «черных сторон» российской действительности, Шевырев видел цель такого изображения в содействии целому народу «в исповеди». Иначе говоря, изображением «черных сторон» народ исповедуется в своих грехах и тем очищается. В этом Шевырев видел смысл творчества Гоголя, который обнажает недостатки с «горячим желанием исправить» их. Гоголь, описывая недостатки, не отрекается от народа, не ставит себя выше его, что может породить лишь клевету на народ. Нужно признать, что, несмотря на противоречивость позиции Шевырева, ему удалось верно передать субъективный замысел Гоголя, который, как известно, остро чувствовал эту тонкую нравственную грань, разделяющую страстное желание комического писателя избавить народ от скверны, очистить его и злобную клевету на него.