Страница 34 из 74
Великая Мадемуазель, дочь Гастона Орлеанского (брата Людовика XIII), в двадцать один год выглядела «драгуном без усов», жевала и нюхала табак и обладала «командирским голосом». Брат Людовика XIV Филипп Орлеанский, по воспоминаниям Сен-Симона, всегда наряжался как женщина, весь в кольцах, браслетах, в длинном черном парике, обсыпанном пудрой, и с бантами везде, где только можно их повязать; при этом он отличался неслыханной храбростью. Тот же Сен-Симон рассказывает, как в пылу сражения при Неервиндене герцог де Лa Фейяд, назначенный бригадиром взамен убитого офицера, куда-то исчез на полчаса, после чего явился напудренным и в красном сюртуке, расшитом серебром: теперь он мог приступить к своим обязанностям. При дворе Короля-Солнце пудрились шафраном и цветочной пыльцой, придававшей лицу яркий цвет; придворные Людовика XV, мужчины и женщины, белились, подсинивая рисунок вен, румянились и залепляли мушками прыщи и оспины. Они поливались духами на основе амбры, жасмина, нарцисса, мускуса и корицы, использовали притирания – «флорентийскую помаду», «испанский воск», «генуэзскую эссенцию» – и душистую пудру для одежды, лица и париков. Волосы пудрили и не мыли: грязные волосы не рассыпаются, им легче придать необходимую форму Впрочем, в полевых условиях это редко применяли.
Казармы начали строить поздно, Людовик XIV издал соответствующий ордонанс только в 1692 году, и процесс этот шел медленно. В Пьемонте в XVIII веке солдаты даже в казармах жили с семьями (пятнадцать процентов военнослужащих были женаты). В Париже военнослужащим, проживавшим в казармах, было запрещено жениться и работать, однако французские гвардейцы, например, начали соблюдать это правило только с 1764 года, да и то не слишком строго. Капитан-лейтенант д'Артаньян стал крестным отцом множества детей мушкетеров и солдат.
У этого «недостатка», однако, были свои положительные стороны: например, в «семейных» казармах не отмечалось случаев содомии, которая к середине XVIII века приняла угрожающий масштаб; в гарнизонном Меце, где казарма была построена на личные средства архиепископа, процветали «такие же нравы, как в Древнем Риме». Ранее за мужеложство карали смертью на костре, но уже во времена Людовика XIV, который, однако, терпеть не мог этого «итальянского порока», ограничивались изгнанием, а то и попросту старались замять скандальное дело. Во времена же регента Филиппа Орлеанского, известного своей распущенностью и устраивавшего настоящие оргии в Пале-Рояле, на такие вещи смотрели много проще. После Великой французской революции гомосексуализм официально перестал считаться преступлением.
Отчаянные храбрецы, умеющие за себя постоять, и в то же время франты, близкие к высшим сферам и приобретшие некий светский лоск, мушкетеры пользовались неизменным успехом у представительниц прекрасного пола всех сословий. В «Сирано де Бержераке» Ростана Лиза, супруга кондитера Рагно, сбежала с мушкетером. Мушкетер Гассо стал любовником Эмили де Мариньян, жены Оноре Габриеля де Мирабо (будущего трибуна Великой французской революции), она даже забеременела от него. Обаятельный мушкетер пленил сердце графини своей обходительностью и участливостью. Сестра Мирабо, будучи замужем за стариком, тоже имела любовника-мушкетера – статного красавца де Бриансона.
Мушкетеры никогда не отличались дисциплинированностью, а уж в мирное время вообще пользовались полной свободой: Гассо, например, видался с Эмили во время частых отлучек из гарнизона. Среди любовных приключений мушкетеров встречались и довольно романтические истории. Так, у маркиза де Монье, жившего в Понтарлье, была дочь, которая в девятнадцать лет влюбилась в мушкетера Ле-Беф де Валдаона. Поскольку отец противился браку, мадемуазель де Монье имела смелость принять воздыхателя в своей постели, которая стояла рядом с кроватью ее матери. Отец прибежал на шум, захватил одежду любовника и отнес в канцелярию суда, потом подал жалобу о похищении и соблазнении. Виновный бежал в соседнюю Швейцарию, откуда прислал письмо в свое оправдание (над этим письмом рыдали все дамы Понтарлье, не изведавшие в своей жизни большой и чистой любви; утверждали даже, что к нему приложил руку Жан Жак Руссо). Мадемуазель де Монье заперли в монастырь до достижения двадцати лет, после чего она против воли овдовевшего отца вышла замуж за господина де Валдаона. Такая верность в любви, приобретшая законные формы, изменила общественное мнение, ранее сочувствовавшее отцу, в пользу дочери; господин де Монье прослыл в округе тираном и деспотом.
Каноническое право определяло брачный возраст двенадцатью годами; впрочем, сын бывшего мушкетера Франсуа де Бемо женился на одиннадцатилетней девочке. При этом, по причудам французского законодательства, мужчина становился совершеннолетним только в двадцать пять лет, когда зачастую уже являлся отцом семейства. С 1556 года согласие родителей на брак (без которого он превращался в похищение, а за это карали смертью) было необязательно для мужчин старше тридцати лет и женщин старше двадцати пяти лет; молодежь же в выборе своей «половины» была вынуждена покориться родительской воле, хотя официально жених и невеста должны были вступать в брак по добровольному согласию (одной из причин, по которой Генрих IV смог добиться расторжения брака со своей первой женой Маргаритой Валуа, стал тот факт, что Маргариту выдали за него по принуждению).
Препятствием к браку было родство; разрешение на брак двоюродных брата и сестры мог дать только сам папа римский. Допустимой степенью родства считалось «четыре на четыре», то есть между внуками двоюродных братьев и сестер. После заключения брака родители супруга становились родственниками первой ступени, такими же, как родные отец и мать, поэтому если, допустим, вдовец хотел жениться на племяннице своей покойной жены, он должен был получить разрешение Церкви, поскольку девушка считалась его родной племянницей. Примечательно, что те же правила распространялись и на внебрачные связи: так, мужчина не смог бы жениться на дочери женщины, которую некогда соблазнил, даже если эта дочь была от другого. Крестные отец и мать тоже считались родственниками и не могли вступать в брак. При расторжении помолвки нельзя было жениться на сестре бывшей невесты (она считалась родственницей), требовалось особое разрешение Церкви. Если вдовец и его невеста жили в блуде, требовались разрешение из Рима и клятва в том, что это преступление не послужило причиной смерти прежней супруги. Чтобы совершить бракосочетание в приходской церкви, нужно было прожить в этой епархии не меньше года.
Обращение к церковным властям за разрешением на брак было довольно частым делом. В своем прошении жених и невеста должны были привести причину, по которой заключение брака желательно. «Пристойными» причинами считались следующие: если путем заключения брачного союза будет покончено с давней враждой или судебными тяжбами между семьями; если податели прошения являются уроженцами мест, жители которых почти сплошь состоят между собой в родстве (для гасконских гвардейцев это было актуально); если невеста бесприданница и выходит замуж за богатого родственника; если девушке уже больше двадцати четырех лет, а она так и не нашла себе ровню. К порочащим причинам относилась интимная связь до брака. К прошению прилагались акты о проведении приходского расследования с показаниями не менее четырех свидетелей и письменное уведомление о согласии епископа. Разрешение на брак предоставлялось не бесплатно: тарифная сетка была довольно широкой, от 45 до 4500 ливров, и рассчитывалась по сложной системе с учетом социального положения просителей, степени их родства и того, насколько уважительны приводимые ими причины. Надо полагать, проблема в основном упиралась в деньги, и если ее удавалось снять, все остальные препятствия устранялись очень легко. Например, маршал де Креки, погибший в бою в 1638 году, женился по очереди на двух дочерях герцога де Ледигьера – Мадлене и Франсуазе де Бонн.
Помимо вышеперечисленных случаев разрешение на брак требовалось, если свадьбу хотели сыграть в запретное время: в Рождественский или Великий пост. С такой просьбой обращались в основном военные, поскольку зимой они отдыхали от ратных дел и улаживали свои собственные, а летом, с возобновлением военных действий, им было не до свадеб.