Страница 33 из 74
В интересующую нас эпоху строгость нравов была понятием позабытым, а то и неведомым. Эпоху Возрождения, поклонявшуюся природе и считавшую прекрасными все ее призывы, сменила эпоха Религиозных войн: за эти тридцать шесть лет люди приучились жить сегодняшним днем, и нравы стали не только вольными, но и грубыми. Генрих IV, известный своей любвеобильностью и галантными похождениями, и его первая жена Маргарита Наваррская не могли подать своим подданным пример иного поведения. Людовик XIII резко отличался от отца своим благочестием и целомудрием, однако насаждать в обществе новые правила морали начали только после 1624 года – с приходом к власти Ришелье. До того в дворянской и интеллектуальной среде царила полная распущенность, еще усугубляемая философским вольнодумством, развившимся на фоне религиозного кризиса. Среди населения, и так уже порядочно сократившегося в результате войн и прочих бедствий, начали распространяться «нехорошие» болезни, которые тогда лечили ртутью – выжить можно было только чудом. Нужно было срочно принимать меры.
В 1627 году Анри де Леви, герцог де Вантадур (1595-1680), основал Братство Святого Причастия – тайное общество, которое видело своей задачей «творить всевозможное добро и изгонять всевозможное зло». Его создание было поддержано кардиналом Ришелье, Людовиком XIII и папой римским, в число его членов входили многие влиятельные люди: Жак Бенинь Боссюэ, французский проповедник и писатель, епископ Мо; святой Винсент де Поль и принц Конти; Анна Австрийская, министр финансов Никола Фуке и первый председатель парижского парламента Гильом де Ламуаньон. Братство проповедовало строгие правила морали, современники видели в нем преемника инквизиции. Боссюэ так определил его цель в 1652 году: «Воздвигнуть Иерусалим посреди Вавилона». Братья клеймили богохульников, сквернословов, дуэлянтов, распутников, содержателей кабаков; они осуждали использование табака, непристойные песни, чересчур открытые платья. При этом все средства борьбы были хороши: доносы поощрялись.
Но полностью оздоровить общественную мораль оказалось делом практически невыполнимым. В Париж съезжались молодые провинциалки в тайной надежде разбогатеть и стать куртизанками. В провинции торговали собой по большей части замужние женщины, даже имеющие детей, и вдовы; средний возраст проституток был выше, чем в столице. Большинство девушек снимали комнату и приводили клиентов к себе домой; редко они использовали дома свиданий на окраинах города. Своих кавалеров они находили в людных местах – в кабаках и на постоялых дворах, на ярмарках, возле церквей и казарм, даже в полях, лесах, садах и виноградниках. Установленных расценок не существовало, и бывало, что девушки отдавались за еду и вино или за квартирную плату. Впрочем, в те времена продажные женщины были в большей степени содержанками, чем проститутками в нашем понимании: как правило, у них имелся постоянный любовник, с которым они проводили время, вместе обедали, ходили на танцы и т. д. Многих девушек привлекали в такой жизни свобода, финансовая и моральная независимость, отсутствие подчинения родителям, мужу, опекуну и пр.
Власти пытались бороться с проституцией, карая гулящих тюремным заключением или изгнанием. Однако борьба больше велась на бумаге. В 1658 году Людовик XIV приказал сажать в тюрьму Сальпетриер всех женщин, уличенных в проституции, блуде или супружеской измене, пока специально назначенные священники или монахини не убедятся, что те раскаялись и исправились. Впервые в Европе тюрьма стала служить для отбывания наказания: прежде в нее заключали обвиняемых до начала процесса или осужденных на казнь или каторгу. С 1684 года проституток помещали в странноприимный дом – Hopital general – наряду с нищими и увечными: политика Короля-Солнце в этой области сводилась к изоляции «антиобщественных элементов». Однако заключение длилось не больше трех-шести месяцев. Изгнанию же подвергались только иногородние.
Все эти меры оказывались неэффективными, поскольку в обществе к проституткам относились снисходительно. Местные церковные и светские власти могли сделать «девушке легкого поведения» внушение, даже прогнать ее с квартиры или изгнать из прихода, но не заявляли на нее в полицию, если, конечно, она не вела себя чересчур вызывающе и не устраивала скандалов. В результате накануне Французской революции в Париже насчитывалось до тридцати тысяч «дешевых» проституток и до десяти тысяч «дорогих», то есть тринадцать процентов всего женского населения. В эту эпоху было опубликовано сочинение «Парижские серали, или Жизнеописания и портреты дам Пари, Гурдан, Монтиньи и прочих своден с описанием их сералей, интриг и проч.», в котором описывались столичные бордели и жизнь девиц, в том числе «содержанок самого высокого ранга».
Очень много женщин следовало за армией, что во Франции, что в других странах. Проститутки проникали в рады военных, нарядившись в мужское платье. В 1687 году был издан королевский ордонанс о военных лагерях: продажным девкам, застигнутым с солдатами на расстоянии двух лье от Версаля и лагерей на реке Эр, полагалось отрезать нос и уши. Ордонанс от 1 июля 1727 года запрещал любому военнослужащему, каков бы ни был его чин, брать на содержание развратную женщину под страхом тюрьмы или понижения в звании. Девок, захваченных «на месте преступления», изгоняли, а то и били кнутом. Те же, что распутничали с кавалеристами и драгунами, должны были провести три месяца в тюрьме, а затем в работном доме.
Но переодевались в мужское платье не только потаскушки: порой среди солдат оказывались «кавалерист-девицы», которых жизнь поставила в такие условия, что они решили пойти на войну, чтобы заработать денег. Против них никаких мер предусмотрено не было, хотя это и не приветствовалось. Впрочем, с середины XVII века во Франции один за другим появлялись романы о женщинах-воинах, служившие средством королевской пропаганды. Моду на такие сочинения ввела госпожа де Вильдье, опубликовав «Воспоминания о жизни Генриетты Сильвии де Мольер», за которыми последовали романы Барбена «Мемуары госпожи де Равезан» (1677), «Мемуары мадемуазель Дельфос» (1695) и «Мемуары графини де М.» (1697). Описываемые в них женщины-героини, в основном из далеких провинций, наряжались в мужское платье и записывались в армию Великого короля, чтобы служить Франции. В числе таких романов был и «Мушкетерская героиня, или Подлинная история мадемуазель Кристины, графини де Мейрак» Жана де Прешака; героиня романа была родом из Беарна. В реальной жизни таких героинь были единицы, и служили они в основном в армейских полках, а не в гвардии. После разоблачения их отправляли домой, выдав существенную денежную компенсацию.
Подобные истории заставляют задуматься о том, какие стандарты мужской и женской красоты существовали в «галантный» век. Женщина должна быть миниатюрной, с гладкой и прозрачной кожей, с тонкой талией, затянутой в корсет; загорелая девица кавалерийского роста (то есть 170 сантиметров и выше) с лицом, побитым оспой, вполне могла сойти за мужчину; даже отсутствие растительности на лице было легко замаскировать (с конца XVII века мужчины гладко брились, а волосы носили ниже плеч), а мужская одежда, более свободная, чем женская, скрывала все особенности женской фигуры. Нательные сорочки были длиннополыми и с длинными рукавами; в условиях войны спали часто не раздеваясь, к тому же в те времена мужчинам нередко приходилось спать на одной кровати, если, к примеру, на постоялых дворах не оказывалось свободных комнат, и они приобрели привычку не нарушать чужое интимное пространство. С другой стороны, мужчины, считавшиеся красавцами, были несколько женоподобны; в XVIII веке, во время балов-маскарадов, они нередко наряжались женщинами, а половая принадлежность знаменитого шевалье д'Эона, шпиона Людовика XV, до сих пор вызывает споры среди историков. Тальман де Рео рассказывает такую историю о куртизанке Нинон Ланкло. Однажды в компании маршала де Грамона она увидела симпатичного молодого человека – герцога де Навайля (будущего маршала Франции), который был еще не женат; он ей понравился, и она привела его к себе домой. После ужина Нинон уложила своего кавалера в чистую постель и велела ждать, однако тот, верно, сильно устал, потому что вскоре заснул. Дама забрала его одежду и ушла спать в другую комнату, а поутру надела его костюм, прицепила к поясу шпагу и ворвалась в спальню с громкими ругательствами. Навайль увидел перед собой разъяренного мужчину и, полагая, что это ревнивый муж, сказал, что готов дать ему сатисфакцию. Нинон весело рассмеялась.