Страница 35 из 74
Прежде чем идти в церковь, следовало опубликовать официальное уведомление о бракосочетании. После 1680 года дворяне довольно часто ходатайствовали о том, чтобы их избавили от этой обязанности: к тому времени обедневшие потомки славных родов не гнушались родниться с богатыми буржуа, однако не стремились объявлять об этом во всеуслышание.
В правление Людовика XIV было отменено право женщины выбирать себе мужа; в провинциях, где не было принято принижать роль женщины (например, в Бретани), этот запрет был воспринят весьма болезненно. Овдовевшие молодые помещицы нередко брали в мужья своих управляющих. Во время крестьянских восстаний 1675 года одним из требований, выдвигаемых повстанцами, было именно разрешить смешанные браки между дворянами и крестьянами, чтобы дворянка могла выбрать себе мужа-простолюдина.
Чувства в большей степени принимались в расчет у людей низшего сословия; буржуазия и аристократия заключали браки по расчету Брачный союз был союзом двух родов, двух состояний, которыми предстояло распоряжаться сообща и передать их по наследству. Епископ Люсонский (будущий кардинал Ришелье) выдал свою племянницу Мари Мадлен дю Пон де Курле замуж за господина де Комбале, разорвав ее помолвку с другим. Комбале, конечно, служил в мушкетерах, но главное – он был племянником королевского фаворита Альбера де Люиня. Этот союз просуществовал недолго: через два года Комбале был убит во время осады Монпелье; его вдова так больше и не вышла замуж. Еще одну свою племянницу, Клер Клеманс де Майе-Брезе – двенадцатилетнюю карлицу, к тому же помешанную, – кардинал пристроил за восемнадцатилетнего герцога Энгиенского – будущего Великого Конде (молодой герцог, влюбленный в Марту де Вижан, не был на собственной свадьбе, затем устроил трехнедельную голодовку и еще два года всячески пытался добиться развода, не прикасаясь к своей жене). Луи де Сен-Симон, ища руки одной из дочерей герцога де Бовилье, откровенно писал в своих мемуарах: «Я хотел жениться не на его дочери, которой в глаза не видел, а на нем самом». В конечном счете он пошел под венец с Мари Габриэль дю Дюрфор Делорж, старшей дочерью маршала Делоржа, мать которой, хоть и принадлежала к третьему сословию, обеспечила дочь порядочным приданым.
Брак был сделкой, оформленной по всем правилам, и сам этот расчет был одним из условий «честной игры». У маршала де Грамона был ординарец дю Тертр, который однажды попросил его содействия в похищении девицы. На вопрос маршала, замешана ли тут любовь, тот отвечал, что никоим образом, просто девица довольно богата. Тогда де Грамон посоветовал ординарцу похитить герцогиню де Лонгвиль, которая не в пример богаче, и прогнал его с глаз долой [17].
Впрочем, и сами дамы порой оказывались весьма предприимчивыми. Восемнадцатилетний Поль Франсуа Бенуа д'Эскубло, единственный наследник двух знатных родов (отца и матери), лишился своего отца, едва закончив военную академию, и был вынужден на некоторое время удалиться в фамильный замок, чтобы привести в порядок дела. Там он попался на крючок своей дальней родственницы и ближайшей соседки, которой к тому времени исполнилось тридцать пять лет и которая уже обладала большим опытом в любовных делах и гораздо менее солидной репутацией. Юнец попался в ловко расставленную ловушку: соседка залучила его в гости, спрятав в соседней комнате нотариуса. Его матери с большим трудом удалось добиться, чтобы подписанный брачный договор признали недействительным; соблазнительница удалилась в монастырь, а Поль д'Эскубо поступил во вторую роту королевских мушкетеров и погиб при Неервиндене двадцати четырех лет от роду.
Антуан Фюретьер (1620-1688) в своем «Буржуазном романе» приводит шуточный «тариф», в котором обозначено, на какого жениха может претендовать невеста в зависимости от своего приданого. Низшая ступень – две-шесть тысяч ливров: на это позарится разве что судебный пристав, стряпчий, сержант; высшая – шестьсот тысяч ливров: тут уж подавай председателя парламента, настоящего маркиза, сюринтенданта или даже герцога и пэра.
Но этот «прейскурант» действовал в Париже. Когда отец д'Артаньяна, Бертран де Кастельмор, женился на Франсуазе де Монтескью, ее отец, бывший офицер французской гвардии, дал в приданое за дочерью всего 1600 ливров: у него были и другие дети, которых предстояло пристроить. Впоследствии Бертран разорился и погряз в долгах, однако сумел выдать всех трех своих дочерей за отпрысков местных дворянских родов. Сам д'Артаньян, еще будучи поручиком мушкетеров, сделал просто невероятную, сказочную партию, женившись на Анне Шарлотте Кристине де Шанлеси, баронессе де Сент-Круа – дочери сельского дворянина и бездетной вдове капитана кавалерии, убитого при осаде Арраса. Состояние баронессы оценивалось более чем в восемьдесят тысяч ливров: помимо баронства Сент-Круа, приобретенного ее отцом Шарлем де Шанлеси в 1626 году, она располагала шестьюдесятью тысячами ливров ренты от герцога д'Эльбефа, восемнадцатью тысячами ливров наследства от дяди и прекрасной мебелью стоимостью в шесть тысяч ливров. Пятого марта 1659 года в Лувре был заключен брачный договор, на котором стояли подписи Людовика XIV, Мазарини, Антуана де Грамона – герцога и пэра, маршала Франции, и Франсуа де Бемо – губернатора Бастилии. А через месяц пара торжественно обвенчалась в парижской церкви Сент-Андре-дез-Ар; свидетелем со стороны жениха выступал его верный друг Бемо. Опытная баронесса позаботилась о том, чтобы брачный договор был составлен «правильно»: в совместное владение супругов перешла сумма в тридцать тысяч ливров, а также меблировка замка, находившегося в ее владении; баронство Сент-Круа оставалось в личной собственности Шарлотты, а ее супруг мог оставить за собой доходы от своих должностей… что в общем-то не было подарком, поскольку на эти доходы он содержал свою роту. Свои личные расходы, равно как и долги, сделанные до брака, д'Артаньян должен был оплачивать из собственного кармана, а в случае его смерти вдове полагались четыре тысячи ливров ренты, обеспечиваемые нынешним и будущим движимым и недвижимым имуществом супруга.
Семейная жизнь д'Артаньяна отнюдь не была счастливой. Во-первых, он не мог наслаждаться домашним уютом, поскольку постоянно находился в разъездах по делам службы и лишь изредка наведывался в Сент-Круа, родовое имение жены, чтобы уладить кое-какие дела. Впрочем, он и не рвался к своей жене, которая не была молода и красива, да к тому же обладала мстительным и сварливым характером и обожала судиться со своими родственниками. Во-вторых, сам мушкетер как супруг тоже был не подарок: его ветреность, легкомыслие, мотовство и романы на стороне быстро отвратили от него жену, которая покинула Париж уже через несколько месяцев семейной жизни. В 1665 году она отказалась от совместного владения имуществом, чтобы сохранить за собой все, чем владела до вступления в брак. Проживая в Шалоне, она и узнала о смерти своего супруга во время осады Маастрихта.
Несчастливая семейная жизнь была нормой. По мнению госпожи де Ментенон, морганатической супруги Людовика XIV, две трети людей несчастливы в браке. «Любовь можно унести с собой в могилу, но она не перешагнет порога церкви, – писала госпожа де Скюдери, горько заметив: – Женятся, чтобы ненавидеть». Монтень в целом был с ней согласен: «Женятся не для себя, а больше для потомства, для своей семьи… Хороший брак отвергает наличие любви…»; а католические проповедники добавляли: «Нет ничего более недостойного, чем любить супругу как любовницу».
Отношение к женщине было предвзятым, во многом продиктованным религиозной установкой о том, что именно женщина стала причиной грехопадения человека. Врач и философ Марен Кюро де ла Шамбр (1594-1669), занимавшийся и оккультными науками, считал, что женский темперамент подвластен влиянию холода и сырости. «Будучи холодна, она слаба и, следовательно, робка, малодушна, подозрительна, недоверчива, хитра, скрытна, льстива, лжива, обидчива, мстительна и жестока в своей мести, несправедлива, скупа, неблагодарна, мнительна. Сырость же порождает то, что она переменчива, легкомысленна, неверна, нетерпелива, легковерна, жалостлива и болтлива».
17
В начале 1600-х гг., в правление Генриха IV, похищение девиц на выданье приводило к возникновению настоящих войн между кланами, что требовало военного вмешательства короля.