Страница 61 из 166
Когда наше сознание обращено на главную цель жизни, и мысли наши заняты главным предметом как в делах, так и в удовольствии, то мы никогда не окажем в себе принужденности или неестественности, ибо тогда мы не можем учиниться виновными в оной: но когда мы даем страсти к похвалам необузданную свободу, то удовольствие, находимое нами в мелких совершенствах, похищает у нас то, что по справедливости следует нам за великие добродетели и почтенные качества. Как много пропадает превосходных речей и честных поступков от того, что мы не умеем быть равнодушными там, где должно! Люди удручаются напряжением внимания к способу каким говорить или действовать, вместо того, чтобы направлять свои мысли к тому что должно им сделать или сказать, и таким образом уничтожают способность к великим делам посредством своей боязни проступиться в вещах маловажных. Может быть, этого и нельзя назвать принужденностию, но тут есть некоторая примесь оной; по крайней мере она столько примешивается к сему, сколько боязнь их ошибиться в том, что не заключает в себе никакой важности, доказывает, что они ощутили бы слишком много удовольствия, исполнив то надлежащим образом.
Только посредством совершенного невнимания на самого себя в таких мелких подробностях человек может действовать с похвальною самоуверенностию; тогда сердце его устремлено к одной точке, которая у него в виду, и он не делает ошибок, потому что почитает ошибкою одно то, в чем он уклоняется от сего намерения…
Я окончу сей листок коротеньким письмом, написанным от меня на этих днях к одному весьма остроумному человеку, который в сильной степени подвержен изображенному здесь недостатку.
М.Г.!
На днях я провел несколько времени с вами и должен, как друг, сказать вам о нестерпимой неестественности, которая сопровождает все, что вы ни делаете и ни говорите. Когда я намекнул вам на это, то вы спросили у меня: неужели должно быть равнодушным к тому, что друзья наши об нас думают? Нет; но похвала не должна быть нашим ежеминутным увеселением: надеющийся ее должен уметь отлагать наслаждение оною до некоторых пристойных периодов жизни или и до самой смерти. Если вы хотите лучше заслуживать похвалу, нежели только быть хвалимы, то презирайте мелкие достоинства и не допускайте никого до дерзости хвалить вас в глаза. Сим средством ваша суетность лишится своей пищи. В то же время страсть ваша приобретать уважение будет полнее удовлетворяться; люди будут хвалить вас своими поступками; на одно приветствие, слышимое вами теперь, вы увидите тогда двадцать учтивостей, а до тех пор вы никогда не получите ни того, ни другого, кроме следующего:
М.Г.
ваш покорный слуга, и пр.».
Глава XIII.
«Молодая девица, вступая в свет, имеет открытый путь к счастию»{1}
С шестнадцати лет девушка начинала «выезжать» в свет и могла быть допущена на «взрослые» балы.
До этого возраста молодые дворянки получали или домашнее образование, или обучались в частных пансионах. Смольный институт благородных девиц и Екатерининский институт, привилегированные закрытые учебные заведения были доступны немногим.
«Мужчина имеет многие и различные назначения, женщина имеет одно только: вступать в замужество»{2}. Чтобы стать привлекательной невестой, девушка должна была разговаривать на одном-двух иностранных языках, уметь танцевать, держать себя в обществе. Обязательными для хорошего воспитания девушки считались уроки рисования, музыки, пения. Желательно было получить какие-нибудь знания по истории, географии, словесности. Однако считалось неудобным для девицы подчеркивать свой серьезный интерес к науке.
Примечательны письма Жозефа де Местра к дочерям:
«Ты хорошо знаешь, милая моя Адель, что я не враг просвещения, но во всех вещах надобно держаться середины: вкус и образование — вот то, что должно принадлежать женщинам. Им не надобно стремиться возвысить себя до науки, и не дай Бог, чтобы заподозрили их в таковой претензии»{3}.
«Когда девица хорошо воспитана, послушна, скромна и набожна, она вырастит детей, которые будут похожи на нее, а это и есть величайшее в свете творение. Ежели не выйдет она замуж, то, обладая всеми сими внутренними достоинствами, она так или иначе принесет пользу окружающим. Что касается науки, то для женщин дело сие чрезвычайно опасное… Суди сама, что станется с той юной девой, которая захочет взобраться на треножник и вещать с него! Кокетку выдать замуж легче, нежели девицу ученую…»{4}.
Не приветствовалось также чтение газет и журналов. «Мне чрезвычайно хотелось подойти к столу на котором лежат газеты и журналы, но дамы к нему не подходят, хотя комнату, в которой он поставлен, проходят беспрестанно. Таково тиранство обыкновения!»{5}
Пройдет немного времени — и «тиранство» сменится снисходительным отношением ревнителей хорошего тона к «дамским разговорам» о политике. «Я доволен, что ты говоришь со мной о политике и следишь за газетами, — пишет А. Я. Булгаков дочери в 1835 году. — Смешно, если у женщины только это в голове, и она постоянно говорит об этом; но и стыдно не вставить своего словечка, когда говорят о событиях в Европе, и тебе это будет очень полезно в случае, если будешь когда в Петербурге»{6}.
Не поощрялся интерес девиц и к чтению романов.
«Жалею, что ты потеряла время над Кларисою [52]… Укажите мне женщину, которая любит романы; я докажу вам, из всей связи ее мыслей и поведения, что у нее пустая голова и еще пустее сердце», — писал М. Сперанский дочери{7}.
«Начитавшись романов, женщины стремятся к воображаемому счастью, судят обо всем ложно, вместо чувств питают фантазии и делаются жительницами вымышленного мира»{8}.
«К несчастию, романы бывают любимым чтением многих молодых женщин, однако же ничто столько не портит их сердца, разума и даже счастия… Сколько я сама знаю таких женщин, которые, будучи обворожены сими баснями, недовольны были ни людьми, ни судьбою; вздыхали о вымышленном счастии, принимали ложные мнения, подвергались излишней чувствительности и делались обитательницами мечтательного мира, были навсегда для нас уже потеряны{9}.
«Многие матери семейств говорят, что чтение не только не нужно девицам, но еще и вредно. Давно сказанное я повторю здесь: книги могут быть друзьями и наставниками, равно как развратителями и злодеями нашими. Благоразумные родители должны наблюдать над чтением детей своих, а не проклинать книг… Добрая мать обязана подавать благочестивые примеры дочерям своим; должна поселять в них охоту к чтению здравомыслящих писателей; учить извлекать из книг пользу; например, чтобы они, прочтя книгу, написали содержание оной; прибавили бы к тому свое о ней рассуждение; сделали бы замечание на красоты и погрешности слога. Такое чтение было бы весьма полезно и приятно для молодых девиц, а матери могли бы тогда судить о склонностях, понятиях и способностях дочерей своих. Не многое, но прилежное хороших книг чтение, освещенное благоразумием родителей может принести пользу»{9}.
О пользе «серьезного чтения» пишет в 1839 году своей дочери из Сибири декабрист А. Ф. Бриген: «Не думайте, моя дорогая и любимая Мария, что ваше образование окончено, что вам делать более нечего. Напротив, только теперь для вас начинается воспитание в свете, следующее за воспитанием в школе. Теперь вы должны работать сами над совершенствованием своего ума и духа, читайте хорошие книги, упражняйтесь в искусстве, ведите свой дневник, пишите сочинения и литературные упражнения, и ваше время будет употреблено с пользой»{10}.
«Есть еще два дарования, которых обыкновенно не ставят наряду с прочими, ибо и в самом деле они заслуживают лучшее название: дар приятно говорить и хорошо писать письма… Остроумие и чувствительность наилучшие украшения писем, почасту бывают уделом женщин; а к сему должно еще присовокупить ту непринужденность, без которой нет ничего прекрасного. Старайся также, сколько возможно, украшать письма твои разнообразием предметов; сколь много знаю я таких женщин, которые старательным и мелким почерком исписывают целые четыре страницы, а приятельница их с великим трудом, прочитав письмо сие, узнает из оного то, что уже давно знала: что она горячо любима, и что ее отсутствие всякую минуту делается несноснее. Лучше совсем не писать, или в нескольких словах известить о своем здоровье, и о постоянной дружбе, нежели напрасно терять время и бумагу»{11}.