Страница 31 из 128
Так назревавшая, казалось бы, катастрофа обернулась новым триумфом Агриппы. В Палестину он возвращался не только обогащенным — к нему отошли Иудея и Галилея, бывшие владения изгнанного Ирода Антипы, — но и упрочившим свое положение. Агриппа осознавал: после того как он собственными руками посадил на трон нынешнего цезаря, никто и ничто не решится встать у него на пути.
Можно только предполагать, какие планы по возвеличиванию рода Иродов лелеял в своей душе молодой царь. Он поддерживал партию строгих фарисеев, в угоду им казнил святого Иакова и казнил бы Петра, ибо, как сказано в Деяниях апостолов, «видел же, что это приятно Иудеям» 12 .
После трех лет своего безраздельного правления Ирод Агриппа в окружении пышной свиты появился в кесарийском цирке. Он встал, чтобы поприветствовать толпу, солнце сияло на его парчовых одеждах, и царские подхалимы начали кричать, что устами Агриппы вещает не человек, но бог. И вдруг тело его содрогнулось от какой-то непонятной внутренней боли, он упал, и царедворцы поспешили унести своего повелителя во дворец. Спустя пять дней он скончался. В то время сын его — будущий Агриппа II, тот самый, перед которым Павлу предстояло держать речь в защиту христианства, — находился в Риме. Юноше было всего семнадцать лет.
Эта внезапная смерть, должно быть, огорошила Павла и его единомышленников. О том, какую сенсацию произвело известие о гибели Агриппы в стане христиан, можно судить уже по тому, сколько места отведено этому событию в Деяниях апостолов. Неизвестно, как бы сложилась история апостольской церкви, если бы Агриппа не умер. На тот момент он составлял самое серьезное препятствие на пути развития христианства. И вот — без всяких знамений и предупреждений — эта преграда оказалась устраненной.
Я пытался представить себе, какое положение занимал Павел в Антиохии через несколько лет после описанных событий. Фарисеи ненавидели его лютой ненавистью, прозелиты обожали, а умудренные жизнью греки и римляне воспринимали с пренебрежительной улыбкой всепрощения. Да стоит ли волноваться из-за очередного странствующего проповедника непонятного нищего бога. И что такое еще один бог в глазах блестящей, искушенной Антиохии! Греко-римский мир благосклонно воспринимал новых богов, в Риме так и шутили: «Чем больше, тем веселее». С одной существенной оговоркой — пока боги не вмешивались в политику. Гиббон исключительно метко охарактеризовал это отношение, когда заметил, что «народ почитал различные виды культов, господствовавшие в Римском мире, одинаково истинными; философы — одинаково ложными; а городские власти — одинаково полезными».
Именно в Антиохии, на родине метких прозвищ и модных словечек, родился термин «христиане» для обозначения членов ранней церкви. Кто, хотелось бы знать, впервые употребил это слово и по какому поводу?
Во всяком случае, это точно был не еврей, поскольку у евреев уже существовало название для последователей Христа — «назареи». Так же маловероятно, чтобы термин родился в среде самих первых христиан, поскольку те называли себя «учениками», «братьями» или «верующими». Получается, таким образом, что словечко это придумал, скорее всего, некий грек, который был наслышан о новой вере и перенес имя Иисуса Христа на всех его последователей.
Не исключено, что впервые это слово использовал какой-то римлянин, представитель имперских властей в Антиохии (и надо думать, в уничижительном смысле), подобно тому, как последователей Цезаря называли «кесарианами», Помпея — «помпеянами», Ирода — «иродианами». Так и представляю себе, как некого легионера отрывают от игры в кости и направляют на улицу, где разгорелась очередная потасовка между ортодоксальными евреями и представителями новой секты.
— Опять эти христиане! — наверное, проворчал этот страж порядка, не ведая, что своими словами творит историю.
В пятницу, мусульманский день отдыха, женщины Антиохии выбираются обычно за город, чтобы там, под сенью абрикосовых деревьев, спокойно посидеть на травке и обсудить последние новости. Как правило, мужчины на эти сборища не допускаются, так что дамы пользуются редкой возможностью походить с открытыми лицами.
Пока дети бегают вокруг и собирают букетики полевых маков и анемонов, женщины усаживаются кружком и углубляются в свои разговоры. Если же вдалеке — в поле или на холмах — покажется мужской силуэт, то в женских рядах происходит внезапный переполох, и в мгновение ока беспечные болтушки превращаются в кучку черных призраков, с ног до головы укутанных в свои покрывала. Посторонние мужчины не могут и мечтать увидеть лица арабских женщин. На малейший сигнал тревоги здесь реагируют со скоростью оленьего стада.
В этом я смог убедиться на собственном опыте. Когда я проходил по полю, то глазам моим предстала группа черных призраков, рассевшихся на травке. Однако оглянувшись с соседнего холма, я с удивлением увидел, вернее, угадал издали, что все лица снова открыты. Мне подумалось, что эти женские покрывала — великая защита от всего неприятного и уродливого. Я припомнил замечание знакомого турка, который сообщил мне по секрету, что все мужчины испытали шок, когда женщины после революции открыли лица.
На холм меня привело не праздное любопытство, я намеревался посетить знаменитую пещеру святого Петра. Ключ от нее я получил от монаха-капуцина, на чьем попечении находилась добрая половина из семи тысяч антиохийских христиан. Маленький капуцинский монастырь расположился на берегу Оронта. Если встать на его террасе и посмотреть вдаль — через плоские крыши домов, через купола и минареты мечетей, — взгляд упрется в склон горы Силпий. Вручивший мне ключ монах был разговорчивым, грубоватым мужчиной, в чьем дородном теле жила, по всей видимости, мягкая и добрая душа. Во всяком случае, газель, которая следовала за ним по пятам, совершенно его не боялась.
— Ах ты нахалка! — громоподобным голосом вскричал монах. — Ну, ты сама напросилась. Придется тебе напомнить, что такое хорошие манеры!
И он осторожно попытался отпихнуть от себя любопытное животное, которое жевало край его сутаны. Однако попытка оказалась тщетной и, судя по всему, лишь разозлила газель. Наклонив очаровательную головку, она бесстрашно атаковала человеческую тушу, но запуталась своими маленькими рожками в толстом шнуре, повязанном у монаха на поясе. С учетом разницы в росте и пропорциях противников выглядело это комично. Монах, поколебавшись, легонько пнул озорницу обутой в сандалию ногой. В ответ газель возмущенно мемекнула, звонко процокала по каменным плитам комнаты и скрылась в залитом солнцем монастырском саду.
— Итак, ключ я вам дал, — произнес монах. — Вы, наверное, хотели бы услышать историю этой пещеры, но, увы, тут я мало чем могу помочь. Происхождение пещеры скрыто в тумане безвестности — как, впрочем, и всех остальных христианских реликвий в Антиохии. Мы полагаем, что в далекую эпоху святых Петра и Павла пещера служила тайным местом встреч антиохийских христиан. В те годы здесь была церковь, но долгие столетия она не использовалась…
Пещера находилась высоко в горах — ныне безлюдных, но во времена Римской империи густо заселенных и застроенных многочисленными домами. Для их обеспечения водой были устроены специальные резервуары, вода из которых поступала по прорубленным в скалах туннелям. Я прошелся по одному из этих древних туннелей длиной примерно в пятьдесят ярдов. Здесь почти везде можно было передвигаться не сгибаясь. Сопровождавший меня молодой араб обратил мое внимание на гладкую, отшлифованную водой поверхность канала. Когда мы прошли весь туннель насквозь и снова вышли на белый свет с противоположной стороны, юноша выудил из кармана пригоршню позеленевших монет.
— Антика, — похвастался он.
Я с интересом разглядывал полустертые изображения давно умерших императоров. После дождей или же в сезон пахоты случается, что антиохийская земля выбрасывает на поверхность такие монеты, как море пустые раковины.