Страница 108 из 128
Затем он взял табличку и написал письмо прокуратору, в котором обрисовал в общих чертах возникшую проблему. Легкий оттенок самодовольства ощущается даже сейчас, по истечении веков.
«Я, пришед с воинами, — пишет он, — отнял его, узнав, что он Римский гражданин». Надо думать, Лука слышал, как это письмо зачитывалось в суде, или же имел на руках его копию. Ибо никто, восстанавливая подобное послание по памяти, не смог бы воссоздать эту атмосферу полуправды.
Запечатав послание, Лисий передал его начальнику эскорта. И в третьем часу ночи кавалькада всадников под прикрытием копейщиков прогрохотала по улицам спящего города. Они выехали на дорогу, которая спускалась с Иерусалимских высот в долину Шарона.
За ночь они проделали тридцать пять миль по холмам, направляясь к Антипатриде. Ехать приходилось по местности, кишевшей бандитскими шайками. Вот почему Лисий отправил апостола под усиленным конвоем. Однако когда кавалькада добралась до города Антипатрида (современный Рош ха-Аин), стоявшего на самом краю равнины, опасность засады практическим миновала. Посему две сотни копейщиков вернулись в Иерусалим, предоставив Павлу в сопровождении кавалерийского эскорта самостоятельно проехать двадцать семь миль до Кесарии.
Свежим прохладным утром я отправился на станцию. Отсюда началось наше путешествие через долину Шарон, затем через Синайскую пустыню до местечка под названием Кантара-Восточная, куда приходит каирский экспресс. Заняв место в купе, я занялся тем, чем обычно занимаюсь в поездках, — стал смотреть в окно. Справа лежало Средиземное море. Оно было так близко, что при желании я мог бы бросить в него камень (если бы таковой оказался у меня под рукой). Слева тянулись бесконечные холмы, между них проходила песчаная дорога, по которой брели караваны верблюдов: мерно ступая, они несли свой груз в Хайфу.
Мы миновали массивные развалины замка Атлит, этого средневекового Замка паломников. Его золотистые стены и бастионы поднимались прямо из моря, и волны который век бились о древние камни, окатывая облаком брызг стены крепости.
Примерно через час наш поезд прибыл на маленькую станцию Беньямина. Перрон отсутствовал, железнодорожные пути пролегли прямо по песку. Это было сплошное царство песка: песчаные просторы тянулись во все стороны, лишь на востоке переходя в невысокие холмы. Сама станция имела весьма непритязательный вид: несколько деревянных навесов и столбы, к которым были привязаны сидящие верблюды. Выяснилось, что я единственный пассажир, которому вздумалось выйти в Беньямине. Ко мне тут же направился молодой светловолосый англичанин в форме сержанта полиции. При ходьбе он слегка постукивал стеком для верховой езды по своим голубым крагам. Поодаль стоял констебль, держа в поводу двух лошадей, одна из которых оказалась великолепной арабской кобылой белого цвета.
— Доброе утро, — поздоровался сержант. — Сегодня нас ожидает жаркий денек. Нам понадобится не меньше часа, чтобы добраться до Кесарии.
Мы подошли к лошадям. В сторонке стояла — под изучающими взглядами группы молчаливых арабов — нелепого вида тележка, запряженная парой мулов. По сути, это был деревянный ящик, поставленный на четыре колеса, который сейчас можно увидеть лишь в старомодных фильмах. Тележка была снабжена полотняным навесом, защищающим пассажира от палящих лучей солнца. На узкой лавке сидел возница — огромный польский еврей в рубашке без пиджака.
Сержант окинул меня оценивающим взглядом и деликатно откашлялся.
— Прошу прощения, — начал он и умолк.
— В чем дело? — поинтересовался я.
— Видите ли, я почему-то решил, что вы джентльмен преклонных лет, — пояснил он. — Потому и распорядился насчет тележки. Верхом мы могли бы проделать путь гораздо быстрее.
Я молча вскарабкался на злополучную тележку, которая отозвалась жалобным стоном своих подагрических суставов. Возница прикрикнул на мулов. Те с видимым усилием сдвинулись с места, и мы медленно потащились вдоль железнодорожной линии. Сержант и констебль играли роль конного эскорта, пристроившись по обеим сторонам нашего экипажа. Я поинтересовался у сержанта, кто по национальности констебль — араб или еврей?
— Еврей. Тоже очень хороший парень.
— А для чего нужно полицейское сопровождение в Кесарии?
— Видите ли, здесь все-таки глухая местность. Хотя, на мой взгляд, опасаться нечего. Здешние арабы отличные люди и никогда не создавали никаких проблем. Тем не менее вы первый европеец, пожелавший посетить Кесарию за последние три года. И я подумал, что будет спокойнее, если я сам пригляжу за вами.
Миниатюрные горные хребты, сложенные из золотого песка, тянутся вдоль всего палестинского побережья — от пограничного Рафаха почти до Хайфы. Дюны, протянувшиеся почти на сотню миль, образованы песком, принесенным из Египта и Синайской пустыни. Сэр Флиндерс Петри рассказывал мне об открытии, которое он сделал, исследуя местные дюны. Оказывается, в отдаленные времена данная местность представляла собой подобие Ривьеры: здесь стояли прибрежные города, окруженные пальмовыми рощами. Если бы удалось реализовать программу ирригации и озеленения, то наступление песков можно было остановить, и пустынная ныне местность вновь обрела бы прежний цветущий вид.
Пока же мои впечатления от поездки в Кесарию сводились больше к неприятным ощущениям: слепящее солнце, унылые изгороди из кактусов, тощие верблюды, бедуины, которые приводят к редким источникам огромные отары овец на водопой, а также нескончаемый скрип нашего допотопного экипажа, время от времени увязавшего в мягком песке.
Кесария располагается примерно в пяти милях от железнодорожной станции. Она по-прежнему носит древнее имя, хотя арабы предпочитают называть ее Кайзерией.
Первым признаком того, что мы приближаемся к Кесарии, стал голубой проблеск Средиземного моря на горизонте. Затем обозначилось некое подобие дороги, проложенной между стенами из коричневого камня. Ура, мы на верном пути! Местность вокруг была усеяна грубо обтесанными обломками песчаника, по виду напоминавшего окаменелую губку. До меня не сразу дошло, что это — остатки строений древней Кесарии. По пути нам встретилась маленькая арабская деревушка, откуда выскочила дюжина чумазых ребятишек. При виде нашей процессии они с громкими криками бросились врассыпную — будто увидели самого дьявола. Деревня представляла собой скопление крохотных домиков с плоскими крышами, кучи сараев и парочки непременных мечетей. В стороне, на песчаном пляже, виднелись полуразрушенные стены.
— Ну наконец-то прибыли, — сказал сержант. — Вот ваша Кесария.
Пока мы расседлывали и устраивали на отдых лошадей и мулов, вокруг собралось почти все население деревни — несколько сотен мужчин. Закутанные в чадру женщины толпились на крышах домов или боязливо выглядывали из приоткрытых дверей. Правящая верхушка Кесарии была представлена тремя молодыми стройными арабами, настолько похожими друг на друга, что я их различал лишь по одежде. Один из братьев был одет в рубашку и обычные брюки, на другом вместо брюк были бриджи для верховой езды, однако сапоги (как и любая другая обувь) отсутствовали. Третий радовал взгляд традиционной полосатой галабией. После обмена рукопожатиями братья объявили, что почтут за честь принять иностранного гостя в своем скромном жилище. Насколько я понял, нас приглашали на маленький семейный обед, который состоится в любое удобное для нас время. Мы отвечали в духе местной куртуазии: мол, почтем за честь. Ничто не доставит нам столько радости, как возможность воспользоваться гостеприимством любезных хозяев. После этого мы снова обменялись крепкими мужскими рукопожатиями и разошлись по своим делам.
Я отправился исследовать Кесарию. Вернее сказать, те несколько разрозненных поваленных камней, которые остались от некогда величественного города Римской империи. Великолепный порт, гордость Кесарии, превратился в каменистую бухту с каменным пирсом, торчавшим в отдалении. Прохаживаясь по побережью, мы набрели на руины римского театра, высеченного в скале. Скорее всего, это был небольшой одеон, от которого осталось лишь несколько закругленных рядов с сидениями. Римские колонны, которые, несомненно, когда-то стояли здесь, давно уже перекочевали во дворы арабской деревни.