Незримые узы

— Кроме того… — голос Ким упал.

Что — кроме того? Аликс хотела объяснения. Она по-прежнему любит Тонио? Это предположение, решила Аликс, наиболее вероятно и очень походило на ее собственную одержимость Сэмом.

— Послушай, Ким. Я знаю, что значит погрязнуть в такого рода отношениях. Я сама находилась в подобной ловушке долгие годы. Тот человек — отец Саманты — не очень-то отличается от Тонио: жестокий, властный. Но в нем было что-то такое… — рассказывая, Аликс начинала осознавать правду о себе самой яснее, чем когда бы то ни было. — Он воздействовал на темные стороны моей души. Он оскорблял меня — не физически, а морально. Он оскорблял мое доверие, мою любовь. Но какой бы разрушительный вред он мне ни наносил, какая-то часть меня требовала еще большего. В определенном смысле я сама хотела быть жертвой. Образно говоря, когда он живьем сдирал с меня кожу, я ощущала, что живу! Что ж, такие ощущения могут возбуждать с сексуальной точки зрения, но это опасно. Проигрышная ситуация. Поверь мне, Ким, я прошла через это. Я знаю все притягательные стороны и риск подобных отношений: в лучшем случае ты просто будешь жить его жизнью, а не своей, в худшем — можешь погибнуть. Извлеки урок из моего опыта.

Аликс смягчила тон, потому что Ким снова плакала.

— Я не хочу сказать, что разрыв — простая штука, но ты должна через это пройти — даже не ради себя, а ради своих детей. Ты же не хочешь, чтобы они росли в той атмосфере! Пусть их окружает свет, а не тьма. Подумай о моих словах, когда вернешься домой; я знаю, ты сделаешь верный шаг при первом же удобном случае. Скоро ли ты снова приедешь в Нью-Йорк?

— Мы проводим август в особняке на Лонг-Айленде. Ежегодно устраиваем там грандиозный бал.

— Дети приедут с вами?

Ким кивнула, блестя глазами.

— Прекрасно! Тогда все, что тебе нужно будет сделать, это, приземлившись в аэропорту Кеннеди, схватить детей и бежать прямиком в мой офис. Ты по-прежнему гражданка США, Ким! У тебя есть свои права. И запомни: я все время буду рядом. Мой муж тоже, а он влиятельный человек. Тонио ни черта не сможет сделать! Мы добьемся развода, ты получишь опеку над детьми. А потом начнешь самостоятельную жизнь — для разнообразия. Свобода, Ким! Ты только подумай: свобода распоряжаться собственной жизнью!

— Собственной жизнью… — повторила Ким и затрясла головой: — Как я смогу жить собственной жизнью — вообще жить! — если я даже не знаю, кто я? Я обдумаю твой совет, Аликс, но мне нужна передышка. Я должна узнать хоть что-то о себе самой! Кто я… Посмотреть, как я буду обходиться без мамы… Поэтому я и пришла к тебе. — Она глубоко вздохнула. — У меня где-то есть брат-близнец, человек одной со мной плоти и крови. Семья, которой меня лишили. Я смотрю на своих близнецов и вижу, как они близки между собой, и теперь понимаю, что именно этого мне и не хватало в детстве. Я хочу, чтобы ты нашла моего брата, Аликс, мою вторую половинку! Только тогда я смогу стать полноценной личностью.

Аликс поняла ее.

Это работа для частных детективов, объяснила она Ким. У нее есть на примете отличное агентство. Но сначала ей понадобятся все сведения, какими располагает Ким.

Аликс протянула ей блокнот.

— Напиши все, что относится к делу.

Ким не могла накарябать ничего, кроме своей предполагаемой даты рождения в Сан-Диего и того факта, что в раннем детстве ее крестил в церкви «какого-то святого или чего-то там еще» священник по фамилии О'Доннелл.

— Негусто… — заключила Аликс. — Но ничего, я надеюсь, и это поможет: близнецы все-таки нечасто рождаются. Я займусь этим сегодня же! Кстати, а как я смогу с тобой связаться в случае чего? Удобно ли звонить тебе домой?

— Нет… нет! — У Ким даже глаза расширились от испуга. Она нацарапала в блокноте еще пару строчек. — Можешь вложить в конверт с этим адресом любое сообщение для меня.

— Максим Брюнель, — прочла Аликс. Это имя ничего ей не говорило. Наверное, кто-то из доверенной обслуги…

Билл и Аликс посмотрели по телевизору десятичасовые новости, выпили чаю, зашли перед сном к детям, после чего Билл отправился в спальню, а Аликс вернулась на кухню: ей там всегда лучше всего думалось.

События дня растревожили ее — не только излияния Ким, но и нежелательное самокопание в своих отношениях с Сэмом. Она вспомнила вопрос, заданный Биллом. Фрейдовский вопрос.

В самом деле, чего же хотят женщины?Чего хочет сама Аликс? Она не могла бы ответить, чего хочет даже от собственного мужа!

С того дня, проведенного с Сэмом, Аликс постоянно чувствовала свою вину: зачем она это сделала? Зачем поставила под удар свой брак, прыгнув в постель к этому змию-искусителю?

Аликс во всем винила себя: если бы она любила Билла сильнее, она бы ни за что не изменила ему! Но и если бы он в свою очередь (она не могла избавиться от этой мысли) любил ее больше, если бы он обожал ее, восхищался ею, заставлял ее чувствовать себя принцессой, — она бы не поддалась соблазну.

Каким бы негодяем, лицемером и тираном ни был Сэм Мэттьюз, он удовлетворял ее потребность чувствовать себя любимой, чего нельзя было сказать о муже.

Правда, Сэм добивался этого, не брезгуя ложью… в то время как Билл был безнадежно честен: не уклонялся от уплаты налогов, не прихватывал полотенца из гостиничных номеров, не грешил против истины — даже в суде…

Он был самым благоразумным мужем на свете, хотя иногда Аликс казалось, что такое высоконравственное поведение объясняется не только внутренними моральными принципами, но и опасением повредить своей политической карьере.

Короче говоря, он не был романтическим героем, которого Аликс всю свою жизнь так страстно желала встретить.

Не в его характере было демонстрировать пылкую любовь, неугасимую страсть, стремление бросить к ногам Аликс все сокровища мира… У Билла были своя жизненная программа, свой стиль поведения. В самые интимные моменты, находясь на верху блаженства, он мог в порыве энтузиазма пробормотать что-то вроде: «О Боже, ты великолепна!» В остальное же время самым нежным обращением, которое он употреблял по отношению к ней, было, пожалуй, рассеянное «милая» или «дорогая». Она безуспешно пыталась вспомнить, признавался ли он ей когда-нибудь в любви теми словами, которые именно это и подразумевают — всего тремя: «Я люблю тебя». Так о чем вообще и говорить!

Он никогда не произносил эти слова, потому что никогда так не чувствовал.

Но он был физически привлекательным, хорошим мужем и отцом, который не заслуживал предательства со стороны собственной жены.

Так чего же хотят женщины? Будь она проклята, если знает!

Она поставила грязные чашки в раковину и пошла спать.

Билл еще не спал и читал Гора Видала. Что ж, по крайней мере, не статью об этом чертовом бейсболе…

Она начала раздеваться, зная, что он наблюдает за ней краешком глаза. Потом он закрыл книгу и, сняв очки, положил их на ночной столик.

— Ненавижу, когда мы цапаемся, — заметил он. — Пустая трата энергии. Давай-ка лучше иди ко мне… Обнимемся и займемся более приятными вещами.

Чувствуя угрызения совести за свои недавние мысли, Аликс скользнула в кольцо его знакомых, родных рук, и они с воодушевлением приступили к выполнению его предложения.

Что бы там ни было, они оба получали наслаждение друг от друга. По крайней мере, до сих пор они им не пресытились.

Позднее, когда он лежал на спине, заложив руки за голову, Аликс показалось, что он выглядит чем-то озабоченным.

Наверняка это из-за нее. Он ведь славный человек, отзывчивый в глубине сердца… И не мог не понимать, как она разволновалась по поводу Ким. Ладно, пусть он не слишком прислушивается к ее упрекам, но такой уж у него характер! И она действительно крутовато с ним обошлась.

Легкая тень пробежала по его лицу.

— О чем ты задумался, Билл?

Он покраснел, будто его застали на месте преступления.

— Да так, пустяки…

— Сознавайся, или я подвергну тебя фашистской пытке! — Она принялась щекотать его подмышки, что всегда сводило его с ума. — У нас есть способы заставить тебя развязать язык! — дурачась, угрожала она, — так что выкладывай!