Страница 1 из 59
Фреда Брайт
Маски
Незримые узы
ШЕСТИДЕСЯТЫЕ
«Маривал»
У кромки воды сидит одинокая женщина. Молча. Печально. Ее лицо скрыто под маской марлевых бинтов.
Перегнувшись через раскаленные жарким солнцем перила беседки, Аликс Брайден любовалась раскинувшейся перед ней панорамой. Тропинку, ведущую вниз, к озеру Леман (Женевскому озеру), обрамляли пышные гирлянды «золотых шаров». Трава выглядела неправдоподобно зеленой, настолько же немыслимо синим было небо. По зеркальной поверхности озера там и сям скользили белоснежно сверкающие паруса яхт, напоминающие своей чистотой и непорочностью крахмальные апостольники на головах монахинь. На горизонте поблескивал в лучах солнца заснеженный пик Монблана. Окружающий мир ошеломлял и ослеплял, и, заслонившись рукой от яркого света, Аликс восхищалась этим миром. Своим совершенством он напоминал какую-то сказку — от словно нарисованных облачков до заколдованного замка, прильнувшего к склону холма. А себя Аликс воображала принцессой, хозяйкой этого замка — прекрасной, загадочной, нежной.
Тишину нарушил донесшийся с берега трубный крик величественного лебедя, будто возвестившего появление ее героя.
Аликс почувствовала, как кровь быстрее побежала по жилам, а в голове зазвучала музыка Вагнера — сильная, будоражащая, доводящая экстаз до апогея. Хор скрипок возвещал, что…
Лоэнгрин! Да, это был он! Белый витязь в сверкающих доспехах. Ее chevalier sans peur et sans reproche [1]прибыл, чтобы вызволить Аликс из мира теней, чтобы жениться на ней, подарить ей рай на земле… Чуть дыша, прекрасная дева откинула с лица вуаль и потянулась к нему в ожидании восхитительного поцелуя. Он спешился и произнес ее имя: Эльза… Нет, не Эльза — Аликс!
В восторженном забытьи девушка высоко запрокинула голову, позволив солнечным лучам ласкать ее лицо, чувствуя на щеке жаркое дыхание своего вечного возлюбленного. От музыки, гремевшей в ушах, у нее перехватило горло, и вдруг…
— Идиотка! — обругала она себя вслух.
Круглая дура. Что за чушь взбрела ей в голову? Принцессы, замки, волшебные лебеди — и Аликс со своим жалким контральто, почти готовая запеть… «Лоэнгрин»! Боже правый, глупейшая опера из всех существующих! Еще хуже то, что она вообще равнодушна к музыке Вагнера…
Аликс покраснела от смущения, хотя поблизости никого не было. Она скорее предпочла бы быть распятой, чем застигнутой в этом состоянии романтического бреда. Аликс терпеть не могла попадать в глупое положение.
Кроме того, «Маривал» был вовсе не замком, а обычным загородным поместьем в Швейцарии — с большим домом, называемым на французский манер «шато» (замок), слишком солнечным для того, чтобы в нем обитали призраки. Да и она не принцесса, если уж быть совсем точной, а просто мисс Аликс Спенсер-Брайден, Прайдс-Кроссинг, штат Массачусетс, выпускница колледжа Вэлсли. Умная (самые высокие оценки по всем предметам), скромная (блузки классического покроя, туфли на низких каблуках), долговязая («каланча», по определению ее отца) девица, не имеющая ничего общего с образами книжных героинь. Что же касается лебедей (которые, кстати, загадили весь берег), то и они совсем не походили на волшебные создания, а напротив, как утверждала мадемуазель Мерсье из приемного отделения, это были противные, злобные птицы, не упускавшие возможности клюнуть руку, протягивающую им корм. К тому же еще и разносчики заразы.
Так что с принцессами, рыцарями, лебедями и сказками покончено.
И все же…
Аликс осторожно провела подушечками пальцев по щеке. Кожа была нежной и гладкой как у новорожденного. Вот в этом-то и заключалось настоящее волшебство, самая настоящая сказка. Потому что именно здесь, в этом необыкновенном «Маривале», где было много удивительного, Аликс Брайден родилась заново… В свои восемнадцать лет пережила чудо второго рождения, получила от жизни еще один шанс.
«Я навсегда запомню это лето, — поклялась она себе, — как самое счастливое время всей моей жизни». И тут же поправилась с удовлетворенной улыбкой: «Пока — самое счастливое!» Ведь несомненно, что настоящее счастье еще впереди, потому что должен настать день, когда ОН — пока еще неизвестный ОН, ее пока безымянный Лоэнгрин — признается ей в своей любви и заключит в объятья…
Да-да! Почему бы не пофантазировать? Почему не дать волю романтическим мечтам? Впервые она почувствовала, что имеет на это право. Может, это были вовсе не фантазии, а предзнаменования? Она родилась заново. И все было возможно.
Перестав ощущать неловкость, Аликс закрыла глаза и снова окунулась в свои грезы. Знакомые образы чередой проплывали перед ней, сменяя и вытесняя друг друга. Она была и Спящей Красавицей, и Рапунцель, и Изольдой. Она воображала себя и утонченной Анной Карениной, в бархате и бриллиантах, готовой обольстить Вронского, и Скарлетт, и Элен, и Миледи, и Шехерезадой. Затем она становилась парижской куртизанкой… принцессой Борджиа… звездой Голливуда с развевающимися по ветру волосами. Она скакала на лошади рядом со Стивом Мак-Куином, танцевала на выпускном балу с Марчелло Мастроянни. Ни одно из всех этих видений не казалось чем-то невероятным или несбыточным. Аликс буквально упивалась ими с обращенным к солнцу лицом с закрытыми глазами.
— Ау! — раздался голос, вонзившийся в ее мозг как бормашина в больной зуб. Аликс решила не обращать на него внимания.
«Не откажите мне в чести пригласить вас на следующий танец!»
Юл Бриннер намеревался отбить ее у Марчелло! Удивительно, как только совершенно лысый мужчина может быть таким сексапильным…
— Ау, Аликс! Идите сюда, детка. Мы ждем!
Образ Юла начал тускнеть и таять, вместо него на террасе дома, отделенного от беседки полосой газона, материализовалась яростно жестикулирующая Бетт Вест. Даже на таком расстоянии не могло возникнуть ни малейшего сомнения, что это именно она, в ярко-красном синтетическом брючном костюме. Во всем мире не могло существовать двух таких костюмов, уж не говоря о «Маривале».
— Прошу прощения, Юл, — пробормотала Аликс исчезающей кинозвезде, — но у меня уже была назначена встреча.
И, отложив мечтания до лучших времен, она направилась по пружинящей траве к террасе, на которой за плетеным столиком под раскрытым тентом расположились Весты — мать и дочь.
Что за парочку они собой являли! Бетт, тасующая карты и нервно притопывающая ногой, и ее дочь Ким, невозмутимая как Будда, с отсутствующей улыбкой уставившаяся куда-то в пространство.
— Извините меня! — сказала Аликс, подставляя к столику стул.
— Да уж, есть за что… — проворчала Бетт. — Мы договорились ровно на два часа, а сейчас уже почти четверть третьего. И кроме того, вам следовало бы хорошенько подумать, прежде чем стоять на самом солнцепеке. Доктор Фрэнкл очень рассердился бы. Вспомните, что он говорил: избегать солнечных лучей, не курить, не делать резких движений. Хорошо еще, что я вас заметила. Что это вы там застыли словно лунатик?
Аликс удивилась про себя, как это можно застыть словно лунатик — под солнцем?
— Я любовалась пейзажем. Сегодня такой чудесный день.
— И вправду. — Бетт мельком взглянула в сторону озера, удостоив своим небрежным вниманием открывавшийся вид. — Чудесный день. Чудесный пейзаж. Кстати, о чудесном: я попросила официанта принести нам… ну, знаете, такие разноцветные пирожные, покрытые глазурью… Они божественны!
— Птифуры.
— Да-да, именно так! И еще капустный пирог и графин лимонада.
Аликс рассмеялась.
— Не могу понять, Бетт, как в вас все это помещается! Ведь только полчаса назад у нас был такой обильный ланч!
— Я ем впрок, — последовал невозмутимый ответ. — Как верблюд. Издержки нищего детства. И потом, еда ведь здесь бесплатная. Ну, не совсем уж, но все-таки они не берут дополнительно за добавочную порцию: не хватает наглости — при таких-то ценах! Господи, в Оклахоме мы с Кимми могли бы продержаться целый год на те деньги, которые мне пришлось выложить за три недели пребывания здесь! Так что мы без всякого стеснения можем требовать все, что нам полагается. Я даже всерьез подумываю попросить у них перед нашим отъездом в субботу «презент собаке». Может, кусок ветчины и пару сыров… — посмотрев на Аликс, она хихикнула: — Бьюсь об заклад, вы даже не знаете, что «презент собаке» — это просто объедки со стола. Невозможно представить, что дочь Льюиса Брайдена когда-нибудь могла бы заикнуться об этом! Ну а я, может, даже позволю себе прихватить парочку этих прекрасных больших полотенец и купальный халат. Тут никогда их не хватятся.
1
Рыцарь без страха и упрека ( фр.).