Незримые узы

— А как ты узнал, кто мой муж? Об этом тоже было написано в «Геральд Трибюн»?

— Слухами земля полнится, малышка.

— У нас нет детей.

— Это хорошо. От детей одна головная боль.

Аликс вылезла из постели.

— Господи, я чувствую себя такой грязнулей! Просто необходимо принять душ. Кроме того, уже поздно.

— Займемся этим вместе… — произнес он с ленцой. — Когда-то тебе это нравилось.

— Нет… не надо, Сэм. Кури себе на здоровье. Я буквально на пару минут.

Вода была горячей как кипяток — по крайней мере, хоть один плюс в этом клоповнике! Аликс с ожесточением терла себя мочалкой до тех пор, пока кожа не начала пылать. Она словно соскабливала с себя оставшиеся после секса следы… Следы Сэма Мэттьюза.

Потом она оделась.

— Я должна идти, — сказала она спокойно и буднично. — Но прежде чем я уйду, скажи мне правду. Почему ты вернулся, Сэм? Во всяком случае, не из любви ко мне, так что перестанем притворяться. Если бы ты действительно беспокоился обо мне, ты бы связался со мной давным-давно… С тем же риском, кстати, что и сейчас. Тебе что-то нужно. Ведь правда? Моя профессиональная помощь? Или это как-то связано с положением, которое занимает мой муж? Не старайся навешать мне лапшу на уши, Сэм, — больше не сработает.

Он мгновение колебался. Она видела, как его расслабленность сменилась более подходящим обстоятельствам выражением лица. Когда он заговорил, в его голосе тоже не было прежней чувственности.

— Отчасти я приехал из-за тебя, Аликс. В основном это истинная правда. Но есть и еще кое-что.

Он натянул брюки и уселся на кровати, собранный и деловитый.

Он сказал ей, что устал быть вечным беглецом, не чувствовать себя в безопасности даже в собственной постели, постоянно забывая, каким паспортом, каким именем должен воспользоваться на следующий день.

Со всеми своими недостатками, Америка все-таки остается самой интересной страной в мире. Сэм хочет вернуться сюда и иметь возможность свободного передвижения по ней.

Он понимает, какие при этом возникают проблемы. Сознает, что ему необходимо легализоваться. Он хочет, чтобы Аликс использовала свое влияние, а скорее даже — влияние своего мужа, чтобы добиться снятия выдвинутого против него обвинения.

— Ведь столько времени прошло, Аликс! Целая жизнь. Разве не существуют сроки давности?

— Только не для убийц, — ответила она. — Ты убил человека, если помнишь.

— Люди ежедневно убивают друг друга! — раздраженно заметил он. — Кому, как не тебе, это знать: ты ведь занимаешься тем, что защищаешь их. Кроме того, тот парень ничего особенного из себя не представлял — какой-то сторож-пуэрториканец. — Он затушил сигарету с таким видом, словно раздавил клопа. — И за это я должен расплачиваться всю жизнь?!

Вот тут последние отголоски любви к нему затихли в ее душе. «Десять лет романтически мечтать о призраке!» Аликс вздохнула, ощутив горечь во рту.

— Я бы предложила тебе явиться с повинной, но знаю, что ты откажешься. Как представитель правосудия, я должна была бы сама заявить о тебе, но я этого не сделаю, потому что не в моих правилах предавать доверившихся мне людей. Так что считай это моим подарком, Сэм. А теперь я советую тебе убраться из страны тем же путем, каким попал сюда. И побыстрее! А что касается сегодняшнего дня — его не было.

Его глаза загорелись:

— Что ж, нельзя винить тебя за то, что ты меня не поняла. Оказывается, ты просто железная женщина. Ну, это твое право! Я привык думать, что небезразличен тебе. Дело в том, Аликс, что я абсолютно на нуле: у меня не хватит денег даже на то, чтобы заплатить за этот номер, уж не говоря о билете на самолет. Я рассчитывал на тебя, малышка. Пожалуйста, в память о добрых старых временах…

Она открыла сумочку.

— Здесь двести шестьдесят долларов и несколько жетонов на подземку. Это все, что у меня есть при себе.

Он не двинулся с места, чтобы взять их.

— Я имел в виду настоящие деньги. Кусочек от миллионов Брайденов.

— Я потеряла на них право, — отчеканила она. — На все эти лакомые большие деньги. Из-за тебя, Сэм. Тем хуже для меня.

Он выглядел удивленным:

— Старик отказался от тебя?

— Скорее, это я отказалась от него. — Она не удержалась от хриплого смешка: — А теперь отказываюсь от тебя. Смешно: один человек, которого я когда-то знала, сказал, что вы с моим отцом очень похожи, несмотря на всю свою противоположность, — как две стороны одной медали. Осмелюсь сказать, что он был прав.

— Избавь меня от психоанализа, Аликс! Я не в том настроении, чтобы оспаривать Фрейда. — Он взял деньги и засунул их в карман рубашки жестом официанта, берущего чаевые. — Думаю, нам нечего больше сказать друг другу.

— Есть только одна вещь, которую я должна узнать у тебя, Сэм. Теперь, когда нам уже нечего терять, ты можешь быть со мной совершенно откровенен. Скажи, ты когда-нибудь любил меня по-настоящему?

Сэм усмехнулся.

— Хочешь, чтобы я отработал двести баксов, да? Справедливо. — Он раздумывал. — Скажем так, Аликс: ты мне нравилась. Очень-очень сильно. Но правда заключается в том, что я поднимался в собственных глазах на небывалую высоту, трахаясь с дочерью самого Брайдена. Сознавать, что в данный момент ты лежишь подо мной целиком в моей власти со всеми своими капиталами и возможностями, да при этом умоляешь меня любить тебя еще и еще — вот это был настоящий кайф! Деньги очень возбуждают, Аликс. Но не только в них дело. Я вообще никого никогда не любил, это факт. Я не понимаю, что люди имеют в виду, когда заводят песню о любви и самопожертвовании. Ни один человек не заслуживает того, чтобы ради него жить, не говоря уж о том, чтобы умирать. Что касается меня, я по-прежнему буду жить ради своих убеждений. У меня есть своя работа, понимаешь ли.

«Подкладывать бомбы и убивать сторожей?» — подумала Аликс и пожала плечами.

— Куда ты отсюда двинешься? — поинтересовалась она.

— Кто знает? — Сэм поправил брюки, застегнул пуговицы на рубашке. — Туда, где угнетение и несправедливость. Где происходят события: Южная Африка, Филиппины, Гаити. Может быть, Сан-Мигель — как я понимаю, там разгорается небольшая симпатичная гражданская война.

Коббл-Хилл

— Невероятная история, ты не находишь?

Билл пробурчал себе под нос нечто, отдаленно похожее на согласие, уткнувшись носом в спортивную колонку «Нью-Йорк Таймс».

Довольно символично, подумала Аликс, что один из немногих в последнее время вечеров, которые они проводят наедине друг с другом, он предпочитает посвятить чтению бейсбольных новостей — вместо того, чтобы поговорить с женой о ее делах.

С течением времени их дом в Коббл-Хилле стал практически неотличим от семейного особняка Кернсов на Сити-Айленде. Все время толчется какой-то народ: кто-то приходит, кто-то уходит. Помимо Аликс, Билла, детей, мистера Рабиновича (в настоящее время почти отошедшего от дел, но оставшегося членом семьи), домработницы, студента Нью-Йоркского университета, за комнату и питание присматривающего за детьми, в доме почти всегда находились и посторонние люди. То есть, можно сказать, двери у Кернсов не закрывались.

Почти каждый вечер — по крайней мере, если Билл бывал дома — в их гостиной проводилось какое-нибудь мероприятие: то собрание избиркома, то стратегическое совещание, то сбор взносов на избирательную кампанию…

Причиной такой бурной деятельности было заявление младшего сенатора Нью-Йорка о том, что он не собирается баллотироваться на второй срок. Это был тот самый шанс, которого ждал Билл. Он оставил работу и принял вызов, брошенный судьбой.

Время было выбрано как нельзя лучше: Билл одержал победу в серии процессов над крупными мафиози, чем снискал огромную популярность среди простых американских граждан и восторженные отклики прессы: иначе как «мистер Неподкупный» его теперь не называли.

Теперь он жил в постоянном окружении людей. Это были специалисты по написанию предвыборных речей, политические клевреты, консультанты по рекламе. Он нанял также человека для разработки общей программы проведения избирательной кампании — уличного оратора-политикана по имени Гарри Мак-Аффи, с которым совещался раз по десять на день. Хотя Аликс тоже помогала мужу по мере необходимости, но войти в команду только в качестве жены кандидата — то есть фальшиво улыбаться, жеманничать и сохранять на лице приторную мину — отказалась наотрез: у нее хватало и своих дел. Основной проблемой Билла оставалось финансирование.