Бенефис дьявола

Он всматривался в его профиль, пытаясь различить следы предчувствия, или обеспокоенности, или еще чего-то, что могло бы указать на… на что? Иван не знал. Вот он, Борька, живой и здоровый, совсем не подозревающий, что вскоре произойдет. И напротив сидит его убийца – кукла Барби. В её лице – полное спокойствие и отчужденность, он занята выбором блюд для последнего ужина своего мужчины. Знала она уже тогда, чем ей предстоит заняться этой ночью? Конечно, знала – всё было спланировано заранее, холодно и жестоко. В её легкой улыбке не видно ни тени сомнения или тревоги: она грациозно сидит, гордо расправив плечи и подняв грудь. Как можно было подумать, что она способна на такое?

Иван положил снимок на крышку компьютера прямо перед собой. Очевидно, что фотография сюда могла попасть только от неё. А снимок сделал… тот, кого она хотела в итоге подставить. Зачем ему понадобилось его распечатывать? И почему фото оказалось здесь? Значит ли это, что этот парень бывал в этой квартире, или Вероника просто выложила фотографию и забыла про неё? Но зачем ей это понадобилось?

Он снова взял снимок и вгляделся в изображение Бориса. Среди вещей, которые ему выдали в морге, он помнил, находилась и вот эта пластиковая карточка, и тонкая золотая цепочка, и дорогие наручные часы, но… там не было кольца. И в протоколе описания места происшествия оно тоже не фигурировало – только этот снимок свидетельствовал о том, что у Бориса в ночь смерти оно было на пальце.

Крышка ноут-бука легко поддалась, после того как он нажал на углубление на торцевой металлической планке, отложив перед этим фотографию на стол. Иван подождал, пока машина загрузит все приложения и сделает запрос на пароль для входа в Windows. Так и получилось. Он автоматически набрал тот же пароль, который стоял на сетевом компьютере Бориса в офисе – дату рождения их матери – и операционная система приняла его, отобразив рабочий стол. Фоновой картинки не было: экран светился бледно-желтым цветом, на фоне которого по периметру расположились стандартные ярлычки папок. Он начал просматривать их одну за другой, подсознательно надеясь найти хоть что-нибудь, относящееся к его собственному расследованию. В папках хранились сканированные копии счетов, договоры, письма, различные фотографии деловых встреч, музыкальные сборники, но ничего, что могло бы документально подтвердить или опровергнуть мнение аудиторской комиссии относительно результатов работы компании за последнее полугодие. Иван откинулся на спинку кресла, мерно покачиваясь в нем, и повернулся к окну.

День близился к завершению. Солнце отбрасывало ярко-желтые лучи на возвышающиеся вдалеке сопки, и на их склонах видны были темные пятна – тени от облаков, как прогалины на весеннем снегу. Сами облака мелкими кучками, не спеша, тянулись по темно-голубому небу, покачиваясь от легкого ветерка, который совсем не приносил облегчения в этот жаркий летний день. Иван сообразил, что можно включить кондиционер, расположенный поверх окна, и, отыскав в одном из ящиков стола пульт дистанционного управления, установил среднюю мощность подачи прохлады в комнату. Кондиционер еле слышно заработал, и уже через минуту он ощутил, как спасительный холодный поток стал заполнять пространство вокруг него.

Экран компьютера моргнул и перешел в режим ожидания. Заставка показалась Ивану забавной: из маленькой точки по спирали образовывались ровные круги, которые монотонно кружили, образовывая воронку, уносящуюся вглубь плоского монитора. Стенки воронки начали медленно менять цвета, постепенно из белого превращаясь в бледно-голубой, затем в зеленоватый, розовый и дальше по всевозможной гамме оттенков, не задерживаясь в одном формате более трёх-четырёх секунд. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, глядя прямо в центр круговорота, и его мозг стал постепенно расслабляться, обволакивая сознание приятной тяжестью и дремотой. Ноги отяжелели, превратившись в стопудовые гири, руки безвольно повисли на кожаных подлокотниках, плечи обмякли, а веки упорно начали смыкаться; и как не силился он поначалу противостоять этому ощущению покоя, у него не было желания и воли к этому: Иван уплывал в состоянии полного отчуждения и невозмутимости, мозг был ясен и свеж, и пуст, как ни странно – ни одной мысли, даже чтобы оценить эту необъятную пустоту, которую можно было принять за отдохновение, а, по сути, олицетворявшую смерть.

Резкий, как ему показалось, перезвон телефонного звонка заставил его вздрогнуть. Он выпрямился в кресле, упершись локтями о подлокотники, и уперся стеклянным взглядом прямо перед собой, не видя ничего вокруг и не ощущая ни тепла, ни холода. Телефон продолжал упрямо звонить, и в его голове эти звуки отражались подобно эху в пустой пещере. Наконец он почувствовал, как чешется у него нос, и непроизвольным движением Иван дотянулся до него левой рукой, остервенело потирая возмутителя своего спокойствия, а правая метнулась к маленькому аппарату, стоявшему на углу стола, задев при этом краешек компьютера, отчего плавающая воронкой заставка моментально сменилась картинкой рабочего стола.

- Алло? – спросил он в трубку.

- Иван Сергеевич, простите, что опять беспокою вас, - услышал он знакомый голос следователя.

- Напротив, Игорь Анатольевич, я рад вашему звонку, - Иван потирал теперь свободной рукой виски, прогоняя остатки дремоты, - что-нибудь случилось?

- Мы нашли доказательства причастности Камовой к убийству Березина, и теперь формальное решение о взятии её под стражу будет издано уже завтра. Я сейчас собираюсь в психоневрологическую больницу, там как раз в ночную смену сегодня дежурит лечащий врач нашего пациента, и подумал, что, если вам нечем заняться в чужом городе, то, может, составите мне компанию, а по дороге и поговорим еще?

- Да, Игорь Анатольевич, я непременно присоединюсь к вам, к тому же и у меня тут кое-что… тоже обнаружилось.

- Вот и замечательно! Я заеду за вами ровно через тринадцать минут.

- Добро! Жду у подъезда, - он повесил трубку и встал из-за стола.

Сколько он дремал? Не больше минуты? А солнце, однако же, уже почти село.

Иван прошел в ванну, умылся и, зачесав назад начинающие редеть волосы, направился к выходу.

23

На этот раз после пробуждения он точно знал, что находится в комнате – пустой светлой комнате с матерчатыми стенами и белым потолком. Он не мог сориентироваться, было ли это утро или вечер, день или ночь, но теперь он точно знал, что он – Глеб Бесчастный, лежащий в этой комнате на металлической кровати, прикованный к ней толстыми кожаными ремнями. Всё говорило за то, что он находится в больнице – запах, чистота и тишина. Он попытался вспомнить, как попал сюда, но в памяти возникали лишь обрывки воспоминаний: небольшой садик, несколько деревьев, высокая стена позади них и верхние этажи его дома. Он помнил, что сидел за рулем шикарного автомобиля и смотрел на окна последнего этажа. Там был его дом, и там была опасность.

Но была ли?

Глеб повернул голову вправо, с силой зажмурив глаза – так, что перед его мысленным взором пронеслись огненные кометы. Он вдруг увидел себя сидящим на дереве в гуще зеленой листвы и напряженно всматривающимся вдаль – на этот дом, который почему-то был его домом, хотя сейчас он точно знал, что это не так. Внизу, под деревом, на котором он сидел, суетились какие-то люди, крепкие мужчины, и они были странно одеты: голубые рубашки без пуговиц и такие же штаны без ремней и ширинок. Они искали его, Глеба. Они были очень возбуждены и обеспокоены тем, что его нигде нет. Полиция? Нет, с чего бы здесь делать полиции, и отчего он об этом сейчас вдруг подумал?

Неожиданно он вспомнил маму и отца: они выплыли перед его внутренним взором, стоящие на пороге их квартиры, расстроенные его отъездом. «Мы будем к тебе приезжать!», говорила мама со слезами на глазах. Тут же была группа его… поддержки – только одеты они были так же, как и эти, под деревом, на котором он от них прятался. А он был так счастлив, что уезжает… в Америку.