Бенефис дьявола

Он кивнул оперативнику, чтобы тот сходил в приемную и принял факс. Женщина продолжала между тем:

- На меня эдак зыркнула и говорит: «Тут мои друзья отдыхают, а мне им нужно пару слов сказать». Я её провела туда, значит, и оставила. Уж что они там втроем делали, я не знаю, но не долго – вывалились уже хорошенькие. Сама-то я сразу пошла подметать перед входом, а то хозяйка ругается, когда набросают окурков у двери, как будто урны рядом нету. А потом еще убираться после клиентов…

- Они что-нибудь оставили после себя?

- Да как обычно: грязную посуду и объедки, я их нашей дворовой собаке и скармливаю регулярно, она меня любит…

- Вот вы сказали – «вывалились». Пьяные, что ли?

- Да-а, как песня. Этот, беспризорный, хоть и помытый-побритый был, но на ногах вообще не стоял, его эти молодые так это… на себе почти волокли, а парень приговаривал: «Вот, Васька, нажрался, как кот мартовский, и на ногах не стоишь, а мне тебя тащить теперь», и в машину его, как мешок, засунули сзади.

- Они его под руки вели, что ли?

- Ну да, по обе стороны

- А ногами он хоть передвигал?

- Да не-е, так нажрался – это за час-то-полтора! – что даже ноги волочь не мог: я же говорю, они его прямо-таки тащили и ругали, на чем свет стоит. Эта краля ему: «Что ж ты, дядя, меру то не знаешь?» Да какой он ей дядя!

- А он в ответ, может, говорил или мычал что-нибудь?

- Да лыка не вязал: морду вниз, шапочка сверху черненькая такая… Погоди, может, он неживой был, а?

- А похож на неживого-то?

- Сперва-то я думала, что еле-еле тепленький, но свежий – после бани-то…

- А что за машина была, не помните?

- Да обычная, небольшая, черная вся, даже стекла черные.

- Номер, случайно, не запомнили?

- Номер? Погоди-ка, я, когда подметала вокруг, еще подумала про номер что-то… не помню, ей-Богу… что-то подумала, а что – сейчас уже всё, поздно, не вспомню.

- Если подумали – значит, что-то необычное было? Может, цифры все одинаковые были, или буквы?

- Может, может, но не помню, ты уж извини, не скажу.

- А раньше, или потом когда-нибудь, вы не встречали кого-нибудь из этих троих?

- Нет, к нам они больше не приходили, в мою смену точно не приходили, а я-то больше и не бываю нигде: на работу, в магазин и домой, иногда еще в поликлинику схожу, а так… - она махнула рукой, - нигде почти не бываю.

- А вы не слышали какого-нибудь необычного шума в бане? Может, хлопок какой-то?

- Не помню ничего необычного. Да и слух у меня уже не тот, что раньше – могла и не услышать.

В этот момент в кабинет вернулся оперативник с небольшим альбомом в руке. Прокопенко кивнул ему, и тот положил альбом перед Любовью Ильиничной на стол. Игорь Анатольевич знал, что, помимо разных изображений, в нем находились уже и фотографии Вероники Камовой и Глеба Бесчастного.

- Любовь Ильинична, вот тут у нас есть фотографии разных людей, и среди них, возможно, имеются и посетители вашего заведения в тот вечер, про который мы только что говорили. Вы сможете их узнать?

- Ну, не знаю, надо посмотреть.

В комнату вошли понятые – мужчина и женщина. В управе с этим никогда не было проблем, в коридорах обычно сновало множество народу. Любовь Ильинична, не обращая ни на кого внимания, достала из своей котомки старенькие очки и, надев их, раскрыла альбом. Прокопенко с напряженным вниманием смотрел на неё, пока его коллега тихо объяснял понятым суть и порядок процедуры. Женщина неторопливо листала альбом, страница за страницей. Один раз проронила, указав на кого-то пальцем: «Ну и рожа!», и перешла к следующему.

Следующим был снимок Камовой, переданный по факсу. Он был достаточно хорошего качества, вероятно, вырезанный из общего цифрового фото и распечатанный на принтере. Любовь Ильинична без колебаний указала на него:

- Это она была с ними.

- Вы уверены? – спросил Прокопенко.

- Конечно! Я же говорю, она приличная. Не то чтобы у нас один сброд бывает, вы не подумайте, но район, сами понимаете, не для богатых, - рассуждала она, перелистывая дальше страницы альбома, пока, наконец, не остановилась на еще одном снимке. – И этот, молодой – он приехал с беспризорным. Точно он, только здесь он покрупнее, а к нам приходил, так совсем тощий и глаза впалые, как у покойника; прости, Господи.

- Вы не перепутали? Досмотрите, пожалуйста, до конца: может, кто-то еще похожий будет.

Любовь Ильинична долистала альбом до конца, но больше никто не привлек её внимания. Пока оформлялись результаты опознания, Прокопенко поблагодарил Любовь Ильиничну, заверив её, что справку о нахождении в течение этого часа в их управлении он ей непременно выпишет, и их дежурная машина доставит её обратно на работу.

Когда все покинули кабинет, он налил себе кофе из термоса, стоявшего на подоконнике. По всему выходило, что убийство Березина было совершено в бане, а под руки Бесчастный с Камовой волокли к машине труп. Тот скверик был выбран, по-видимому, заранее: до туда доехать пять минут от бани, потом они, вероятно, выждали некоторое время, чтоб никого рядом не было, да и прислонили к дереву, вложив в руку оружие. Освидетельствование трупа показало, что к моменту его обнаружения он был мертв не более двух часов. Тогда они подумали, что все эти полтора-два часа Березин так и пролежал у дерева, пока на него не наткнулась пенсионерка с собачкой, но теперь в деле были показания свидетелей, согласно которым минимум три последних часа своей жизни Березин находился в компании Бесчастного и Камовой. Таким образом, причастность этих двух к его смерти была уже неоспорима.

Но кто нажал на курок?

Игорю Анатольевичу во что бы то ни стало нужно было увидеть Глеба Бесчастного и поговорить с его лечащим врачом.

***

Квартира, в которой жил Борис последние два года, находилась в одном из самых престижных спальных районов города и располагалась на двенадцатом этаже нового здания. От офиса компании, в которой работал брат, можно было доехать на троллейбусе за пятнадцать минут, а на машине – вообще за пять, и это было удобно. На первом этаже располагалась каморка консьержа, и Степан Петрович регулярно здоровался с Иваном, признавая за ним право находиться в этом доме для избранных.

Иван обосновался здесь сразу после приезда в город. Три месяца назад он заходил сюда однажды, чтобы только удостовериться, что Вероника забрала все свои вещи. Однако она попросила еще на неделю оставить у себя ключи, чтобы прибраться, и Иван не возражал, зная, что ключи потом можно будет взять у Натальи Николаевны, которая непременно проследит за тем, чтобы девушка их вернула. Не потому, что он тогда сомневался в отношении Вероники – ему было не до этого, - а просто для порядка. Сейчас всё ещё выглядело так, будто брат и не уходил вовсе: на полке фотография их семьи в рамке, сделанная четыре года назад; в шкафу его костюмы, рубашки, галстуки; на кухне – посуда, которой пользовался Борис; на полках – книги, журналы, газеты; в рабочем кабинете на массивном столе ожидал своего хозяина портативный компьютер. Иван собирался прибраться, рассортировать всё по кучкам, но руки так и не поднимались начать. Его собственные вещи так и лежали в чемодане на полу возле углового дивана в зале. В просторную спальню он практически не заглядывал, и та оставалась в сером полумраке из-за толстых портьер, задвинутых наглухо – он лишь однажды проветрил её и снова закрыл.

Иван прошел в кабинет брата. Здесь было всё просто: одну стену занимало широкое окно с видом на далекие сопки, другую – книжный шкаф от пола до потолка, заполненного всевозможными справочниками и учебной литературой по финансовому менеджменту, экономике, бухгалтерии, управлению персоналом; возле третьей стоял спортивный тренажер. Иван сел в кожаное кресло у стола посреди комнаты. Расположение было очень удобное: слева падал свет из окна, прямо была дверь, так что зал оставался в поле зрения, а за спиной – книги, к которым можно было удобно повернуться на вращающемся кресле. Он поднял крышку компьютера, непроизвольно сдвинув его слегка в сторону, и вдруг заметил краешек цветного снимка, выглянувшего из-под тонкого корпуса ноут-бука. Он вытащил его и с удивлением взглянул на фотографию – это был очень четкий снимок Бориса и Вероники, сидевших за небольшим столиком возле массивной колонны в ресторане. Девушка была занята изучением меню, а Борис смотрел куда-то в сторону, держа в руке пластиковую карточку. На его безымянном пальце было видно массивное кольцо с белым камнем – бриллиант, наверно, подумал Иван: брат на мелочи не разменивался. В правом нижнем углу крохотным красным вкраплением хорошо просматривалась дата и время снимка. Иван замер, почувствовав, как мурашки мелкой предательской дробью пронеслись по позвоночнику: на этой фотографии Борису до смерти оставалось всего несколько часов.