Страница 116 из 134
Князев (про себя). Глядите, пожалуйста, этого только и боялся: и этот жук-отшельник выполз. В два года раз на сходку ходит, а нынче явился… Противный человек. Все его любят, а я век целый его терпеть не могу. Но нынче ему подстроено, — спотыкнется.
Те же, Гвоздев и Минутка.
Гвоздев.Хозяевам и Фирс Григорьичу.
Князев.Здравствуй и ты, Илья Сергеич! А что, как твоя супружница?
Гвоздев.Благодарю покорно — опасности нет, — свинка у нее сделалась.
Минутка.В самой вещи свинка?
Князев.Ну… ты опять с своей самой вещью! У русских свинки в горле бывают. (Гвоздеву.)Фиалкового меду надо давать.
Те же и Варенцов.
Варенцов (Князеву). Здоровья всякого.
Князев.Спасибо, брат, спасибо. Что это у тебя забор, что ль, новый нынче будут ставить?
Варенцов. Нет, старенький пересыпаю, Фирс Григорьич. Что! уж с этими заборами у нас одна беда: без забора скотина все повытравит, а поставь забор — сейчас его народ на топку растащит.
Те же и Канунников, которому Князевподает руку и удерживает ее в своей руке.
Князев (Гвоздеву). А ты взакрой вели забор-то забирать, не на шипы чтобы сажали доску, а взакрой: доска взакрой сидит плотнее; а сверху скобочку пускай прибьют: так вот оно живет и плотно. А что воришки, так мы с головою на воришек открыли средство: на той неделе голова предложит приговор, чтоб их при первом же наборе всех без очереди сдать. В газетах поместим, чтоб всякий знал и, уж попавшись бы, на общество не плакался. (Канунникову.)А ты, наш Баян Петрович, будто нездоров?
Канунников (весело). Как быть здоровым, Фирс Григорьич, когда всю ночь не спал.
Князев.Банчишку, что ли, с головой метали?
Канунников (так же весело). Да нет! Какое там банчишка! Собаки всё проклятые. Вот надоели! То мечутся, то рвут, то воют… тпфу ты совсем, ровно в самом деле перед пропастью какою. Заснул было — надавило. Дай, думаю себе, спрошу, как старые люди учат: к добру или к худу? Спросил — говорит: «к худу». Ну где ж тут спать? А проснулся — опять псы воют.
Князев.А ты бы под собой подушку перевернул: они бы и выть перестали. Это у тебя жар в голове, с жару не спится.
Дробадонов (про себя). И тут знает, что посоветовать.
Канунников (смеясь). Какое с жару: со страху. На даче был вчера да запоздал: жутко одному; ночь темная, лошадь черная: не знай, на чем и едешь.
Князев.А ты б пощупывал.
Канунников. Да еще лошадь-то из рабочих, ленивая, ободрать ее, попалась, что не дошлешься ее.
Князев.Драться надо было с ней хорошенько, когда ленивая.
Дробадонов (очень громко). Ха-ха-ха-ха!
Князев.Чего так расхватило?
Дробадонов.С радости, что и с лошадьми уж учишь драться.
Входят еще несколько купцов разом и раскланиваются.
Князев.А вот и мир весь в сборе.
Дробадонов.Теперь можно и батьку убить.
Минутка (взглянув в окно). Иван Максимыч идет. Все. Тссс! (Кроме Дробадонова, все сторонятся, очищая дорогу от двери.)
Те же и Молчанов(грустный, но спокойный, подходит к столу, за которым сидит Дробадонов. Молча жмет ему руку и отходит к окну и становится спиною к тестю и ко всем фабрикантам. Пауза).
Канунников (шепотом). Тихий ангел летает.
Князев (громко). Нет, не узнал. Ноне говорят: это мировой судья родится.
Канунников (смеясь). А воров страх берет.
Дробадонов неожиданно чихает так громко, что все вздрагиваюти раздаются восклицания.
Князев (гневно). Тпфу! слон египетский, как испугал. (Минутке.)Ступай, проси сюда скорей голову!
Минутка (взглянув в окно). Они идут-с.
Те же и Колокольцовс портфелем. С ним под руку Марья Парменовна.Все поднимаются.
Колокольцов.Мое почтение, господа! Марья Парменовна, прошу вас. (Указывает ей на место за столом. Садится рядом с нею и вынимает из портфеля бумаги.)Все здесь?
Дробадонов (вздохнув). Которых надо — все.
Колокольцов.А, и вы, Калина Дмитрич, нынче с нами. Простите, не заметил.
Князев.Махонький — не вот-те-на его рассмотришь. (Общий смех.)Чихнул, так дома чуть-чуть не опрокинул. Вот то-то значит, что безгрешный человек: над ним хоть крыша упади, так он не побоится смерти.
Колокольцов.Иван Максимыч!
Молчанов молча отходит от окна и становится к столу, за которым сидит Дробадонов, спиною к нему, лицом к голове и к усевшимся фабрикантам.
(Молчанову). Прежде чем я через минуту, как должностное лицо, открою собрание по вашему делу, я, как честный человек, прошу у вас извинения, что полчаса тому назад не мог принять вас.
Молчанов кланяется.
Я вас не мог принять как потому, что я вчера уже рассматривал с бывшими вашими опекунами ваши бумаги и составил себе о вашем деле определенное мнение, так потому, что в то время, когда вы ко мне заехали, у меня была ваша супруга и мы с нею рассуждали о вас. Я нарочно за тем пришел… Тпфу!.. Простите: я затем к вам обращаюсь, чтобы оправдаться перед вами.
Молчанов.Я не знаю, в чем вы так много извиняетесь: и оскорбление невелико, и всякий волен кого хочет принять или не принять в своем доме.
Дробадонов.На то ворота вешают.
Анна Семеновна.Нет, квартального, хоть и вороты есть, а не смеешь не пустить: в Москве купчиху за это новым судом судили.
Князев (про себя). Дробадон что-то дробадонит… Надо бы ему больничку в губу вдернуть.
Колокольцов (ко всем). Прошу занять место и объявляю вам, что заседание открыто.
Усаживаются в полукруг. Дробадонов и Молчанов остаются на прежнем месте.
Мы взяли эту комнату для заседания, потому что присутственная камера Думы тесна для такого большого собрания, в каком, по справедливости, следует судить дело Ивана Максимовича. Впрочем, Дума здесь же, за этою стеною, в доме Пармена Семеныча, и, я надеюсь, никто ничего не будет иметь против того, что мы собрались по сю сторону стены, а не по ту сторону?
Молчанов.Не в этом дело.
Князев.Да, он умнее всех сказал: не в этом дело. Пускай дело начинается.
Колокольцов.Господа! внимание! (Минутке.)Читайте.
Минутка (берет бумагу и читает). «Душеприказчики покойного коммерции советника, потомственного почетного гражданина и первой гильдии купца, Максима Петровича Молчанова, а впоследствии опекуны и попечители единственного его сына и наследника, Ивана Максимова Молчанова, купцы Фирс Григорьич Князев и Пармен Семенов Мякишев, довели до сведения общества и городского головы, что сказанный купец Иван Максимов Молчанов, с детства своего постоянно отличаясь страстию к расточительству, во время бытности своей в опеке, а потом до двадцати одного года, согласно желанию покойного отца его, под попечительством, был от сей вредной склонности постоянно воздерживаем».
Молчанов (перебивая). Позвольте!
Колокольцов.Иван Максимович, вы будете иметь слово.
Минутка (продолжает). «По достижения же законного совершеннолетия, он, Молчанов, чувствуя сам сию слабость и влечение к рассеянной и беспутной жизни, сам уполномочил бывших опекунов своих Князева и Мякишева доверенностию на управление своим имением, а сам провел три года за границею, для изучения будто бы торгового дела, но сего не исполнил».