Водоворот

Вице-президент решил посмотреть, насколько хорошо Николсон подготовился к заседанию.

— У вас есть что-нибудь на этого шута Форстера, Крис?

Форрестер считал, что должен знать как можно больше о мировых лидерах, с которыми ему, возможно, придется иметь дело. Хотя специалисты по общественным наукам, экономисты и прочие «эксперты» исписывали горы бумаги разного рода безликими отчетами и прогнозами, мировая политика все больше и больше определялась ролью отдельных личностей.

К чести шефа ЦРУ, ему удалось скрыть самодовольное выражение на лице.

— К счастью, да, господин вице-президент. Мы обратились к архивам и обнаружили ряд интересных материалов на вышеупомянутого господина.

Помощник Николсона пролистал толстую папку с документами и подал шефу несколько листков с отчеркнутыми местами. Директор ЦРУ взял листки и церемонно кивнул младшему референту, стоявшему в дверях.

— Чарли, можно начинать.

Медленно погас свет, и зажужжал диапроектор, посылая на экран крупнозернистые черно-белые фотографии. На них был изображен гораздо более худой, чем теперь, юный Карл Форстер.

— Карл Адриан Форстер. Родился в 1928 году на севере Трансвааля. В 1950 году окончил юридический факультет Витватерсрандского университета. В 1956-м — социологический факультет Стелленбосского университета. В начале 50-х, скорее всего в 1953-м, вступил в «Брудербонд»…

Монотонным голосом Николсон продолжал рассказывать о том, как Форстер постепенно, тихой сапой, поднимался к высотам власти внутри правящей Националистической партии. Тогда начинающий адвокат, Форстер, скорее всего, принимал личное участие в разработке системы расовой сегрегации и белого господства, выросшую затем в государственную политику апартеида. Его членство в «Брудербонде», организации, негласно объединившей в своих рядах всю правящую верхушку, не оставляло в том ни малейшего сомнения.

На экране появилась новая фотография — на этот раз Форстер вылезал с заднего сиденья своей служебной машины.

— Получив докторскую степень, он стал членом правительства. С тех пор он занимал различные посты, причем с неизменным повышением, в управлении государственной безопасности и министерстве правопорядка. — Николсон повернулся к вице-президенту. — Существенно, сэр, что этот самый Форстер в течение сорока лет работал над тем, чтобы держать в повиновении черное большинство ЮАР.

Новый снимок — постаревший, обрюзгший Форстер стоит рядом с сухопарым лысым человеком в простой черной рясе.

— Очень религиозен, принадлежит к Голландской реформатской церкви, основной религиозной конфессии в ЮАР. Почти в каждой речи и даже в обычном разговоре использует цитаты из Библии. Естественно, он активно участвует в деятельности группы, выступающей против расового реформирования церкви.

Естественно! Форрестер нахмурился.

— А что он поделывал в последние несколько лет?

Шеф ЦРУ перелистал свои записи, и брови его поднялись.

— В последнее время он был весьма активен. Сделал множество заявлений и выступил с массой речей, направленных против реформирования системы апартеида. Вся Националистическая партия постепенно обновлялась, но он не сдвинулся ни на дюйм.

Пухлый указательный палец Николсона остановился внизу страницы, и губы его сложились в трубочку, словно он хотел присвистнуть.

— Например, в 1986 году, когда в ЮАР отменили закон, запрещавший межрасовые браки, он заявил: «Смешение белых с низшими расами не может не привести к деградации человечества».Конец цитаты.

В зале раздался нервный смех. Сама мысль о том, что кто-то, а тем более руководитель государства, может в наши дни исповедовать такие дикие убеждения, казалась немыслимой. На лице чернокожего помощника Николсона появилась гримаса отвращения.

Форрестер покачал головой.

— Если он постоянно шел не в ногу с собственной партией, как же ему удавалось так долго оставаться членом правительства? Да и зачем ему это было нужно?

На этот раз ответил Хэрли.

— Правительство Хейманса держало его в качестве уступки консервативному крылу. Это правительство постоянно находилось под огнем критики со стороны Националистической партии «Херстиге» и других отколовшихся от нее правых группировок. Полагаю, они надеялись, что присутствие Форстера в правительстве поможет удержать многих консерваторов от перехода в стан оппозиции.

Форрестер кивнул. Ему был знаком подобный ход мыслей.

— Зачем он сам оставался в правительстве? — Хэрли пожал плечами. — Вероятно, считал, что это даст ему возможность занять более высокое положение в Националистической партии, хотя сам он больше склонялся на сторону ее правого крыла.

— Совершенно верно, — согласился Николсон. Он постучал по очередной странице своих записей. — Но по нашим сведениям, он встречался и с лидерами АДС, неонацистского союза африканеров, и с «ораньеверкерами», представителями ультраправой группировки, выступающей за отделение Оранжевой провинции и Трансвааля от ЮАР, с тем, чтобы создать «чисто» белое государство. Ходят слухи, что Форстер является тайным членом какой-то из этих групп.

— И даже более того. — Хэрли опять протер очки. — Почти все члены южноафриканского правительства носят значки с эмблемой АДС, повсюду развешаны флаги этой организации.

— Хорош, ничего не скажешь, просто хорош! — Форрестер кивнул человеку у осветительной панели, и в зале зажегся свет. На лицах сидящих за столом отразилось беспокойство. — Итак, мы имеем настоящего нациста, обладающего всей полнотой власти. И если приведенная здесь цитата типична, то к тому же весьма далекого от реальности. И вот теперь он решил дать нам бой на дипломатическом фронте. А из-за чего, мы и сами не знаем.

Хэрли снова водрузил очки на нос.

— Ему сейчас выгодно вступить с нами в словесную перепалку. Это поможет ему сплотить вокруг себя сторонников. И у него появляется очередной козел отпущения, на которого можно свалить неудачи во внешней политике и экономические проблемы.

Николсон кивнул.

— Обычное дело среди африканеров. Обвинять коммунистов, обвинять черных. Говорить об ударе в спину со стороны Лондона или Вашингтона. Винить всех, кроме самих себя.

— Так каков же будет наш ответ? — Вопрос Форрестера был скорее риторическим. Он заранее знал весь набор стандартных ответов. Можно рекомендовать президенту отозвать посла для консультаций или в ответ на шаги Претории предложить пропорционально сократить штат посольства ЮАР в США. Но этого явно недостаточно. Человек, занимающий Овальный кабинет, несомненно, захочет большего.

Форрестер потер подбородок.

— У нас в ближайшие месяцы запланированы какие-нибудь официальные визиты в ЮАР? — Отмена заранее намеченного визита была ощутимым ударом по правительству другой страны за нанесенное оскорбление. Это, конечно, был не самый лучший способ проучить зарвавшихся политиков, но он, по крайней мере, не способствовал дальнейшему росту бюджетного дефицита и ничего не стоил налогоплательщикам.

Заглянув в какие-то документы, один из референтов Хэрли покачал головой.

— Боюсь, что нет, господин вице-президент. Никаких официальных контактов. Всего несколько заявок на визиты чиновников низшего уровня. Мы уже дали на них отрицательный ответ.

Хэрли подался вперед.

— Может, поддержать ужесточение санкций? Конгресс начал предпринимать какие-то шаги в этом направлении.

Форрестер поднял руку.

— Эд, это абсолютно не годится! Президент решительно против. Ужесточение экономических санкций ничего не даст, а только ударит по тем, кому мы сами же и хотим помочь. Президент убежден, что мы должны сосредоточить свои усилия в другом направлении. Должны быть какие-то иные рычаги давления на ЮАР.

На лице Хэрли отразилось сомнение.

— Мне ничего не приходит в голову, по крайней мере так, с ходу. У нас нет ни надежных союзников в регионе, ни даже более или менее тесного сотрудничества с какой-нибудь из соседних стран. Никого, к чьему мнению африканеры захотели бы прислушаться. На юге Африки нет больших общин американских граждан, и наши компании медленно разворачивают там свою деятельность, причем, скорее, от озабоченности внутренней нестабильностью тамошней ситуации, нежели под влиянием политического давления здесь, в США. — Коротышка пожал плечами. — Так что на сегодняшний день южноафриканцы практически не имеют никаких дел с нами, а мы с ними. Я просто не представляю себе, какое давление мы можем на них оказать.