Страница 26 из 28
Я открыл рот, чтобы возразить, но Лекси меня опередила:
— С Келли все в порядке, ты увидишь ее завтра. А сегодня пей. Ложись спать. Проснешься здоровым и вместе с Дамоном и Келли расставишь все по своим местам.
Лекси вышла, взмахнув на прощание передником и погасив лампу.
Вскоре усталость навалилась тяжелым одеялом, и желание не слушаться Лекси ушло. Со вздохом я поднял кружку и сделал маленький глоток. Пришлось признать, что эта теплая бархатистая жидкость совсем неплоха.
Лекси права — завтра я увижу Келли и попрощаюсь с ней. Но мне нужен отдых. Болело все тело, даже сердце.
«По крайней мере ты знаешь, что у тебя еще осталось сердце», — представил я реакцию Лекси и улыбнулся в темноту.
30
19 октября 1864 года
Мне ничего не угрожает, но я не чувствую себя в безопасности. Интересно, это вообще когда-нибудь случится или я обречен вечно стремиться к невозможному? Привыкну ли я к боли? Через двадцать лет, двести или две тысячи лет вспомню ли я эти недели? Вспомню ли я Келли, ее рыжие волосы, ее смех?
Вспомню. Я должен. Келли спасла меня т дала мне еще один шанс. Она была светом, пролившимся на мою жизнь после тьмы, в которую ее погрузила Катерина. Катерина сделала меня чудовищем, но Келли снова превратила меня в Стефана Сальваторе, которым я могу гордиться.
Я мечтал о ее любви. Мне ничего не нужно, кроме ее счастья. Я хочу, чтобы она жилам хорошо и встретила мужчину — человека, — который оценит ее по достоинству, который будет обожать ее, который навсегда увезет ее от Галлахера в тихий дом у озера, где она сможет учить детей пускать «блинчики».
Может таким, таким я останусь в е памяти: не чудовищем, а просто парнем, который провел с ней теплое летнее утро и научил кидать камни, особым образом поворачивая запястье. Может быть, однажды мы с ней одновременно вспомним это утро. Может быть даже, она научит этому своих детей и их детей, и они все будут знать о человеке, который научил ее пускать «блинчики». Слабая надежда, но хоть что-то. Потому что, пока Келли будет помнить меня, мы будем связаны друг с другом. И, может быть, со временем я научусь довольствоваться этой связью, состоящей из одного воспоминания.
Я проснулся среди ночи — как мне показалось, из-за бьющего в окно града. Несмотря на запреты Лекси, я нашел маленькую дырочку в занавеске и уставился в темноту. Деревья стояли голые, ветки тянулись к небу, как мертвые руки. Хотя луны на небе не было, я разглядел бегущего через двор енота. А потом фигуру, сжавшуюся за одной из колонн беседки.
Келли.
Я моментально натянул рубашку и сбежал по лестнице, стараясь производить как можно меньше шума. Мне совсем не хотелось, чтобы Бакстон или Лекси узнали о человеке, который шел за мной до самого дома.
Дверь за мной хлопнула, и Келли отпрыгнула.
— Это я, — я боялся, смущался и радовался одновременно.
— Привет, — робко сказала она. На ней были синее платье, меховая накидка и низко надвинутая на лоб шляпа, а на плече висел большой саквояж. Она дрожала. Больше всего мне хотелось взять ее на руки и отнести наверх, где мы могли бы согреться под моим одеялом.
— Ты куда-то собираешься? — Я кивнул на саквояж.
— Надеюсь, — она взяла мои ладони в свои, — Стефан, мне неважно, кто ты. Меня это никогда не волновало. И я хочу быть с тобой, — она заглянула мне в глаза, — я… я люблю тебя.
Я уставился в землю. В горле встал комок. Когда я был человеком, то думал, что люблю Катерину, пока не увидел ее в цепях и наморднике, с пеной на губах. Это зрелище не вызвало во мне ничего, кроме отвращения. А Келли видела меня без сознания, истекающего кровью из-за ожогов от вербены, мучимого охранниками, лупящего брата на арене, и она любила меня. Разве такое возможно?
— Можешь не отвечать, — поспешно добавила Келли, — я должна была тебе сказать. И я в любом случае уезжаю. Я не могу оставаться с отцом после того, что случилось. Я иду на вокзал, и ты можешь пойти со мной. Ты не должен. Но мне бы этого хотелось, — лепетала она.
— Келли! — Я прервал ее, приложив палец к губам. Ее глаза расширились — в них был то ли страх, то ли надежда.
— Я пойду с тобой куда угодно. Я тебя люблю и буду любить до конца своей жизни. Лицо Келли расцвело радостью:
— Ты имел в виду, до конца своей не-жизни. — В ее глазах плясали веселые искры.
— Как ты узнала, где я живу? — Я почувствовал смущение.
Келли зарделась:
— Я следила за тобой. Когда ты убежал после первой битвы с вампиром. Я хотела знать о тебе все.
— Теперь знаешь.
Не в силах больше сдерживаться, я обнял ее и наклонился к ее губам, не боясь услышать, как течет кровь или как ее сердце начинает биться быстрее в предвкушении. Она обняла меня крепче, и наши губы встретились. Я жадно целовал ее, упиваясь мягкостью ее губ. Мои клыки не росли; все, чего я хотел, — быть рядом с ней, с человеком. Она была теплая и мягкая и на вкус напоминала мандарины. Я представил наше будущее. Мы уедем как можно дальше из Нового Орлеана, возможно, в Калифорнию, или даже уплывем в Европу на корабле. Мы поселимся в маленьком домике, будем держать какой-нибудь скот, которым я смогу питаться, и вдали от любопытных глаз проживем вместе всю жизнь.
На краю сознания билась мысль: а не превратить ли ее в вампира? Мне была отвратительна мысль о том, чтобы вонзить клыки в ее белую кожу, обречь ее жаждать крови и бояться солнечного света, но я не мог и думать о том, что она состарится и умрет у меня на глазах. Я потряс головой, пытаясь избавиться от этих мыслей. Я подумаю об этом потом. Мы оба подумаем.
— Стефан, — прошептала она, но шепот перешел в стон, и она выскользнула из моих объятий, обрушившись на землю. Мясницкий нож торчал у нее из спины, из раны лилась кровь.
— Келли! — я упал на колени. — Келли!
Я отчаянно рванул зубами вену на запястье, пытаясь напоить ее своей кровью и исцелить. Но прежде, чем я успел прижать запястье к ее губам, невидимая рука дернула меня за воротник рубашки.
Знакомый низкий смех прорезал ночной воздух:
— Не так быстро, братишка.
31
Я обернулся, готовый к удару, и оскалил клыки. Но прежде, чем я успел пошевелиться, Дамон схватил меня за плечи и швырнул через улицу. Я тяжело ударился о мостовую, рука выгнулась под неестественным углом. Я поднялся на ноги. Келли лежала на траве, рыжие волосы рассыпались, под ней темнела лужа крови. Она тихо застонала, и я понял, что это агония.
Я побежал к ней, раздирая собственную рану, чтобы ей легче было пить. Но Дамон загородил мне дорогу и толкнул плечом в грудь. Я упал на землю, снова встал и взревел:
— Хватит!
Я бросился на него, готовый разорвать его на части, сделать то, чего он так долго хотел.
— Правда хватит? А как же обед? — На лице Дамона появилась улыбка. Я в ужасе наблюдал, как Дамон встает на колени, впивается в шею Келли и долго-долго пьет кровь. Я пытался оторвать его, но он был слишком силен. Сколько людей он убил с момента нашего побега?
Я оттаскивал его, чтобы освободить Келли, но Дамон не двигался с места, как будто я дергал каменную статую.
— На помощь! Лекси! — заорал я, и Дамон отбросил меня быстрым ударом локтя.
Я обрушился на траву, а Дамон продолжал пить. И тут я понял, что стоны Келли затихли. — Как и ровное монотонное течение крови, которое я всегда слышал в ее присутствии. Я упал на колени.
Дамон повернулся ко мне. Его лицо было все в крови. В крови Келли. Я попятился, а он только усмехнулся:
— Ты был прав. Вампиры убивают. Спасибо за науку.
— Я убью тебя. — Я снова бросился на него. Я опрокинул его на землю, но Дамон воспользовался тем, что у меня ранена рука, и отбросил меня, так что я упал рядом с Келли.
— Не думаю, что я сегодня умру, спасибо, — сообщил он, — твое время принятия жизненно важных решений прошло.
Он встал, как будто собираясь уйти. Я подполз к Келли. Остекленевшие глаза были широко распахнуты, лицо побелело. Грудь все еще вздымалась и опускалась, но редко.