Страница 28 из 28
— Ничего. Я горжусь знакомством с тобой. — Ее взгляд стал серьезным. — Мне жаль Келли — и твоего брата.
— Он мне больше не брат, — быстро сказал я.
Лекси поставила портрет на столик.
— Может, и нет. Но ты сам говорил, что он был с тобой всю твою человеческую жизнь. Ты можешь это вспомнить и простить ему все остальное?
Я вздрогнул. Я не хотел вспоминать Дамона. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
Лекси пересекла комнату и положила руку мне на плечо.
— Стефан, скучать по людям и своей человеческой жизни больно. Но потом станет легче.
— Когда? — Голос дрогнул.
Она посмотрела на портрет, стоящий на столике:
— Не знаю. Это происходит постепенно. — Она замолчала, а потом засмеялась, так легко и открыто, что мне захотелось сесть и никогда не уходить из этого дома. — Дай догадаюсь. Ты хочешь, чтобы это случилось прямо сейчас.
Я улыбнулся:
— Ты хорошо меня знаешь.
Лекси нахмурилась:
— Тебе нужно научиться терпению, Стефан. У тебя впереди вечность.
Повисла тишина. Слово «вечность» звенело в ушах.
Я рывком обнял Лекси, вдохнул ее запах — запах дружбы, и вышел из дома, не оглядываясь.
На улице я принялся корить себя за сентиментальность. Мне надо было многое сделать, а жалость к себе служила оправданием для того, чтобы отложить дела. Я остановился на том месте, где умерла Келли. Там не было пятен крови — никаких следов того, что она вообще жила. Я встал на колени и оглянулся, прежде чем поцеловать мостовую.
Потом я побежал — все быстрее и быстрее. Вставало солнце, и город просыпался. Мальчишки-рассыльные сновали туда-сюда на велосипедах, солдаты Союза маршировали по улицам, держа винтовки в руках, как детей, уличные торговцы располагались на тротуарах, в воздухе пахло сахаром и дымом.
И, конечно, кровью и железом.
Я быстро добрался до вокзала, где на платформе уже стояла толпа. Мужчины в визитках сидели на потертых деревянных скамьях в зале ожидания и читали газеты, а женщины нервно сжимали свои сумочки. На вокзале царило ощущение праздника, мимолетности. Идеальное место для охоты. Прежде чем я успел что-то сделать, клыки выдвинулись из десен.
Спрятав лицо в ладони, я досчитал до десяти, борясь с охватившим меня голодом и ожидая, когда клыки вернутся к нормальному виду.
Наконец, я присоединился к людям на платформе и встал в дальнем ее конце. Рядом со мной слились в объятиях двое влюбленных. Солдат запустил ладонь в рыжеватые волосы девушки, а она, приподнявшись на цыпочки, вцепилась в его плечи, как будто вовсе не собиралась отпускать.
Я смотрел на них, думая, что в какой-нибудь другой жизни между мной и Келли могла бы произойти такая же сцена. Она могла бы поцеловать меня, провожая на войну, а потом ждать моего возвращения.
Раздался свисток, и поезд вкатил на станцию, выплюнув грязное облако и вырвав меня из моих грез.
Вслед за солдатом я сел в поезд, размышляя, ждет ли их с девушкой счастье. Утешение я нашел в мысли, что даже если и не ждет, то по крайней мере я в этом не виноват.
Я зашел в купе пассажирского вагона.
— Ваш билет, сэр? — протянул руку кондуктор.
Я посмотрел на него, и мне стало отвратительно от мысли о том, что придется воспользоваться Силой.
«Пропусти меня».
— Я показывал его вам, — громко сказал я, — вы, должно быть, забыли.
Кондуктор кивнул и отошел в сторону. Поезд тронулся, унося меня в новую жизнь, где я никогда никого не подчиню себе без крайней необходимости и никогда больше не попробую человеческой крови.
Эпилог
Когда я перестал пить человеческую кровь, я стал намного лучше слышать человеческое сердцебиение, сразу понимая по его скорости, грустит ли человек, беспокоится или влюблен. Не то чтобы я много общался с людьми. Покинув Новый Орлеан, я на самом деле стал ночной тварью, спал днем и выходил на улицу, только когда люди уже мирно спали в своих постелях. Но иногда я слышал быстрый стук сердца и понимал, что кто-то вылезает из окна или проскальзывает в дверь, чтобы встретить любимую и провести с ней несколько мгновений.
Слышать это было тяжелее всего. Я всегда вспоминал о Келли, о ее бешено колотящемся сердце и быстрой улыбке. О том, какая она была живая, как не побоялась полюбить меня, зная о моей истинной сущности. Когда я вспоминал наш план побега, то мог только горько смеяться над собой — как я мог подумать, что он сработает? Это была такая же глупая ошибка, как влюбленность в Катерину, как вера в то, что вампиры и люди могут любить друг друга, что разница между нами ничтожна, и на нее можно не обращать внимания. Но в третий раз я не попаду в эту ловушку. Если вампир и человек осмелятся полюбить друг друга, за этим всегда последуют смерть и разрушение. А крови на моих руках хватит не на одну вечность.
Я никогда не узнаю обо всем зле, которое Дамон приносит в мир. Когда до меня доходят слухи о чьей-то таинственной смерти или я вижу в газете статью о кровавой драме, я сразу думаю о своем брате. Его я тоже слушаю, всегда готовый услышать его «братишка», произнесенное с подчеркнутой медлительностью.
Но в основном я слушаю самого себя. Чем дольше я питался звериной кровью, убивая старых белок или лисиц, тем быстрей угасала моя Сила, и теперь у меня осалишь лишь тени былых возможностей. Вместе с Силой я лишился острого чувства радости жизни, но и вина, груз которой мне предстоит нести до конца моих дней, немного притупилась. Такова была сделка — одна из многих, которым мне пришлось обучиться, и одна из очень многих, которые мне придется заключить на протяжении грозящей мне вечности.
Я дал клятву вечно продолжать движение, не задерживаться на одном месте слишком долго и ни к кому не привязываться. Это единственный путь, на котором я не причиню много зла. Потому что Господь спасет нас всех, даже если когда-нибудь я снова влюблюсь в человека…