Любовница

— И он сын Элизабет Итон, погребенной в склепе?

— Да. — Беркли поднял глаза. — Но два года назад, прежде чем выйти в свет, он отказался от своего последнего имени. Потому-то мне и потребовалось столько времени, чтобы все выяснить… Так что, если бы вы не приказали разузнать, кому принадлежит музей, я бы никогда не докопался до истины.

И тут раздался стук в дверь библиотеки. Маркус, досадливо поморщившись, обернулся:

— Войдите.

Ловелас открыл дверь. Ифигиния в белом утреннем платье и шляпке с цветами нетерпеливо подпрыгивала за его спиной.

— Миссис Брайт хочет видеть вас, милорд, — объявил Ловелас, как будто не замечая, как она бешено размахивает руками, пытаясь привлечь внимание Маркуса.

Тот усмехнулся:

— Просите.

Ловелас посторонился. Ифигиния стремительно ворвалась в библиотеку. В руках она тащила огромную книгу в тяжелом кожаном переплете.

— Маркус, ты никогда не поверишь, что случилось! Кажется, я знаю, кто наш вымогатель. Понимаешь, я нашла пятнышко черного воска вот в этой книге, которую давала читать…

— Герберту Хоуту? — спокойно спросил Маркус.

— О Господи! — Ифигиния застыла, ошеломленно вытаращив глаза. — Как ты угадал?

— Я никогда не гадаю, дорогая. Я строю научно обоснованные гипотезы.

Густые сумерки окутывали узкую улочку. Свет луны слабо освещал окна дома номер два по Фарли-стрит. Маркус осторожно просунул лезвие ножа между окном и подоконником.

— Будь осторожен! — шепнула Ифигиния. Обернувшись, она быстро осмотрелась — нет ли здесь еще кого-нибудь, кроме них.

— Я всегда осторожен.

— Маркус, ты злишься?

— Поверь, я вовсе не собирался провести брачную ночь, взламывая апартаменты Хоута!

Он аккуратно надавил на нож — и рама подалась.

— Я мечтал о гораздо более интересных занятиях, мадам.

— Скорей! — Ифигиния откинула капюшон своего плаща. В темноте смутно чернел погашенный фонарь, который она предусмотрительно захватила с собой. — Уверена, мы найдем и печать с фениксом, и черный воск!

— Совершенно напрасная трата времени! — Маркус перекинул ногу через подоконник. — Мы и так знаем, что Хоут вымогатель.

— Но нам нужны доказательства! Неопровержимые улики, такие, как воск и печать.

— Ты отлично знаешь, что мы притащились сюда вовсе не для сбора улик! Просто тебе приспичило доказать мне правильность своей гипотезы!

— Да, она ничуть не хуже твоей! Я не сомневаюсь, что смогла бы и без тебя вычислить Герберта! — Подхватив полы плаща и юбок, Ифигиния закинула на подоконник затянутую в чулок ногу.

Не сводя хмурого взгляда с ее изящных ножек, Маркус думал о том, как они будут выглядеть, запутавшись в простынях его огромной постели…

«Позже, — пообещал он себе. — Ифигиния теперь моя, и это самое главное. Можно расслабиться. Она моя, она принадлежит мне с той самой минуты, как мы обменялись клятвами перед алтарем. Она моя жена».

С чувством глубокого удовлетворения он обхватил новобрачную за талию и легко пронес в окно. Ну какая еще женщина могла бы потребовать провести брачную ночь, обшаривая стол вымогателя? Нет, его Ифигиния — самая настоящая оригиналка!

Маркус решил позволить себе немного снисходительности — теперь-то она точно принадлежит только ему!

Он совершенно не одобрял сумасбродного плана обыска комнат Хоута, но убедил себя в том, что по крайней мере это безопасно. В конце концов, Герберт человек светский, а значит, его не будет дома до самого рассвета. Маркус знал также, что слуга Хоута имеет обыкновение коротать вечера в ближайшем трактире.

— Задерни занавески! — тихо приказала Ифигиния, зажигая фонарь.

Маркус повиновался. Обернувшись, осмотрел комнату. Уютно. Воплощение скромного приюта небогатого молодого человека. Письменный стол в углу, ряды книжных шкафов вдоль стены. Кресло с изогнутой спинкой возле холодного камина. На столике рядом полупустая бутылка бренди и хрустальный бокал.

— Похоже, Хоут не вкладывает грязные денежки в обустройство своего гнездышка, — заметил Маркус.

— Нет, но зато у него фраки от Уэстона, а недавно он обзавелся еще и собственным экипажем! — сообщила Ифигиния, быстро осматривая стол Герберта. — Не забывай о музее доктора Хардстаффа — он наверняка стоил целое состояние!

— Еще памятник на Ридингском кладбище. — Маркус выдвинул ящик бюро и увидел кипу чистых, свеженакрахмаленных галстуков.

— Трудно поверить, что человек, совесть которого отягощена убийством и вымогательством, мог выстроить такой грандиозный памятник своей матери… Ага-а-а! — присвистнула вдруг Ифигиния.

— Что означает твое «ага-а-а»?

— То, что стол не заперт. — Она начала деловито копаться в верхнем ящике.

Маркус прошелся по комнате.

— Терпеть не могу изрекать прописные истины, но спешу напомнить: если ящик не заперт, значит, в нем нет ничего важного для хозяина.

— Ерунда! Ничегошеньки это не значит! Просто Герберт не считает черный воск и печать опасными уликами.

— В таком случае он гораздо глупее, чем я думал. — Маркус нахмурился, увидев, коробочку с воском в руках Ифигинии. — Ну?

— Красный воск, — разочарованно протянула она. — Но может быть, где-то есть еще одна коробка! И печать…

Однако двадцать минут самого тщательного обыска не дали никаких результатов — ни воска, ни печати с фениксом нигде не было.

— Не понимаю. — Стоя посреди комнаты, Ифигиния озадаченно постукивала об пол носком туфельки. — Они же должны быть где-то здесь!

— Совсем не обязательно! — Маркус с нетерпением ждал, когда они наконец смогут уйти отсюда. Конечно, приятно идти на поводу у молодой жены, но всему же есть предел! — Он может носить их с собой или хранить в потайном сейфе. Существует множество мест, где легко спрятать подобные мелочи.

— Я знаю, где он хранит эти мелочи! — У Ифигинии вдруг загорелись глаза. — В музее доктора Хардстаффа!

Маркус застонал:

— Уверяю тебя, совершенно незачем обыскивать музей! А вдруг там сейчас проходят восстановительный курс несчастные пациенты?

— Непременно стоит попробовать! — Ифигиния погасила фонарь и направилась к окну. — Перестань брюзжать, Маркус! Ты же знаешь — у нас вся ночь впереди.

— Слава Богу! — Он быстро окинул взглядом темную комнату: не оставить бы где-нибудь следов своего присутствия. — И я очень бы хотел большую часть этой ночи провести в постели.

Ифигиния, подхватив плащ и юбки, перекинула ногу через подоконник.

— Как ты можешь ворчать?! Мы и так проведем там большую часть своей жизни!

Его сердце радостно забилось. Большую часть жизни рядом с Ифигинией!..

Как и в прошлый раз, улица позади дома номер девятнадцать по Лэмб-Лайн была темна и пустынна. Ступеньки, ведущие к задней двери, скрипели и вздыхали под тяжелыми шагами Маркуса, осторожно шедшего впереди Ифигинии.

Страшное чувство тревоги не отпускало его — чего не было раньше, возле дома Герберта.

Поднявшись на площадку, Маркус толкнул дверь. Она легко отворилась — точно так же, как и в прошлый раз. Волосы зашевелились у него на голове…

— Маркус? — Ифигиния остановилась на нижней ступеньке и подняла глаза. — Что-то не так?

— Стой где стоишь. Я пойду первым. — Он снял фрак и перекинул его через плечо. Ночной холодок пробрался под тонкий батист нарядной сорочки, но Маркус даже не заметил этого. Неожиданно ему захотелось почувствовать себя более свободным в движениях. — Давай сюда фонарь.

— Но, Маркус…

— Жди меня здесь, Ифигиния. Ясно?

К огромному его облегчению, она послушалась. Взяв фонарь, Маркус шагнул в темный холл. Там стояла глубокая, жуткая тишина. Похоже, богини мужской силы нынче отдыхают… Маркус прошел через холл в комнату, где перед сценой стояла огромная кровать.

Осторожно приоткрыл дверь. Свет фонаря выхватил обрывок прозрачного занавеса. Значит, экран не починили с тех пор, как Сэндс в ярости сорвал его с колец…

— Видишь что-нибудь? — шепотом спросила с порога Ифигиния.