Страница 30 из 86
Рыжий снова опасливо огляделся, словно боялся, как бы понтифик его не услышал.
— Да, я знаю об этой истории, — отозвался Пико. — Тогда арестовали многих римских литераторов и философов.
— Я был очень молод в те времена, моя карьера только начиналась. До высшего звена, то есть до тех, кто работает в непосредственном контакте с кардиналом вице-канцлером, было очень далеко. Скорее всего, меня спасли юный возраст и свойственная ему наивность. Именно наивность, а не невиновность, ибо, если ты попал в лапы инквизиции, виновен ты или нет, значения уже не имеет.
— Инквизиция? При чем тут инквизиция? — удивился Пико. — Ведь речь шла не о политическом заговоре!
Рыжий так отчаянно замотал головой, что от его огненной гривы прошел ветер.
— Инквизиторы были уверены, что речь шла о попытке восстановить языческие культы с помощью дьявольских искусств. И все колдуны будто бы собирались в Риме под видом изучения античности, а сами на своих сборищах пытались заключить союз с Сатаной, чтобы открыть двери Антихристу. Для прикрытия они использовали имена знаменитых философов, например грека Платона, и почитали его учителем более древним, а следовательно, более великим, чем Христос.
Пико внимательно вслушивался в его слова. Рассказ Манетто полностью подтверждался. Более того, наметилось явное совпадение по времени: рукопись попала в руки Козимо как раз тогда, когда в Риме шли аресты аббревиаторов.
— Но о чем вы хотели меня спросить? — прервал его размышления рыжий.
— Мне бы хотелось узнать о человеке, который какое-то время работал в Канцелярии вместе с вами. Я говорю о знаменитом архитекторе Леоне Баттисте Альберти.
— Баттиста, — со вздохом прошептал аббревиатор, словно это имя возбудило в нем далекие воспоминания о чем-то теплом и сердечном. — Да, я его знал. Он принадлежал к нашему кругу чиновников при курии. Несмотря на разницу в возрасте и на его блестящую образованность, я удостоился его дружбы. Он был очень замкнут и никого к себе близко не подпускал… Может, его это и спасло, — покачав головой, прибавил он.
— Спасло? — повторил Пико. — Так, значит, и Альберти могли арестовать?
Аббревиатор поднялся со скамьи, сел рядом с юношей.
— Альберти был чрезвычайно любознательным человеком, интересы которого простирались далеко, равно обогащая его ученость и светом солнца, и тенями того, о чем лучше бы не знать, — загадочно прошептал он.
— Что вы имеете в виду?
— Говорили… Учтите, это всего лишь сплетни, но говорили, что он посещал не самые достойные места и улицы в окрестностях Пантеона были ему хорошо знакомы, особенно по ночам.
— Выражайтесь яснее! Леон Баттиста интересовался черной магией?
Аббревиатор помедлил с ответом.
— Никто не знает наверняка. Но иногда, в редкие минуты откровенности, Леон Баттиста упоминал… что он перенял какие-то знания от греческого ученого, приезжавшего во Флоренцию во время Восточного собора [47]. И еще: якобы какие-то тайны ему открыл один из северных князей, на которого он тогда работал.
Пико лихорадочно размышлял. Он вспомнил слова Марсилио: на Флорентийском соборе, где пытались восстановить отношения между Католической и Православной церковью, Альберти был в свите кардинала Бессарионе. И самое главное, он принимал участие в ученых диспутах, которые организовывал Джемисто Плетоне. Этот философ привез на Запад сочинения Платона и множество халдейских и египетских загадочных текстов, а также рукописи Гермеса Трисмегиста.
Но кто же был этот северный князь?
— Может быть, он намекал на Сиджизмондо Малатеста? — нетерпеливо спросил юноша.
Рыжий кивнул и еще больше понизил голос:
— Да, на вельможу из Римини, отлученного от Церкви. Говорят, тот пытался убить Папу Павла Второго. Но Леон Баттиста отзывался о нем с большим почтением и с удовольствием вспоминал то время, когда возводил его семейную капеллу. Он называл ее своей первой работой, первым знаком.
— Первым знаком?
— Да, он много раз так говорил. Я не знаю, что Альберти имел в виду, но имя этого человека он упоминал часто, ибо благодаря ему познал истину.
Аббревиатор замолчал, а Пико задумался, пытаясь осмыслить только что услышанное.
Но тут рыжий снова заговорил:
— Леон Баттиста был во власти одной навязчивой идеи. В последнее время он ею просто бредил.
— Что за идея?
— Он говорил о каком-то особенном, совершенном шрифте.
— Совершенный шрифт… А он не сказал, что это такое?
Пико был поражен. Те же слова он слышал от Лоренцо, и, возможно, эта тайна лежала у истоков всех убийств, случившихся во Флоренции.
Марко покачал головой.
— Я в точности так и не понял. Но думаю, что он имел в виду шрифт для перепечатывания тех документов, что мы готовили. Он всегда был недоволен работой переписчиков.
— Совершенный шрифт… Больше он ничего не упоминал?
— Нет. Но однажды, когда мы об этом заговорили, Альберти заметил, что древние умели придумывать буквы для своих языков и таким образом точно передавать мысли. Следовательно, должны существовать и письмена, соответствующие языку самого Бога.
— Самого Бога? Может, он имел в виду древнееврейский?
— Нет… не думаю. Полагаю, что у Леона Баттисты были весьма индивидуальные представления о божественности.
— А вы сами когда-нибудь видели этот шрифт?
— Во время перерывов Леон Баттиста часто исписывал целые листы какими-то странными значками, но тщательно оберегал их от посторонних глаз и всегда уносил с собой.
— И вы не знаете, где сейчас могут быть эти листки?
— В последние годы Леон Баттиста жил затворником. Я с ним больше не виделся. Умер он в одиночестве. Это случилось десять лет назад, сразу после дня основания Рима.
— И не было никого, кто навещал бы его в последние дни, с кем он мог бы доверительно поговорить?
Аббревиатор пожал плечами.
— Мне известно, что его похоронили в церкви Святого Августина. Наверное, кто-то позаботился о том, чтобы он не попал в общую могилу. — Лицо его вдруг озарилось. — Был один человек, который мог что-то знать. Тоже архитектор высокого класса, мастро Манилио да Монте. Он долго работал в Риме, занимался в основном укреплением оборонительных сооружений замка Сант-Анджело.
— А где его можно найти? Могу я с ним поговорить?
Рыжий грустно посмотрел на Пико.
— Его тоже арестовали во время преследований. Однажды я столкнулся с ним, когда еще сам был под арестом. Его вели в цепях. В отличие от нас, кому повезло, его не освободили. Он все еще находится в каземате, в башне Нона.
Информация о знаменитом архитекторе, которой располагал Пико, постепенно обрастала новыми деталями. Особенно его поразила одна новость — страсть Леона Баттисты к изучению различный видов письменности.
Незадолго до убийства Фульдженте изготовил шрифт для немецкого печатника, работавшего во Флоренции. Может, именно по этому поводу он поддерживал связь с архитектором? И поэтому в его руки попала книга Гермеса?
— Вы что-нибудь знаете о некоем Фульдженте Морре? — быстро спросил Пико.
Рыжий закрыл глаза, словно силясь вспомнить.
— Морра… Ну да, конечно… Он тоже какое-то время работал в курии. Он делал свинцовые матрицы для печатей, имеющих силу при скреплении документов. Я часто видел, как он разговаривал с Леоном. Но и Морра давно куда-то исчез.
На миг в мозгу Пико промелькнул образ распростертого на полу тела резчика. Судя по всему, аббревиатор ничего не знал о его судьбе. Пусть не знает и дальше.
— А вам случайно не известно, где он живет?
Марко удивленно посмотрел на юношу и ответил:
— Не думаю, что в Риме. Сразу после смерти Леона Баттисты Морра, кажется, собирался ехать куда-то на Восток. Уже десять лет прошло.
— Вы больше ничего о нем не слышали?
— Нет. И в курии он больше не появлялся. Его работу передали другим резчикам, должен сказать не таким искусным, как Фульдженте.
47
Видимо, автор имеет в виду Семнадцатый, Ферраро-Флорентийский вселенский собор (1438–1441), который признает Католическая церковь. Он занимался вопросами унии.