Страница 121 из 146
Как мы говорили, ответ Антония был передан сенату 1 февраля. Антоний соглашался отказаться от Цизальпинской Галлии, отказаться от Македонии и распустить армию, но требовал наделить землей его ветеранов и признать законными меры, принятые им, как он утверждал, в соответствии с волей Цезаря. Управление Галлией Косматой, вместе с командованием шестью легионами, се-пат должен был гарантировать ему на пять лет, то есть на весь срок консульства и последующего наместничества Брута и Кассия.
Обсуждение предложений Антония началось в сенате 2 февраля. Общий ход прений нам известен из восьмой Филиппики, произнесенной 3 февраля. Как и прежде, сенат разделился: одни, подобно Квинту Фуфню Калену, явно хотели поддержать Антония, другие, во главе с Цицероном, требовали объявить Антония врагом римского народа. В конце концов сенат проголосовал за компромиссное решение: Антоний не будет объявлен «врагом», но сенат провозгласит государство «в состоянии боевой тревоги», tumultus, и граждане, следовательно, должны подготовиться к войне. Консулам и юному Цезарю вручалась вся полнота власти. Специальным сенатусконсультом признавались недействительными все решения, принятые Антонием во время консульства. Смятение и путаница дошли до предела. В восьмой Филиппике Цицерон пытается извлечь пользу из сложившегося положения. Луций Цезарь, говорит он, стремясь избежать слова «война», bellum, настоял на выражении «состояние боевой тревоги» — tumultus. Но это — игра словами, основанная на ошибке. Слово tumultus но своему прямому смыслу означает немедленное объявление всеобщей мобилизации. Сенаторы хотели смягчить свое решение, а добились прямо противоположного. Цицерон показывает, что решения сената лишены всякой логики. Мир, о котором они хлопочут, оказывается на поверку войной, кое-как замаскированной. На этот раз Цицерону удалось убедить собравшихся: сенат проголосовал за предложенное им решение. В нем объявлялась амнистия солдатам, которые покинут армию Антония до предстоящих Мартовских ид, и устанавливалось, что, напротив того, каждый, кто присоединится к Антонию, будет рассматриваться как выступивший против республики. В решении содержался также намек на то, что, если кто-либо из воинов Антония убьет своего командующего, он может твердо рассчитывать на награду со стороны консулов и сената
Вопреки желанию сенаторов и в первую очередь консуляриев Цицерон мало-помалу сжимал кольцо вокруг своего врага. Преследовать Антония ему теперь стало легче, так как война фактически уже началась. Гирций занял городок Платерну и рассчитывал использовать его как базу для боевых действий против войск, осаждавших Мутину. Октавиан занял Форум Корнелиум на Эмилиевой дороге. Казалось, Антоний обречен и Цицерон вот-вот восторжествует Оттого большинство сенаторов и проголосовало за предложения оратора. Цицерон не слишком ошибался, полагая, что многие из его коллег в курии заботятся больше о своей безопасности, чем об интересах государства.
Из трех послов, направленных месяцем ранее в лагерь Антония, Цицерону был близок только Сервий Сульпиций Руф. Руф полагал, что его присутствие заставит Луция Пизона и Марция Филиппа держаться более твердо, и потому принял назначение, несмотря на начинавшуюся болезнь. Он поехал больным и по дороге умер Можно сказать, что Руф принес себя в жертву долгу. И Цицерон в один из дней после 4 февраля произнес в сенате похвальное слово покойному. Оно известно под названием девятой Филиппики. Еще до речи Цицерона консул Панса предложил воздвигнуть Сульпицию статую на рострах, а Публий Сервилий Исаврийский — возвести гробницу за государственный счет. Цицерон объединил оба предложения и добился, что его другу (а некогда — противнику в процессе Мурены) воздвигли статую на рострах и гробницу на Эсквилине, на краю дороги, ведшей в альбанские земли. Но дело было не только в почестях, выражавших его дружеские чувства к Руфу. В девятой Филиппике есть и более глубокий замысел. В трактате «О государстве», в какой-то мере в «Тускуланах;» и совершенно отчетливо в диалоге «О славе» Цицерон проводит мысль о том, что слава и право на бессмертие — достояние государственных деятелей, хорошо послуживших родине. К их числу и относился Сервий Сульпиции Руф; умеренный противник Цезаря, он отказался в пору гражданской войны последовать за Помпеем и твердо встал на защиту свободы, когда увидел угрозу ей в лице Антония. Пример Руфа, надеется Цицерон, вдохновит сенаторов. На достижение подобной цели не следует жалеть средств и почестей.
К середине февраля обнаружился еще один фронт будущей войны между Антонием и убийцами Цезаря. Цицерон, как мы видели, заметил это еще раньше, о чем и писал Кассию, Требонию и Корннфицию. Брут никогда не относился с излишним доверием к обещаниям Антония, к декрету об амнистии; осенью 44 года он выехал из Рима и отправился на Крит, назначенный ему в качестве провинции, желая опередить Антония, который затем и пытался самовольно отнять у Брута эту провинцию. С Крита Брут съездил в Афины, там он привлек на свою сторону нескольких промагистратов помпеянской ориентации: наместника Македонии Квинта Гортензия (сына оратора), квесторов в Азии и в Сирии, предоставивших в его распоряжение материальные средства; его поддержали также некоторые находившиеся здесь молодые римляне, в числе последних был Марк Туллий, сын Цицерона; он считал себя воином больше, чем философом, что и доказал в битве при Фарсале. К Бруту явился здесь также Гораций и вскоре занял должность военного трибуна. Ватиний, некогда враг Цицерона, с ним помирившийся, передал Бруту город Диррахий и армию, находившуюся под его началом. Когда брат Антония Гай, получивший в управление Македонию без всяких законных оснований, по распоряжению брата, по дороге в свою провинцию вступил в Иллирию, он не смог продвинуться дальше Аполлонии. В десятой Филиппике, произнесенной около середины февраля, Цицерон поддержал предложение Пансы распространить империй Брута на Македонию, Иллирию и Грецию. Сенат утвердил решение. Восток теперь, казалось, надежно защищен от посягательств Антония. Тогда стала окончательно вырисовываться перспектива, с которой вначале никто не хотел считаться — открытая война между главой заговорщиков Мартовских ид и теми, кто провозгласил себя мстителями за Цезаря.
Первым эпизодом войны стало убийство Требония, о котором мы уже упоминали. Долабелла еще при жизни Цезаря не раз проявлял свой неуправляемый бешеный прав. От Антония он получил провинцию Сирию, отнятую у Кассия. Кассию обещал эту провинцию еще Цезарь, и он отказался принять взамен новое назначение — снабжение Рима сицилийским зерном; Кассий отправился в Сирию и остался там. В конце февраля сенату доложили об убийстве Требония, отцы-сенаторы единодушно объявили Долабеллу врагом римского народа. Однако от их единодушия не осталось и следа, когда встал вопрос о том, кто сделает из решения все необходимые выводы и приведет его в исполнение. Цицерон предложил поручить это Кассию, но сенаторы решила, что делом Долабеллы займутся оба консула — после окончания военных действий под Мутиной. Так что выполнение приговора откладывалось на неопределенное будущее. Цицерон отстаивал свое предложение в одиннадцатой Филиппике; столкнувшись с несогласием сената, он написал Кассию — пусть тот сам на месте принимает необходимые меры. Долабелла явился в Сирию, рассчитывая принять на себя руководство провинцией. Но Кассий оказался там во главе римских войск, которые еще со времен Цезаря стояли в Египте. Сенат подтвердил, что провинцией Сирией управляет Кассий. Тогда Долабелла убил в Смирне Требония и объявил себя наместником провинции Азии. Из Азии он попытался вторгнуться в Сирию и на первых порах добился кое-каких успехов, главным образом на море с помощью флота, который ему прислала-Клеопатра. Вскоре, однако, Долабелла вынужден был запереться в Лаодикее. После неудачной вылазки, поняв, что окружен со всех сторон, Долабелла покончил с собой. Передняя и Малая Азия оказались под контролем антицезарианцев. Кассий выступал в роли как бы верховного командующего, а под его началом провинцией Вифинией ведал Тиллий Цимбер, тоже участник заговора Мартовских ид.