Грибница

— Мёртвые они! — взор лены внезапно сверкнул и тут же померк. Она опустила голову. — Я знаю…

Димка внезапно понял. Задохнулся, замолчал, а потом залился слезами.

— Дядя Гриша, Сёмочка…

— И Фёдоровну убили, и Саныча, — Пётр, уткнулся в Милыну макушку. — Несчастных стариков ни за что ни про что.

— Надо бы их похоронить всех, — робко произнесла Ольга.

— Там ещё двое остались, и дом, мне кажется, гореть начинал, когда мы отъезжали, — Игнат потёр виски. — Лёху с этим Гришкой, уже считай, похоронили… Боже, как вспомню — жуть берёт!

— Получается, в живых остались только главарь и… — Ольга быстро взглянула на Тараса. Он сидел, понурив голову, рядом напряжённо выровнялась Ирина.

— Да, Оля, и Евгения, — Тарас мрачно посмотрел на неё. — Думаю, что она сильно пострадала: от взрыва в котле у неё загорелись волосы. Сергеич тоже вроде как ранен: мы с Ярославом слышали его вскрик во время перестрелки. Если сгорит их дом, они останутся без крыши над головой, раненые.

— Так им и надо! — выкрикнул Данил. — Хотели нас рабами сделать, Спайка моего чуть не убили!

— Тише Данил, не по-христиански это, бросать раненых на произвол судьбы, — Ольга встретила злой взгляд Арины, но выдержала его твёрдо, а вот на Иру старалась не смотреть.

— А что ты предлагаешь, Оля, вернуться и забрать этих преступников сюда, поселить их рядом с нами, с Ирой, с Даней, лечить их, кормить, помня всё, что они натворили? — Арина сердито мотнула головой. — Никогда!

— Мы могли хотя бы оказать им медицинскую помощь… — начал, было, Тарас.

— Тебе бы о других подумать! — взвилась Арина.

— Тарас прав, — Ира порывисто встала. — Мы должны оказать им медицинскую помощь, — и вдруг выпалила. — А потом навсегда прогнать из нашего города!

— Это не намного милосерднее, чем, если вообще не вмешиваться, — попыталась протестовать Ольга. — Я понимаю, Ира, что ты натерпелась от них, но милосердие…

— Нет! — Ира гордо выпрямилась. — Ты не понимаешь! Ни о каком милосердии я не говорю, просто я хочу, чтобы их тут больше не было! Мы им поможем просто, чтобы они поскорее убрались отсюда, вот и всё!

— Правильно! — Игнат тоже встал. — Так у них будет столько же шансов выжить, как и у всех других людей. Даже больше, если учитывать, что они вряд ли изменятся и подобреют. Девочка дело предлагает. Я бы тоже так поступил, незачем нам под боком эти две змеи!

— А я бы не возвращалась, это опасно, — запротестовала Светка.

— Я тоже так считаю, — поддакнула ей Вера Ивановна.

— Да чего их жалеть-то? — возмущался Егор.

— Нельзя так рассуждать, мы не такие как они, — пыталась их образумить Ольга.

— Проголосуем, — спокойный голос Ярослава подействовал на спорящих как холодный душ. Все замолчали. — По правилам нашей общины все, кому уже исполнилось пятнадцать лет имеют право голоса. Сделаем так: те, кто против помощи раненым и считает, что они её не заслуживают, пусть не поднимают рук. Кто за то, чтобы вернуться, оказать им медицинскую помощь, а потом изгнать из города пусть поднимут руки. Голосуем.

Пятеро: Арина, Света, Егор, Димка и Вера Ивановна оказались в меньшинстве. Голос отсутствующей Катерины решающего значения не имел, и её решили не беспокоить.

— Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь этой мерзавке, — зло сказала Арина.

— Тебе и не придётся, — отрезал Ярослав. — Этим займусь я и еще трое добровольцев. Выедем на санях завтра утром, а до тех пор им придётся позаботиться о себе самостоятельно.

— Как знаешь, — Арина сердито отвернулась от него и громко обратилась ко всей компании. — У нас девять больших спален. Одна — наша с Ярославом. Вторая — Ольги с Никитой. Третья комната — та, что последняя в конце западного коридора — будет общей и пользоваться ей будут по необходимости все по очереди, — Арина незаметно покосилась на Светлану, та слабо и как-то печально улыбнулась. — Остальные шесть комнат тоже заселены, но туда можно подселяться по-договоренности. Разбирайтесь с этим сами.

— Я бы попросил выделить две отдельные спальни для Катерины с Милой и для Лены, — сказал Пётр.

— Хорошо, значит, на всех остальных остаётся только четыре комнаты. В кладовой есть разобранные кровати и матрацы. Постелей тоже хватит.

— Давно хотел спросить, — подал голос Игнат. — А что это за дом такой странный? Напоминает гостиницу домашнего типа.

— Гостиница и есть, — ответил Ярослав и не очень уверенно добавил. — Скорее всего. Этот дом приснился мне, и мы бросили ради него наше прежнее жильё. Нашли легко, будто он ждал нас и манил.

— А разве вы не знаете — так и было: этот дом построили для вас, — вдруг произнёс Николай.

Старожилы ДомаНадРекой в изумлении повернулись к нему. Николай вздохнул.

— Я думал, вы знаете. В той комнате, куда вы меня поселили, я нашёл дневник прежнего владельца этого дома, человека, который его построил. Еще удивлялся, что вы оставили его в том столе. Сейчас это почти реликвия.

— Мы его не заметили, — виновато призналась Арина. — А что в нём, в этом дневнике?

Все в кухне ждали ответа. Николай, оказавшийся в центре внимания, нервно усмехнулся — он явно не привык к роли рассказчика.

— Там говорится, что хозяин выстроил этот дом для таких же людей как он сам, — начал мужчина. — Он чувствовал приближение катастрофы и готовился, хоть и знал, что не доживёт до её конца. Из-за рака. Но больше всего на свете он жалел не об этом. Он переживал о своём псе — Аркане. Боялся, что без него собака пропадёт. Последние строчки все посвящены ему…

— Аркану? Овчару? — в один голос вскричали Ярослав и Арина.

— Да, — Николай явно удивился. — Откуда вы знаете породу? Значит, всё-таки читали дневник?

— Нет, просто мы нашли их тут, когда приехали, — пояснил Ярослав. — Уже мёртвыми.

Николай печально склонил голову.

— Да, такую связь невозможно разорвать. Проще уйти следом

— О чём вы? — Арина почувствовала, как у неё стынет сердце.

— Они были ментальные партнёры, как вы это называете, — Николай сглотнул. — Партнёры — это слишком слабо сказано. И «связь» тоже. «Единство» — вот верное слово.

— Откуда вы это знаете? — прошептала Арина.

— Я жил в таком единстве последние тридцать лет, и потерял его, едва открыв способность говорить с моим Орликом словами, — горько произнёс Николай. Он вытащил из-за пазухи фотографию, которую часто видели у него в руках, но в которую до сих пор никто кроме него не заглядывал. Николай нежно погладил пальцем изображение и протянул карточку Арине. — Только, пожалуйста, осторожно — это единственное его фото, которое у меня осталось.

На фотографии был запечатлён огромных размеров конь тягловой породы, положивший голову на плечо совсем ещё молодому Николаю. Лицо мужчины разгладилось, он с необыкновенным волнением и с гордостью смотрел на изображение.

— Такого мощного и вместе с тем доброго коня я никогда больше не встречал, с ним и ребёнок мог управиться. Он неизменно завоёвывал все призы на чемпионатах своей породы. А ведь я вырастил его с жеребёнка, отбракованного на заводе из-за сломанной ножки — кобыла родами придавила, — которого собирались прирезать. Я тогда зарплаты на мотоцикл откладывал, а как его увидел — не захотел больше ничего, выкупил и вырастил. Только благодаря Орлику стал уважаемым человеком — со мной, с простым конюхом считались заводчики. Сколько раз пытались откупить его назад, а то и украсть — ничего у них не вышло. А этим летом старость забрала его у меня. Тридцать лет для коня — слишком долгий срок. Он умирал на земле, а я слышал только, как он переживает обо мне, чтоб не пропал без него, — Николай горестно качнул головой.

— Тридцать лет, — благоговейно прошептал Ярослав. — Полжизни быть привязанным к одному существу! Я очень вам сочувствую, Николай!

— Не стоит. Мы — люди — ужасные эгоисты и не заслуживаем сочувствия. Я жив до сих пор, а Аркан предпочёл уйти за хозяином. Мы значим для них больше, чем они для нас.

— Я думаю это не так, — Арина вернула ему фотографию. — Просто нам отмеряно больше, мы не имеем права отказываться от этого дара. От нас зависят другие, а от наших животных — только мы.